х пор, как он  стал  пленником  собственного
тела? Наверное, немало, так  как  рука  почти  зажила  и  между  обрубками
пальцев наросла настоящая перепонка из причудливых шрамов. Его  рука  была
теперь больше похожа на лягушачью лапу, а не на конечность человека. От ее
вида герцога затошнило, и он уронил руку на одеяло, чтобы не  видеть  этой
мерзкой картины. Зажившие ожоги болели теперь сильнее, чем  когда-либо;  и
также  сильнее,  чем  когда-либо,  он  ощущал,  что  не  чувствует   своей
парализованной правой половины тела. Закрыв глаза, он позвал смерть,  хотя
отлично понимал, что ничего не дождется. Его дух упорно цеплялся за жизнь,
хотя мозг жаждал освобождения.
   Дэрин испытал внезапный приступ бессильной ярости, словно вся  желчь  в
нем вдруг вскипела, выплеснувшись мучительной  болью  в  груди.  Он  хотел
кричать, выть от душившей  его  злобы,  но  боялся,  что  если  он  начнет
кричать, то не сможет остановиться, боялся, что на крик прибежит Гэйлон  и
начнет излучать сострадание  и  любовь.  Сострадание  принца  Дэрину  было
тяжелее всего переносить.
   Герцог ощутил на лице дуновение прохладного  воздуха  и  открыл  глаза.
Пламя свечи, установленной у его  кровати,  подпрыгнуло,  и  Дэрин  скосил
глаза в направлении двери. В спальню вошел Сезран. Он был один. Согнувшись
у очага, маг принялся подбрасывать поленья в огонь.
   - Гэй... лон? - спросил Дэрин.
   - Гэйлон изучает "Книгу Камней".
   Маг выпрямился и подошел к кровати. Он держал что-то в руках,  и  Дэрин
наконец  рассмотрел,  что  это  была  широкая  чаша  из  кованого  золота,
украшенная  кроваво-красными  рубинами.  В  свете  свечи  чаша  играла   и
искрилась.
   - Хочешь узнать, что у меня есть? - спросил Сезран, поворачивая в руках
чашу, словно любуясь ею. - Я принес тебе подарок, Дэрин Госни. В этой чаше
твоя смерть. Ты доволен?
   Дэрин дважды моргнул, но не смог найти слов.
   - Мальчишка рассказал мне о  твоей  просьбе,  но  нож  слишком  груб  и
жесток, а смерть от него может быть  мучительной.  Все  зависит  от  того,
насколько тверда рука и верен удар, - он поднес чашу ближе. - В этой  чаше
- сладкие, счастливые сны, и один из этих снов - самый последний -  вечный
сон без тревог и сновидений. Таково ведь было твое желание?
   Губы Дэрина слегка раздвинулись, и он  облизнул  их  языком.  Некоторое
время он глядел на чашу, потом перевел взгляд на Сезрана. Глаза мага  были
похожи на бездонные колодцы, наполненные мраком,  и  Дэрин  увидел  в  них
собственное отражение. Наконец герцог кивнул.
   Сезран улыбнулся.
   - Тогда это твое. Но сначала... - он поставил чашу на столик  рядом  со
свечой, - сначала расскажи мне, каковы твои планы относительно  мальчишки.
С твоей смертью вся ответственность ложится на меня. Ты, кажется,  называл
его принцем? Если это так, то  ты  должен  знать  вот  что:  я  научу  его
колдовать, но не смогу научить его тому, что должен знать король, - это не
моя специальность.
   - Он... б-будет... королем.
   - Боюсь, он будет не готов к этой сложной работе даже после того, как я
закончу его учить.
   - Он... д-д-должен править.
   - Я не сомневаюсь, что он будет это делать. Его  сила,  его  могущество
уже сейчас выше моего понимания. Если он захочет править, никто и ничто не
сможет его остановить. Но  попомни  мои  слова:  королевства,  которые  он
подчинит своей власти, горько проклянут  тот  день,  когда  он  станет  их
владыкой. Он  заставит  их  забыть,  кто  такие  были  Черные  Короли.  По
сравнению с ним сам Орим показался бы добряком.
   - Н-нет! - тихо воскликнул Дэрин.
   - Да. Ты уже видел силу его ненависти. Именно ненависть движет  им.  Он
едва сдерживает свою ярость и гнев. Он  вспыхивает  по  самому  ничтожному
поводу, а его инстинкты бойца уже  сейчас  отточены,  и  требуется  совсем
немного, чтобы довести их до совершенства. Он убийца по своей  природе,  а
его правление будет жестоким и кровавым.
   Искалеченная рука Дэрина рефлексивно  дернулась,  а  мускулы  лица  уже
давно ходили ходуном.
   Сезран наклонился к нему и продолжил, глядя на него в упор:
   - Все, о чем  я  тебе  говорил,  обязательно  произойдет,  если  Гэйлон
получит Кингслэйер. С этим мечом в руках он станет всемогущим.
   - Его нас... наследие...
   До сих пор маг говорил рассудительно и спокойно, но  теперь  его  голос
зазвучал громче:
   - Это не его наследие. Меч принадлежит мне,  Дэрин.  Это  я  выковал  и
закалил клинок, и мне он принадлежит по праву. Я был глуп, когда отдал его
в человеческие руки, и теперь  меч  должен  вернуться  ко  мне.  -  Сезран
понизил голос и почти шептал, низко склонившись над Дэрином: - Ты  знаешь,
что я прав. Если ты касался Кингслэйера, держал его в руках, то ты знаешь,
что я не обманываю тебя. Человек, который  владеет  Камнем,  _никогда_  не
должен касаться его.
   Воспоминания  пронеслись  в  памяти  Дэрина   яркой   чередой,   и   он
почувствовал, как сердце отчаянно застучало в груди. Он помнил вкус  этого
могущества! Он жаждал его даже теперь, хотя  понимал,  что  меч  не  может
принадлежать ему.
   - Мой д-долг...
   - Твой долг заканчивается вместе со смертью,  а  ты  выбрал  смерть.  -
Сезран взял чашу и поднес ее к губам Дэрина.  -  Скажи  мне,  где  спрятан
Кингслэйер, и питье - твое.
   Глаза мага коварно заблестели. - А мальчик знает? Ты говорил ему?
   Дэрин покачал головой, не отрывая взгляда от чаши.
   - Хорошо. Скажи мне, где он, и обретешь свободу.
   Чаша наклонилась, и  герцог  увидел  в  ней  темную  тягучую  жидкость.
Золотистые блики играли на ее маслянистой поверхности. Дэрин  жаждал  сна,
покоя, забвения, но что станет с Гэйлоном? Мальчик - почти юноша теперь  -
был  взращен  ненавистью,  а  Сезран  никогда  не   сумеет   научить   его
состраданию, не сумеет сдержать  силы,  которые  управляют  Гэйлоном.  Чем
может он, калека, помочь мальчику? Подумав об этом, Дэрин мысленно проклял
свое немощное тело.
   - Скажи мне, -  вкрадчиво  шепнул  волшебник,  но  Дэрин  сжал  губы  и
отвернулся к стене.
   Последовала тишина. Затем чаша ударилась о решетку очага  и  со  звоном
покатилась по полу. До слуха Дэрина донесся звук удаляющихся шагов мага.


   Молодая девушка была так красива, что дух  захватывало.  Ее  губы  были
горячи, и она тесно прижималась к нему. Так почему же  он  чувствует  одно
только раздражение?
   Люсьен осторожно высвободился и снял руки Марсел со своей шеи. Затем он
шагнул к кровати и взял оттуда ее алый бархатный плащ. Накинув плащ ей  на
плечи, он застегнул на горле золотую пряжку и надвинул ей на лицо капюшон.
Волосы Марсел свободно падали на высокую грудь и  мерцали  в  свете  очага
красным и золотым.
   - Ваше величество... - тихо, но с обидой сказала Марсел.
   - Тише, - промурлыкал Люсьен, прикасаясь к ее губам кончиками  пальцев.
- Ты самая желанная, Марсел, но... сегодня  ночью  мне  предстоит  кое-что
обдумать. Мне нужно побыть одному.
   Взяв  ее  за  руку,  Люсьен  подвел  девушку  к  дверце,   скрытой   за
занавесками. Это  был  потайной  ход,  при  помощи  которого  леди  ночами
пробиралась в его покои. Некоторое время  он  молча  смотрел,  как  Марсел
неслышно спускалась по ступенькам, потом закрыл дверь и запер на задвижку.
   Некоторое время молодой король беспокойно прохаживался  перед  камином.
Он был раздражен, но не мог понять - почему. Королевская опочивальня  была
погружена в мягкий полумрак - ни свечи, ни лампы не горели, и только пламя
очага освещало небольшое пространство на полу прямо перед камином. Некогда
Люсьен страстно желал леди Марсел, но теперь, когда она принадлежала  ему,
он внезапно остыл. Дело было в том, что она предназначалась Дэрину, и  это
обстоятельство делало ее крайне привлекательной в глазах  Люсьена.  Теперь
она только раздражала его. Его раздражало буквально все, и все успело  ему
наскучить. Он побыл королем всего три месяца, а ему уже все приелось.
   Задержавшись  возле  окна,  Люсьен  выглянул  наружу.  За   окном   был
заснеженный сад Каслкипа, и на  расчищенной  дорожке  стояла  в  окружении
сугробов миниатюрная фигурка в теплом плаще, смутно  виднеющаяся  в  свете
звезд. На мгновение ему показалось, что это Марсел, однако стоявший  внизу
человек был слишком мал ростом. Это могла  быть  только  Джессмин.  Люсьен
сразу почувствовал гнев. Почему принцесса стоит на морозе, ночью, одна? Он
даже пошел к двери, чтобы спуститься вниз и выбранить  ее  хорошенько,  но
передумал. Люсьен достаточно хорошо знал,  почему  она  бродит  в  саду  в
одиночестве.
   Каждый день Люсьен посылал маленькой принцессе  прекрасные  ожерелья  и
шелковые платья. Он приносил сладости  и  кормил  ее  своими  собственными
руками, но с каждым днем девочка худела и становилась все бледнее.  Люсьен
чувствовал, что она оплакивает свои потери, но ничем  не  мог  ей  помочь,
ничем не мог облегчить ее страданий. Вот и сейчас при мысли об этом Люсьен
почувствовал в груди щемящую боль. Это удивило его. Забота  и  сострадание
были для него совершенно новым ощущением.
   Люсьен даже поделился своими тревогами по поводу Джессмин с дядей,  что
случалось крайне редко.  Фейдир  посоветовал  ему  обратиться  к  Гиркану.
Гиркан! Жирный, самодовольный глупец! Люсьен не  доверил  бы  ему  любимую
лошадь, не говоря уже о здоровье принцессы.
   Почему же Джессмин продолжает тосковать и не верит  в  смерть  Гэйлона?
Король знал, что его дядя все еще разыскивает Дэрина Госни, знал,  что  он
назначил огромное вознаграждение за любую информацию  о  герцоге.  "Старик
ищет его от отчаяния, надеясь выудить из герцога хоть какие-то сведения  о
Кингслэйере", - решил Люсьен. Однако он был уверен,  что  легендарный  меч
никогда не попадет в руки Фейдира. Рейс, Дэрин и Гэйлон  давно  мертвы.  И
все же пусть старый дурак продолжает свою охоту. Это займет его, и  он  не
станет лезть в дела молодого короля.
   Люсьен задернул тяжелые шторы, не в силах больше смотреть на  Джессмин,
одиноко бредущую по тропе наедине со своей печалью. Потом он зажег лампы и
встал перед высоким зеркалом трельяжа. Прекрасный  юноша,  отразившийся  в
зеркале, за последние три месяца набрал лишний вес. Люсьен увидел  у  себя
наметившийся   второй   подбородок,   располневшую    талию.    Критически
рассматривая руки, Люсьен обнаружил, что мозоли от каждодневных упражнений
с мечом сошли и мягкие ладони и длинные пальцы, начисто отмытые, буквально
светились. Он не брал меча в руки с того самого дня,  когда  Дэрин  сломал
его Галимар.
   В приступе раздражения Люсьен выдернул из-за пояса кинжал и безжалостно
обкорнал свои длинные, ухоженные ногти. Выхватив  из  шкатулки  надушенный
носовой платок, он принялся яростно тереть лицо, удаляя румяна  со  щек  и
тени с век. Хватит! Слишком долго он разыгрывал из  себя  красавца-щеголя.
Целых  пять   лет   он   вращался   в   изысканной   компании   придворных
аристократов-южан, но теперь они не были его  придворными.  Король  должен
сам насаждать моду, а не следовать ей.
   Люсьен сбросил с ног мягкие  бальные  туфли,  скинул  парадный  голубой
камзол с золотым шитьем. Дорогая одежда небрежной кучей упала  на  пол,  а
Люсьен оделся в другое платье и снова вернулся к зеркалу.  Теперь  он  был
одет в короткие бриджи для верховой езды, высокие черные башмаки,  простую
полотняную рубашку белого цвета и с просторными рукавами,  поверх  которой
он набросил легкий кожаный камзол. Королю показалось, что его  соломенного
цвета волосы чересчур отросли, но он решил заняться этим завтра.  Пока  же
он завязал их сзади кожаным  ремешком  и  достал  меч,  присланный  ему  в
подарок королем Роффо.
   Милый кузен Роффо! Он только назывался королем,  а  правили  в  Ксенаре
могучие торговые династии. Они сосредоточили в  своих  руках  всю  власть,
которую только может дать богатство. Люсьен ни за что бы не прислушался  к
тому, что говорил этот старый  человек.  Роффо  прислал  ему  меч  и  свои
благословения. Ему очень нравилось, что теперь его  дочь  Джессмин  выйдет
замуж за Люсьена, как того хотел Фейдир. Но ветер носит, а собака  лает...
не так ли, старина Роффо? Люсьен даже фыркнул от негодования.  Прежде  чем
они смогут пожениться,  должно  пройти  лет  десять.  Мысль  о  свадьбе  с
Джессмин никак не укладывалась у него в голове. Девочка все  еще  казалась
ему хорошенькой фарфоровой куколкой.
   С восхищением взвесив в руке превосходный клинок,  Люсьен  встал  перед
зеркалом в стойку, любуясь собой. Наконец он пристегнул к  поясу  ножны  и
убрал в них меч. Когда он вышел из дверей своих покоев, двое стражников  у
дверей неуклюже вытянулись перед ним по стойке "смирно". Очевидно,  король
застал их врасплох. Их легкие кирасы  и  шлемы  тихонько  звякнули,  когда
солдаты салютовали Люсьену. Король посмотрел на солдата помоложе, и парень
улыбнулся   ему.   Его   манера   поведения,   отличающаяся    недостатком
почтительности, была хорошо знакома Люсьену.
   - Ты, - резко сказал Люсьен. - Ступай за мной в  оружейную  комнату.  Я
хочу немного попрактиковаться в фехтовании сегодня ночью.
   Молодой солдат ухмыльнулся, покосившись на своего  товарища,  и  Люсьен
зашагал прочь по коридору. "Пусть  себе  ухмыляется",  -  подумал  Люсьен,
слыша, как солдат лениво тащится  следом.  Сегодня  ночью  он  намеревался
пронзить наемника своим новым мечом и окрестить меч его кровью.


   Сезран пропадал целых три дня. Он вернулся с еще более  таинственным  и
сдержанным видом, чем обычно. Его спутанные  волосы  были  подпалены,  нос
испачкан сажей, а настроение у него было премерзкое. Завидев такое, Гэйлон
почел за благо вести себя потише и отложить на потом  вопросы,  которые  у
него накопились за время чтения "Книги Камней". Прошло еще два дня, и  маг
то загадочно исчезал, то снова появлялся в самые неподходящие моменты.  По
ночам Гэйлон часто слышал лязг и грохот, доносившейся из глубины замка.
   С разрешения Сезрана Гэйлон принес "Книгу Камней" в  комнату  Дэрина  и
читал ее за столом у очага.  Впервые  за  сравнительно  долгий  промежуток
времени мальчик чувствовал себя почти  счастливым.  Да  и  Дэрин  перестал
постоянно жаловаться и ворчать  по  пустякам.  Он  даже  позволял  Гэйлону
разминать и разрабатывать неподвижные конечности, а его речь с каждым днем
становилась все яснее и разборчивей, хотя он по-прежнему немного заикался,
когда уставал или удивлялся чему-то.  Герцог  все  так  же  был  подвержен
приступам черной меланхолии, но Гэйлон уже научился распознавать  признаки
надвигающейся депрессии. В  эти  моменты  он  хватал  лютню  и  принимался
распевать веселые песенки и куплеты, которым его когда-то  научил  герцог.
Это никогда не подводило его, и всякий раз мальчику удавалось  вызвать  на
губах герцога дурацкую улыбку.
   В тот день Гэйлон, как всегда, сидел за столом  и  корпел  над  книгой,
расшифровывая рунические  письмена  и  занося  перевод  острым  стилом  на
глиняную табличку. Сезран не позволял ему вести записи на  бумаге  или  на
пергаменте. Когда Гэйлон заучивал текст, он смачивал глину водой и  стирал
все написанное. Дэрин откинулся на подушку и уснул.
   Его внимание  привлекла  какая-то  возня.  Он  оторвался  от  чтения  и
приподнял  голову.  Тихий  звук,  напоминающий  отдаленный  раскат  грома,
повторился, затем еще раз, но ближе и громче. Дэрин вздрогнул и проснулся.
   - Что? - спросил он в тревоге.
   Гэйлон встал из-за стола. Гром грохотал все громче, и к нему  добавился
какой-то визг, столь тонкий и пронзительный, что  у  принца  заныли  зубы.
Стены, пол, вся мебель задрожали, и Гэйлон успел подумать, что  больше  он
не выдержит, но адская какофония  внезапно  прекратилась.  Настала  полная
тишина.  Гэйлон  и  Дэрин   переглянулись   и   уставились   на   медленно
открывающуюся дверь. На пороге возник Сезран. Он толкал перед собой кресло
на колесах. Металлические колеса жалобно скрипели во время движения.
   - Чт-то это? - спросил Дэрин, когда вновь стало тихо.
   - Средство передвижения для калек, -  нелюбезно  объяснил  Сезран.  Его
глаза налились кровью, а волосы в диком беспорядке торчали во все стороны.
   - Довольно шумное приспособление, - констатировал очевидное Гэйлон.
   Сезран ощерился на него.
   - Обода необходимо обтянуть кожей, а втулки  набить  свиным  салом.  Ты
этим и займешься. Пойди-ка сюда, мальчик.
   Гэйлон шагнул вперед, и маг протянул к нему руку. На ладони  его  лежал
расправленный шелковый платок.
   - Дай сюда свой Камень! - приказал он.
   Гэйлон долго и непонимающе глядел на Сезрана, так что  маг  нетерпеливо
помахал платком прямо перед его носом.
   - Клади его сюда.
   Гэйлон испуганно повернулся к Дэрину, но герцог  молча  и  без  всякого
выражения смотрел на них.
   - Зачем? - слабо спросил принц.
   Сезран фыркнул.
   - И ты что думаешь, я собираюсь  похитить  у  тебя  твой  булыжник?  Он
должен быть оправлен, и время для этого  пришло,  Гэйлон  Рейссон.  Нельзя
вечно носить Камень в кулаке. А теперь клади Камень в платок.
   Гэйлон  неохотно  подчинился  и  теперь  смотрел,  как  маг   тщательно
заворачивает его драгоценность в платок и опускает в мешочек на поясе.  Не
проронив больше ни слова, маг вышел. Гэйлон долго стоял молча возле  стола
и смотрел на закрывшуюся дверь.
   - Гэйлон?
   Мальчик повернулся к кровати,  и  Дэрин  увидел  на  его  щеках  мокрые
дорожки слез.
   - Иди ко мне, - ласково сказал герцог. Гэйлон подошел к кровати герцога
и тот добавил: - Ты... н-не должен... беспокоиться.
   - Я и не беспокоюсь, - шепнул мальчик. - Это что-то другое.
   И тут Дэрин понял, что  на  лице  Гэйлона  была  не  тревога,  а  самые
настоящие горе и сострадание.
   - Ох, Дэрин, я чувствую себя так, словно у меня отняли зрение, словно я
потерял осязание и слух. Мне кажется, что у меня вырвали сердце или отняли
легкие! - Он продолжал плакать, крепко сжав покалеченную руку  герцога.  -
Так вот что ты пережил, Дэрин! Я даже не думал... Я не понимал, как это  -
потерять свой Камень, как ты потерял свой!
   Дэрин почувствовал в желудке тугой комок и закрыл глаза. Да. Именно так
себя и чувствуешь. Без Камня ты  выпотрошен,  жив  только  наполовину,  но
Гэйлон никогда не должен был этого узнать. И Дэрин сказал:
   - Нет, Гэйлон, со мной было не так, как с тобой. Я...  никогда  не  был
настроен в  унисон  со  своим  Камнем,  как  ты...  Н-не  д-думай,  что  я
страдаю... - И герцог, насколько смог, заставил  самого  себя  поверить  в
это.


   В самой глубокой из келий Сьюардского замка Сезран с нетерпением  ждал,
пока плавильная печь наберет необходимую температуру.  Местный  уголь  был
слишком рыхлым и горел довольно  слабо  и  плохо,  и  с  ним  было  трудно
работать. Когда наконец печь раскалилась, маг при помощи щипцов вытащил из
тиглей небольшой ковшик с расплавленным золотом. Высыпав в  жидкий  металл
необходимые добавки, он некоторое время наблюдал за тем, как окисляются  и
сгорают примеси. Даже в этом примитивном мире, где никто пока не слыхал  о
развитых  технологиях,  бывших  привычными  в  родной  земле  Сезрана,  он
научился обходиться тем, что было под руками.
   Пока золото остывало, Сезран вынул Камень из кожаного кошелька на поясе
и положил его на рабочий стол. Колдовские Камни  были  редким,  но  вполне
естественным явлением  в  этом  мире,  представляя  собой  кристаллическую
структуру с зачаточным  самосознанием.  Человеческие  существа,  способные
связать  себя  с  этими  обладающими  проблеском  разума   Камнями,   тоже
встречались не  часто,  однако  если  такая  связь  была  установлена,  то
психическая энергия, вырабатываемая симбиотической  парой  человек-Камень,
могла творить настоящие чудеса.
   Несмотря на свой заурядный внешний вид.  Колдовской  Камень  был  очень
сложной  и  тонко  организованной   кристаллической   структурой.   Сезран
попробовал прикоснуться к неоправленному  Камню  мальчика  при  посредстве
своего  Колдовского  Камня,  но  был   немедленно   отвергнут.   Измене