Мезона.  Религиозные
вопросы не слишком волновали его, однако архитектурное совершенство  храма
и подробности магических церемоний и  таинств  совершенно  очаровали  его.
Вспоминая рассказ герцога Дэрина Госнийского, Гэйлон попытался  вообразить
себе то, чего никогда  не  видел,  и  использовать  Сон  для  того,  чтобы
переместиться в тот храм точно так же, как он когда-то  путешествовал  под
руководством Сезрана по далеким, никому не известным мирам.
   Голубое мерцание Камня обволокло  его  тело,  принося  с  собой  покой,
который  постепенно  побеждал  напряженное  сопротивление  плоти.   Легкое
ощущение тяжести в ногах появилось и тут же исчезло. Король открыл  глаза,
увидел между лесом мраморных колонн  далекий  полуденный  свет  и  вдохнул
теплый, напитанный благовониями и  куреньями  воздух.  Зажженные  масляные
лампы висели на цепях, которые терялись в  темноте  под  потолком.  Справа
располагался каменный алтарь, который выглядел довольно зловеще,  несмотря
на затейливую резьбу по камню.
   Однако  Гэйлон  почувствовал,  что  у  него  по-настоящему  перехватило
дыхание, лишь при  взгляде  на  гигантскую  статую  бога  Мезона,  которая
возвышалась  над  алтарем  и  была   много   выше   человеческого   роста.
Снаряженный, словно воин для  битвы,  бог  сжимал  обеими  руками  рукоять
настоящего обоюдоострого стального меча,  похожего  на  Кингслэйер.  Самым
странным и пугающим было, однако, его мраморное  лицо,  словно  обращенное
сразу в два мира. Неведомый  ваятель  сумел  придать  чертам  лица  Мезона
выражение, навевающее мысль и  об  обычных  человеческих  чувствах,  и  об
атрибутах божества - о милосердии и жестокости, о ненависти и любви.
   Глаза статуи были  высечены  таким  образом,  чтобы  гипнотизировать  и
устрашать, и Гэйлон почувствовал, что этот холодный взгляд устремлен прямо
на него. Из состояния оцепенения его  вывел  только  далекий  звук  гонга,
многократно повторенный и усиленный каменными стенами пустого  храма.  Тут
же послышалось мягкое шарканье десятков ног, и король  Виннамира  отпрянул
за статую и спрятался в ее тени. Он сомневался, что  его  здесь  примут  с
распростертыми объятиями, вне зависимости от того, узнают ли его жрецы или
нет, но надеялся увидеть или услышать что-нибудь полезное для себя.
   Множество  людей  в  белых  одеждах,  кто  в  сандалиях,  кто  босиком,
заполнили  собой  обширное  пространство  перед  алтарем  и   уселись   на
полированном каменном полу  ровными  рядами.  Гэйлон  насчитал  их  больше
сотни. Один из жрецов вышел вперед и  запел.  Остальные  подхватили  песню
невероятно высокими и приятными голосами, и Гэйлон вспомнил,  что  все  до
одного жрецы Мезона являются евнухами. Так  ему  говорил  Дэрин.  Служение
богу Мезону требовало, чтобы его жрецы подвергались кастрации, и, судя  по
тому, что Гэйлон видел перед собой, этот обычай  сохранялся  до  сих  пор,
дабы жрецы  и  монахи  ордена  становились  бесстрашными  и  безжалостными
воинами.
   Тем временем голоса звучали все тише и наконец смолкли  совсем.  Другой
жрец, высокий и седой, вышел к самому алтарю. Его белая накидка  была  так
плотно расшита золотом, что тяжелая  нить  ощутимо  оттягивала  ее  подол.
Гэйлон слегка вздрогнул от внезапного предчувствия опасности. Тем временем
жрец повернулся лицом к молящимся и совершил в воздухе  резкий  угрожающий
жест.
   - Тихо! Смотреть вниз! - приказал он на ксенарском наречии.
   Жрецы все как один опустили головы и замерли. Тогда жрец отвернулся  от
них и встал лицом к статуе, а может быть - к ее тени, в которой  укрывался
Гэйлон. В теплом свете многочисленных ламп  выражение  его  лица  казалось
почти добрым, но темные глаза были похожи  на  глаза  бога,  глядя  вперед
холодно и с вызовом.
   - Твоя дерзость поразительна! - громко сказал он на языке Виннамира, но
с сильным южным акцентом. - Или, может  быть,  ты  пришел  молить  бога  о
прощении и отдаться его правосудию?
   Гэйлон выступил из тени:
   - Я пришел лишь за тем, чтобы проверить справедливость слухов о войне.
   - Это не слухи, хотя бог Мезон предпочел бы, чтобы ты как можно  дольше
оставался в неведении.
   - Но почему? Неужели война и безумие насылаются богами? - требовательно
спросил Гэйлон. - Война уничтожит всех нас. Я не желаю, чтобы  вы  погибли
от моей руки, так же как не желаю я и смерти многих  тысяч  ни  в  чем  не
повинных стариков и детей. Ты должен остановить это немедленно.
   Жрец лишь улыбнулся ему:
   - Мезон требует.
   - Тогда это жестокий и бессердечный бог, раз он требует таких  огромных
жертв! - Гэйлон заметил, что улыбка  жреца  погасла.  -  В  каком  царстве
обитает этот ваш Мезон? Я ни разу еще не побеждал бога, и мне не  терпится
попробовать.
   - Глупец! Некромант! Каждый твой вздох оскорбляет его!
   - Пусть придет и скажет мне это сам. Еще лучше будет, если ваш  могучий
бог попытается нанести мне удар сейчас.
   Это был совершенно детский вызов, и Гэйлон немедленно пожалел о словах,
сорвавшихся с его языка.
   Лицо жреца превратилось в непроницаемую  маску,  словно  выточенную  из
камня.
   - Твоей смерти недостаточно.  Мы  должны  получить  меч,  -  он  плавно
взмахнул рукой. - Смотри внимательно, молодой колдун! Слушай и учись!
   Затем он закричал уже на языке Ксенары, обращаясь к  монахам  и  другим
жрецам:
   - Повинуйтесь мне, дети Мезона!
   Опущенные головы поднялись как одна, и сотня  отверстых  глоток  запела
новую песню. На сей раз, впрочем, они были не столь сладкогласы. Песня без
слов превратилась в могучий вопль, который звучал все  громче,  все  выше,
сокрушая барабанные перепонки.  Под  ударом  этой  звуковой  волны  Гэйлон
закачался и шагнул назад, прижимая ладони к ушам. В отчаянии он  попытался
силой воли отправить себя прочь из этого места, но какая-то могущественная
сила сковала его члены и не пускала его. Главный  жрец  остановился  перед
ним, беззвучно шевеля губами.
   В мозгу Гэйлона сами собой сформировались слова:
   "Ты надолго запомнишь реальность этого Сна".
   Король вздрогнул и очнулся в кресле в своих покоях, и тут же голову его
пронзила острая боль. Что-то теплое потекло по усам  на  верхнюю  губу,  и
король ощутил соленый вкус крови. Ощупав голову, Гэйлон обнаружил, что  из
обоих ушей его тонкой струйкой течет кровь. Громко бранясь, король  согнул
ноги и попытался встать, но внезапный приступ головокружения заставил  его
снова опуститься в кресло. Слабо-слабо, как будто очень издалека,  услышал
он голос:
   - Мой господин?
   Затем он почувствовал на своих плечах руки Джессмин.
   - Найди Миск, - сумел проговорить он. - Пожалуйста.


   Ближе к вечеру в ушах  Гэйлона  еще  продолжало  звенеть,  однако  боль
успокоилась и головокружение тоже прошло. Все это время Миск  просидела  с
ним, каждые насколько минут закапывая в каждое ухо теплое целебное  масло.
Он лежал на постели в своих покоях и знал, что королева, несмотря на  свои
протесты, была отослана Миск в свои комнаты.
   - Ты меня слышишь? - спросила Миск.
   Гэйлон кивнул и почувствовал, как в затылке шевельнулась  успокоившаяся
было боль.
   - Да, хотя твой голос звучит как незнакомый. Впрочем,  мой  собственный
звучит гораздо хуже.
   - Тебе повезло, ты мог и вовсе потерять слух.
   Неодобрение Миск было очевидным, и король поднес к лицу слегка дрожащую
ладонь, чтобы защититься от ее взгляда.
   - Пожалуй, мне следовало спросить у тебя, правдивы ли сведения Тидуса о
готовящейся войне.
   Маленькая женщина нахмурилась сильнее.
   - Я что-то не помню... пока не помню.
   - Я никогда не верил в богов, Миск. Разве они существуют?
   - Пока существуют последователи, будут существовать  и  боги.  Мы  сами
создаем то, во что сильно верим... мысль может стать материальной, -  Миск
посмотрела на своего пациента. - Во  всяком  случае,  Мезон  существует  и
представляет собой реальную опасность для тебя.
   - Значит, война будет? И я ничего не могу сделать, чтобы  предотвратить
ее?!
   При мысли об этом Гэйлон почувствовал легкий приступ  головокружения  и
тошноты.
   - Война будет.
   Страх Гэйлона усилился. Страшась ответа, он все же спросил:
   - И ты... знаешь результат?
   - Война неизбежна, а результат может быть разным, - был ответ.
   - Ты не хочешь сказать мне, - упрекнул Гэйлон.
   Миск спокойно посмотрела на него и покачала головой:
   - Ты должен быть благодарен судьбе за  то,  что  тебе  не  дано  видеть
будущее.
   - Все равно я не возьму в руки Кингслэйер. Я не смею.
   - Ты самый упрямый из королей, Гэйлон Рейссон, но тебе придется взять в
руки меч Орима, - Миск пошевелилась на краю постели  Гэйлона.  -  Выслушай
меня и постарайся понять. В мирное время  жизнь  не  подвергается  сильным
воздействиям и не меняется, но  во  время  войны  включается  человеческая
изобретательность, - она ласково погладила Гэйлона по голове.  -  Все  то,
что человек изобретает  для  нападения,  в  дни  мира  движет  цивилизацию
дальше. Орим чуть было не уничтожил этот мир,  но  ты...  -  она  легонько
постучала согнутым пальцем по лбу Гэйлона, - ...ты не безумец.
   Гэйлон застонал. Тошнота подступала к горлу, а чувство ломоты в  костях
распространилось по всему его телу.
   - Милостивые боги, - простонал он. - Мы с тобой оба  безумны,  Миск,  и
нас ведет сумасшедший. Орим мертв,  но  меч  впитал  в  себя  его  суть  и
характер. Когда я держал Кингслэйер в руках, я хотел  того  же,  чего  мог
желать и Орим: смерти и забвения всему живому.
   - Почему же ты не сделал этого?
   - Потому что еще сильнее я желал Джессмин, - покраснев от стыда, король
закрыл глаза.
   - И у тебя хватило сил выпустить меч из рук, - спокойно  констатировала
Миск. - Ты справился с собой и с мечом. Ты можешь сделать это еще раз.
   Гэйлон недоверчиво рассмеялся.
   - У меня было  одно  лишь  животное  желание...  -  Смех  его  внезапно
оборвался. - А как быть с проклятьем, которое лежит на мече? Что станет  с
Джессмин и с нашим ребенком?
   -  Довольно  вопросов,  -  отозвалась  Миск,  внимательно  рассматривая
лежащие на коленях руки.  -  Судьба  на  редкость  милостива  к  тебе.  Ты
сделаешь то, что должен сделать.



12

   Летнее  солнцестояние  быстро  приближалось,  и  все  четыре  оружейные
мастерские Каслкипа, которые давно стояли без дела, снова  начали  работу.
Дни и ночи напролет стучали о наковальни кузнечные  молоты,  и  в  воздухе
сильно пахло окалиной и нагретым металлом. Армию необходимо было вооружить
мечами, копьями и стрелами. Те, кто мог, отыскивали в  сундуках  дедовские
заржавленные кольчуги и панцири, а те, кто не получил  такого  наследства,
заказывали у  кузнецов  новые  доспехи,  стараясь  прикрыть  себя  броней,
насколько позволяли финансы. Кожевники Киптауна производили более  дешевые
кожаные доспехи и деревянные щиты, которые  гарантированно  спасали  своих
хозяев от стрел луков и арбалетов.
   Забота о сборе урожая легла на плечи женщин,  стариков  и  детей,  пока
фермеры,  торговцы  и  аристократы  собирались   около   замка.   Казармы,
расширенные  и  надстроенные  во  времена  правления  Люсьена,   а   затем
заброшенные, снова обустраивались под жилье, однако они могли вместить  не
больше трехсот воинов, и поэтому те, кто прибыл к  замку  позднее,  встали
лагерем на широкой равнине над берегом Южного рукава.  Для  тех,  кто  шел
совсем издалека, были разведаны и разровнены дополнительные площадки.
   Аристократы командовали отрядами тех, кого они привели с собой. Офицеры
рангом пониже набирались среди простых людей в  зависимости  от  возраста,
умения обращаться с оружием и способности отдавать и исполнять приказания.
Может быть, это был не самый лучший подход к решению проблемы,  но  Гэйлон
просто не мог придумать ничего лучшего за то  короткое  время,  которое  у
него оставалось. Кроме того, он  полагался  на  проницательный  ум  своего
герцога,  чем  вызвал  неудовольствие   многочисленных   претендентов   на
капитанские должности,  которых  Дэви  отсеивал  после  продолжительных  и
дотошных бесед.
   То,  что  было  выгодно   одним,   заставило   других   столкнуться   с
многочисленными трудностями. Армию нужно  было  кормить  и  снабжать  всем
необходимым. Король вскоре истратил все свои запасы золота и снова остался
без гроша в кармане.  Очутившись  в  столь  незавидном  положении,  Гэйлон
вынужден был обратиться  за  помощью  к  состоятельным  городским  купцам.
Многочисленные родственники, гостившие в замке, тоже были рады помочь  чем
могли. Светская жизнь при  дворе,  бывшая  такой  приятной,  к  сожалению,
оказалась очень короткой.
   Стоял теплый летний вечер. Заходящее солнце, прежде чем  скользнуть  за
вершины лесистых холмов на побережье, окрасило  небо  багровыми  красками.
Дневной жар, однако, все  никак  не  спадал;  нагревшаяся  земля  отдавала
накопленное тепло и  после  захода  солнца.  Конь  под  Гэйлоном  отчаянно
хлестал себя хвостом и мотал  головой,  отгоняя  мух.  Рядом  с  ним  Дэви
наклонился вперед и похлопал  по  шее  свою  гнедую  кобылу,  не  отрывая,
однако, взгляда от истоптанных лугов, на которых  с  наступлением  сумерек
загорелись многочисленные  лагерные  костры.  В  тишине  наступающей  ночи
особенно отчетливо слышались голоса множества людей, а в недвижном воздухе
растекался горьковатый запах костров, смешивающийся с вонью выгребных  ям,
вырытых по периметру лагеря.
   За прошедшие два месяца им удалось сделать  очень  многое,  однако  еще
больше они не успели, а времени почти не оставалось.  Всего  неделю  назад
король послал Арлина и  Мартена  на  юг,  чтобы  разведать  обстановку  на
границе. Керил и Ринн отправились на север к королю  Ласонии  Сореку  дней
пятнадцать  назад  в  надежде  возобновить  союзнический  договор  с  этой
северной страной. Брат короля очень хотел взяться собой и  Дэви,  так  как
герцоги  Госнийские  всегда  были  посредниками  между  царствующим  домом
Ласонии и Рыжими Королями, однако Гэйлон  считал,  что  юноша  нужнее  ему
самому. И хотя это действительно было  так,  однако  король  столкнулся  с
одной трудностью, которую ему было не просто преодолеть.
   В молодом герцоге было очень много от его отца, Дэрина Госни. Настолько
много, что в его обществе король  не  так  остро  чувствовал  ту  пустоту,
которая  преследовала  его  долгие  годы,  прошедшие  со  дня  гибели  его
наставника и друга. Юноша очень много и упорно упражнялся с мечом и теперь
мог не только постоять за себя. Он был решительно настроен принять участие
в этой войне, однако Гэйлон уже решил, что  маленькая  Виннамирская  армия
отправится в поход без юного герцога Госнийского.
   Король хотел, чтобы Дэви остался в безопасности с Джессмин, с возможным
наследником Рыжих Королей, но вот сообщить  юноше  о  своем  решении  было
отнюдь не простым делом.
   - Сколько у нас людей? - спросил король, пытаясь отвлечься от  мучивших
его вопросов.
   - Только в этом лагере - пятнадцать сотен и еще двадцать три  человека,
- немедленно отозвался Дэви из темноты. -  Девятьсот  восемьдесят  семь  в
лагере над рекой и еще пятьсот шестнадцать в казармах.  Итого  три  тысячи
двадцать пять человек. - Затем он посмотрел на короля: - За всю свою жизнь
я ни разу не видел так много людей сразу.
   - Гмм-м, - неопределенно хмыкнул король. Он все  еще  слышал  не  очень
хорошо, однако в голосе Дэви определенно прозвучала гордость.
   - Попытайся вообразить себе количество в тридцать раз большее, и  тогда
ты поймешь, с чем нам предстоит иметь дело, мой герцог, - сказал он.
   - На нашей стороне Кингслэйер.
   При упоминании о мече король вздрогнул, даже несмотря на теплый вечер.
   - Подумай о том, что мы имеем в узком проходе в  Серых  горах,  который
так легко защищать. Это в том месте, где горная цепь подходит к  Западному
морю. Мы имеем пересеченную местность и  несколько  сотен  людей,  которые
прожили там всю свою жизнь.  Многие  из  них  даже  когда-то  сражались  с
ксенарцами в тех краях. Мы поведем войну так,  как  когда-то  вел  ее  мой
отец, а до него - мой дед. Будем обороняться.
   - А Когтистое ущелье на востоке?
   - Оно глубокое и узкое, удерживать его еще  проще,  -  ответил  Гэйлон,
довольный тем, что юноша задал этот вопрос. - Мы пошлем туда  часть  наших
воинов, но, поскольку это довольно далеко, я сомневаюсь,  что  наши  враги
станут терять время на обходные маневры. Нет.  Ксенара  надеется  победить
нас только благодаря численности.
   - Отлично. Тогда и все их корабли им не помогут, -  снова  с  гордостью
сказал Дэви. - Морское  побережье  слишком  неприступно,  а  устье  залива
Полной Луны загорожено цепью.
   Гэйлон позавидовал оптимизму юноши и предпочел не говорить о  том,  что
упомянутая цепь, несмотря на толщину звеньев, уже больше сотни лет ржавеет
на дне морском. Все  же  он  был  согласен  с  Дэви,  полагая,  что  Роффо
предпочтет сохранить свои торговые корабли для торговли, целиком полагаясь
на свою могучую армию, которая собиралась на Ксенарской равнине.
   - Давай возвращаться, пока совсем не стемнело, - пробормотал Гэйлон.
   Герцог Госни кивнул ему из темноты и развернул свою кобылу. То, как  он
держался в седле, поворачивал голову, даже  мелькающая  на  губах  быстрая
улыбка - все напоминало Гэйлону Дэрина.  Удивительно,  как  человек  может
повториться в своих детях. Король даже ненадолго задумался, будет  ли  его
собственное дитя так похоже на него.
   Дэви пришпорил гнедую и пустил ее легким галопом по тропе под дубами.
   - Поднажми! - крикнул  он,  затем  осадил  кобылу,  увидев  что  Гэйлон
следует за ним шагом. - Что случилось?
   - Устал.
   - Никто же не просит тебя скакать галопом. Предоставь это  лошади,  мой
король.
   - Она тоже устала.
   На лице юноши появилось выражение, которое целиком и полностью было его
собственным изобретением, не унаследованным от отца.
   - Должно быть, она стареет.
   Покачав  головой,  он  снова  вонзил  шпоры  в  бока  своего  верхового
животного и помчался к замку во весь опор.
   На этот раз Гэйлон тоже поторопил  своего  серого  в  яблоках  скакуна,
чтобы не слишком отстать от этого молодого наглеца. Длинные летние сумерки
позволили им, не теряя скорости, спуститься к реке, а затем  подняться  по
холму к конюшням. Это не были скачки в прямом  смысле  слова,  но  элемент
соревнования здесь, безусловно, присутствовал.  Гэйлон  прискакал  первым,
хотя ему показалось, что Дэви в последний момент  придержал  свою  гнедую.
Грумы ринулись к ним с двух сторон чтобы  принять  взмыленных  лошадей,  и
король с герцогом спешились.
   - Жареная оленина, - заметил Гэйлон, потянув носом,  пока  они  шли  по
тропинке к дверям замка. - Пахнет довольно вкусно.
   - Это из казарм, - объяснил Дэви. - Сегодня на ужин олень... опять.
   Гэйлон повернулся лицом к казармам и снова втянул носом воздух:
   - Я думаю, это только справедливо, что солдаты  питаются  лучше  членов
королевской фамилии.
   - Они уже жаловались, что их кормят олениной три раза на дню.
   - Тогда давай придумаем какую-нибудь перемену, - Гэйлон толкнул высокую
дверь в вестибюль раньше, чем герцог успел проделать это  для  него.  -  И
почему все время я должен думать об этих мелочах?
   - Может быть, потому, что вы - король?
   В замке их встретил прохладный, но затхлый воздух. Впрочем, он  был  не
таким влажным, как зимой. В последнее время замок снова затих, несмотря на
то что теперь в его многочисленных апартаментах  разместились  офицеры  со
своими адъютантами и  прислугой.  Они,  впрочем,  не  выходили  обедать  в
большой зал. Угроза войны наложила свой отпечаток и на аристократов, и  на
простолюдинов, и на слуг. Больше всего Гэйлон скучал по шумным  и  веселым
детям, чьи крики, бывало, звенели на лужайке и в коридорах замка с раннего
утра и до вечера. Детей отправили по домам в первую очередь.
   Король уже договорился с тетушкой Элсис, чтобы Джессмин и Дэви остались
у нее в Оукхевен-Мэнор, в усадьбе, которая также н