постепенно успокаивался. Ему тоже  нелегко  было  осознать  такой
неожиданный  поворот  судьбы,  ибо  совсем  недавно  он  глядел  в   глаза
собственной смерти. Как бы плохо он ни относился к противнику, он  не  мог
не признать, что этот рослый южанин превосходит его в умении обращаться  с
мечом. С легким вздохом он отбросил свое оружие в дальний конец  площадки.
Клинок ударился о твердую землю и подскочил. В глазах Люсьена, однако,  не
промелькнуло и тени благодарности. Вместо этого Дэрин увидел на  его  лице
ненависть, мгновенно сменившуюся глубоким отвращением.
   Дети медленно спускались вниз по ступеням, ведущим с галереи, и  Люсьен
приподнял подбородок. Тонкие струйки крови черными нитями запеклись у него
на скуле, а от уголка глаза к  уголку  губ  протянулась  свежая  царапина,
оставленная колючим стеблем розы. Глянув на Гэйлона, он отвернулся и пошел
в дальний конец площадки. Принц смотрел ему вслед  со  смешанным  чувством
жалости и сочувствия.
   Джессмин открыла было рот, чтобы заговорить, но Гэйлон перебил ее.
   - Ты тоже мог бы убить его, - холодно сказал он Дэрину.
   Джессмин, потрясенная, повернулась к нему.
   - Ты просто обязан был это сделать, - с  холодной  жестокостью  добавил
принц. - Ты унизил его, а унижения он не вынесет.
   Гэйлон подобрал сломанный меч, молча оплакивая прекрасный клинок. Затем
он снова повернулся к Дэрину:
   - Зачем тебе понадобилось возвращаться? Ты никому здесь не нужен. Ты  и
_мне_ не нужен!
   Герцог выслушал эту  мальчишескую  тираду,  не  выказывая  ни  малейших
признаков гнева, лишь в дымчатых его глазах  промелькнула  какая-то  тень.
Гэйлон уже замолчал, но герцог продолжал так  пристально  всматриваться  в
его лицо, что принцу пришлось напрячь всю  свою  волю,  чтобы  не  отвести
взгляд. Дэрин молчал, и Гэйлон предпринял еще одну попытку вывести его  из
себя:
   - Что-нибудь хотите сказать, лорд Госни? - холодно и враждебно произнес
он.
   - Нет, мой принц.
   - В этом случае вы свободны.
   Герцог неловко поклонился.
   - Милорд... Миледи...
   Джессмин подобрала с земли одну из роз и вложила ее в руку герцога -  в
знак мира, - однако Дэрин не заметил этого. Повернувшись, он быстрым шагом
пошел через арену, удаляясь от замка.  Джессмин  посмотрела  на  принца  и
увидела на его лице самодовольную улыбку. Тогда  будущая  невеста  Гэйлона
тщательно прицелилась и лягнула своего суженого носком  туфли,  попав  ему
точно по голени, между коленом и верхним краем  ботинка.  Гэйлон  взвыл  и
схватился за ушибленную ногу.
   - Ой-ой-ой! - причитал он,  прыгая  на  одной  ноге.  -  Зачем  ты  это
сделала?
   Джессмин как раз собиралась сказать ему зачем и  почему,  но  она  была
слишком рассержена и обижена одновременно. С громким плачем она  сорвалась
с места и побежала в замок, оставив Гэйлона в ярости кусать губы.


   Утренняя головная боль вернулась к нему  с  утроенной  силой,  так  что
Дэрин не мог ни о чем думать. Он даже не понимал, куда и зачем идет,  пока
не оказался возле прохода  в  высокой  изгороди  из  колючего  боярышника,
которая окружала похожие на парк окрестности  замка.  Это  был  секретный,
потайной проход, самый короткий путь на лесную тропинку, ведущую  вниз  по
склону холма к королевским гробницам - древним и полуразрушенным, а  также
к новым каменным мавзолеям и усыпальницам последних королей и королев этой
страны.
   Идонна тоже была здесь. Таково было ее желание. Она не хотела, чтобы ее
хоронили в замке Госни вдали от ее родни. Дэрин так ни разу и  не  посетил
могилу матери, хотя это и приводило в ярость отца. В смерти  он  не  видел
ничего привлекательного и величественного и даже сейчас шел  к  ее  склепу
неохотно.
   Сделав над собой усилие, Дэрин заставил себя идти быстрее,  а  затем  и
вовсе побежал, отчего кровь зашумела у него в голове. Он наслаждался своей
болью,  купался  в   ней,   направив   вовнутрь   свой   гнев,   вызванный
разочарованием.
   В лесу царил нежный голубоватый полумрак,  а  с  ветвей  дубов  и  елей
свисали гирлянды серо-зеленого мха. Это были древние деревья,  и  они  уже
умирали, однако умирали  они,  как  положено  деревьям,  умирали  стоя,  и
пройдет еще немало времени,  прежде  чем  эти  седые  гиганты  опрокинутся
навзничь под ударами бури. Среди их могучих стволов и  пробирался  герцог,
следуя прихотливым извивам заросшей тропы, которая в конце  концов  вывела
его к невысокой стене, сложенной из обломков камня, которая окружала место
захоронения.
   Довольно скоро он отыскал гробницу Орима. За все прошедшие годы  он  ни
разу не задался вопросом, почему его мать захотела лежать именно здесь,  в
фамильном склепе Черных Королей. На откосе  перед  входом  он  задержался.
Гробницы разрушались, тоннели, которые глубже  других  врезались  в  холм,
обрушились, и никто никогда не пытался их восстановить. Где-то  в  глубине
этих засыпанных штолен до сих пор тлели кости самого Орима.
   Весь дрожа и чувствуя в коленях противную слабость,  Дэрин  прислонился
спиной к покрытой лишайниками опорной стене, которая только и осталась  от
часовни перед входом в склеп. Ни один звук не нарушал  безмятежную  тишину
гробницы, кроме  хриплого  дыхания  герцога,  но  и  оно  тоже  постепенно
становилось все более редким и бесшумным, словно здесь был неуместен любой
живой звук. Дэрин опустил большой палец  левой  руки  в  стоящий  у  входа
сосуд, наполненный древесной золой, и провел поперек  лба  широкую  черную
полосу - знак уважения к мертвым. Затем он снял со стены факел  и,  закрыв
глаза, попытался воспламенить пропитанный смолой  расплющенный  конец  его
при помощи своей волшебной  силы.  В  результате  голова  разболелась  еще
сильнее, но факел не желал загораться. Открыв глаза,  Дэрин  посмотрел  на
свой Камень. Камень, вставленный в кольцо на пальце, слегка  светился,  но
Дэрин не смог направить его энергию.
   -  Послужи  мне  хоть  в  этом,  -  наполовину  с  мольбой,  наполовину
требовательно обратился он к Камню и сделал еще одну попытку, но  все  так
же безрезультатно.  Разочаровавшись,  он  нашарил  на  полке  над  сосудом
кремень и огниво и зажег факел обычным способом.
   Тени прыгали и дрожали  на  стенах,  пока  Дэрин  спускался  в  главную
комнату склепа  по  узким  ступеням.  Смола,  сгорая,  трещала  и  шипела,
наполняя помещение удушливым дымом, который слоями повисал  в  неподвижном
сыром воздухе.  Вытирая  слезящиеся  глаза,  Дэрин  несколько  раз  обошел
комнату, прежде чем отыскал вход, который ему был нужен: небольшую дверцу,
над которой был вырезан на каменной панели герб  Госни  -  косматый  бурый
медведь с золотой короной в зубах, загороженный двумя скрещенными копьями.
Это означало "Защитник королей", и род  этот  был  действительно  древним,
таким же старинным, как род короля Рейса, который на протяжении  восьмисот
лет  существовал  одновременно  с  династией  Рыжих   Королей.   И   Госни
действительно были советниками и защитниками королевского дома, пока  весь
некогда  славный  род  не  воплотился  в   одного-единственного   молодого
человека, который задумывался только лишь о том,  как  ему  отказаться  от
своего наследия.
   Дэрин нырнул в дверь и оказался в коридоре с таким низким потолком, что
пламя факела почти касалось его, оставляя на камне длинные  языки  копоти.
Коридор вывел его  в  крошечную  усыпальницу,  в  которой  был  установлен
единственный каменный саркофаг.
   Дэрин нашарил на стене металлическое кольцо для факела и медленно, чуть
ли не со страхом приблизился к каменному гробу. Теперь ему стало  понятно,
почему он так не хотел приходить сюда. Причина была та же самая, по  какой
он не сидел у смертного  ложа  матери,  -  не  видя  ее  мертвой,  он  мог
вспоминать ее как живую. Даже сейчас  какой-то  тихий  голос  внутри  него
продолжал твердить: "Ее нет здесь, ее нет здесь!" Однако он больше не  мог
верить в эту сладкую ложь. Протянув руку, он нащупал на  крышке  саркофага
тонкие буквы, высеченные в камне:
   "Идонна. Любимая жена и мать".
   Там были еще слова,  и  Дэрин  в  панике  отдернул  руку,  лишь  только
разобрал текст. Это были  строки  из  стихотворения,  которое  он  сочинил
несколько лет назад.

   Темная женщина, где ты теперь?
   Один я стою в темноте.
   Вокруг тишина, но все чудятся мне
   Ладони на мокром лице.

   Каким-то образом его отец, Эмил Джефсон, отыскал эти  неуклюжие  строки
среди всех стихотворений, которые Дэрин дарил матери. Эти стихи  нравились
Идонне больше других, хотя она с радостью принимала все  его  стихотворные
опыты. А теперь сын принес своей матери последний подарок. Дэрин осторожно
разжал ладонь и положил на крышку саркофага белую розу. Лепестки  ее  были
измяты и испачканы его кровью. Многозначительность этого внезапно дошла до
сознания Дэрина, и он некоторое время стоял как громом  пораженный.  Затем
он внезапно рассмеялся, снова  ощутив  в  висках  и  затылке  тупую  боль.
Вопреки его воле этот хриплый смех  превратился  в  рыдания,  глухие  и  с
трудом сдерживаемые. Дэрин не плакал уже очень давно, с того  самого  дня,
как он уехал прочь от умирающей матери.  Он  не  плакал  ни  тогда,  когда
старый маг выгнал его, ни когда отец избил  его  чуть  не  до  полусмерти.
Теперь же мысль о том, что он оставил мать наедине со  смертью,  причиняла
ему острую боль.
   Упав на колени возле гроба,  Дэрин  прислонился  лбом  к  его  каменной
стенке.  Холодная  поверхность  странным  образом  успокоила  его.   Дэрин
опустился на  пол,  повернувшись  таким  образом,  что  теперь  он  сидел,
опираясь о саркофаг спиной. Страшная усталость навалилась  на  него,  веки
стали тяжелыми. Огонь факела на стене внезапно заколебался, несмотря на то
что воздух в комнатке оставался все так же неподвижен.  Дэрину  показалось
вдруг, что к запаху горящей  смолы  примешивается  аромат  лесных  фиалок.
Раздувая ноздри, он поднял голову  и  принюхался,  стараясь  уловить  этот
слабый запах. Пламя факела снова заплясало.
   - Мама?! - глухо воскликнул Дэрин. - Идонна?
   - Я здесь, - ответ прозвучал у него в мозгу.
   - Не могу увидеть тебя, - пожаловался Дэрин. - Посмотри, я принес  тебе
розу.
   - Да, мой милый, - прошелестел ответ. - Я хочу попросить  тебя  еще  об
одной вещи.
   - Все, что захочешь, мама! - Дэрин лихорадочно оглядывался по сторонам,
но видел лишь тени на стенах. - Где ты?
   - Принеси мне меч, Дэрин, Наследие  Орима  должно  покоиться  рядом  со
мной.
   - Хорошо. Я принесу его сегодня ночью, пока все спят! - Дэрин говорил с
мальчишеским восторгом, словно ожидая похвалы за правильное решение. Запах
фиалок становился все сильнее, наполняя холодную комнатку живым теплом,  и
Дэрин почувствовал, что Идонна совсем рядом.
   - Я больше не стану смущать твоих снов, мой мальчик,  ибо  ты  поступил
как надо и будешь делать что нужно и впредь. Я ничего больше не могу  тебе
подарить - знай только, что я люблю тебя. И запомни еще одно:  тебе  нужно
быть очень осторожным, сын. Все, что тебе дорого, будет разрушено и отнято
у тебя. Чтобы избрать жизнь, потребуется огромное  мужество,  но  если  ты
выберешь смерть, это не принесет бесчестья. Когда все будет  исполнено,  я
приду за тобой... - Голос Идонны  становился  все  слабее,  и  Дэрин  едва
разобрал последние слова: - Не страшись темноты, мой любимый сын, во  тьме
ты найдешь меня.
   Дэрин, герцог Госнийский, очнулся лежа на полу. Голова его покоилась на
вытянутой руке. Он мало что мог припомнить, но головная боль прошла, а  на
ее место пришли такие покой и умиротворение, каких  он  не  испытывал  уже
очень давно. Он чувствовал себя удивительно отдохнувшим и  посвежевшим,  а
осмотрев рану, нанесенную мечом Люсьена, он обнаружил, что это  был  всего
лишь неглубокий порез чуть повыше запястья.  Немного  целебного  бальзама,
бинт - и рана заживет, не оставив даже шрама. Рубашка  пострадала  гораздо
сильнее: один рукав ее был весь изорван и почернел от запекшейся крови.
   Факел почти догорел. Дэрин вынул его из кольца  держателя  и  вышел  из
склепа. Снаружи уже стемнело, и на  выходе  из  подземелья  его  встретила
почти полная темнота. Только полная луна,  окруженная  жемчужной  короной,
освещала землю своим призрачным сиянием. Опуская в  урну  остатки  факела,
Дэрин подумал о том, что погода скоро  переменится.  Несмотря  на  то  что
парок его дыхания был ясно виден в холодном воздухе, он чувствовал  внутри
себя  необычное  тепло.  Даже  пробираясь   между   неподвижными   темными
деревьями, он обратил внимание на то, что все, казавшееся ему зловещим или
угрожающим при дневном свете, теперь выглядело уютным  и  безопасным.  Вот
крикнула над головой ночная птица, и другая откликнулась с  другого  конца
леса, ничуть не испугав Дэрина.
   Мимоходом он подумал о том, что, если кто-нибудь спросит о том, где  он
был, можно будет сказать, будто ходил в город. Следующая мысль его была  о
мече:  конечно  же,  Кингслэйер  должен  храниться  в  усыпальнице,  и  он
перенесет его сегодня же ночью. Там, рядом с  прахом  Орима,  самое  место
страшному мечу.
   Через два дня он поедет с королем и Гэйлоном на охоту. Это  путешествие
отнюдь не занимало всех его мыслей, он не  ждал  его  с  нетерпением,  но,
может быть, в отсутствие Люсьена ему удастся найти способ снова  завоевать
доверие принца.


   Забраться внутрь оказалось  легче  легкого.  Дверь  на  террасу  стояла
распахнутой  настежь;  жители  замка  -  да  и  всего  Виннамира  -   были
легковерными глупцами. Их доверчивость доходила до того, что во всем замке
запирались лишь несколько дверей. Подогреваемый гневом  и  жаждой  мщения,
Люсьен планировал встать в тени за портьерой в комнате герцога и  угостить
его ударом кинжала, однако кончился вечер и настала ночь, а Дэрина все  не
было. В голове Люсьена начал созревать иной план, обещающий гораздо больше
удовольствия, нежели обыкновенное убийство.
   Осторожно, стараясь ничего не потревожить, Люсьен обыскал покои герцога
и наконец нашел то, что пригодилось бы ему для  осуществления  его  нового
плана, - небольшой кинжал с рукоятью, украшенной бриллиантами и  фамильным
гербом герцога. В одном из выдвижных ящиков он обнаружил еще один предмет.
Это был скрученный клочок бумаги, очень похожий  на  обрывок  страницы  из
толстой книги, которую постоянно прятал его дядя Фейдир. Засунув бумагу  в
карман, Люсьен  выскользнул  из  комнат.  Как  раз  вовремя.  Шаги  Дэрина
прозвучали на ступеньках, и Люсьен на мгновение ясно  увидел  его  лицо  в
падающем из окна свете. Дэрин являл собой жалкое зрелище: весь в  грязи  и
засохшей крови, с черной полосой  сажи  на  лице.  Должно  быть,  голубчик
побывал в одной из таверн Киптауна и несколько раз пьяным падал  в  грязь,
пытаясь вернуться обратно в замок. Довольно улыбаясь своей догадке, Люсьен
тотчас задумался о вещах более важных.
   Молодой южанин вернулся к себе,  лихорадочно  обдумывая  детали  своего
блестящего плана. Если он пошлет письмо  с  утренней  почтой,  то  получит
необходимую помощь вовремя. Придворный лекарь Гиркан очень любит  вино,  а
выпив, бывает болтлив до самозабвения, если только  отыщется  внимательный
слушатель. Кетти, толстая повариха из замковой кухни, просто  без  ума  от
светловолосых и голубоглазых юношей.
   Да. Если точно рассчитать время и при  минимуме  везения,  план  вполне
можно осуществить, и у него появится отличный шанс  добиться  всего  того,
чего он хочет. И всего за ночь работы. У него еще остается целых два  дня,
чтобы тщательно продумать все подробности и неожиданные повороты. Конечно,
если Фейдир не догадается...
   При мысли о дяде сердце в груди  Люсьена  сбилось  с  ритма  и  куда-то
провалилось. Страх  его,  однако,  разбудил  гнев,  а  гнев  наполнил  его
решимостью во что бы то ни стало добиться своего. Дядины планы на  будущее
нисколько его не интересовали. Когда все получится,  старый  дурак  только
скажет ему спасибо. Ему просто _придется_ сказать  ему  спасибо.  В  конце
концов, не кто иной, как Люсьен станет его королем.
   После первоначального возбуждения молодой лорд почувствовал необычайное
спокойствие. Он легко уснул, и снились ему только приятные сны.



5

   Королевский поезд отправился в путь ранним утром,  когда  только-только
начинало светать. Его отбытие  сопровождалось  лишь  звяканьем  уздечек  и
шпор. Утро наступило серое, туманное и холодное, да  и  грядущий  день  не
сулил лучшей погоды. Облака повисли низко  над  землей,  задевая  верхушки
деревьев, и от этого казалось, что весь мир  съежился  и  стал  маленьким,
унылым и серым.
   Выстроившись парами, всадники спустились по узкой тропе  к  Киптауну  и
неторопливым шагом проехали по его улицам, держась так, чтобы  лошади  шли
ноздря в ноздрю. Их было всего  шестеро:  король,  Гэйлон,  Дэрин  и  трое
вооруженных гвардейцев. Тило  вместе  со  всем  багажом  выехал  во  главе
каравана слуг днем раньше.
   Эмбер была настроена довольно игриво, словно радуясь тому, что на спине
ее снова сидит Дэрин. Она пританцовывала,  звякая  подковами  по  булыжной
мостовой, выгибала шею и ворочала по сторонам крупными глазами, неожиданно
шарахнувшись  от  кудлатой  рыжей  дворняги,  выскочившей  из  переулка  с
заливистым  лаем.  Дэрин  выбранил  кобылу,  но  проклятия  его  не   были
искренними - Эмбер уже не раз доказывала, что в случае  опасности  на  нее
можно положиться.
   Лязг сразу  стольких  подкованных  копыт  по  булыжным  улицам  городка
привлек  внимание  жителей  -  ремесленников  и  торговцев,  -  которые  с
одинаковым любопытством прильнули  к  окнам.  Некоторые  махали  руками  и
выкрикивали приветствия,  некоторые  лишь  натянуто  улыбались  и  спешили
вернуться к прерванному завтраку. По улицам стелился дым из многочисленных
печных  труб  и  дымоходов,  который  не  торопясь  скатывался  по  крутым
черепичным и соломенным крышам, заполняя пространство между домами.  Из-за
окон и  неплотно  прикрытых  ставней  доносился  невнятный  гул  множества
голосов - признак жизни и довольства. Перед кузницей возились рябые  куры,
ковыряя носами землю.
   Гэйлону очень понравился короткий марш через город.  Перед  выездом  он
плотно позавтракал ячменной кашей с медом и сливками,  и  теперь  сырая  и
холодная погода была ему нипочем. Путешествие обещало быть приятным, но он
постарался отогнать от себя радостное возбуждение и  снова  ощутить  вину,
которую он почувствовал, когда узнал, что Люсьен не  поедет  с  ними.  Его
взрослый приятель был очень любезен, заверив принца, что у него накопилось
достаточно неотложных дел, которыми он как раз и будет заниматься  до  тех
пор, пока Гэйлон не вернется обратно. Когда же Гэйлон  стал  расспрашивать
его об этих таинственных делах, Люсьен смутился и ответил  ему  сдержанно.
Впрочем, Люсьен вел себя с ним подобным образом на протяжении  всего  того
времени, что прошло со дня инцидента на фехтовальной площадке.
   Что касалось Джессмин, то она очень  рассердилась,  узнав  о  том,  что
Гэйлон уезжает. Принцесса упорно обходила молчанием стычку между  Люсьеном
и Дэрином, и Гэйлон уверил себя в  том,  что  она  просто  расстроена  тем
обстоятельством, что ее не взяли на охоту. В последнюю ночь, однако, принц
долго и горячо спорил с отцом относительно участия в поездке Дэрина.  Одна
мысль о том, что ему придется провести в обществе герцога несколько  дней,
приводила  принца  в  бешенство.  Эта  охотничья  экспедиция  была  просто
несколько отложенным во времени подарком ко дню его рождения, и ему ничуть
не хотелось делить отца с кем бы то ни было, в особенности с Дэрином.
   Гэйлон плотнее  завернулся  в  свой  непромокаемый  плащ.  Сегодня  все
путешественники были  одеты  в  бесцветные  накидки  из  грубой  шерсти  и
широкополые шляпы, пропитанные овечьим жиром. Благодаря этому  капли  воды
скатывались по промасленной поверхности, прекрасно предохраняя от сырости.
Очень хорошо, что все путники предусмотрительно облачились в непро