бросил  его  в  колодец.  Донесшийся  всплеск
сообщил, что ведро достигло воды. Десяток лошадей,  стоявших  в  маленькой
конюшне  позади  трактира,  были  уже  напоены,  но  Дэви  предстояло  еще
протопить духовки в кухне и натаскать в дом дров из поленницы  у  колодца.
На заснеженном поле за городом весело кричали играющие мальчишки.
   Вода выплескивалась из ведра, когда Дэви шел  к  конюшне  по  скользкой
дорожке. Его штаны, промокшие насквозь, заледенели на морозе  и  почти  не
гнулись.  Это  ведро  предназначалось  Кэти,  его  собственной   маленькой
лошадке, которую ему оставил один молодой человек, останавливавшийся у них
несколько лет назад. Сейчас она стояла в дальнем углу  конюшни,  невидимая
за остальными лошадьми.
   Пучки соломы из подстилок, вымазанные навозом, были разбросаны по всему
полу, так что Дэви шел осторожно, стараясь не наступить  на  них.  Конюшню
надо будет вычистить, как только он  закончит  дела  в  кухне.  Эта  мысль
заставила Дэви вздохнуть. Обрадованная приходом  мальчика,  Кэти  замотала
головой, весело зазвенела цепь, которой она  была  привязана  к  кольцу  в
стене.
   Дэви протянул ей сморщенную морковку,  стянутую  на  кухне,  и  отвязал
цепь, чтобы дать  напиться.  Кэти  окунула  морду  в  ведро,  потом  вдруг
отпрянула назад и  оказалась  в  проходе.  Лошадь  одного  из  постояльцев
заржала коротко и раздраженно, когда Кэти рванулась к выходу  и,  чуть  не
задев ее, выскочила из дверей конюшни.
   - Кэти!
   Она не обратила внимания - как всегда - на возглас Дэви, скакала и била
в  воздухе  косматыми  задними  ногами,  ошалев  от  неожиданной  свободы.
Раздосадованный, мальчик поспешил за ней во двор, бормоча  проклятья  -  у
него совершенно нет времени на эти глупости! Еще столько всего не сделано.
Будь здесь его мать, она потребовала бы оставить пони в покое и заниматься
делом. Правда, Хэбби сказала бы то же самое, если бы Кэти убежала и вообще
не вернулась - одним ртом меньше. Но Дэви любил свою лошадку, даже упрямой
и злобной, какой она часто бывала.
   - Кэти. Ну, девочка.
   Маленькое животное рысью проскочило через двор и остановилось у ограды,
разбрасывая копытом грязный снег и не отрывая  взгляда  от  Дэви.  Мальчик
хорошо знал эту игру - Кэти хочет, чтобы он побегал за ней. Но у него было
совершенно другое настроение. Дэви повернулся спиной к пони, но  не  успел
сделать и шага к конюшне, как сзади послышался  знакомый  топот  и  теплый
широкий нос сильно ударил его между  лопаток.  Дэви  резко  развернулся  и
бросился  в  отчаянной  попытке  схватить  недоуздок.  Кобыла   отпрянула,
оттолкнулась  всеми  четырьмя  ногами   и   остановилась   на   безопасном
расстоянии.
   Может, еще одной морковкой удастся ее соблазнить? Вытянув вперед руку с
угощением, Дэви медленно пошел к пони.  Капризная  лошадка,  повернувшись,
взмахнула задними ногами перед самым его носом и, перескочив через  низкую
ограду, помчалась к заросшим лесом холмам. Дэви, обиженный  и  огорченный,
смотрел ей вслед.
   Говорят, в суровые зимние дни с окрестных гор спускаются  горные  львы,
гонимые плохой погодой, и бродят у города. А Кэти, несмотря  на  всю  свою
игривость, была уже в годах и не так уж быстро бегала. Что-нибудь  ужасное
могло случиться с ней  там,  среди  заснеженных  деревьев.  Бросив  взгляд
назад, на трактир, Дэви сжал зубы и зашагал за лошадью.



3

   Тидус Доренсон принес  свой  подарок  тщательно  закутанным  в  одеяло.
Задержавшись у дверей  королевских  покоев,  чтобы  улыбнуться  стражнику,
стоявшему на часах в неуютном сером коридоре, он постучал и вошел.  Гиркан
был очень строг во всем, что касалось здоровья короля, особенно со времени
начала его последнего недуга, и пока король поправлялся, к нему не  должны
были проникать ни посетители - исключение было сделано лишь для слуг и для
королевы, - ни его друзья. Последнее обстоятельство вызвало настоящую бурю
протеста молодых  лордов,  которые  полагали  себя  лучшими  друзьями  его
величества, без которых король вряд ли поправится.
   И, разумеется, запрет Гиркана не распространялся  на  Доренсона.  Глава
королевского Совета должен был постоянно советоваться с королем, а  именно
это он как раз и собирался проделать.  Заглянув  в  дверь  спальни,  Тидус
увидел бледное  лицо  Гэйлона.  Король  лежал  неподвижно  и  рассматривал
висевший на противоположной стене гобелен.
   - Милорд?
   Гэйлон повернул голову.
   - Позволите войти?
   -  Конечно,  входи,  -  пробормотал  Гэйлон.  В  его  голосе  все   еще
чувствовалась слабость.
   Гиркан осторожно прикрыл за собой дверь.
   - Я принес вам подарок, сир.
   - Еще одно одеяло? Как  это  любезно  с  твоей  стороны,  -  проговорил
Гэйлон, в голосе которого не слышалось ни капли энтузиазма.
   - Я полагаю, что  мой  подарок  согреет  вас  гораздо  лучше.  -  Тидус
развернул свой сверток и достал из складок  шерстяной  материи  бутылку  с
янтарно-желтой жидкостью внутри. -  Это  бренди,  сир,  лучшее  бренди  из
Ксенары,  которое  пятьдесят  лет  выстаивалось  в  дубовой  бочке,   если
торговец, конечно, не соврал.
   Глаза Гэйлона вспыхнули, и он даже ухитрился выдавить  из  себя  кривую
улыбку.
   - Тидус Доренсон, ты - человек, который действительно сострадает своему
королю. От травяных настоев Гиркана меня уже тошнит,  -  Гэйлон  с  трудом
сел.
   - Главное тут - не перебрать.
   Тидус поставил бутылку на столик возле кровати Гэйлона и  помог  своему
господину  сесть,  подсунув  ему  под  спину  взбитую  подушку.  Затем   с
заговорщическим видом он откупорил бутылку.
   - Это, конечно, прямо противоречит рекомендациям вашего врача,  милорд,
поэтому будем пить из чайных чашечек. Это будет  нашим  секретом...  -  Он
наполнил одну из чашек для короля, затем налил немного себе.
   Гэйлон выпил,  но  слишком  быстро,  и  немедленно  поперхнулся.  Тидус
вежливо улыбнулся и долил чашку. Бутылку он поставил на пол под  кроватью,
на случай неожиданного прихода врача.
   - Смогу ли я когда-то отблагодарить тебя? - пробормотал Гэйлон.
   На его щеках появился румянец, однако даже держать  в  руке  фарфоровую
чашку ему было нелегко.
   - В этом нет нужды, милорд. Я рад служить вам.
   Замок на двери лязгнул,  и  стражник  широко  распахнул  ее,  пропуская
внутрь нового визитера. Королева держала в руках  поднос  с  пищей.  Тидус
вскочил и низко поклонился, одновременно ногой подпихивая  бутылку  глубже
под кровать.
   - Ваше величество... - пробормотал он смущенно.
   Королева была в красивом  темно-красном  платье  из  плотной  шерстяной
материи, а ее светло-желтые, цвета липового меда  волосы  были  собраны  в
высокую прическу и  скреплены  тонкой  золотой  короной,  как  предписывал
королеве и замужней женщине этикет. "Исключительная  красота",  -  подумал
Тидус с восхищением и некоторой долей вожделения.
   - Тидус, - королева приветствовала главу  Совета  коротким  кивком,  не
отрывая от короля  внимательного  взгляда  своих  светло-зеленых  глаз.  -
Гиркан считает, что чай из лавровишни поможет вашим легким очиститься, мой
господин.
   На лице Гэйлона появилась гримаса отвращения, но королева уже поставила
поднос на столик. Потянувшись за чашкой, которую Гэйлон держал в руке, она
на мгновение замерла, и ноздри ее слегка затрепетали. Тидус понял, что  их
заговор раскрыт. А жаль...
   - Ваши величества, - он снова поклонился, постаравшись сделать это  как
можно скромнее. - С вашего позволения я удаляюсь. Так много дел!..
   Пятясь, он пробрался к двери и, предвидя гнев королевы,  выскользнул  в
коридор. Проходя мимо стражника, он снова улыбнулся. Вызвав неудовольствие
королевы, он тем не менее  заслужил  благодарность  короля.  Одно  другого
стоило.


   Поведение  Кэти  беспокоило  Дэви.   Старушка-пони,   растолстевшая   и
отдувающаяся, уводила его все дальше и дальше в поля и перелески. Время от
времени она останавливалась, но лишь для того, чтобы  удостовериться,  что
мальчик все еще следует за ней. Несколько раз, когда Дэви  уже  готов  был
плюнуть и отказаться от погони, кобыла останавливалась  и  подпускала  его
настолько близко, что ему оставалось лишь протянуть руку и схватить ее  за
уздечку. Дэви подходил и протягивал руку, но коварное животное всякий  раз
бросалось прочь. Разочарованный,  но  все  так  же  исполненный  решимости
довести дело до конца, мальчик продолжал тащиться за ней.
   Тем временем небо потемнело и пошел снег. Легкие снежинки, посыпавшиеся
с неба, укрыли землю довольно толстым покрывалом, и Дэви пожалел  о  своем
опрометчивом решении преследовать Кэти до тех пор, пока  не  поймает.  Его
лицо, кончики пальцев рук и ног уже давно онемели  от  холода.  Между  тем
Кэти, казалось, не двигалась ни  в  каком  определенном  направлении,  она
просто уходила все дальше и дальше в опасные, поросшие лесом холмы,  то  и
дело спускаясь в уединенные долины и пересекая скованные льдом ручьи.
   Поначалу это не беспокоило Дэви, так  как  он  был  уверен,  что  легко
найдет  обратную  дорогу  по  своим  собственным  следам,  однако   теперь
положение изменилось. Снег повалил гуще, и его следы быстро  исчезали  под
ним. Дух приключений  и  азарт  погони  потеряли  для  мальчика  всю  свою
привлекательность, когда он понял, что запросто может замерзнуть насмерть.
Да еще и ночь надвигалась стремительно и неотвратимо.
   Мальчик сжал руки в  варежках  в  кулаки  и  часто  заморгал,  стараясь
стряхнуть повисшие на ресницах снежинки.
   Дневной свет почти померк, когда Кэти привела его к узкой  расселине  в
довольно крутом склоне очередного холма. Пройдя по ней  до  самого  конца,
мальчик очутился в уютной, укрытой от ветра долинке,  где  за  заснеженным
фруктовым  садом  мелькал  желтый  огонек,  который,  как  оказалось   при
ближайшем рассмотрении, оказался светом свечи, подмигивавшим из двух  окон
аккуратного, свежепобеленного домика с соломенной крышей. Дэви значительно
приободрился. Кобыла в конце концов привела его куда-то, где он вполне мог
бы переночевать.
   Между  тем  Кэти  скрылась  в  невысоком  каменном  сарае.  Дэви  решил
прекратить погоню за строптивым животным и прошел по свежевыпавшему  снегу
к крыльцу. Голодный,  замерзший  и  усталый,  он  уже  занес  руку,  чтобы
постучаться, когда ему наконец стало ясно, какую  опасную  и  безрассудную
вещь он совершил. Мать, наверное, будет вне себя от беспокойства.  К  тому
же он оставил несделанными все домашние дела, а за всю свою недолгую жизнь
он ни разу еще не ложился спать на свою узкую постель в маленькой комнатке
рядом с кухней, не сделав всей работы. Стыд и чувство вины  заставили  его
поежиться, тяжелым камнем заворочавшись в его пустом животе.
   Заскрипели петли, и мальчик вздрогнул. Тяжелая дубовая  дверь  медленно
отворилась внутрь, и на пороге возникла какая-то  небольшая  фигура.  Свет
свечей и огня из очага светил ей в спину, и Дэви не  мог  разглядеть,  кто
стоит перед ним. Почему-то он решил, что перед ним ребенок его возраста.
   - Входи, дорогой, ты, должно быть, сильно замерз.
   Голос был мягким и принадлежал женщине. Пожилой женщине, понял Дэви, не
зная, как ему надо отвечать. Легкая рука прикоснулась к  его  щеке,  и  он
почувствовал, какие у этой женщины горячие руки.
   - Входи же, Дэрин, пока смерть не настигла тебя.
   Мальчик наконец обрел способность говорить.
   - Меня зовут не Дэрин.
   - Конечно же, нет. - Маленькая женщина отступила назад и свет  упал  на
ее лицо. - А кто сказал, что ты - Дэрин?
   - Но вы же только что...
   - Входи же, будь так добр. Меня зовут Миск. Как любезно с твоей стороны
навестить... Дэви. Какое долгое, холодное путешествие.
   Миск. Это имя было ему смутно знакомо.
   - Откуда вы знаете, кто я такой?
   Дэви шагнул внутрь. Когда он потянулся, чтобы закрыть за  собой  дверь,
ему показалось, что она закрылась сама собой. Тогда он решил, что это  был
ветер, хотя за секунду до этого он не чувствовал ни малейшего дуновения.
   - Ты голоден? - шепнул на ухо чей-то голос, и эхо повторило  вопрос  из
всех углов домика: "Голоден... голоден... голоден..."
   - Мадам? - растерянно пробормотал мальчик.
   Миск исчезла. Оглядевшись по сторонам, Дэви увидел ее  возле  огромного
очага, который занимал целиком всю  дальнюю  стену  просторной  и  длинной
комнаты. Мальчик почувствовал, как в нем нарастает недоброе  предчувствие.
Оранжевые  отсветы  пламени  из  очага  плясали  на   побеленных   стенах,
отбрасывая на гладкий пол фантастические тени, и Дэви вздрогнул,  несмотря
на то что в комнате было очень тепло.
   Это был добротный и довольно большой дом. В  его  единственной  комнате
было немного мебели, но вся она была сработана на совесть: широкая кровать
у окна с толстым соломенным тюфяком на ней,  несколько  полок  и  посудных
шкафчиков,  длинный  дубовый  стол  и  две  крепкие  скамьи.  Со   стропил
свешивались пучки сушеных трав, а  дальше  начиналась  толстая,  аккуратно
уложенная соломенная крыша.
   Не решаясь пройти дальше, Дэви неловко переминался с  ноги  на  ногу  у
самой двери, но она вновь распахнулась. И на этот раз ветер снова  был  ни
при чем - Дэви  вынужден  был  запрокинуть  назад  голову,  чтобы  увидеть
добродушное лицо огромного мужчины в грубой одежде.
   - Джими?
   - Совершенно верно, паренек, - ответил гигант.
   Дэви очень давно и хорошо знал Джими - местного сыродела. Он  появлялся
в Ривербенде несколько раз в году, чтобы продать  свой  сыр  и  приобрести
кое-что из необходимого. Должно быть, Дэви попал прямо  на  его  маленькую
ферму, затерянную в холмах. Теперь он вспомнил и то, откуда он слышал  имя
Миск, жены Джими. В городе о  ней  говорили  как  о  целительнице,  слегка
тронувшейся, но вполне безопасной. Тем не  менее  Дэви  почувствовал,  что
начинает нервничать еще сильнее.
   - Твоя старушка-пони в стойле, - пророкотал Джими.
   - Я... я не могу остаться на ночь, Джими. Моя ма снимет с меня с живого
шкуру. Не мог бы ты показать мне дорогу домой? Я заблудился.
   - Завтра, когда буран кончится.
   - Но моя ма...
   - Мне  нужно  доить  коров,  -  проворчал  Джими.  -  Отдохни,  парень,
послушай, что скажет Миск.
   С этими словами он повернулся и вышел в холодную снежную ночь. Дверь за
ним с треском захлопнулась.
   Дэви медленно стащил с рук варежки, затем снял плащ. Снег на нем  начал
таять, и, пока он нес его к очагу, чтобы повесить на крюк у огня, с подола
капала на безупречно чистый и отполированный деревянный  пол  талая  вода.
Миск, стоя к нему спиной, помешивала длинной деревянной ложкой в  чугунном
котелке, висевшем над огнем на металлической перекладине.
   - Хочешь есть? - спросила она.
   Дэви заглянул в котелок. Внутри ничего не было. Дэви стало очень не  по
себе, а легкая дрожь страха заставила его промедлить с ответом. Миск  и  в
самом деле была безумна.
   Женщина повернулась к нему и улыбнулась:
   - Тебя что-то беспокоит, малыш?
   - Но котелок... он пуст.
   - Отнюдь, - Миск  посмотрела  на  очаг.  -  Он  был  пуст  вчера,  и  я
подозреваю, что он будет пустым завтра, но не сегодня.
   Пока она говорила, густой запах жаркого из оленины пополз из котелка  и
защекотал  ноздри  Дэви.   В   котелке   кипела   и   бурлила   аппетитная
золотисто-коричневая подливка, и Дэви невольно сделал шаг назад  в  полном
недоумении. Кто из них сумасшедший?
   - У тебя такие же зеленые глаза, как у матери, но черты лица и фигура у
тебя от отца.
   - Вы знали моего отца, мадам? -  спросил  мальчик  с  живым  интересом.
Хэбби обычно избегала разговоров на эту тему.
   - Да, я знала его очень давно.
   - Тогда вам должно быть известно, что он погиб. Несчастный  случай.  Ма
говорит, что его задавило бревном.
   - Значит, вот что она сказала тебе об отце? Что же  она  за  женщина  -
столько времени скрывать от тебя твое наследство! -  Миск  взяла  с  полки
глубокую тарелку и снова наклонилась над котелком.  -  Твоего  отца  звали
Дэрин Эмилсон, герцог Госнийский.
   - Не-ет... Его звали Дэвлин, и он был простым лесорубом.
   Дэви как зачарованный глядел, как Миск накладывает в тарелку еду.
   - Он был герцогом  и  магом.  Лишив  тебя  его  наследства,  твоя  мать
оставила короля Виннамира без его ближайшего союзника. Герцоги  Госнийские
верно служили Рыжим Королям на протяжении последнего тысячелетия, и теперь
настал твой черед занять свое место по правую руку от Гэйлона Рейссона.
   Дэви открыл было рот, чтобы заспорить, но Миск перебила его.
   - Садись-ка  за  стол,  дружок,  -  скомандовала  она.  -  Я  не  могла
дожидаться,  пока  к  Хэбби  вернется  ее  благоразумие.  Вот-вот   должны
произойти события, которые изменят будущее Виннамира, и Гэйлон  не  сможет
справиться с ними в одиночку.
   - Моя ма говорит, что  Гэйлон  Рейссон  сбрендил,  -  заявил  Дэви,  не
отрывая взгляда от тарелки, над которой поднимался аппетитный парок.
   - В каком-то смысле она права. Именно тебе предстоит помочь ему смирить
те беспорядочные побуждения и стремления, которые заставляют его бросаться
из одной крайности в другую.
   Дэви покачал головой:
   - Вы ошибаетесь,  мадам,  я  не  сын  герцога.  Я  сын  содержательницы
постоялого двора.
   - Ешь, - сказала Миск довольно резко, протягивая  мальчугану  небольшую
деревянную ложку.
   Голод быстро победил страх. Первый глоток Дэви сделал не без колебаний,
зато потом он ел с наслаждением. Миск принесла ему теплого парного  молока
в глиняном кувшине и несколько кусков  темного  хлеба  с  сыром,  а  затем
уселась на скамью напротив него.
   - Они пришли сюда ночью, - заговорила Миск,  и  Дэви  заметил,  что  ее
взгляд обращен внутрь. -  Дэрин  и  юный  принц.  Герцог  был  отравлен  и
чувствовал себя прескверно, а Гэйлон стал свидетелем гибели отца. Ему было
всего десять лет, но его раны - душевные раны - были еще страшнее,  чем  у
Дэрина. Эти раны так и не зарубцевались, заполнив его  душу  ненавистью  и
яростью, которые правят им и по сей день. Пока был жив  твой  отец,  Дэрин
Госни, ему удавалось справляться с приступами необузданной ярости Гэйлона.
Теперь ты стал герцогом Госнийским, и эта задача ложится на твои плечи.
   - Если это действительно так, то почему моя ма никогда мне не  говорила
об этом?
   - Она молчала потому, что отлично знала: сын герцога не  удовлетворится
спокойным жребием хозяина постоялого двора на проезжем тракте. Она  знала,
что Госни обязательно захочет служить своему  королю.  И  тогда  она  тебя
потеряет.
   В комнате стало совсем тихо,  если  не  считать  потрескивания  дров  в
очаге.  Небольшое  облако  дыма  вырвалось  из  дымохода  и  растаяло  под
потолком.  Взгляд  Миск  стал  рассеянным  и  неопределенным,  черты  лица
расплылись, а румянец на щеках поблек. Дэви услышал,  как  за  его  спиной
что-то шевельнулось, и женский голос негромко прошептал ему на ухо:
   - Ты встречал своего отца, Дэви. Он учил тебя играть на лютне.
   Дэви быстро обернулся, но комната позади него была  пуста.  Стоило  ему
повернуться к Миск, как та вытянула палец и коснулась им его лба.  Мальчик
почувствовал острую боль в голове, а перед глазами вспыхнули  разноцветные
яркие огни. Лютня...
   В мозгу его возникли отчетливые, ничем не замутненные воспоминания.  Он
вспомнил обшарпанный струнный инструмент  в  руках  рослого,  рыжеволосого
гостя, одетого в потрепанную одежду, не слишком отличающуюся от лохмотьев.
Он появился в гостинице в обществе пожилого человека в черном. Дэви  тогда
было лет семь или восемь, но он помнил все довольно  отчетливо.  Что-то  в
этих двух пришельцах необъяснимо сильно притягивало его.
   Пожилой мужчина - почти старик  -  когда-то  был  черноволос  и  красив
лицом, но теперь его длинные волосы и густая борода поседели, а лицо  было
изрезано  озабоченными  морщинами.  Левая  рука   старика   была   жестоко
искалечена, так что на ней почти не осталось пальцев, и  покрыта  толстыми
рубцами шрамов, но он все-таки сумел показать Дэви, как правильно  ставить
руку