ось, а
огонь в  очаге  ярко  вспыхнул,  с  ревом  устремляясь  в  дымоход.  Дэрин
мимолетно задумался о том, кто мог оставить окно  незапертым,  и  довольно
самонадеянно подумал о том, что, может быть, ему удастся  встать,  закрыть
окно и добраться до постели.
   Перед очагом возникла какая-то  расплывающаяся  темная  тень,  и  Дэрин
оставил эту глупую идею. Бестелесный, демонический лик  дрожал  в  воздухе
прямо перед его лицом в обрамлении языков пламени, свет которых  запутался
в светлых волосах призрака. Канделябр на столе помог Дэрину рассмотреть  и
опознать тонкие черты лица позднего гостя, обнажившего в  злобной  гримасе
мелкие, ровные зубы. Тонкие губы шевельнулись и стали произносить слова, и
Дэрин напрягся, стараясь уловить смысл этих слов.
   - Дэрин, - искаженный звук собственного имени  эхом  отдался  в  пустом
мозгу, - постарайся понять то, что я скажу тебе, Дэрин...
   Люсьен пристально посмотрел в светлые глаза герцога, в его  расширенные
зрачки. В глазах этих промелькнула тень сосредоточенности, а  губы  Дэрина
беззвучно  зашевелились.  Наконец  ему  удалось  произнести  одно   слово,
прозвучавшее странно и глухо, однако в нем были и понимание происходящего,
и обвинение:
   - Ты...
   - Не трать сил понапрасну, Госни!
   Люсьен взял в свои руки безвольно повисшее  запястье  герцога,  положил
его ему на колени, а сам присел на подлокотник кресла.
   - Ты был отравлен. - Он немного  помолчал,  выжидая,  пока  смысл  этой
фразы достигнет затуманенного сознания Дэрина. -  В  твоем  кэрри  сегодня
была одна приправа, которую обычно не употребляют в пищу. Ты не умрешь  от
нее, нет, во всяком случае, погибнешь ты не от отравления. Тебе, наверное,
интересно узнать, для чего я решил отравить тебя?
   Люсьен облизнул языком  губы,  наслаждаясь  ощущением  своей  власти  и
бессилием противника.
   - У меня никогда больше не будет такого меча как тот, что ты погубил. Я
называл его Галимар. Клинок, который так подходит к  твоей  руке,  который
становится твоим продолжением, встречается в жизни  человека  только  один
раз. Знакомо ли тебе это слово? Оно значит "собственное сердце". Ах да,  -
спохватился он, - я и забыл, что ты неплохо владеешь наречием Ксенары,  не
правда ли?
   Молодой лорд слез с кресла и исчез из поля зрения Дэрина.
   - Тем не менее, - продолжал доноситься  его  голос  откуда-то  из  угла
комнаты, - на свете существует немало вещей, которые  не  имеют  цены.  Ты
тоже неравнодушен к изящным предметам...
   Он вернулся, держа в руках Кэндилэсс - лютню Дэрина.  Ласково  погладив
полированную  деку  из  золотистого  дерева,  Люсьен  аккуратно   поместил
инструмент в пламя очага.
   Лак  мгновенно  почернел  и  загорелся.  Струны,  сделанные  из  бычьих
сухожилий,  натянулись,  и  лютня  печально  застонала,  словно  умирающий
человек. Люсьен снова уселся на поручень кресла.
   - Как ни нравится мне наша с тобой оживленная и мудрая беседа, Госни, я
вынужден покинуть тебя. Луна скоро взойдет, а меня еще  ожидает  долгое  и
тяжелое путешествие. - Он принялся застегивать плащ, по-прежнему обращаясь
к неподвижному Дэрину: - Мне просто хотелось бы, чтобы ты  знал,  кто  все
это устроил. Тебе не придется беспокоиться, я все  организовал.  Король  и
принц скоро будут мертвы, а эта избушка загорится...
   Люсьен слегка пошевелил пальцами, словно уже поджигал охотничий  домик.
При этом на него вдруг  напало  ощущение  непонятной  сонливости,  сладкой
лени, в которой пряталось лишь слабое предчувствие опасности.
   - Тебя обвинят в убийстве и поджоге.  Это  я  тоже  предусмотрел.  Умно
придумано, не... правда... ли?..
   Он почувствовал  вдруг,  как  язык  его,  словно  распухнув,  с  трудом
ворочается во рту, и слова у него выходили тихо  и  непонятно.  Все  члены
вдруг налились страшной  тяжестью.  Слишком  поздно  Люсьен  заметил,  как
засветился на пальце герцога Колдовской Камень. Он с трудом  поднял  руку,
словно ему приходилось  преодолевать  стремительное  течение,  и  наотмашь
ударил   герцога   по   лицу,   стараясь   вывести   его   из    состояния
сосредоточенности, необходимой для того, чтобы управлять  энергией  Камня.
Голова Дэрина качнулась  на  плечах,  и  ощущение  тяжести  в  конечностях
пропало.
   - Как не стыдно! - воскликнул Люсьен и  оскорбительно  расхохотался.  -
Чуть было не было!
   На скуле герцога расползалось ярко-красное пятно.
   - Мне никогда не приходилось видеть, как  умело  ты  пользуешься  своей
волшебной силой. Я потрясен! - продолжил он все тем же развязным тоном.
   Завернувшись в плащ, он снова исчез из поля зрения Дэрина,  а  тот  все
еще не мог ни повернуть голову, ни пошевелиться.
   - Помни обо мне! - донесся голос Люсьена откуда-то от окна, и в комнату
снова ворвался поток холодного воздуха. - Помни обо мне, когда пламя будет
подбираться к твоим ногам!
   Лютня превратилась в горсть серого пепла. Дэрин закрыл глаза, и  голова
его упала на грудь. Из-под черных ресниц выкатилась на щеку соленая слеза.


   Кинжал был невелик. Его  прямое  лезвие  оканчивалось  слегка  загнутым
острием, а рукоять удобно подогнана к руке. Изящная  гарда  была  украшена
россыпью мелких бриллиантов. Когда-то он принадлежал  старому  герцогу,  а
теперь перешел к Дэрину. Сейчас  ему  полагалось  бы  храниться  в  покоях
герцога в Каслкипе, но он оказался вдруг в спальне принца, и  рукоять  его
сжимал грубой рукой нанятый Люсьеном убийца. И без того острое лезвие было
отточено еще сильнее и могло рассекать человеческую плоть,  словно  тающее
масло, быстро и легко.
   Король Рейс почувствовал, как что-то ужалило его в спину под  лопаткой.
Он подумал, что это, должно быть, оса или забравшийся под камзол  муравей,
однако эта мысль задержалась в его голове не  дольше  чем  на  секунду,  а
потом он понял, что что-то  не  так  и  что  случилась  какая-то  беда.  В
следующее мгновение он догадался, что умирает; никаких  сомнений  на  этот
счет у него даже не возникло. Рейс открыл рот, но не смог даже  вздохнуть.
Его сын лежал перед ним на кровати, устремив взгляд на страницы  небольшой
книги, и  громко  читал  вслух  понравившееся  ему  стихотворение.  В  это
последнее мгновение жизни  Рейса  стихотворные  строфы  из  детской  книги
приобрели какое-то новое, страшное значение:

   И скажут наконец,
   Что кончен светлый день,
   И шелковая ночь
   Тебе подарит тень...

   На страницу упала крошечная рубиновая капля.
   "...И ты за мной иди", - дочитал Гэйлон  последнюю  строку  поэмы  и  в
растерянности поднял глаза от книги.
   Прямо перед ним лежала на покрывале  кровати  огромная  рука  отца.  Он
посмотрел в лицо короля и похолодел. Тоненькая струйка  крови  сбегала  из
угла рта по  подбородку,  любимое  лицо  исказилось  последней  судорогой,
которая выразила поочередно удивление, гнев, страх и  печаль.  Эмоции  эти
смешивались между собой и текли, словно расплавленный воск. Рука короля  в
последний раз вздрогнула, а лицо побледнело.
   - Дэрин... - еле слышным шепотом проговорил король, падая на  принца  и
прижимая его к кровати своим тяжелым, неуправляемым телом.
   Гэйлон остался один на один с незнакомцем в изорванной, грязной одежде,
с  лицом  изъеденным  оспой  и  с  гнилыми  зубами.  В  руке   он   сжимал
окровавленный кинжал. В этот миг юный принц подумал только  о  том,  какой
мерзкий запах доносится до него изо рта этого типа.
   Из темного угла за шкафом послышалась возня, которая привлекла внимание
убийцы  и  его  предполагаемой  жертвы.  Это  Тило  прыгнул   на   второго
наемника-убийцу, которому не удалось выбраться  из-за  портьеры  столь  же
бесшумно, как первому. Все произошло очень быстро, никто не  кричал  и  не
задавал ненужных  вопросов.  Раздался  сдавленный  крик,  и  с  сообщником
негодяя было покончено. Однако  Тило  промедлил  и  повернулся  к  первому
убийце слишком поздно. Тот сделал громадный шаг через всю спальню и вонзил
кинжал в горло верного слуги  с  такой  силой,  что  Тило  отлетел  назад,
ударившись спиной о стену.
   Лежа на полу, Тило еще  видел,  как  убийца  поворачивается  к  принцу.
Гэйлону удалось тем временем выбраться из-под одеяла и из-под тела отца  и
вытащить его тяжелый меч. Отшвырнув кинжал, наемный  убийца  схватился  за
рукоятку собственного меча. Тогда, напрягая все силы  так,  что  кровь  из
рассеченного горла забурлила в легких,  Тило  пополз  по  полу  и  мертвой
хваткой вцепился в бандита.
   Все это происходило в тени, куда  не  достигал  неяркий  свет  масляной
лампы, и Гэйлон видел только убийцу с мечом,  приближающегося  к  нему.  У
него было слишком  мало  времени,  чтобы  пугаться,  и  он  только  быстро
прикинул в уме свои шансы. Поднимая отцовский меч, он  мимолетно  удивился
тому, что слишком тяжелый  для  него  клинок  казался  теперь  легким  как
перышко. Между тем ухмыляющийся убийца приближался, не сомневаясь  в  том,
каким будет исход. Внезапно он споткнулся и упал прямо вперед, всем  телом
навалившись на меч Гэйлона. Клинок легко проник между  ребрами  и  пронзил
сердце. Убийца умер мгновенно, не успев даже замычать. Его губы  удивленно
круглились, а беззвучный крик боли еще долго звучал в ушах принца.
   Горячая кровь потекла по широкому лезвию меча,  заливая  руку  Гэйлона.
Мертвое тело завалилось набок, выдернув скользкую  рукоять  из  ослабевших
пальцев мальчика. Гэйлон, чувствуя, как подгибаются ноги, внезапно сел  на
пол. От слабости и ужаса его тошнило. Он крупно задрожал и заплакал; потом
ему пришло в голову, что нужно немедленно позвать стражу.
   С трудом поднявшись, Гэйлон заметил  на  полу  окровавленный  кинжал  с
украшенной бриллиантами  гардой.  Оружие  валялось  там,  где  его  бросил
убийца, - рядом с телом Рейса, и мальчик внезапно вспомнил, где  он  видел
его, и узнал на рукоятке залитый кровью герб  Госни.  Как  он  оказался  в
руках этого чужого человека? Внезапный гнев изгнал страх  из  его  сердца,
принц утратил способность  рассуждать  здраво.  Он  вспомнил  теперь,  что
герцог долгое время жил на юге, где политические убийства были  в  порядке
вещей. Может быть, он и вернулся только по одной причине... И  если  Дэрин
каким-то образом замешан в этом...
   Действуя почти автоматически, Гэйлон  нашарил  свою  одежду  и  оделся,
разорвав и  отшвырнув  в  сторону  испачканную  в  крови  ночную  рубашку.
Зашнуровав ботинки, он привязал к поясу свой  собственный  небольшой  меч,
бездумно перешагивая через тела и лужи крови на полу. Он не хотел смотреть
на труп отца. Все происшедшее пока не обрело для  него  реальности,  и  он
воспринимал это подлое нападение просто как страшный сон. Этого просто  не
могло быть на самом деле.
   Дверь в спальню отворилась легко, но из  коридора  повалили  в  комнату
густые облака удушливого горького дыма. Гэйлон с грохотом ее  захлопнул  и
отпрянул  назад,  запнувшись  о  неподвижное  тело   слуги.   Почувствовав
приближение паники, принц бросился к окну. Окно было не заперто, и  тихая,
безмятежная ночь коснулась его лица  своей  прохладной  лаской.  Никто  не
кричал, никто не носился с ведрами воды,  чтобы  тушить  пламя,  которого,
кстати, тоже не было видно.
   Полная луна стояла высоко в небе, освещая поляну перед домиком,  словно
мощный  фонарь,  и  затмевая  своим  сиянием  слабые  пятна  звезд.  В  ее
мертвенном свете Гэйлон разглядел в траве тела стражников,  оба  они  были
мертвы. Мертвы были и их товарищи в небольшом флигеле  рядом  с  конюшней.
Кто-то перерезал им глотки  во  сне.  Рассматривая  залитые  кровью  тела,
Гэйлон начал подозревать, что тревогу  поднимать  было  просто  некому.  В
живых оставался только он один.
   В конюшне беспокойно всхрапнула лошадь, и Гэйлон сообразил, что пожар в
скором времени доберется и сюда. Одно за другим он отпер стойла  и  выгнал
лошадей наружу. У стойла Эмбер он задержался, задумался, а потом  выпустил
ее вместе с остальными.  Он  собирался  оседлать  Кэти  и  отправиться  за
помощью,  однако  когда  он  попытался  накинуть  ей  на  голову  уздечку,
капризная кобыла шарахнулась от него и, взмахивая  хвостом,  потрусила  за
остальными лошадями. Гэйлон погнался за ней; сначала  он  сердито  кричал,
потом попробовал приманить к себе лестью и уговорами, однако Кэти  не  шла
на зов.
   Гэйлону ничего не оставалось, кроме как продолжать преследовать  ее  по
склонам заросших лесом  холмов,  пересеченных  полосами  теней  и  лунного
света.


   После ухода Люсьена Дэрин не то уснул, не то потерял сознание.  Очнулся
он от звука собственного кашля, вызванного удушливым дымом. Открыв  глаза,
он обнаружил, что дымом полна вся комната,  что  свечи  погасли  и  что  в
кромешном мраке он не может определить, в какой стороне  находится  дверь.
Собрав все свои силы, герцог попытался рассуждать  холодно  и  здраво,  но
результаты его усилий были неутешительны.
   Наконец ему удалось нащупать дверь чуть  левее  того  места,  куда  он,
шатаясь и кашляя на каждом шагу, прибрел в поисках  стены.  Дэрин  помнил,
что выход наружу находится в десяти шагах направо по коридору от выхода из
спальни, но дышать  в  коридоре  было  уже  совершенно  невозможно,  и  он
опустился на четвереньки. У самой земли дышать было легче, но ненамного, и
Дэрин, ползком пробираясь по коридору, несколько раз останавливался, чтобы
справиться с приступом душившего его кашля.
   Наконец сбоку от него появилась в стене широкая,  светящаяся  оранжевым
щель, и он догадался, что это  была  дверь  соседней  комнаты.  Он  пополз
дальше, но весь охотничий домик постепенно наполнялся сухим потрескиванием
и ревом бушующего за  стенами  огня,  который  путал  мысли  и  мешал  ему
сосредоточиться.  Дэрину  начинало  казаться,  что  он  каким-то   образом
развернулся в дыму и теперь ползет не от огня, а прямо ему  навстречу.  Но
всякий раз, смиряя бешено бьющееся сердце, герцог  находил  новые  силы  и
решимость.
   В плотном дыму он на ощупь отыскал еще какую-то дверь  и  попытался  ее
отпереть. Он быстро справился с засовом, но дверь лишь чуть-чуть поддалась
его  усилиям.  Дым  тем  временем  становился  все  гуще  и  все  горячее.
Испугавшись, Дэрин удвоил усилия, и дверь сначала слегка  приоткрылась,  а
затем распахнулась с таким звуком, с каким  пробка  вылетает  из  бутылки.
Охотничий домик как будто глубоко вдохнул ледяной воздух своими  пылающими
легкими.
   За вдохом последовал выдох, такой мощный, что  напоминал  больше  взрыв
газа на руднике. Дэрин врезался в дверь, закрывшуюся перед самым его носом
благодаря движению воздуха, и, сорвав ее с петель, вывалился наружу.


   Поздно ночью Джессмин приснился страшный сон, который разбудил ее.  Она
не помнила сна, помнила только, как леди Герра утешала и  успокаивала  ее,
укачивая на руках и приговаривая:
   - Тише, тише, моя крошка, ляг, поспи еще немножко...
   И Джессмин снова уснула.
   Проснувшись утром на следующий день, она с удивлением  обнаружила,  что
лежит в другой комнате, посреди обширной кровати  с  балдахином.  Протерев
глаза и зевнув, девочка припомнила, что ей уже приходилось ночевать в этой
комнате когда-то давно,  когда  Тадди,  троюродный  брат  Гэйлона,  рыжий,
непоседливый и очень шумный четырехлетний проказник, заболел корью.  Когда
болезнь прошла, Джессмин очень  завидовала  прекрасным  розовым  болячкам,
подсыхающим у него на лице,  и  вскоре  получила  возможность  насладиться
своими собственными.
   Слегка заинтригованная  вопросом,  кто  и  чем  заболел  на  этот  раз,
Джессмин подумала о том, как здорово было бы и ей заболеть тем  же  самым.
Иногда  болезнь  могла  доставить  немало  удовольствия:  все   за   тобой
ухаживают, все тебя жалеют и исполняют любое желание.  Но  только  иногда.
Увы.
   Отпихнув от себя ногами одеяло, Джессмин подползла  к  краю  кровати  и
осторожно  спустилась  на  пол,  благо  высота  была  небольшая.  Холодно!
Пошевелив десятью розовыми пальчиками на  ногах,  девочка  сунула  ноги  в
мягкие красные туфельки,  оставленные  кем-то  возле  кровати.  В  комнате
никого не было, из коридора тоже не доносилось  никаких  звуков.  Из  окна
комнаты, в  которой  находилась  принцесса,  открывался  чудесный  вид  на
конюшни, а ей всегда нравилось смотреть на лошадей. И она вскарабкалась на
широкий подоконник.
   Этим утром возле конюшен наблюдалось небывалое оживление и суета. Очень
много лошадей уже были выведены наружу, и конюхи взнуздывали их, готовя  к
путешествию.  В  распахнутые  ворота  въехал  небольшой  отряд  солдат.  В
совершенном  восторге   Джессмин   наблюдала   за   бестолковой   беготней
подростков,  которая  напомнила  ей   суету   муравьев   в   потревоженном
муравейнике. Отец  юного  Гэнди,  старший  конюх  двора,  подсадил  своего
младшего сына на рослого мерина. Несколько братьев мальчугана,  высокие  и
сильные парни, уже сидели верхом на более быстрых почтовых  лошадях,  и  у
каждого из них была приторочена к седлу кожаная сумка гонца.
   Прижимаясь лицом к толстому стеклу, Джессмин могла  видеть  непрерывный
поток людей, которые пересекали двор замка и входили в двери.  Несомненно,
произошло что-то любопытное, а она ничего не видит и все пропустит! Где же
леди Герра и где ее одежда?! Не дождавшись своей няньки, принцесса вышла в
коридор в одной фланелевой рубашке и в туфлях на босу ногу, преисполненная
решимости отыскать самую главную  причину  царившей  в  замке  суматохи  и
непременно принять участие в происходящем.
   Спустившись  в  холл,  освещенный  только  высокими  и  узкими  окнами,
прорезанными  под  самым  потолком,  она  споткнулась  и  подобрала  подол
рубашки, волочившийся по каменному полу. Коридоры  замка  были  пусты,  но
откуда-то издалека доносился возбужденный гул многих голосов. Она пошла на
звук и внезапно оказалась на галерее тронного зала. Дальше Джессмин  пошла
крадущимся шагом, прижимаясь к стене и радуясь своей предусмотрительности.
Ей не разрешалось подниматься на  галереи,  ибо  там  было  слишком  много
балконов, с которых она могла упасть.
   Первая же галерея оказалась довольно  протяженной,  тянущейся  по  всей
длине тронного зала слева  от  трона.  Она  была  почти  пуста.  Принцесса
мгновенно узнала красивый, но слишком слащавый профиль  и  светлые  волосы
молодого лорда-южанина.  Стоя  на  коленях  за  перилами  балкона,  Люсьен
прятался за резным столбом перил, облокотившись на него плечом.  Он  почти
не смотрел на то, что происходило в зале  внизу,  зато  очень  внимательно
прислушивался к голосам, вытягивая шею и наклоняя голову  набок.  Джессмин
приблизилась к нему, вглядываясь в его лицо. Волосы  Люсьена  были  слегка
взлохмачены, а глаза припухли и покраснели, словно после  бессонной  ночи.
Одежда его тем не менее была, как всегда, безукоризненно свежей и чистой.
   Он заметил Джессмин, и в глубине его светлых глаз промелькнуло  что-то;
слишком быстро, чтобы Джессмин успела  понять,  что  это  такое.  Приложив
палец к губам, Люсьен сделал ей знак подойти  ближе.  Джессмин  неуверенно
приблизилась к нему, но он обнял ее за  плечи  теплой  и  мягкой  рукой  и
прижал к себе, усаживаясь  на  корточки  таким  образом,  чтобы  принцесса
смогла устроиться у него на коленях. Вместе они осторожно выглянули  из-за
каменного столба перил и посмотрели в тронный зал.
   Тронный зал был битком набит мужчинами, фермерами и горожанами,  и  все
равно в открытые двери зала продолжали протискиваться все новые группы их.
Джессмин заметила внизу Фейдира - высокую фигуру в темно-синих одеждах,  -
который стоял на ступенях тронного возвышения. Рослый посланник возвышался
над всеми присутствующими чуть не на  целую  голову.  Только  король  Рейс
превосходил Фейдира ростом, но девочка нигде не  видела  его.  Зато  среди
мужчин, сгрудившихся возле непривычно пустого  трона,  она  узнала  барона
Грэйстоуна и еще нескольких придворных. Лица их были угрюмы.
   Занавеска за троном шевельнулась, и из комнаты советников вышел человек
в черном.