подоконнике  в  своей  комнате,  наслаждаясь  потоком   теплых
солнечных лучей, которые падали на нее сквозь неровное стекло. Игры  детей
на лужайке занимали ее лишь до тех пор, пока Миск с Тэри  не  появились  в
комнате. Увидев королеву, мальчуган вырвался от Миск и смешно заковылял  к
ней.
   - Жет-мин, - пропищал он.
   Джессмин наклонилась, чтобы приласкать его, но увидела на его штанишках
мокрое пятно.
   - Что это с тобой?
   - Не зна-а... - Тэри посмотрел на нее невинным взглядом своих  огромных
голубых глаз и потянул себя за свисающий на лоб белокурый локон.
   - Может быть, ты уселся в лужу?
   Малыш кивнул, отчего Миск в восторге расхохоталась и принесла сложенное
одеяло, чтобы постелить Джессмин  на  колени.  Тэри  протянул  ручонки,  и
Джессмин посадила его к себе.
   - У меня для тебя кое-что есть, прелестный малыш,  -  нараспев  сказала
она.
   Мальчик запрокинул назад голову и посмотрел  на  нее  круглыми,  как  у
совенка, глазами.
   - Что?
   Крышка вырезанной из древесины кедра шкатулки была тугой,  но  Джессмин
сумела открыть ее достаточно быстро.
   - Вот. Это принадлежало Гэйлону, когда он был маленьким  мальчиком.  Он
иногда давал мне в них поиграть. Я хранила эту игрушку, чтобы отдать  ему,
когда он вернется, но он вернулся уже слишком большим.
   Джессмин смотрела, как Тэри осторожно вынимает из коробочки  одного  из
деревянных солдатиков.
   - Мне кажется, их можно было бы  слегка  подкрасить,  но  в  общем  они
неплохо сохранились.  Гляди,  вот  меченосцы,  а  вот  это  -  лучники.  У
некоторых воинов даже есть  кони,  на  которых  можно  мчаться  вперед,  -
Джессмин осторожно опустила мальчика на пол вместе с коробкой. - Ты можешь
играть в них здесь, на ковре.
   Тэри не ответил. Он уже целиком погрузился в свой  маленький  мир,  где
миниатюрные солдаты вели настоящую войну. Джессмин всегда поражалась тому,
насколько  быстро  даже  самые  маленькие  мальчики  постигают   смысл   и
назначение войны, словно они рождались доблестными и бесстрашными воинами.
   Миск ласково положила ладонь на руку Джессмин, и королева взглянула  на
нее.
   - Существует ли нечто такое, что бы ты хотела  от  короля?  -  спросила
крошечная женщина серьезно. Вопрос заставил Джессмин вздрогнуть и опустить
ресницы.
   - Нет. Он дал мне все, о чем я осмеливалась мечтать.
   - Правда? -  Миск  опустила  на  подоконник  рядом  с  королевой  чашку
горячего настоя. - Я наблюдала за вами, вы редко разговариваете и  никогда
не прикасаетесь друг к другу. За всю свою долгую жизнь я не видела другого
такого целомудренного брака, а моя жизнь продолжалась столько, что  теперь
уже трудно сосчитать все годы. Я только не могу понять - почему.
   - Спроси у его величества, - с неожиданной резкостью ответила  Джессмин
и стала смотреть на детей, которые  гонялись  друг  за  дружкой  по  траве
внизу.
   - Будет гораздо лучше, если этот вопрос задашь ему ты.
   - Не могу.
   Одна мысль о разговоре с Гэйлоном заставила  сердце  Джессмин  забиться
быстрее.
   Глаза у Миск были бездонные и черные, как колодцы,  но  на  ее  гладком
лице, на котором время не оставило никаких следов, отразилось сожаление.
   - Ты должна, дорогое сердечко, если хочешь, чтобы после Гэйлона в  этом
мире что-то осталось...
   - Ты что-то видела в будущем?  -  испуганно  спросила  Джессмин,  резко
поворачиваясь к Миск.
   - Лишь бесконечное число вероятностей, дитя мое, как и всегда. Но  меня
больше заботит твое нынешнее счастье.
   Тэри выстроил свою армию неровными рядами рядом с ними на ковре. Теперь
с очевидной и беззаботной радостью  он  принялся  опрокидывать  солдатиков
одного за другим, пока не поверг все свое воинство.
   - Я убил их, - с гордостью заявил карапуз и потянул Джессмин за юбку. -
Видишь, я убил!
   - Да, дорогой, - королева улыбнулась. - Вижу...


   Гэйлон принимал посетителей только один день в неделю, за что Дэви  был
ему весьма благодарен. Король приказал установить справа от  себя  и  чуть
позади трона невысокий стол, на котором можно было бы вести записи, однако
юному герцогу редко удавалось посидеть за ним. Одна из его  многочисленных
обязанностей состояла в том, чтобы обходить  просителей  и  решать,  какие
просьбы и петиции требуют первостепенного внимания короля.
   Весеннее наводнение в устье Великой реки как раз и было одним из  таких
вопросов. Те, кто  ждал  дольше,  были  недовольны  вмешательством  юноши,
однако уступили, и он подвел к королевскому  трону  молодого  аристократа,
прибывшего одним из последних.
   - Кэлеп Демсон, мэр Тиле Крик, - объявил Дэви.
   Высокий и худой человек в грубой  одежде  низко  поклонился,  и  Гэйлон
выпрямился на троне.
   - Прошу вас, милорд, что привело вас ко мне?
   - Река разрушила наш город, ваше  величество.  Мы  потеряли  двенадцать
человек, а больше сотни остались без пищи и крова  над  головой,  -  Кэлеп
Демсон стиснул в кулаках старый берет с пером. - Мне  сказали,  что  можно
прийти к вам и попросить о помощи и что эта  помощь  может  быть  оказана,
если вы сочтете наше дело достойным внимания.
   Король жестом указал Дэви на его столик.
   - Такая беда более чем достойна нашего  внимания,  милорд  мэр.  Герцог
Госни...
   Дэви схватил в руки стило и обмакнул его в чернила.
   - Запишите: выдано Кэлепу Демсону  сто  золотых  деций.  Пусть  получит
деньги утром у казначея. И пометьте, что  надо  послать  Яррета  в  город,
чтобы он помог господину мэру найти необходимые товары, нанять  фургоны  и
погонщиков. Может быть, придется послать их в другой город,  чтобы  помочь
тамошним жителям. Удовлетворены ли вы, милорд мэр?
   Губы Кэлепа Демсона некоторое время беззвучно шевелились, ибо его голос
отказывался ему повиноваться. Наконец он сказал:
   - Ваша милость превыше всех моих ожиданий, сир. Моя благодарность...
   - Ваша благодарность тут не нужна, мэр. Прошу  вас  лишь  вспомнить  об
оказанной вам милости в период  сбора  налогов,  когда  ваш  город  заново
отстроится и все придет в норму. Беда может  подстерегать  не  только  вас
одних.
   - Да, сир, - мэр поклонился и попятился к выходу.
   В толпе просителей поднялся одобрительный гул. Слух о том, что  король,
который в прошлые  годы  всячески  избегал  государственных  обязанностей,
вернулся на трон и вершит дела сочувственно и справедливо,  подтверждался,
и Дэви почувствовал гордость за Гэйлона.  Между  тем  в  спорных  вопросах
король в значительной степени  полагался  на  мнение  юного  герцога.  Сам
Гэйлон основывался на  интуиции  и  на  чувствах,  в  то  время  как  Дэви
придерживался логики, продираясь сквозь дебри противоречивых свидетельств,
и в конце концов отыскивал объяснения любым фактам.
   Король никогда не выносил своего решения,  не  спросив  совета  герцога
Госнийского.  Мало  кто  из  просителей,  толпившихся  в   тронном   зале,
догадывался о том, что этот юноша дает советы королю.  Большинство  видело
перед собой лишь блестящего и  уверенного  в  себе  молодого  аристократа,
который прислуживает своему монарху.
   Дэви оглядел толпу, заполнившую тронный  зал,  и  подумал  о  том,  что
вскоре  придется  выделить  для  аудиенций  еще  один  день.  Пока  же  им
приходилось обходиться даже без обеда. Они лишь перекусывали сыром, хлебом
и вином, даже не прерывая работы, ибо  Гэйлон  не  отказывал  никому,  кто
действительно нуждался в королевском слове. Из-за  этого  аудиенция  часто
затягивалась допоздна. В приемные дни король поглощал гораздо больше вина,
чем в дни обычные, однако хмельным не становился.
   - Милорд герцог? - Гэйлон поднял бровь, полуобернувшись к Дэви.
   Мальчик устало улыбнулся и, встав из-за  стола,  спустился  с  тронного
возвышения в зал и отправился на поиски  новых  просителей,  заслуживавших
внеочередного приема.


   Свет, музыка и  приглушенные  голоса  привели  Джессмин  к  распахнутым
дверям большой залы. Несмотря на поздний час, несколько пар еще  кружилось
в танце, и Джессмин некоторое время наблюдала за изящными  движениями  ног
танцующих, за тем, как они брали друг друга за руки и прижимали партнера к
груди. При взгляде на лица танцоров, а были среди них  лица  и  старые,  и
молодые,  королева  почувствовала   внутри   странную   пустоту.   Плотнее
завернувшись в халат, надетый поверх ночной рубашки, она заспешила  дальше
по освещенному коридору.
   Она шла в покои короля. Джессмин еще не  знала,  что  она  сделает  или
скажет, однако надеялась, что что-нибудь подходящее  придет  ей  на  ум  в
нужный момент.  На  мгновение  замерев  в  нерешительности  перед  тяжелой
дверью, Джессмин постучалась так негромко  и  робко,  что  сама  удивилась
тому, что дверь перед ней распахнулась.
   - Миледи? - Байлер, новый слуга короля, низко поклонился ей и  отступил
назад, пропуская королеву в комнаты.
   - Его величество все еще не закончил аудиенцию, миледи. Вы будете ждать
его величество?
   Джессмин снова нерешительно застыла  на  месте,  однако  дружелюбные  и
приветливые манеры  слуги  успокоили  ее  настолько,  что  она  осмелилась
сделать несколько шагов.
   - Спасибо, я подожду. Только... одна, Байлер. Пожалуйста.
   - Разумеется, ваше величество, - Байлер взглянул на нее с почтением, но
и с изрядной долей любопытства. - Может быть,  немного  вина  поможет  вам
скоротать время?
   - Нет... то есть да. Пожалуйста.
   Байлер провел ее к мягкому креслу у очага и подал на подносе  кувшин  с
вином и наполненный кубок.
   - Что-нибудь еще, миледи?
   - Нет.
   - Хорошо, миледи.
   Его  понимающая  улыбка  заставила  Джессмин  испытать  острый  приступ
внезапного раздражения, однако она милостиво  кивнула,  и  слуга  вышел  в
коридор.  Оставшись  одна,  королева   принялась   любоваться   убранством
королевских  покоев.  Ничего  особенно   дорогого   и   вычурного   здесь,
разумеется, не было. Просто на стенах появилось несколько новых гобеленов,
на полу  -  толстый  ковер.  Появилась  и  новая  мебель,  заказанная  или
купленная в Киптауне. На кресле, в котором сидела Джессмин, уже  появились
первые  жирные  пятна,  и  она  пообещала   себе   напомнить   Байлеру   о
преимуществах сменных покрывал. Единственным предметом,  сохранившимся  от
прежней обстановки, было походное кресло короля Рейса в углу.
   Огонь в камине начал угасать, и Джессмин  подложила  в  него  несколько
толстых поленьев из кучки, аккуратно уложенной  возле  решетки.  Только  в
самый разгар жаркого лета обитатели замка  могли  по  достоинству  оценить
свои прохладные, сырые комнаты.
   Чувствуя  во  всем  теле  легкую   нервную   дрожь,   Джессмин   допила
остававшееся в кубке вино и налила себе  еще.  Придвинув  кресло  ближе  к
огню,  она  стала  смотреть  на  завораживающую  пляску  оранжевых  языков
пламени.
   Несколько раз из коридора доносился звук шагов,  но  никто  не  входил.
Наконец она расслышала уверенный стук твердых подметок по каменным  плитам
пола и выпрямилась в кресле. Дверь в покои широко распахнулась.
   - Байлер! - входя в комнату, Гэйлон уже наполовину стащил через  голову
свое пышное церемониальное платье, но запутался в рукавах.
   - Проклятье! - что-то звякнуло, и блестящая золотая корона  подкатилась
к ногам Джессмин. Королева улыбнулась. Под атласным  королевским  одеянием
Гэйлон носил свою любимую шерстяную рубаху, протертые брюки  и  стоптанные
башмаки для верховой езды.
   -  Байлер!  -  придушенно  воскликнул  Гэйлон,  сражаясь  с  непокорной
накидкой. - Да помоги же мне!
   Джессмин встала и поспешила ему на помощь. Она тянула голубой  материал
то в одну, то в другую сторону, а Гэйлон извивался  всем  телом,  стараясь
помочь. Выпитое вино помогло Джессмин справиться с нервным напряжением,  и
теперь ужимки супруга смешили  ее.  Наконец  Гэйлон  выпростал  из  платья
взлохмаченную голову.
   - Ты что, хотел меня задушить? - раздраженно спросил  он  и  осекся.  -
Миледи?..
   - Прости, я просто хотела тебе помочь. Ты так запутался.
   - А где Байлер? - спросил Гэйлон, оглядываясь по сторонам.
   - Уже так поздно, что я думаю, он уже в постели.
   - Тогда я сам провожу тебя в твои покои.
   - Мой господин...
   Гэйлон подобрал с пола корону и швырнул голубой балахон на кресло.
   - Я действительно очень устал сегодня. Может быть, мы поговорим завтра?
   - Нет, - твердо сказала Джессмин и сама удивилась  своей  твердости.  -
То, что я хочу сказать, следовало бы сказать уже  давно.  Можно,  я  налью
тебе немного вина?
   Не дожидаясь его ответа, она взяла с  каминной  полки  второй  бокал  и
наполнила его из кувшина.
   - Выпей со мной, по крайней мере. И присядь. Я знаю, как ты устал.
   Джессмин снова опустилась в кресло, сдвинув голубую накидку в сторону.
   В ореховых глазах Гэйлона появилось беспокойство. Он принял вино из рук
Джессмин и уселся в углу на  отцовское  кресло.  Запретив  себе  думать  о
давней обиде, она позволила себе лишь каплю гнева и каплю сарказма.
   - Что бы ты сделал... - пробормотала она. - Что бы ты сделал в ту ночь,
когда пытался отвлечь меня от  ухаживаний  барона  Седвина...  что  бы  ты
сделал, если бы в ту ночь я согласилась разделить с тобой ложе?
   Гэйлон отпил из своего бокала большой глоток, но ничего не сказал.
   - Ты знал, что я откажусь. Ты ведь на это  и  рассчитывал?  -  Джессмин
заглянула в свой собственный бокал и обнаружила, что он пуст. - Я  никогда
не сомневалась в твоей любви, мой господин. Каждый день и каждую минуту  я
чувствовала ее. Как же ты можешь одновременно любить меня и отталкивать?
   - Не говори ерунды, - резко сказал король.
   - Скажи, что я такого сделала, чем заслужила такое отношение к себе?
   - Этот вопрос не имеет никакого отношения к тебе, Джессмин. Это  вопрос
о том, чего заслуживаю я... и чего  не  заслуживаю,  -  Гэйлон  беспокойно
шевельнулся, и кожаные  ремни  кресла  громко  скрипнули.  -  Если  уж  мы
заговорили об этом, то это ты должна отталкивать и ненавидеть меня.
   На лице его был написан явный упрек самому себе, а взгляд стал угрюмым.
"Почему? - подумала Джессмин. Почему я должна ненавидеть его?"
   И сразу догадалась, каков ответ на этот вопрос.
   - В ту ночь, - медленно сказала она, - когда ты победил Люсьена и  взял
в руки Кингслэйер, твое могущество и сила твоей ненависти испугали меня...
сначала.
   - Пожалуйста, не  надо  об  этом,  -  умоляюще  пробормотал  Гэйлон,  и
Джессмин поняла, что ее догадка верна.
   -  Выслушай  меня,  мой  господин,  -  Джессмин  отставила  в   сторону
опустевший бокал и встала напротив Гэйлона, глядя ему в  лицо.  Зажатый  в
своем углу, Гэйлон опустил голову и весь напрягся, слушая ее слова.  -  Ты
был груб со мной,  почти  жесток,  но  тобой  двигали  внешние  силы.  Но,
несмотря на это, я никогда не жалела о той ночи, проведенной  с  тобой.  Я
жалела лишь о тех одиноких ночах, которые за ней последовали. Я  была  так
глупа, Гэйлон, мне нужно было сказать тебе...
   Гэйлон в отчаянье взмахнул рукой.
   - Я знал, что ты не винишь меня, но от этого то, что я сделал, казалось
мне еще омерзительнее. Вот!.. - он показал ей свой Камень, который  мерцал
голубым светом. - Он до сих пор управляет  мной!  Если  я  уступлю  своему
желанию, то все может повториться снова!
   - Ты позабыл, Гэйлон, - нежно  сказала  Джессмин,  -  что  твой  Камень
принял меня много лет назад. Ни он, ни ты не сможете причинить мне вреда.
   И, прежде чем король успел помешать  ей,  Джессмин  взяла  его  руку  с
перстнем в свои и прижалась к Камню щекой.
   Обжигающий жар и ледяной холод пронзили  ее  тело,  она  почувствовала,
ощутила огонь желания Гэйлона и холод его тоски. Развернув его  руку,  она
прижалась губами к его ладони. Гэйлон попытался освободиться, но  Джессмин
держала крепко.
   - Ты не должна... - прошептал он хрипло.
   Вместо ответа Джессмин уселась к  нему  на  колени  и  обвила  его  шею
руками. Она первая поцеловала его, но он ответил  ей  тотчас,  ответил  со
страстью, от которой у Джессмин перехватило дыхание. Под тяжестью двух тел
плетеное кресло отчаянно затрещало и развалилось. Гэйлон и Джессмин  хором
расхохотались.
   - О боги! - простонал сквозь смех Гэйлон, сидя на полу. - Я же  говорил
тебе, что беда обязательно случится!
   Джессмин, все еще оставаясь у него  на  коленях,  приподняла  голову  и
улыбнулась:
   - Может быть, кровать немного покрепче?
   - Нужно проверить.
   Прижимая Джессмин к груди, король встал на  ноги.  Не  опуская  на  пол
своей драгоценной ноши, Гэйлон зашагал в спальню.



11

   Пока Виннамир радовался первым приметам весны,  Ксенара,  расположенная
много южнее, уже стояла на пороге лета. Дни стояли жаркие, безветренные, и
торговые корабли уходили из Внутреннего моря на веслах. Неподвижный воздух
дрожал над мостовыми города, и тучи жалящих мух облепляли его жителей.
   Мелкоячеистая сетка, которой были занавешены окна паланкина, спасала от
надоедливых  насекомых,  но  против  удушливой  городской  вони  она  была
бессильна. Жара, запахи и шум, взятые вместе,  для  непривычного  человека
были совершенно  непереносимы,  но  Тек  лишь  прижимал  к  чувствительным
ноздрям надушенный носовой платок и старался почаще напоминать  себе,  что
когда с моря задует соленый ласковый бриз, Занкос станет более  подходящим
местом для жизни.
   Повинуясь указаниям жреца, носильщики свернули с улицы  ростовщиков  на
аллею, вдоль которой  лепились  друг  к  другу  богатые  продовольственные
лавки. К сожалению, самый прямой путь обратно ко дворцу и к  храму  Мезона
пролегал через  этот  запруженный  народом  шумный  квартал.  По  булыжным
мостовым вышагивали люди всех национальностей и всех оттенков кожи, рабы и
торговцы, солдаты и моряки. Кое-где в толпе приезжих и горожан можно  было
заметить и отпрысков  королевского  дома  Герриков,  которые  расталкивали
толпу в поисках развлечений. Их можно было заметить  издалека  по  богатой
одежде и надменным лицам. Стоило им, однако, очутиться на одной из боковых
темных улочек, и вместо вожделенных увеселений они мгновенно бы расстались
с жизнью и с кошельком.
   Пока носильщики прокладывали себе путь.  Тек  внимательно  рассматривал
воинов, которые часто встречались среди обычных  жителей.  Большинство  из
них носили короткие юбочки и принадлежали либо  к  солдатам  Бенджарийской
армии, либо к воинам Тарвийского легиона.  И  Тарвия  и  Бенджария  -  две
восточные  страны  -  объединились  с  Ксенарой  в  борьбе  против  общего
северного врага, и эти солдаты были лишь предвестниками того,  что  вскоре
будет повсюду. Ксенарская равнина превратится в огромный военный лагерь, в
котором будет сосредоточена армия столь огромная, что  никакой  Кингслэйер
не сможет с ней справиться.
   Армией будет командовать король Роффо, и, коль скоро бог Мезон был  еще
выше, чем король,  то  больше  всего  власти  оказывалось  в  руках  Тека.
Верховный жрец снова возблагодарил своего бога за  его  благословение,  за
возможность прославить в битве могущество Мезона. Неожиданно возникший над
городом ветер потревожил новые орды роящихся  мух  и  принес  с  городской
бойни запах смерти и свежей крови. Тек задохнулся и снова  поднес  к  лицу
надушенную ткань, проклиная подувший не в ту сторону зефир.
   Носильщики снова повернули и замедлили шаг. Улица сузилась, а  булыжная
мостовая круто пошла вниз, изгибаясь и петляя по склону холма. По обеим ее
сторонам возвышались высокие  дома  с  крошечными  балконами  из  кованого
железа. Их оштукатуренные стены растрескались и местами облупились.
   Впереди лежало безмятежное Внутреннее  море,  словно  огромное  зеркало
сверкая под высоким полуденным солнцем. По его поверхности  лениво  ползли
корабли с худыми, обнаженными мачтами. Жрец, однако, смотрел не на них,  а
на мраморные колонны храма Мезона и на дворец короля,  расположенный  чуть
выше на холме на  противоположной  стороне  бухты.  Теку  редко  случалось
выбираться  в  город,  однако  сейчас  король  нуждался  в  средствах  дл