узнаешь  о  мече,
однако  в  борьбе  с  Фейдиром  это  может  оказаться  твоей  единственной
возможностью вернуть трон короля Рейса.
   Гэйлон покачал головой, и Дэрин сказал довольно резко:
   - Гэйлон, твой отец хотел, чтобы ты получил Кингслэйер.
   - У моего отца не было Колдовского Камня. Он не мог знать...  -  Гэйлон
вдруг улыбнулся. - Он принадлежит  Сезрану.  Я  видел,  как  он  работает,
Дэрин. Если у этого сурового старика и есть в этой жизни какая-то радость,
так это когда он раздувает свой горн и берет в руки молот. Он уже дал  мне
в руки меч. Пусть Кингслэйер останется ему. Я думаю, что так  будет  лучше
всего.
   - Ради своего отца, Гэйлон, хотя бы возьми меч в руки... хотя  бы  один
раз.
   - Нет. Иногда мне не удается справиться с теми силами, которыми  я  уже
обладаю. Не отягощай меня лишним грузом.
   - Я спрятал меч перед отъездом из Каслкипа. Позволь мне хотя бы сказать
тебе, где он находится.
   - Я не хочу этого знать. Не надо говорить  мне  об  этом.  Скажи  лучше
Сезрану - пусть забирает его... - Принц помолчал и добавил: - В  одном  ты
прав: мне пора вернуться в замок. У меня никогда не будет силы больше, чем
теперь, и я должен попробовать вернуть себе корону. Пойдешь ли ты со мной?
   Герцог откинулся на подушку и закрыл глаза.
   - Нет, - вымолвил он с трудом.
   - Я так и думал, - Гэйлон глубоко вздохнул. - С моей стороны было глупо
пытаться удерживать тебя, Дэрин. Теперь я это понял.  Это  твоя  жизнь.  Я
освобождаю тебя от всех обязанностей и обещаний, которые ты дал  отцу.  Ты
сделал для меня все, что мог.
   Внезапный спазм стиснул его горло, и принц хрипло сказал:
   - Мне будет очень тебя не хватать, друг.
   И, на мгновение прижавшись губами  к  изувеченной  руке  Дэрина,  принц
выбежал из комнаты.
   Дэрин ничего не успел сказать юноше. Его глаза были закрыты, но  из-под
ресниц выступила слеза и, скользнув по виску, исчезла в спутанных  волосах
за ухом герцога.
   Гэйлон вернулся в свою спальню, и она показалась ему унылой  и  пустой.
Огонь медленно умирал в очаге. Юноша взял чашу  с  остатками  отравленного
вина и вылил его на угли. Затем он сложил из дров  невысокий  погребальный
костер, слегка раздвинув золу. Поверх  дров  он  положил  тельце  Диггера,
действуя осторожно, как будто боялся его разбудить. Один взгляд - и  дрова
вспыхнули. Некоторое время Гэйлон бездумно смотрел в огонь.  Потом,  когда
тонкие дрова прогорели, он положил в огонь несколько  толстых  поленьев  и
начал собирать вещи.
   У него было их очень немного, и довольно скоро  сборы  были  закончены.
Лютню Дэрина он оставил на крышке сундука. Он решил не брать ее  с  собой.
По-прежнему ни о  чем  не  думая,  он  уселся  на  койку  и  смотрел,  как
потрескивающее пламя превращает поленья в прах.


   - Ну вот, я здесь,  -  ядовито  сказал  Люсьен  Фейдиру,  появляясь  на
пороге. - Какое важное дело заставило тебя  поднять  короля  с  постели  в
такой поздний час?
   Было далеко за  полночь,  и  Люсьен  чувствовал  себя  усталым.  Фейдир
оставил его одного решать вопросы государственного управления, и заседание
Совета затянулось надолго. Пустые споры и  перебранка  советников  утомили
Люсьена сверх всякой меры,  но  он  был  слишком  возбужден,  чтобы  легко
заснуть. В покои дяди он пошел неохотно и теперь стоял на  толстом  ковре,
все  еще  одетый  в  тот  же  самый  официальный  костюм,  в  котором   он
председательствовал на Совете. Он не успел  даже  раздеться,  даже  тонкая
золотая корона все еще была у него на голове, хотя и несколько  набекрень.
Впрочем, ее было не слишком  хорошо  видно  в  его  всклокоченных  светлых
волосах.
   Фейдир, сидя за столом, повернулся на его голос. Его веки чуть  заметно
дрогнули, скрывая лихорадочный блеск темных глаз.
   - Расслабься, племянник, - сказал он.
   Это не был приказ, хотя в  звучном  баритоне  Фейдира  и  проскользнули
повелительные нотки. Взяв  со  стола  кувшин  с  вином,  он  наполнил  два
серебряных кубка и протянул один Люсьену.
   Люсьен не то усмехнулся, не то пожаловался:
   - Пожалуйста, не надо, дядя. Я слишком давно знаю тебя, чтобы попасться
на эту удочку.
   Фейдир довольно рассмеялся и поставил кубок на стол.
   - Я только забочусь о твоем благополучии. Сегодня тебе пришлось  немало
потрудиться. Ты устал... ты очень устал...
   - Прекрати! - Люсьен топнул ногой. - Только попробуй  сделать  это  еще
раз, и я уйду.
   - Клянусь богами,  Люсьен,  ты  иногда  бываешь  невыносимым!  С  тобой
невозможно иметь дело.
   - Я получил достойное воспитание,  -  парировал  Люсьен.  Когда  Фейдир
снова засмеялся, молодой король спросил: - Чего ты хочешь, дядя? Меня ждет
постель...
   - Пустая и холодная, - закончил за него Фейдир.
   Люсьен повернулся и пошел к дверям.
   - Гэйлон Рейссон жив, так же как и Дэрин Госни, - бросил Фейдир  ему  в
спину, и Люсьен остановился на полушаге.  Посланник  откинулся  на  спинку
кресла. - Похоже, что ты не сумел их  прикончить,  -  присовокупил  Фейдир
беспечным тоном.
   Король повернулся к нему лицом:
   - Это невозможно!
   - И тем не менее это так.
   - Но где они скрывались все эти годы?
   -  Судя  по  всему,  они  нашли  убежище  у  одного  мага,  который   в
затворничестве живет на побережье, на расстоянии  меньше  месяца  пути  от
Каслкипа. Один из наших солдат случайно забрел  в  рыбацкую  деревушку  на
берегу и узнал обо всем этом.
   - Подумать только, что все это время они были  так  близко!  Немедленно
позови сюда этого своего Нанкуса. Я сам поведу свою армию и закончу  дело,
которое начал.
   Фейдир приподнял руку.
   - Не так быстро, племянник. Я знаю этого мага. Он очень силен, и ты  не
сможешь тронуть их  и  пальцем,  пока  оба  находятся  под  защитой  этого
колдуна.
   На мгновение ему показалось, что Люсьен готов  выйти  из  себя,  однако
король с годами возмужал настолько, что  научился  справляться  со  своими
чувствами.  Фейдир  с   удовольствием   наблюдал,   как   ярость   Люсьена
трансформируется в расчетливую и безжалостную силу.
   - Что ты предлагаешь, дядя? Может ли нам помочь твоя волшебная сила?
   -  Что-нибудь  можно  придумать,  -  Фейдир  снова   протянул   Люсьену
серебряный кубок. - Я даже уверен, что моя  волшебная  сила  послужит  нам
очень хорошо. Пей.
   Люсьен не двигался, глядя не на кубок,  а  на  Фейдира.  Старый  колдун
усмехнулся.
   - Чего ты боишься? Яда? Это не мое оружие. Вино не убьет тебя.
   - Ты сам говорил, что бывают вещи похуже смерти.
   - Тогда подумай: насколько сильно ты любишь Джессмин и насколько сильно
ты ненавидишь Гэйлона?
   Люсьен выхватил кубок из руки Фейдира с такой  поспешностью,  что  вино
расплескалось, и на белой манжете возникло красное пятно.
   - Что это, и что мне предстоит делать?
   - Это сонное зелье. Ты должен заснуть и увидеть сон.
   Люсьен злобно улыбнулся и приподнял кубок в насмешливом приветствии.
   - Тогда за то, что лучше послужит твоим целям, дядя - за мою смерть или
за смерть Гэйлона! - это был не вопрос, но тост Люсьена  прозвучал  как-то
странно. Не глядя на Фейдира, король громко глотал снадобье.
   - Что теперь? - спросил Люсьен, со стуком опуская кубок на стол.
   - Ляг и расслабься - больше ничего, - проговорил  Фейдир,  не  в  силах
дольше скрывать свое нетерпение.
   Люсьен уселся на кровать, начиная  чувствовать  легкое  головокружение.
Внутри него зашевелился внезапный страх, но он справился с ним.  Казалось,
в комнате потемнело. Он почувствовал на плечах руки  Фейдира,  маг  толкал
его назад, заставляя лечь на подушки, прижимал его голову все ниже,  ниже,
ниже...
   - Избавься от своего страха, Люсьен. Откройся для путешествия в  страну
снов. Я навею тебе золотые сны, о которых ты не смел и мечтать... - шептал
ему на ухо мягкий, негромкий голос, без конца повторяя одни и те же слова,
и Люсьен поддался. Ему все труднее становилось улавливать их  смысл,  и  в
конце концов слова превратились в  мягкий,  монотонный  гул,  убаюкивая  и
пьяня...
   Тьма рассеялась внезапно, и вся комната осветилась  мягким,  золотистым
светом. Люсьен резко сел на кровати и спустил ноги вниз. Он был в  комнате
один. Воздух вокруг него странно искрился, а вокруг пламени многочисленных
свечей дрожали яркие оранжевые нимбы.
   - Мой господин?
   Нежный женский голос привлек внимание Люсьена. Джессмин вошла в комнату
и, улыбаясь, закрыла за собой дверь. Она не шла, а словно плыла в воздухе,
так что подол ее нежно-зеленого платья вовсе не  касался  ковра  на  полу.
Люсьен протянул принцессе руку, и она взяла его руку в свою. Тогда молодой
король притянул ее к себе, обнял за талию и посадил  на  кровать  рядом  с
собой.  Джессмин  не  сопротивлялась,  только  слегка  приподняла  голову,
подставив губы для поцелуя. Люсьен обнял ее, и она  страстно  ответила  на
его поцелуй. Тогда король нащупал крючки  и  застежки  ее  платья  и  стал
медленно, со вкусом их расстегивать, а Джессмин сидела  неподвижно,  глядя
на него своими большими зелеными глазами.
   Он раздевал ее медленно, аккуратно снимая каждую деталь  ее  туалета  и
откладывая в сторону.  Когда  Люсьен  справился  с  последним  крючком  на
платье, Джессмин взяла его за руки и положила их себе на грудь. Люсьен  не
выдержал и с силой прижал девушку к себе. Джессмин  запрокинула  голову  и
негромко ахнула, когда Люсьен впился зубами в ее плечо. Он сделал это  еще
несколько раз, всякий  раз  целуя  розовые  отметины,  выступившие  на  ее
гладкой коже. Джессмин с радостью позволила ему делать с собой все, что он
хотел, и даже больше.
   Темнота снова сгустилась, принеся с  собой  холод.  Люсьен  очнулся  на
кровати в покоях Фейдира, стуча зубами от холода. За узкими  окнами  серел
рассвет. Фейдир склонился  над  ним,  пристально,  по-кошачьи  внимательно
вглядываясь в выражение лица Люсьена. Молодой  король  вдруг  почувствовал
себя так, словно его обворовали,  и  яростно  взревел.  Дядя  отпрыгнул  в
сторону, однако Люсьен оказался проворнее.
   - Ты - чудовище! - закричал он, несколько раз с силой ударяя Фейдира  о
стену. Люсьен держал дядю за горло, так что Фейдир  не  мог  даже  поднять
руки, чтобы схватиться за свой Колдовской Камень, который ярко светился.
   - Гэйлон придет! - прохрипел Фейдир  в  неподдельном  страхе,  так  как
племянник настойчиво пытался задушить его. - То, что ты видел во сне, - то
же самое видел во сне Гэйлон!  Я  не  хотел  жестоко  поступать  с  тобой,
Люсьен. Так надо...
   Однако рука Люсьена только крепче сжала его горло.
   - Так... было... надо... - Фейдир вцепился в руку племянника,  стараясь
глотнуть воздуха.
   Люсьен выпустил дядю и отступил на шаг назад. По его щекам текли слезы.
   - Если из этого ничего не получится, старик,  если  Джессмин  не  будет
по-настоящему моей, я убью тебя. Так и знай - убью!
   - Он придет, клянусь тебе. То, что доставило тебе радость, для  Гэйлона
было кошмаром. Верь мне, племянник! Он  придет  сам  и  притащит  с  собой
Госни. Придет сюда, в  Каслкип,  где  мое  могущество  сильнее  всего.  Мы
поймаем обоих!



14

   Большую часть ночи Дэрин лежал без сна. В конце концов, потеряв надежду
уснуть, он встал с кровати и отправился в спальню Гэйлона. Он  понятия  не
имел, что он будет там делать, он желал только обрести покой. Кроме  того,
нужно же было как-то попрощаться с принцем. Где-то в  глубине  души  Дэрин
лелеял надежду, что, может быть,  ему  еще  удастся  задержать  Гэйлона  в
замке. Наверняка он мог бы сказать, сделать, пообещать что-то  такое,  что
заставило бы принца пробыть здесь еще немного.
   Но спальня была пуста. Герцог водил свечой прямо перед собой, водил  из
стороны в сторону, и на  стенах  поднимались  и  опадали  его  собственные
горбатые тени. Изувеченные пальцы судорожно сжимали мягкий  воск.  Угли  в
очаге уже  остыли,  а  детские  трофеи  Гэйлона  все  еще  были  заботливо
развешаны по стенам и  расставлены  по  полкам.  Ободранная  лютня  Дэрина
лежала на крышке сундука.
   Ощущение покинутости  было  подавляющим.  Дэрин  сделал  небольшой  шаг
вперед, опираясь на свою трость и выбрасывая вперед ногу. Что-то  звякнуло
под ногой. Герцог опустил свечу ниже и разглядел на полу мерцающую рукоять
меча. Сломанное лезвие лежало тут же, под ногами. Дэрин узнал детский  меч
принца, подаренный ему Люсьеном.
   Проклиная свою хромую ногу, Дэрин, как мог, поспешил в большой зал. Там
тоже никого не было, но герцог больше не искал Гэйлона. Было очевидно, что
юноша покинул замок. Только Сезран мог теперь помочь Дэрину.
   Герцог отыскал старого мага  в  одной  из  его  многочисленных  рабочих
комнат. Старик сидел на скамейке  и  пристально  всматривался  в  огромный
трехногий котел, стоявший на каменном полу. Заострившиеся черты лица  его,
освещенные падающим снизу вверх синим светом Колдовского  Камня,  казались
чудовищной маской. Сам Камень слегка раскачивался на  золотой  цепи,  вися
как раз посередине между лицом мага и котлом, в котором  мерцала  какая-то
маслянистая, черная жидкость.
   - Он ушел. Будь ты проклят, Сезран! -  воскликнул  Дэрин  и  в  сердцах
стукнул посохом по каменным плитам пола.
   Сезран поднял голову.
   - Ты проклинаешь меня, вот как? Я и так проклят.
   - Ты пытался убить его!
   Маг снова заглянул в котел.
   - Только не говори, что эта мысль  не  приходила  _тебе_  в  голову,  -
холодно возразил он.
   Эти слова произвели на Дэрина такое же действие, как если бы маг ударил
его. Он пошатнулся и тяжело оперся на свой костыль. Действительно, однажды
он подумал о том, что было бы куда лучше, если бы Гэйлон умер. Он не хотел
выпускать эту страшную силу в спокойный, ничего не  подозревающий  мир.  И
все же между мыслью и  действием  была  огромная  дистанция,  преодолевать
которую герцог не собирался.
   - Итак, он отправился в Каслкип, - продолжал  Сезран.  -  Ты  рассказал
ему, где спрятан Кингслэйер?
   - Нет, - тихо ответил Дэрин. - Я хотел, но он отказался меня выслушать.
   Маг быстро поднял голову.
   - Он отказался?
   - Да. Он сказал, что меч принадлежит тебе.
   - Каприз безрассудной и благородной юности, - усмехнулся старик. -  Где
же мне найти мое оружие?
   - Нигде. Если Гэйлон не получит его, никто не получит. Особенно ты.
   - Не испытывай мое терпение, Дэрин! Я и так был слишком снисходителен к
тебе. Теперь я - самая меньшая из опасностей, которые грозят мальчишке,  -
Сезран опустил веки и слегка улыбнулся.  -  Этот  южный  маг  -  Фейдир  -
безжалостен и коварен. Прошлой ночью он послал мальчишке сон и  действовал
столь интенсивно, что даже я почувствовал это его заклятье.
   - Сон?
   - Это древнее искусство, которое  называется  транспозиция.  С  помощью
этого заклятья маг может сокрушить  своего  противника,  насылая  на  него
ночные кошмары, столь вещественные и реалистичные, что  невозможно  бывает
разобраться, где сон, а где явь. Именно это он проделывает с Гэйлоном.  Не
имея возможности обрести покой даже  во  сне,  человек  вскоре  становится
беспомощным и разбитым.
   - И нет никакой защиты от этих снов?
   - Никакой, кроме бодрствования или смерти.
   Дэрин стиснул в руках свой посох.
   - Тогда я должен немедленно последовать за ним. Я  буду  необходим  ему
как никогда.
   - Необходим? Ты? - Сезран  нетерпеливо  щелкнул  пальцами.  -  Посмотри
сюда! - и он указал на котел, держа свой  Камень  за  цепочку  так,  чтобы
осветить неподвижную, словно обсидиановую поверхность черной жидкости.
   Шаркая  ногами,  Дэрин  приблизился  и  наклонился   над   котлом.   По
поверхности метались отблески голубого света. Он ожидал  увидеть  какое-то
видение, картину будущего или настоящего, но вместо этого  он  увидел  там
свое собственное лицо, словно в зеркале. Это было лицо старика, изрезанное
морщинами, усталое и озабоченное. Его  волосы  так  сильно  поседели,  что
седая прядка над левым глазом стала совершенно неразличима в густой  массе
спутанных волос. Увечья и утрата Камня состарили  его  сильнее,  чем  годы
состарили бы обычного человека.
   - Какую пользу может принести  Гэйлону  старый  и  немощный  калека?  -
напрямую  спросил  Сезран  и  выпрямился.  Его  Камень  перестал  освещать
поверхность  жидкости,  милосердно  погрузив  во  мрак  страшную  картину,
которую увидел Дэрин.
   - Скажи мне, где Кингслэйер, и я помогу принцу вернуть трон отца.
   Дэрин уловил фальшь за тем убедительным тоном,  каким  Сезран  произнес
эти слова. Поглядев в глаза магу, он увидел в них холодную правду.
   - Нет, - осторожно ответил герцог. - Ты хочешь убить его.
   Сезран вскочил и попятился, опрокинув  скамейку.  Ярость  исказила  его
лицо, и он пинком ноги перевернул и котел. Черная жижа  потекла  по  полу,
пузырясь и паря.
   - Тогда убирайся! Ступай за ним! Вы оба умрете, но сначала вам придется
отдать меч Фейдиру. Пусть он возьмет  в  руки  Кингслэйер  и  зальет  весь
континент кровью! Я ждал тысячу лет, и я  подожду  еще  тысячу.  Время  не
властно надо мной!
   Дэрин вцепился в свой тисовый посох, словно черпая из него силы.
   - Мне вдруг пришло в голову, - сказал он, - что ты вовсе не бессмертен,
хотя многих ты заставил в это поверить. Может быть, вовсе не  ты  выстроил
Сьюардский замок и выпустил Тень охранять его. Да, время  тебя  щадит,  но
пощадит ли тебя Фейдир, когда доберется до Наследия Орима? Не этого ли  ты
боишься?
   Сезран побледнел и сжал в кулаке Камень. Камень светился так ярко,  что
ладонь мага стала полупрозрачно-красной, и Дэрин разглядел внутри  неясные
тени костей. В воздухе послышался треск, и волосы на  руках  и  на  голове
герцога зашевелились. Волосы мага тоже встали на  голове  дыбом,  и  между
ними засверкали крошечные молнии. Герцог повернулся и зашаркал к двери.
   - Стой! - проревел Сезран.
   Но Дэрин не остановился. Как ни странно, но он не боялся,  и  волшебник
ничего не сделал, чтобы помешать ему уйти.
   В своей спальне Дэрин собрал в небольшую котомку  ту  немногую  одежду,
которая была ему впору. Приняв решение, он неожиданно  успокоился.  Достав
из угла башмаки, герцог смахнул с  них  пыль  и,  сражаясь  с  заскорузлой
кожей, натянул их на ноги, задумчиво скользнув пальцем по старому разрезу,
который он когда-то зашивал в маленьком домике Миск. Дратва  потемнела  от
времени и теперь ничем не выделялась на черной коже башмака. В этой  обуви
его ногам было непривычно тяжело и неудобно, однако она, безусловно, лучше
подходила для путешествия, чем его сандалии.
   Перед самым уходом Дэрин в последний раз  зашел  в  спальню  Гэйлона  и
привязал за спину лютню.  Смущенно  подсмеиваясь  над  собственной  глупой
сентиментальностью,  Дэрин  смутно  предвидел,  что  лютне  еще  предстоит
сыграть в его жизни какую-то важную роль.
   Слишком долго пробыв в вечном сером полумраке внутри  стен  Сьюардского
замка, Дэрин оказался не готов к ярким краскам и ослепительному солнечному
свету, которые встретили его сразу за восточными воротами. Постепенно  его
глаза привыкли к солнцу, и герцог с жадностью огляделся  по  сторонам.  За
все время он выходил из замка только дважды, но  на  короткое  время  и  в
самый разгар зимы. Ощущение новизны окружающего еще долго не покидало его;
даже когда он отыскал оленью тропу и отправился по ней  на  север,  он  не
уставал любоваться свежими, яркими красками уходящего лета.
   Трава на лугу, по которому он шел, доходила ему до  самых  колен.  Было
еще рано, и трава была мокрой от росы, а вскоре мокрым  оказался  и  подол
его плаща. Небольшие птички и мыши-полевки спасались в этой траве  от  его
длинной тени, и Дэрин чувствовал запах потревоженных стеблей  даже  сквозь
соленое дыхание моря.  Весь  луг  был  расцвечен  яркими  пятнами  поздних
полевых цветов. Лето было жарким, и  одуванчики  зацвели  во  второй  раз,
подставляя солнцу свои мохнатые личики.  Чуть  реже  встречались  лимонные
лютики,  бледно-розовые  чашечки  водосбора,   пурпурно-лиловые   трубочки
"королевской лилии" и белые маргари