т кремля. И это Серега тоже оценил: ежели кто
вознамерится штурмовать деревянные стены, то укрыться от  разных  острых
предметов, коими наверняка начнут швыряться защитники, штурмующему будет
довольно трудно.
   Кроме дворов ремесленных имелись еще дворы купеческие. Например, двор
Горазда располагался вплотную к рынку. Солидный  двор.  Тын  -  не  ниже
городских стен. Были еще дворы гостевые и одинцовые. Вроде того,  что  у
новых Чифаниных родичей.
   Вообще-то пришлые селились отдельно. На выселках. Чтобы поставить или
купить двор внутри стен, требовалось  одобрение  городского  старшины  и
разрешение наместника. Последний мог обойтись и без народного одобрения,
но тогда пришелец селился уже в самом Детинце.
   Законы и порядки Малого Торжка  Серега  выведывал  очень  настырно  и
старался хорошенько запомнить.  Незнание  "понятий"  не  освобождает  от
ответственности, но зато способствует освобождению от имущества, свободы
и жизни.
   Поспрошав прохожих (здесь все  знали  всех),  Мыш  отыскал  Чифаню  с
неразлучным Сычком, и все четверо отправились в Любимову  лавку.  Чифаня
собственноручно подобрал чехол для ножа и повесил его на  Серегин  пояс:
единственную, если не считать плавок, вещь, оставшуюся у него из прежней
жизни.
   -  Дар!  -  солидно  сказал   Чифаня.   Лавочник-закуп,   торговавший
кожевенным товаром, не возражал. Чифаня был - из старших родовичей и мог
распоряжаться родовым имуществом. Во всяком случае, на уровне чехла  для
ножа.
   Разобравшись с вооружением,  в  складчину  купили  копченой  свинины,
лепех, огурчиков, квасу (Сычок намекал на что-нибудь покрепче, но ему не
вняли) - и отправились на реку. Серега ощущал себя будто в отпуске.  Для
полного удовольствия не хватало только девочек.
   Чтобы утрясти обед,  Духарев  слегка  погонял  Сычка,  обучая  разным
приемчикам. Мозгов у Сычка было немного, но с  остальным  дела  обстояли
неплохо. А уж удар он держал - загляденье. И это - без  всякой  техники,
исключительно на здоровье.
   "Я из него сделаю чемпиона! - решил Духарев.  -  По  крайней  мере  -
местного масштаба".

Глава шестнадцатая
В КОТОРОЙ СЕРЕГА ДУХАРЕВ ЛИЧНО УЧАСТВУЕТ В СОБСТВЕННОМ ШОУ А ЧУТЬ ПОЗЖЕ ДЕЛАЕТ ДВА ПОЛЕЗНЫХ ВЫВОДА

   Ишку-угра Сычок опять завалил.  И  кузнеца,  этакую  человекообразную
машину с немереной мускулатурой - тоже. Подбил ногу выученным  у  Сереги
приемом, уселся сверху и  взял  на  болевой.  Кузнец  взвыл  и  запросил
пощады. Не будь у кузнеца такой могучей мышцы,  не  умеющий  соразмерять
силу Сычок вообще порвал  бы  сопернику  связки.  Третий  противник,  из
купцов, по предложению Духарева сначала боролся с Ишкой  и  управился  с
ним на удивление легко. Раз-два - и угр уже воткнулся мордой в землю.  С
Сычком купчина провозился дольше, но  потом  исхитрился  и  кинул  Сычка
через себя.  Классически  -  с  упором  стопы  в  живот.  Картинка  была
замечательная: Сычок был килограммов на двадцать  тяжелее  худощавого  и
подвижного купчины. Кинул, перевернулся проворно и  наступил  пяткой  на
Сычково горло. Наступил и убрал ногу. Но оспаривать его победу никто  не
стал. Видно же, что пожалел лежачего.
   Народ  был  в  восторге.  Эта   публика,   в   отличие   от   публики
древнеримской, а  также  -  и  от  многих  Серегиных  соотечественников,
кровожадностью не отличалась.
   Духарев отсчитал победителю премиальные.
   - Устал? - спросил он.
   - Есть маленько, - признал  купчина.  Красивый  малый:  глаза  синие,
волосы темно-русые, а борода - светлая.
   - А завтра со мной бороться будешь?
   - Гривна, - ни секунды не помедлил купчина. - А повалю тебя - две.
   - По рукам! - согласился Духарев.
   И оповестил Чифаню, чтоб тот, в свою очередь, оповестил народ.
   Вообще-то Духарев не рассчитывал, что их шоу будет неизменно собирать
аншлаг. И был  приятно  удивлен,  когда  и  по  третьему  разу  набежала
изрядная толпа. Нет, конечно, далеко не все ставили значительные  суммы,
да и вообще ставили не все. Многие просто пришли поглядеть зрелище.
   "Мы у них теперь будем вместо вечернего сериала", - подумал Духарев.
   На этот раз ставки собирал сам Чифаня. Он же дал команду начинать.
   Купчина атаковать не торопился. Правильная тактика.  Серега  был  для
него темной лошадкой.
   Серега попробовал его "развести": имитировал атаку и тут  же  подался
назад, провоцируя на нападение, но купчина не "развелся".
   Пришлось  атаковать  по-настоящему,  хотя  и  сам   Духарев   немного
осторожничал. Повредить противнику  организм  сверх  необходимого  -  не
самый лучший вариант.
   Купчина из-под атаки ушел. Очень грамотно и четко. Духарев не мог  не
восхититься:  ни  одного  лишнего  движения,  уклоны  ровно   настолько,
насколько требуется. Ни сантиметром больше. А вот контратака  у  купчины
явно хромала. Резкие, но легко видимые удары по ногам,  захваты  слабые,
удары проносные,  расхлябанные.  Великолепный  бросок,  которым  купчина
метнул через себя Сычка, с Серегой не прошел бы никогда. Тот  просто  не
позволил бы себя схватить. Лягался купчина сильно и больно. Но почему-то
целил всегда по ногам, так что предугадать его движения было несложно.
   Убедившись, что держать удары противника  -  сущие  пустяки,  Духарев
обнаглел, плюнул на защиту, оберегая  только  голову  и  все,  что  ниже
пояса, - начал финтить и в конце концов достал купчину длинным, пробитым
из-под руки май-гери. В последний момент противник попытался блокировать
летящую в живот Серегину ногу, но  блок,  быстрый  и  резкий,  почему-то
пошел сбоку, Серега влепил прямо в "солнышко", и поединок закончился.
   Только позже, анализируя весьма интересный поединок,  Духарев  понял,
почему  техника  противника  выглядела  одновременно   и   искусной,   и
ограниченной. Словно бы чего-то ей не хватало. В  общем,  Серега  понял,
чего ей не хватало. Оружия. Будь у купчины  даже  не  меч,  а  банальная
палка - и финальный удар Духарева принес бы ему не  победу,  а  разбитую
голень.
   "Ну, будь у него палка, я бы тоже иначе  работал!"  -  успокоил  себя
Серега.
   - Эй! - толкнул Духарева Сычок. - Ты че пригорюнился? Аида мед пить!
   - Я - пиво, - машинально отозвался Серега.
   - Пей что душа желает! - радостно заявил Сычок. - Куны есть!
   - С вами алкоголиком станешь, - усмехнулся Духарев.
   - Алкоголяк - это кто? - заинтересовался Сычок.
   - На тебя похож! - ответил Духарев.
   - Да будет тебе! - Сычок самодовольно ухмыльнулся. - Ты тоже на морду
красен!
   Духарев не сразу сообразил,  что  красивый  и  красный  -  для  Сычка
синонимы.
   В общем, они отправились  на  полюбившийся  постоялый  двор  и  опять
напились.
   Но до этого Серега успел сделать  два  полезных  вывода.  Первый:  до
настоящего, по здешним меркам, бойца ему далеко,  но  в  кулачных  боях,
именно из-за привычки народа к оружию, у Духарева преимущество. Это  как
с обученным солдатом, который на татами раз за разом пропускает  удар  в
печень. Потому  что  привык:  правый  бок  прикрыт  прикладом  автомата.
Второй: в тех случаях, когда противник Сычку не по зубам,  Сереге  имеет
смысл  выходить  самому.  Два  полезных  вывода  и  одна  идея:  а  кто,
собственно, сказал, что противник должен быть один? Пусть их будет двое.
Или больше. Серега любил и умел работать с группой. А зрелище  от  этого
только выиграет.

Глава семнадцатая
В КОТОРОЙ ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО СЕРЕГА ДУХАРЕВ ЕЩЕ ПОМНИТ КОЕ-ЧТО ИЗ КЛАССИКИ

   Слада ухватом вынула  из  печи  горшок.  Вкусный  запах  тушенного  с
овощами мяса достиг Серегиного носа и вызвал неудержимое слюноотделение.
Солнце, воздух и вода вызывают здоровый аппетит  и  кардинально  снимают
синдром абстиненции, в просторечии именуемый похмельем.
   Слада поставила на стол три деревянные миски. Дома  они  с  Мышом  не
соблюдали здешнее правило: женщины едят после мужчин. И пищу в  огонь  -
божкам - не бросали.
   - Кирие элейсон... - нестройно затянули Мыш со Сладой.
   - Отче наш, иже оси... -  по-русски  вторил  им  Серега  единственную
молитву, которую помнил. Помолившись, принялись за еду.
   - Вкусно! - похвалил Серега.
   - На здоровье, - Слада держалась с Сергеем очень вежливо, но какой-то
кусочек теплоты, который возник между ними вначале, пропал.
   Духареву от этого было грустно. Девушка ему  очень  нравилась,  может
даже больше, чем просто нравилась. Но он совершенно не знал, как  к  ней
подойти, как сказать, чтобы поняла: она Сереге очень даже небезразлична.
Раньше у Духарева никогда таких проблем не было. Ну, по крайней  мере  с
тех пор, как сошли со щек подростковые  прыщи.  Когда  какой-нибудь  там
Горазд называл Серегу чужаком, тот воспринимал это спокойно, потому  что
при этом чужаком себя вовсе не чувствовал. А вот со Сладой... Это было -
как пропасть. Хуже, чем другой язык. Это как если ты киваешь  головой  в
знак согласия, а для другого кивок означает "нет". Серега помнил  еще  с
занятий по психологии, что у каждого народа своя  "дистанция  близости".
Одни чувствуют себя неуютно, если собеседник оказывается  на  расстоянии
полутора метров, а другие - ближе вытянутой руки.
   Едва Серега приближался к Сладе ближе этих самых полутора метров, как
она тут же отходила назад. И что с этим делать, Духарев понятия не имел.
   - Слада, а ты свой-то язык помнишь? - спросил он.
   - Как это - свой? - влез Мыш.
   - Болгарский.
   - Булгарский, - поправил Мыш.
   - Пускай, - не  стал  спорить  Духарев.  -  Так  вы  можете  говорить
по-булгарски или уже забыли?
   Мыш засмеялся, а Слада спокойно ответила:
   - Мы и говорим по-булгарски.
   Мыш поглядел на Духарева и захихикал.
   Серега подобрал отвисшую челюсть.
   - А я на каком языке говорю?  -  спросил  он,  чувствуя  себя  полным
идиотом.
   - На нашем, ясное дело! - ответил Мыш. - Ну, говор у тебя  нездешний,
ну так и у нас нездешний, дык когда мурома какой-нито говорить начинает,
так его и совсем не поймешь. А ты... К нам  нурманы  Князевы  той  зимой
прибегали, так у них выговор похожий, но ты лучше говоришь.  Видно,  что
смалу по-нашему болтать выучился. А по-нурмански можешь?
   - Нет, - покачал головой Серега.
   - А еще по какому-нибудь?

   - It was many and many a year ago,
   In a kingdom by the sea,
   That a maiden there lived whom you may know
   By the name of Annabel Lee;
   - And this maiden she lived with no other thought
   Than to love and be loved by me...

   - прочитал Духарев
   Почему именно это стихотворение пришло ему на ум, Серега не  смог  бы
ответить. Пришло и все тут.
   - Это ты по-каковски? - заинтересовался Мыш.
   - По-английски.
   - А как это по-нашему будет?

   - С тех пор пролетели года и года.
   У моря, где край земли,
   Вы, может быть, девушку знали тогда
   По имени Аннабель Ли, -
   Друг другу сердца отдав навсегда,
   Мы расстаться на миг не могли...


   - А дальше? - жадно спросила Слада.  Серега  хотел  сказать,  что  не
помнит: читать стихи вслух  он  не  любил.  Но  лишь  глянул  в  сияющие
глазенки и продолжил:

   - Мы были как дети, она и я,
   У моря, где край земли,
   В то давнее, давнее время, когда
   Жила здесь Аннабель Ли, -
   И ангелы неба смотреть на нас
   Без зависти не могли.
   И вот почему из тучи тогда,
   У моря, где край земли,
   Ветер холодный смертью дохнул
   На прекрасную Аннабель Ли.
   И богатый сородич пришел за ней,
   И ее схоронили вдали,
   В пышной гробнице ее схоронил,
   У моря, где край земли.
   Да! Ангелы неба смотреть на нас
   Без зависти не могли -
   И вот (все это знали тогда
   У моря, где край земли)
   Ветер дунул из туч ночных,
   Сгубил мою Аннабель Ли.
   Но самые мудрые никогда
   Любить так, как мы, не могли,
   Сильнее любить не могли.
   И ангелы неба не смели тогда,
   И демоны недр земли
   Разделить, разлучить душу мою
   И душу Аннабель Ли.
   Сиянье луны навевает мне сны
   О прекрасной Аннабель Ли.
   Если всходит звезда, в ней мерцает всегда
   Взор прекрасной Аннабель Ли.
   Бьет ночной прибой - и я рядом с тобой,
   С моею душой и женой дорогой, -
   Там, в гробнице, где край земли,
   Там, у моря, где край земли!

   В глазах Слады блестели слезы. "Не зря все-таки я в универе  учился!"
- подумал Духарев.
   - А мы раньше тож у моря жили! - заявил Мыш. - Ну, не я  то  есть,  а
батька наш. Слышь, Серегей, а ты про витязей истории знаешь?
   - Знаю, - кивнул Духарев.
   - Расскажи!
   - Не сейчас, вечером, - сказал Серега. Слада встала и начала  убирать
со стола. На Сергея она по-прежнему старалась не смотреть, но сейчас это
его уже не огорчало. Теперь-то он знал, как растопить лед.

Глава восемнадцатая
В КОТОРОЙ У СЛАДЫ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЖЕНИХ, А СЕРЕГА ДУХАРЕВ СОВЕРШЕННО НЕОЖИМННО ДЛЯ СЕБЯ ПРИНИМАЕТ ЖИЗНЕННО ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ

   Мир, в который  инкарнировался,  переместился  или...  ну,  в  общем,
как-то угодил Серега, понемногу обретал знакомые черты. Исторические.
   Где-то на севере стоял Новгород - родной город Сычка. Где-то на юге -
стольный  град  Киев,  в  котором  мазу  держал  некий  Игорь,  который,
говорили, княжил послабже, чем его предшественник Олег. В  Киеве  бывали
многие, в частности Слада и Мыш. Мыш,  правда,  по  младости  лет  почти
ничего не помнил, а  Слада  утверждала,  что  город  хороший,  красивый,
побольше самого Полоцка, не говоря уже о Малом Торжке. И  земли  на  юге
добрые, родят хорошо, если с дождями задержек нет. Одно плохо:  степняки
время от времени наезжают: дани требуют, а то и просто жгут, режут да  в
полон тащат. Но это дело обычное. Вон Две осени тому  нурманы,  что  шли
вниз, от  волока,  пристали  в  Торжке,  да  и  решили,  волчья  порода,
поживиться. Хорошо, Скольд с дружиной в кремле сидел,  а  нурманов  было
всего полтора десятка. Только грабить по дворам начали, Скольд со своими
и ударил. Ну и  народ,  конечно,  помог.  Побили  нурманов.  А  нурманы,
кстати, в Киев шли, отметил Мыш, Игорю киевскому служить.
   Олег, Игорь, Киевская Русь...  Знакомые  слова.  Правда,  из  истории
Серега мало что помнил. То есть помнил, что есть такое  "Слово  о  полку
Игореве", где вроде этого, а может, и не этого  Игоря  побили  хазары...
Или не хазары. Нет, хазары, это про  Олега.  Чего-то  там  "...сбирается
вещий Олег  отметить  неразумным  хазарам...".  А  потом  его  еще  змея
укусила. "Злая гадюка кусила его, и принял он смерть  от  коня  своего".
Интересно, правда это или байка?
   - Мыш, а Олег, который в Киеве княжил, как он умер, не знаешь?
   - Как же не знаю! - самодовольно отозвался Мыш. - Стрелой его побили.
В поле.
   Понятно. Либо история про коня и змею - из фантазии летописцев,  либо
это не тот Олег и, соответственно,  не  тот  Игорь,  а  значит,  знаниям
Духарева о здешнем будущем - грош цена. Хотя им и так и так  грош  цена.
Ничего  он  не  помнит.  1242  год.  Ледовое  побоище  вроде?  Новгород,
Александр Невский. Святой. Литпамятники. "Слово о полку  Игореве".  Это,
может, и в тему, но от знаменитого "Слова" в памяти - одно  название.  А
Игоря, кажется, древляне убили. Или не Игоря? А Владимир  Русь  крестил.
Тысячу лет назад. То есть еще  не  крестил.  Значит,  тысячный  год  еще
впереди.
   "Вот и определились с хронологией, - мысленно усмехнулся  Духарев.  -
Что тут поделаешь? Раз  не  гожусь  в  пророки,  буду  осваивать  другую
специальность".
   С другой специальностью, то есть с квалифицированным  мордобитием  на
радость  кредитоспособной  публике,  все  обстояло  замечательно.  Новый
Торжок был бойким местом. Вниз по Сулейке, от волока в Двину,  постоянно
шли лодьи. А по дорогам, тоже сходящимся к Торжку, торопясь использовать
сухое время года, ползли возы с добычей лесовиков, со всем тем,  что  не
успели отправить до весны, когда здешняя земля превращалась  в  сплошную
непроходимую топь. Часть  добычи  скупали  торжковские  купцы,  часть  -
пришлые. Учтенная доля отходила князю. За этим  присматривали  Скольдовы
приказные. Лесодобытчики закупали снаряжение на зиму. Но в любом  случае
в  руках  торжковских  оставалась  немалая  толика  серебра:   азиатских
дихремов, ромейских монет с профилями императоров,  рубленых  славянских
кун, витых гривен, резанов - совсем крохотных  огрызков  всего  лишь  по
несколько граммов весом. К некоторому  удивлению  Духарева,  выяснилось,
что ни молодой, только что вокняжившийся  полоцкий  князь  Роговолт,  ни
киевский Игорь монет  не  чеканили.  Серебро  все  брали  по  весу.  Еще
учитывали качество. Те, кто в этом разбирался. Золото было в ходу только
у самых знатных. Расплачиваться  золотом,  скажем,  за  наконечники  для
стрел или лисьи шкурки никому в голову  не  приходило.  И  на  кон  тоже
ставили в основном серебро, иногда - ценные вещи по цене, что,  впрочем,
Серегу, Чифаню и остальных вполне устраивало. Кстати, наживались  они  в
основном на пришлых. Торговые гости, скажем, из Плескова ставили  своего
борца и, соответственно,  ставили  тоже  на  него.  Если  пришлый  борец
оказывался Сычку не по силам (такое  случалось  все  реже,  но  все-таки
случалось), ставки удваивались и в  круг  выходил  Духарев.  Серега  же,
вполне  изучивший  здешнюю  народную  манеру  -   "Дави   сильней,   бей
размашистей, авось  попадешь!"  -  "делал"  соперников  играючи.  Именно
играючи, то есть давал возможность противнику помахать кулачищами и даже
создать  иллюзию  близкой  победы.  И  заваливал  соперника   быстро   и
аккуратно.  Эффектные  броски  и  прочее  он,  оставлял   Сычку.   Такая
"экономная" техника частично скрывала Серегины возможности и создавала у
зрителя ощущение, что  победа  Духарева  -  случайна.  А  значит,  можно
рискнуть и поставить против него еще раз, особенно  если  против  Сереги
выступали двое или трое одновременно. Труднее всего было,  когда  против
Духарева становился не какой-нибудь  кузнечный  подмастерье  с  пудовыми
кулачищами,  а  соблазнившийся  вой из  торговой  дружины  или  даже  сам
купец, обиженный тем, что его ставленника вываляли в пыли.  Эти  ребятки
бились совсем по-другому, но и их было  заваливать  не  так  уж  трудно.
Привычка к оружию делала  их  ущербными  к  рукопашной.  Некоторые  даже
настаивали,  чтобы  им  разрешили  пользоваться  дубинкой  или   шестом.
Дескать, это ж не меч, а так, пустяковина. Вот в том же Новгороде, когда
концы стенка на стенку идут,  дубинка  или  там  кистень  деревянный  не
возбраняются. Новгородец Сычок готов был пойти на  уступки,  но  Духарев
был тверд. Никаких предметов. И установка себя оправдывала. За  все  это
время  Серега  не  только  ни  одной  травмы  не  получил,  но  и   даже
мало-мальски  сильного  удара  не  пропустил.  Главное,  не  дать   себя
схватить. Какой-нибудь кожемяка с пальцами как клещи запросто мог  кусок
мяса из бока вырвать.
   Дела шли хорошо. Бочонок  в  семейном  подполе  понемногу  наполнялся
серебришком. Слада ходила торговать в свою лавочку в самоцветных  бусах,
которые стоили дороже всех трав и зелий в лавочке, вместе взятых. Серега
бы и золотом Мышову сестренку украсил, но Мыш отсоветовал. Не по  званию
ей золото носить.
   Вследствие ли бус  или  еще  по  какой  причине,  но  у  Слады  вдруг
объявился жених. И не  кто-нибудь,  а  старый  приятель  Сереги  Трещок.
Причем с девушкой Гораздов  подручник  даже  разговаривать  не  стал,  а
заявился к "старшему в роду", то есть Духареву.
   Наслышанный о Серегиных вкусах, Трещок приволок бочонок, который  они
на пару с Духаревым в  процессе  разговора  и  приговорили.  Набравшийся
Трещок, у которого и по трезвяни язык был  что  помело,  -  бесхитростно
выложил свои расчеты. Рассчитывал же он взять с  родичей  Слады  хорошее
приданое, поскольку "сами ж видите: девка что  ни  лицом,  ни  телом  не
вышла", а он, Трещок, - мужчина видный. Может, и  родит  от  него  девка
что-нибудь  приличное.  Тут  Трещок  самодовольно  погладил   бороду   и
приосанился. У Сереги появилось большое желание взять "видного  мужчину"
за бороденку и выкинуть за ворота. Но Духарев  сдержалс