нькие кожаные мешочки. Эти мешочки она укладывала  вместе  с  сыром  и
хлебом, которые паковала сама. Под  тяжелыми  шагами  Гэрри  заскрипела  и
застонала лестница. Гигант спустился вниз, и они с Дэрином  пошли  седлать
лошадей.
   - Вы отправляетесь даже без горячего завтрака, который согрел бы вас  в
пути, - продолжала качать головой Миск, стремительно двигаясь  по  комнате
вокруг Гэйлона, и подол ее рубашки хлестал ее по голым лодыжкам.
   Когда мужчины вернулись, Миск уже держала в руках  довольно  объемистый
мешок с провизией. Она протянула его Дэрину,  на  мгновение  задержав  его
руку в своей. Герцог опустил глаза и посмотрел на нее.
   - Если, - сказала Миск, - если я хоть немного помогла вам и если вы мне
действительно благодарны,  я  попрошу  вас  исполнить  одну  мою  просьбу.
Обещайте мне, что сделаете то, о чем я попрошу.
   - Если это возможно, - ответил ей герцог ласково.
   - К востоку от этой долины течет Южный приток. Если  вы  пойдете  вдоль
реки по направлению к Каслкипу, вы попадете в маленький  городок,  который
называется  Ривербенд.  Можете  заночевать  в  нем,   только   никому   не
открывайтесь, кто вы такие. На краю этого города живет кузнец.  Его  зовут
Сеп. С ним и только с ним можете говорить, ничего не утаивая. Он -  добрый
человек и должен знать все новости королевства. Сделаете ли вы это?
   Слегка поколебавшись, герцог кивнул.
   - Мы сделаем, как ты просишь.
   - Вот и хорошо, - сказала Миск, вы пустив руку Дэрина.  -  А  я  сделаю
все, что в моих силах, чтобы спрятать вас от тех,  кто  может  разыскивать
вас при помощи магии. Кроме этого, я не  в  силах  сделать  ничего,  чтобы
защитить вас.


   В  огромном  зале  празднично  играла  музыка,  кружились  пары,  гости
переговаривались и угощались. Разодетые мужчины, увешанные безделушками, в
яркости нарядов соперничали с женщинами, которые по случаю  приема  надели
шелковые и атласные туалеты с длинными, пышными юбками. Всего за  неполный
месяц двор правителя Виннамира удивительно преобразился, и Джессмин,  сидя
в высоком  бархатном  кресле,  с  любопытством  взирала  на  расфранченных
взрослых, которые кружили вокруг.
   Несмотря на свое великолепие, кресло было на редкость неудобным.  Иными
словами, оно было слишком велико, и принцесса была вынуждена  либо  сидеть
на самом краю, так что ноги ее болтались в воздухе, не достигая пола, либо
отодвигаться к спинке, но в этом случае ноги просто торчали вперед. Как бы
она ни садилась, все равно получался глупый вид.
   Платье Джессмин тоже было креслу  под  стать:  шикарное,  но  душное  и
стесняющее  движения.  На  рубашку  из  тонкого  атласа  было  напялено  с
полдюжины нижних юбок, а сверху ее обрядили  в  платье  из  нежно-зеленого
камелота,  которое  -  как  подразумевалось  -  должно  было  подчеркивать
нефритовый цвет глаз принцессы. Во всяком случае, так говорила леди Герра,
пытаясь уговорить Джессмин надеть его.
   Волосы принцессы были уложены волнами в высокую прическу, форму которой
поддерживал  тонкий  обруч  светлого  золота   -   символическая   корона,
приличествующая несовершеннолетней принцессе. Это уже были слова  Люсьена.
Именно он настоял на том, чтобы Джессмин начала  появляться  при  дворе  в
своем официальном  качестве.  Более  того,  большую  часть  дня  принцессы
занимали теперь уроки танцев, музыки и письма. Снова  возобновились  уроки
ксенарского наречия. Это оказалось для нее легче всего, так как леди Герра
всегда старалась  научить  девочку  своему  родному  языку,  и,  оставаясь
наедине, они частенько болтали между собой на этом наречии, однако  теперь
ксенарскую гортанную речь все чаще и чаще можно было услышать в  коридорах
замка, ибо все больше и больше дворян с юга приезжали ко двору с  визитами
и оставались жить в замке. Даже в дождь и снежный буран  пышные  поезда  и
караваны из Катая шли и шли на север. Расстояние в сто  лиг  и  больше  не
было помехой, если речь шла  о  том,  чтобы  появиться  при  дворе  короля
Люсьена.
   Джессмин  подогнула  под  себя  одну  ногу  и,   нарушая   предписанные
принцессам правила поведения, облокотилась локтем на поручень кресла.  Она
нашла себе новое развлечение: вытянув губы трубочкой, она  принялась  дуть
на прядку волос, которая выбилась из прически и  свесилась  на  ее  правый
глаз. Ей было абсолютно и непереносимо скучно, а усталости она по-прежнему
не чувствовала. Быстро утратив интерес  к  своей  новой  забаве,  Джессмин
принялась обшаривать глазами зал в поисках Люсьена. Наконец  она  заметила
его фигуру среди танцующих. Молодой король двигался мелкими  шагами,  ведя
леди Марсел за руку, исполняя какое-то  па  новомодного  южного  танца.  В
последние несколько недель он уделял молодой красавице особое внимание.  В
голубых королевских цветах Люсьен был особенно  привлекателен  и  выглядел
весьма благородно. Своими прелестными вечерами и приемами он очаровал всех
вокруг, и даже торговцы Киптауна хором хвалили короля, извлекая  для  себя
немалую выгоду из расширяющейся торговли с южными краями.
   Как и все остальные, Джессмин не раз слышала разговоры  о  том,  что  с
весной торговля начнется всерьез. Говорили о том, что  гигантские  хвойные
деревья вдоль берегов Великой реки будут  вырублены  и  что  бревна  будут
сплавлять вниз по течению к устью, где уже строится новая  лесопилка,  что
бревна   и   балки   через   Внутреннее   море   будут   доставляться   на
судостроительные верфи Занкоса и  Катая,  что  будут  выстроены  водоводы,
которые доставят воду реки на ту сторону Серых гор, и  что  воду  по  этим
водоводам станут гнать гигантские ветряные  насосы,  выстроенные  теми  же
ксенарскими рабами, которые уже прорубают в горах тоннели  для  воды.  Все
эти чудеса непременно должны были привести к  тому,  что  Виннамир  станет
крепнуть и богатеть, и люди радовались обещанной счастливой  жизни,  очень
скоро забыв и короля Рейса, и его сына.
   Произошли и другие, менее приятные  изменения.  Фейдир  начал  собирать
войско из наемников-южан, и они тоже  ежедневно  прибывали  в  королевство
шумными ватагами и большими отрядами. Это были  грубые  и  жестокие  люди,
бывшие рабы, и на щеках многих из них сохранились татуированные  знаки  их
прежних владельцев. На лицах других видны были уродливые шрамы, оставшиеся
в тех местах, откуда  варварским  способом  было  срезано  клеймо  бывшего
владельца. Большинство из них были солдатами всю свою жизнь, и вот они-то,
наскоро разбившись на дюжины, встали  гарнизоном  в  замке.  Наемники  так
свободно  расхаживали  по  коридорам,  словно   весь   замок   принадлежит
исключительно им. Больше всех пугал Джессмин рослый военный, у которого на
том месте, где должен быть нос, зияла  неправильной  формы  дыра.  Впервые
встретив его в одном из коридоров замка, Джессмин с плачем побежала искать
спасения в объятьях леди Герры.
   Принцесса снова заерзала в кресле, не отрывая глаз от  танцующей  пары.
Леди Марсел краснела и опускала глаза, а когда она улыбалась или хохотала,
возле глаз и губ ее собирались тонкие лучики морщинок,  которых  не  могло
быть у такой молодой особы, какой ее все  считали.  Так  сказала  Джессмин
леди Герра. Отец леди Марсел, барон Грэйстоун, сидел на  одном  из  кресел
возле стены. В последнее время он был особенно бледен и худ,  и  ему  было
трудно ходить.
   Глядя на него, Джессмин пожалела  старого  барона.  В  коридорах  замка
быстрым шепотом рассказывали страшные истории о том, как барон и несколько
его единомышленников, которые составили довольно сильную оппозицию Фейдиру
и открыто высказывали свое недовольство тем, что Люсьен  взошел  на  трон,
были арестованы и брошены в каменные подвалы под замком. Из  них  из  всех
только он один вернулся ко двору, и то только после  того,  как  его  дочь
стала более восприимчива к ухаживаниям Люсьена.
   Среди некогда простого двора появилась и расцвела пышным цветом  тонкая
придворная интрига, и вскоре всем стало понятно, что это зверь с  довольно
мрачными повадками. Джессмин,  например,  это  одновременно  и  пугало,  и
сбивало с толку. Хорошо хоть Люсьен оставался с ней  все  так  же  добр  и
ласков, даже тогда, когда он настаивал, чтобы она вела себя  как  подобает
особам королевской крови. Кроме этого он часто просил, чтобы она  называла
Фейдира "дядюшкой", и, хотя чопорный посланник тоже страшил  ее,  он  тоже
старался быть добрым с ней.
   Музыка тем временем приобрела более динамичный ритмический  рисунок,  и
Джессмин вдруг показалось, что в комнате слишком светло  и  слишком  много
народа, который слишком громко хохочет. Люсьен был целиком захвачен  своей
беседой с двумя сановными южанами, и принцесса решила, что настал довольно
удобный  момент,  чтобы   улизнуть.   Соскользнув   с   кресла,   Джессмин
протиснулась между гостями в направлении двери,  ведущей  в  юго-восточное
крыло замка, и прошмыгнула между двух стражников, не обращая  внимания  на
их нахмуренные брови и неодобрительные взгляды.
   Шагая по коридору, она сдернула с головы золотой обруч, так что завитые
кудри  свободно  рассыпались  по  ее  плечам.  Джессмин  была  голодна   и
подумывала о том, чтобы отправиться прямиком на  кухню  и  выклянчить  там
кусок сладкого пирога или торта, однако с тех пор, как  не  стало  толстой
поварихи Кетти, кухня перестала быть тем местом, где можно было  безопасно
укрыться от всех неприятностей. Бедняжка Кетти!  Она  повесилась  в  своей
маленькой комнатке вскоре после того, как пришла страшная весть  о  смерти
короля Рейса. Подумав об этом, принцесса поежилась и  решила  вернуться  в
свою спальню, где наверняка ждала ее леди Герра. Джессмин больше не  спала
в детской - у  нее  были  две  просторные  комнаты  рядом  с  королевскими
покоями. И это тоже было желание Люсьена.
   - Джессмин?
   Он приблизился к ней совершенно неслышно, и девочка замерла  на  нижней
ступени каменной лестницы, ведущей на верхний этаж.
   - Куда это ты направляешься? - спросил  Люсьен  своим  тихим  и  мягким
голосом.
   - В свои комнаты, ваше величество, -  Джессмин  повернулась  и  вежливо
присела в реверансе, хотя терпеть не могла придворных условностей.  Люсьен
же требовал от всякого полного соблюдения протокола.
   - Тебя ждут в зале, - возразил молодой король.
   - Я устала, - с вызовом заявила ему Джессмин, разом  теряя  терпение  и
придворную учтивость.
   Люсьен галантно протянул ей руку.
   - Идем. Я король, и ты должна мне повиноваться.
   Галантность Люсьена только разозлила девочку еще больше.
   - Я не стану тебе повиноваться! - сердито ответила она. - И ты  недолго
пробудешь королем.
   Это замечание заставило Люсьена озадаченно помолчать.
   - Что это значит? - спросил он наконец.
   - Гэйлон скоро вернется. Тогда он станет королем,  а  ты  опять  будешь
никем!
   Сказав такое, Джессмин немедленно пожалела о том, что высказала то, что
было у нее на душе. Против ее ожиданий  Люсьен  вовсе  не  рассердился,  а
присел рядом с ней на ступеньку.
   - Почему ты так думаешь?
   - Лошади. Они нашли всех лошадей, кроме Эмбер и Кэти. Это  значит,  что
Дэрин и Гэйлон ускакали и снова вернутся.
   - Если это так, то почему они до сих пор не вернулись? Ведь с  тех  пор
прошел почти месяц.
   На это у Джессмин не нашлось немедленного ответа.
   - Гэйлон мертв, малышка.
   Опять эта набившая оскомину снисходительная доброта!
   - Нет! - вскричала Джессмин. - Я бы  знала,  если  бы  он  умер!  Я  бы
почувствовала это. Вот тут... -  Она  приложила  ладонь  к  груди,  с  той
стороны, где, по ее мнению, находилось сердце.
   Люсьен лишь печально улыбнулся ей,  и  Джессмин  в  совершенной  ярости
промчалась мимо него вверх по ступеням, подхватив подол  и  многочисленные
нижние юбки так, чтобы не запутаться и не упасть. Люсьен молча смотрел  ей
вслед.


   Легкий снег продолжал падать весь день, однако ветра не было до  самого
вечера. Очевидно, он выжидал наступления сумерек, чтобы  заострить  клинок
холода словно лезвие бритвы. По-зимнему  бледный  день  быстро  померк,  и
Дэрин привстал на стременах, пытаясь восстановить кровообращение в ступнях
ног. Прошло несколько минут, прежде чем он снова  начал  чувствовать  свои
ноги, а пальцы рук болели, несмотря на то что герцог по очереди  отогревал
руки подмышками.
   - Как твои дела? - спросил он Гэйлона, который ехал верхом  на  Кэти  в
двух шагах позади него.
   - Н-нормально, - стуча зубами, ответил принц.
   - Мы, должно быть, уже близко. На последнем столбе было  написано,  что
до Ривербенда всего пять лиг.
   Вскоре они наткнулись на старую почтовую дорогу,  и  хотя  она  была  в
плачевном состоянии после дождей, все же двигаться по ней было легче,  чем
по лесу. Здесь, в низинах, земля еще кое-где проглядывала из-под снега,  а
на дороге встречались следы других лошадей,  хотя  они  так  никого  и  не
встретили. Река медленно текла по правую руку от них, ее воды были темными
и грязными.
   Дэрин плотнее завернулся в плащ и подумал о том, что они будут делать в
Ривербенде.  Он  слышал  об  этом  городке  еще  в  то  время,  когда   он
путешествовал по южным краям. На самом деле это  был  вовсе  не  город,  а
небольшой поселок, выросший вокруг придорожной гостиницы, и пользовался он
очень скверной репутацией. Жители поселка добывали большинство  средств  к
существованию,  засеивая  плодородный  пойменный  луг,  на  котором   были
выстроены их убогие домишки. Время от  времени  река  широко  разливалась,
принося на их поля новые слои плодородного ила, а заодно  смывала  все  их
постройки, однако после каждого такого сезона жители  упрямо  возвращались
на прежние места и заново отстраивали свои хижины.
   В прежние времена богатые путешественники частенько останавливали  свои
кареты  возле  единственного  постоялого  двора  и  с   радостью   платили
невероятную цену за крошечные комнатки и скверную еду.
   Непроизвольно Дэрин нащупал у пояса кожаный  кошелек,  в  котором  было
четыре серебряных монеты, которые дала им с собой Миск. Это  были  все  ее
деньги, и она надеялась, что их будет достаточно. В ботинке, который Дэрин
тщательно зашил, был спрятан кинжал, который  дал  ему  на  всякий  случай
Гэрри. Гэйлон не расстался со своим небольшим мечом, но Дэрину  все  равно
было неспокойно,  оттого  что  они  так  плохо  вооружены,  направляясь  в
поселок, пользующийся такой дурной  славой.  Перед  отъездом  он  пообещал
Миск, что отыщет кузнеца Сепа и только  потом  тронется  дальше.  Так  или
иначе,  но  остановиться  в  Ривербенде  им  было  необходимо,   так   как
надвигающаяся ночь  обещала  быть  настолько  холодной,  что  ночевать  на
открытой местности было бы рискованно.
   В разговоре с Миск герцог заговорил о судьбе, и теперь он чувствовал ее
непреодолимое влечение. Похоже было на  то,  что  все  планы,  которые  он
строил относительно Гэйлона и  относительно  своей  дальнейшей  жизни,  не
имеют никакого значения. Судьба не оставила ему почти никакого выхода, и у
него - из всего множества  путей  -  остался  один-единственный  путь,  по
которому ему и надлежало теперь идти. Миск едва намекнула ему о том, каким
должен быть этот путь,  но  этого  оказалось  достаточно,  чтобы  все  его
существо воспротивилось этому. И Дэрин снова вздрогнул, на этот раз не  от
холода.
   Он  по-прежнему  часто  задумывался  об  одинокой  смерти   матери,   о
невысказанной любви отца и о том, как отверг  его  старый  волшебник.  Ему
казалось, что он не оправдал их надежд на него, и ему было  страшно  снова
потерпеть неудачу. Однако воспоминание о том, как король уверенно  положил
руку на его плечо, все еще жило в нем. Да, он вел  мальчика  вперед,  пока
мог, и потом, когда юноша будет готов к этому, сам пойдет следом за ним, и
это будет только справедливо и правильно.
   - Огни!
   Дэрин услышал  восклицание  Гэйлона,  и  в  следующее  мгновение  принц
галопом промчался мимо него, растворившись в зимних сумерках так же легко,
как легко исчезает белое на белом. Герцог послал Эмбер в  галоп,  наподдав
пятками по ее заиндевелым бокам, и кобыла, то и  дело  встряхивая  гривой,
помчалась следом.
   Единственная улочка в поселке состояла из дюжины  лавочек,  которые  по
причине позднего часа были  закрыты.  Постоялый  двор  был  самым  большим
зданием, похожим на  двухэтажный  разваливающийся  коровник,  не  заметить
которое было невозможно. Изо всех окон гостиницы лился на двор яркий свет,
а изнутри доносился хриплый, пьяный  смех  множества  мужчин.  Облупленная
вывеска гласила, что заведение называется "Гостиница Веселая Речка".
   Дэрин и Гэйлон остановили лошадей во дворе, и  Дэрин  спешился.  В  это
время двери гостиницы с треском распахнулись и наружу буквально  вывалился
мужчина с обвислыми щеками и ярко-красным носом.  Округлое  брюхо  свисало
над ремнем, который съехал с талии куда-то  гораздо  ниже.  Ухмыльнувшись,
мужчина покачиваясь проследовал мимо них  и,  вежливо  отвернувшись,  стал
мочиться в сугроб.
   - Ежели вы ищете место где переночевать, то вам не повезло,  -  мужчина
икнул, - гостиница переполнена.
   - Действительно? - переспросил Дэрин.
   - Да, битком набита, - подтвердил толстяк. - Здесь стало полно народа с
тех самых пор, как солдаты стали ехать на север. Ты ведь тоже наемник?
   - Я, видишь ли...
   - Послушай, я не хочу, чтобы вы остались на улице  в  такую  холодрыгу.
Заходи и согрейся, а я попробую что-нибудь сделать. Хозяин таверны  -  мой
хороший знакомый, - обернувшись через плечо, их новый знакомый подмигнул и
стал застегивать штаны.
   Гэйлон все еще сидел верхом на Кэти, и мужчина повернулся к нему.
   - Эй, парень, что сидишь как истукан? Слезай с лошади  и  позаботься  о
коне господина. Там, сзади, найдешь навес. Мне кажется, там пока есть  где
приткнуться.
   Гэйлон не  пошевелился,  но  сверкнул  глазами,  и  ноздри  его  гневно
затрепетали.
   - Эй, парень, ты что, оглох? - заревел толстяк. - Слезай оттуда, пока я
тебя не сбросил!
   Дэрин успел  перехватить  запястье  принца,  который  потянулся  уже  к
рукояти меча, спрятанного под плащом.
   - Спокойно! - шепнул он Гэйлону. - Лучше нам поступить, как он говорит.
   Гэйлон сердито выдернул ноги из стремян и  соскочил  на  землю.  Острая
боль пронзила замерзшие, онемевшие  от  долгой  неподвижности  конечности,
однако он не проронил ни слова, принимая из рук Дэрина поводья Эмбер. Ведя
обеих лошадей к стойлу, он увидел, что пьянчуга дружески  обнимает  Дэрина
за плечи и показывает свободной рукой на двери гостиницы.
   - Где ты выкопал этого хмурого звереныша? -  донеслись  до  него  слова
толстяка. - Конечно, доброго помощника нелегко отыскать, но  этого  парня,
по-моему, и кормить-то не стоит...
   Разозлившись еще сильней, мальчик протопал вокруг гостиницы  к  черному
крыльцу. Там висела на столбе масляная лампа, и он снял ее с крюка,  чтобы
освещать путь. Под навесом не было перегородок между стойлами, и кони были
привязаны к железным кольцам в стене. Свободного места  там  действительно
не было, но Эмбер быстро нашла выход. Прижав уши, она наклонила  голову  и
укусила зубами за заднюю ногу какого-то сивого жеребца. Жеребец  взвизгнул
о боли и прянул в сторону, давая место обеим кобылам.
   Сняв седла со спин лошадей, Гэйлон отложил в сторону  сумки  с  едой  и
запасной одеждой. Все полки были заняты, и он сложил седла в углу, прикрыв
их старой рогожей. Это были старинные седла с высокой деревянной лукой, их
кожаные сиденья и ремни потрескались от времени. Гэрри отыскал  их  где-то
под потолком коровника, и  Гэйлон  помогал  ему  чистить  их  и  смазывать
маслом. Седла еще годились в дело  и  оказались  очень  удобными,  однако,
причесывая кобыл, Гэйлон на всякий случай проверил, нет ли  на  их  спинах
намятин и потертостей. Покончив с чисткой, Гэйлон отыскал ларь с зерном  и
мешки, обрезанные в форме примитивной  торбы.  В  каждый  такой  мешок  он
засыпал двойную порцию овса и привязал их к мордам к