стное выражение, будто она готова содрать с соперницы кожу.
     - Еще бы, - как-то невесело усмехнулась девушка. - Ведь эта соперница
может украсть у царицы ночь любви, как это сделала я.
     Конан рассмеялся.
     - Ты шутишь? По-твоему, от меня убудет? Я хотя и не слишком молод, но
вполне в состоянии утолить страсть сразу нескольких любовниц.
     - Ты не понял меня, - сказала Опонта, качая головой. - Нам  запрещено
об этом говорить, но я  не  собираюсь  скрывать  тайну  от  тебя.  Каждому
мужчине, которому дозволено  совокупляться  с  амазонками,  даровано  лишь
десять любовных ночей. По истечении этого срока  его  ожидает  мучительная
смерть.
     - Вот тебе раз! - озадаченно воскликнул Конан. Не обращая внимания на
эту реплику, Опонта продолжала:
     - Его оскопляют,  затем  обливают  кипятком,  а  в  довершение  всего
вырезают со спины восемь ремней толщиной в два пальца.
     Опонта  рассказывала  об  этом  совершенно  спокойно,   даже   как-то
отрешенно. По спине киммерийца побежали мурашки.
     - Но почему вы так поступаете?
     - Считается, что если оставить  любовника  в  живых,  амазонка  может
попасть в зависимость от  него.  Ее  сердце  наполнится  привязанностью  и
нежностью, ее воинственный дух ослабнет. И тогда мужчины захватят власть в
Амазоне. Чтобы этого не произошло, еще в  старину  было  введено  правило,
согласно которому мужчина не может  жить  дольше  десяти  любовных  ночей,
проведенных с амазонкой. За неукоснительным использованием  этого  Правила
следят специальные  надсмотрщицы  во  главе  с  клариной  Латалией,  самой
жестокой из всех приближенных Сомрис.  Проведя  ночь  с  мужчиной,  каждая
амазонка должна явиться к Латалии  и  назвать  ей  имя  своего  любовника.
Латалия ставит против его имени крестик. Когда число  крестиков  достигнет
десяти, она докладывает об этом царице Сомрис. На следующий  день  мужчину
предают смерти.
     Возмущение, поначалу вспыхнувшее  было  у  Конана,  к  этому  времени
улеглось и он спокойно заметил:
     -  Я  не  ожидал  от  амазонок  ничего  другого.  Но  неужели   можно
способствовать смерти человека, которого хоть сколько-нибудь любишь? Может
быть и ты сразу по возвращению во  дворец  побежишь  к  этой  Латалии  или
промолчишь лишь потому, что боишься гнева Сомрис?
     Какое-то время Опонта молчала.  Она  проводила  взглядом  пронзающего
воздушные потоки грифа и лишь затем сказала, так и не  ответив  на  вопрос
киммерийца:
     - Мы ненавидим мужчин. Ведь они приносят лишь боль.
     - Странно, - удивленно заметил Конан.  -  Я  всю  жизнь  убеждался  в
обратном.  Даже  те  женщины,  которые  меня  прежде   ненавидели,   после
проведенной совместно ночи начинали относиться ко мне весьма нежно.
     Серые глаза Опонты стали грустны и задумчивы. Она осторожно коснулась
пальцами левой неразвитой груди.
     - Мужчины приносят нам боль с самого рождения. Когда девочке-амазонке
исполняется три года ее  начинают  готовить  к  взрослой  жизни.  Ее  учат
скакать на лошади, метко стрелять из  лука,  обращаться  с  мечом,  стойко
переносить боль и тягости. И еще ее учат ненавидеть мужчин.  Я  помню  как
каждый день в детский блок, где я жила, приходили толстые противные  деры.
Они били нас, щипали, оставляя синяки на детском теле, таскали за  волосы.
Каждые десять дней экзекутор порол нас кнутом до крови.  В  возрасте  пяти
лет мне пришлось впервые столкнуться  с  Кхар  Убой.  Он  принес  с  собой
жаровню и зловещего вида приспособления. "Какая  хорошенькая  девочка!"  -
сказал он, похлопав меня по попке. Но я знала зачем он пришел и плакала от
страха. Жрец раскалили на огне толстый с расплющенным  наконечником  прут,
подобный тем, которыми клеймят скот, и прижал его к моей  левой  груди.  Я
закричала и потеряла сознание. Когда же я очнулась то обнаружила, что кожа
на этом месте совершенно обуглилась. Грудь потом долго болела и  перестала
расти. Я знала, что это нужно для того, чтобы лучше стрелять из  лука.  Но
несмотря на это я еще сильнее возненавидела мужчин. Ведь боль, причиненная
мне одним из них, была очень сильной.
     Самое страшное случилось, когда  мне  исполнилось  четырнадцать.  Это
пора взросления, когда девочка переходит в разряд младших воинов.  В  этот
день Кхар Уба совершает обряд принесения в жертву детства. Это было  столь
больно и унизительно, что я не хочу рассказывать о том,  что  пережила.  В
тот день я достигла пика своей ненависти. И когда мне дали меч и приказали
отрубить руку у провинившегося раба, я выполнила это с удовольствием.
     Девушка замолчала. Изящная загорелая рука в  волнении  смяла  розовый
цветок. Конан, которому от этого рассказа стало не по себе, спросил:
     - Так значит вы встречаетесь с мужчинами не ради наслаждения, а  лишь
для продолжения рода?
     - Да.
     - Это страшно, - сказал киммериец. - Жить без любви...
     - Я уже говорила тебе, что считается будто от нее слабеет боевой дух.
И... правильно считается!
     Пораженный этим внезапным  признанием  киммериец  притянул  Опонту  к
себе. Она прильнула к его широкой груди и счастливо вздохнула.
     -  Великий  Кром!  -  прошептал  варвар,   невольно   подумав   зачем
лишившемуся престола королю нужна любовь  незнающей  мир  и  счастливой  в
своем незнании девочки.
     С тех пор они встречались  почти  каждый  день.  Тайно,  стараясь  не
вызвать подозрений. Особенно трудно приходилось Опонте, чьи частые отлучки
рано или поздно могли быть замечены.
     Но постепенно  влюбленные  теряли  осторожность  и  однажды  чуть  не
поплатились за это. Звериное чутье варвара, вновь обострившееся с тех пор,
как Конан очутился в диких дебрях Амазона, подсказало, что за поляной,  на
которой они предавались любви, наблюдает  чей-то  недобрый  взгляд.  Велев
девушке не шевелиться Конан подобно гигантскому полозу скользнул в высокую
траву. Двигался он  совершенно  бесшумно,  напоминая  скорее  бестелесного
призрака, нежели человека.
     Киммериец  не  обманулся.  В  зарослях  колючего  кустарника   сидела
женщина.  Глаза  ее  были  устремлены  на  поляну,  где  осталась  Опонта.
Соглядатайка, очевидно, намеревалась убедиться в  своем  предположении,  а
затем поспешить с доносом к Сомрис.  Услышав  легкий  шелест  отодвигаемой
ветки она оглянулась, но было уже поздно. Руки Конана  поймали  ее  шею  в
замок. Последовал сильный рывок и амазонка обмякла.  Убедившись,  что  она
была одна, киммериец оставил мертвое тело в кустах и поспешил вернуться  к
Опонте.
     Они поспешно оделись  и,  оседлав  коней,  поскакали  в  глубь  леса.
Возлюбленная Конана сразу признала шпионившую за ними девушку.
     - Это Армисса, одна из приближенных Сомрис. Царица  захочет  выяснить
причину ее гибели.
     - Это мы сейчас уладим! - бодро заявил Конан.
     Подняв уже похолодевшее тело он сильно  ударил  им  о  ствол  дерева,
росшего у тропы. На следующем дереве Конан кинжалом вырезал четыре полосы,
очень похожие на след когтистой кошачьей лапы.  Затем  он  отвязал  лошадь
убитой кларины, нанес ей такую же отметину и криком погнал  взбешенное  от
боли животное в лесную чащу.
     - Теперь они подумают, что на лошадь этой Армиссы напал ягуар. Лошадь
естественно испугалась и сбросила свою хозяйку, на пути  которой  на  беду
подвернулось дерево.
     - Ты хитрее людоедов из Дарфара! - восхитилась Опонта.
     - Этим штучкам я научился у пиктов, великолепных следопытов  и  самых
отъявленных головорезов, которых знал мир.
     Они скакали рядом по тропе, обвитой со всех сторон лианами,  так  что
она была похожа на гигантский зеленый тоннель.  Доверчиво  положив  мягкую
ладонь на руку киммерийца Опонта сказала:
     - Тебе все равно угрожает опасность. Даже если  Сомрис  и,  особенно,
Латалия поверят в то, что Армисса погибла случайно, смерть  приблизится  к
тебе еще на один шаг. Ведь ты знаешь, что  царица  Сомрис  носит  в  своем
чреве ребенка.
     - Еще бы! Ее раздуло  словно  от  гнилой  пищи!  -  в  голосе  Конана
прозвучала нотка самодовольства.
     - А кроме того, - серые глаза Опонты стрельнули в сторону  любовника,
- ты провел с ней восьмую ночь.
     - Да, - не стал отпираться  Конан.  -  Она  пристала  ко  мне  словно
блудливая кошка. Не мог же я ей отказать!
     - И не должен был. Я вовсе не собиралась обвинять тебя. Скоро  Сомрис
родит и тогда они с тобой расправятся.
     - Чушь, - не очень уверенно протянул Конан. - Сомрис все же понимает,
что имеет дело с королем. Я ведь не какой-нибудь раб из  Кужа  или  Черных
королевств.
     - Для них ты не более чем раб. И твоя  смерть  еще  более  вожделенна
оттого, что ты король. Они мечтают казнить именно короля и великого воина,
чтобы доказать еще раз свое превосходство над мужчинами.
     Объяснение показалось Конану весьма разумным, но он все же  попытался
его опровергнуть.
     - Но амазонки должны понимать, что  справиться  со  мной  будет  куда
сложнее, чем с теми худосочными выродками, которые попадают к ним в плен.
     - Тебя победят не силой, а колдовством или ядом. Кхар  Уба  сейчас  в
опале у Сомрис. Но  как  только  возникнет  необходимость  расправиться  с
тобой, она немедленно вернет ему свою милость. А магия этого  жреца  очень
могущественна. Они могут и поступить гораздо проще - подсыпать тебе в вино
яд или расстрелять тебя отравленными стрелами.
     - Но царица клятвенно обещала, что как только  родится  ребенок,  она
вернет меня в Аквилонию.
     -  И  ты  поверил?  -  усмехнулась  Опонта.  -  Даже  если   бы   она
действительно этого хотела, во что  я  не  верю,  ей  помешают  Латалия  и
Горгия. Первая ненавидит тебя, потому что ты воплощаешь  все  лучшее,  что
есть в мужчине и она отчетливо чувствует твое превосходство, которое ты  и
не пытаешься скрыть. Амазонки не прощают этого. Горгия же требует принести
тебя в жертву своему багровому богу.
     - Что это еще за пожиратель королей? Я впервые слышу о нем.
     - Я знаю об этом божестве немногим более твоего. Мне  известно  лишь,
что он обладает огромной силой и может  шутя  ломать  толстые  деревья,  а
кроме того, что в  его  подчинении  находится  племя  гигантских  багровых
обезьян,  живущее  в  священной  роще.  Те,  кому   случалось   находиться
неподалеку от рощи Горгии, не раз слышали жуткие крики истязуемых жертв.
     -  Веселая  история,  -  пробормотал  Конан,  внезапно  вспоминая   о
гигантском следе, оставленном рядом с разорванным быком.  Рука  киммерийца
невольно потянулась к висевшему за спиной луку. - Чем же я так приглянулся
этой симпатичной сестричке?
     - Думаю, тем же, чем и мне. Она наконец-то встретила мужчину себе под
стать.
     - Ну уж нет! Эта красотка совершенно  не  в  моем  вкусе.  Я  попрошу
Сомрис  передать  ей,  что  всю  жизнь  предпочитал  миниатюрных   женщин.
Заниматься любовью с монстром - это слишком!
     - Не вздумай ничего говорить Сомрис! Она сразу  поймет,  что  ты  обо
всем знаешь. Это лишь ускорит развязку.  -  Опонта  чуть  помедлила.  -  И
третий, кто заинтересован в том, чтобы ты не  вернулся  в  Аквилонию,  это
Кхар Уба. У колдуна свои планы на твой счет.
     - Это усложняет дело, - признался  Конан.  -  Я  рассчитывал  на  его
помощь.
     - И думать забудь! Ты можешь полагаться лишь на свои силы. И на меня.
     Киммериец чуть свесился с коня и нежно обнял скачущую рядом девушку.
     - Спасибо, Опонта. Но что может сделать слабая женщина?
     - Я не такая уж слабая, как ты думаешь. И я не одна.  Среди  амазонок
есть недовольные, которые  считают,  что  пора  положить  конец  жестокому
обращению с  мужчинами  и  вернуться  к  образу  жизни  наших  предков  до
переселения на черный континент.
     - Разумно! - похвалил Конан. - И много вас?
     - Пока нет. Но многие амазонки в душе  колеблются.  Им  тоже  надоело
насилие, чинимое Сомрис и ее кларинами. Если мы открыто выступим на  твоей
стороне, они, думаю, поддержат нас.
     - Конан во главе бабьего войска! - захохотал киммериец. - Ну,  ладно,
не обижайся, - торопливо добавил он, видя, что брови Опонты  сдвигаются  к
переносице, - я убедился, амазонки не самые плохие, которых  мне  пришлось
видеть в своей жизни.
     Но девушка все же обиделась. Она ехала молча, не обращая внимания  на
попытки Конана разговорить ее. Лишь у самого края леса она чуть придержала
коня и сказала:
     - Ты должен знать еще вот  о  чем.  В  сокровищнице  Сомрис  хранятся
доспехи Ульмвана, бога войны  амазонок.  Говорят,  нет  меча  или  стрелы,
способных поразить человека, одевшего эти доспехи.  Там  же  хранится  меч
Ульмвана. Сомрис и Горгия обе мечтают владеть этим оружием,  но  не  знают
волшебного слова, чтобы заставить пластины доспеха разъединиться, а меч  -
покинуть выкованные из серебристого металла ножны. Утверждают,  что  тайну
доспехов и меча Ульмван раскроет лишь воину,  достойному  владеть  оружием
бога. Кхар Уба не один день бился над разгадкой этой тайны, но  его  магия
оказалась бессильной.
     Конан не ответил и тогда девушка посмотрела на него. Огромная  фигура
короля купалась в лучах заходящего солнца. Блики мягко обнимали  стоявшего
на взгорье всадника и его вороную лошадь, заключая их в ослепительно яркий
ореол. Король молчал, устремив свой взор навстречу  солнечным  лучам.  Его
могучие мышцы перекатывались под иссеченной кожей  и  Опонта  поняла,  что
Конан сейчас далеко - там, где поют неведомые трубы и огромный всадник  на
черном коне ведет в бой легионы закованных в металл львов. Она поняла  это
и замолчала, терпеливо ожидая пока взор короля прояснится.
     Наконец Конан очнулся от наваждения и сказал:
     - Я разгадаю тайну меча Ульмвана!


     Едва опустилось солнце, в город примчался конь Армиссы. На губах  его
играла бешеная пена. Бока были в кровавых  царапинах.  Вышедший  вместе  с
амазонками  Конан  отметил,  что  к  царапинам,  нанесенным  его  кинжалом
прибавились настоящие. Видимо, на коня напал гепард или  тигр.  Поглядывая
то на лошадь, то на безмятежного Конана Сомрис решила:
     - Завтра утром отправляемся в лес на поиски Армиссы.
     Когда появились звезды, она призвала Конана в свои покои. Это была их
девятая ночь. Киммериец понял, что Опонта права  в  своих  предположениях,
что царица вскоре попытается избавиться от него.
     Конан ушел от Сомрис уже под утро. Неподалеку от своей комнаты он был
остановлен невысоким, ладно  скроенным  юношей.  Незнакомец  огляделся  и,
убедившись, что за ними никто не наблюдает, увлек короля в один из  темных
закоулков.
     - Я хочу поговорить с вами, ваше величество, - торопливо произнес он.
     - Ты говоришь по-аквилонски? -  Конан  с  любопытством  посмотрел  на
юношу. Чтобы решиться на подобный поступок требовалось немалое мужество.
     - Да, ваше величество. Я родом из Пойнтайна.  Я  служил  в  ополчении
Просперо.
     - На южных границах империи? А как ты очутился здесь?
     - Во время стычки с котхийцами я был оглушен и попал в плен. Котхийцы
продали меня стигийцам, а те в свою очередь чернокожему купцу из  Дарфара.
Купец обменял меня на слоновью кость у амазонок.
     - Понятно, - протянул Конан. - И давно ты в Амазоне?
     - Около двух месяцев, - ответил аквилонец  и  после  небольшой  паузы
тихо добавил:
     - И уже восемь любовных ночей.
     Конан заметно оживился.
     - Значит, ты был в Аквилонии, когда я исчез?
     - Так точно,  ваше  величество.  Все  были  очень  обеспокоены  вашим
исчезновением. Паллантид отправил во все страны отряды на  поиски  короля.
Но затем началась смута и поиски были прекращены.
     Брови киммерийца нависли над посуровевшими голубыми глазами.
     - Что еще за смута?
     - Царевич Вельгул заявил о своих претензиях на  аквилонский  престол.
Он арестовал Паллантида и Просперо и начал собирать армию против  братьев.
Одновременно он вошел в тайные сношения с Немедией  и  Котхом,  обещая  им
значительные территориальные уступки, если они поддержат  его  притязания.
Исконные враги Аквилонии не замедлили воспользоваться возможностью нанести
удар по империи. Первыми напали немедийцы, затем котхийцы. Кормат поспешил
на соединение с Фаррадом, но был разбит немедийским войском у  Гальпарана.
Ополчение пойнтайнцев преградило путь котхийской  армии,  но  предательски
лишенное захваченного в плен предводителя потерпело поражение. В той битве
я попал в плен.
     - Проклятье! - выругался король. - Сопливый щенок! Ему мало было  тех
привилегий, которыми он пользовался по моему приказу. Дворец  в  Танасуле,
целый гарем наложниц, свое десятитысячное войско на  границе  с  Немедией.
Вместо того, чтобы кусок за куском присоединять эту страну к  империи,  он
обратился к ней за помощью  в  борьбе  против  братьев.  Мне  надо  срочно
вернуться в Аквилонию!
     - Именно по этому поводу я и хотел переговорить с вашим величеством.
     - Что ты можешь сделать, э... - Конан замялся.
     - Тенанс. Мое имя Тенанс. В этом проклятом городе много мужчин и всех
их ожидает мучительная смерть.  Отважные  люди  решили  поднять  восстание
против владычества амазонок. Мы подожжем дома, где они живут...
     - А дальше? - перебил юношу Конан.
     Тенанс замялся.
     - Попытаемся овладеть оружием, а если не удастся, убежим в сельву.
     - Где вас тут же прикончат амазонки или дикие звери. Нет, бежать  это
не выход.
     - Тогда будем драться! - горячо воскликнул аквилонец.
     - Это мне больше по нраву. Но сколько вас?
     - Человек триста наберется.
     Конан потер ладонью лоб, что-то прикидывая в уме.
     - Это капля в море.  К  тому  же  у  вас  нет  оружия.  Амазонки  вас
перебьют.  Хотя  с  другой  стороны  можно  рассчитывать,  что   восстание
поддержит все мужское население Амазона. За исключением, конечно, деров...
     - Они не мужчины! - яростно пробормотал  Тенанс,  как  и  все  прочие
невольники испытывавший сильную неприязнь к жестоким кастратам.
     - Это верно, - согласился Конан.  -  Поэтому  они  будут  на  стороне
амазонок. А значит нам придется сражаться с пятью тысячами женщин и деров.
Все отлично вооруженные и обученные воевать. А на нашей стороне будет лишь
огромная масса безоружных запуганных мужчин,  думающих  не  о  том,  чтобы
умереть достойно, а лишь чтобы хоть чуть продлить  свою  жалкую  никчемную
жизнь. Итог этой борьбы вполне очевиден.
     - Значит, вы отказываетесь возглавить восстание?  -  в  голосе  юноши
слышалось разочарование.
     - Ни в коем случае. Я думаю, что нужно сделать для  того,  чтобы  оно
было успешным. И у меня, кажется, есть кое-какие соображения на этот счет.
Ты можешь завтра ночью придти в мою комнату?
     Тенанс на мгновение заколебался, затем ответил:
     - Это непросто, но я попытаюсь.
     Конан понимал, что юноша подвергает себя серьезной опасности.  Но  он
не имел права на жалость. Ибо ставкой в игре, которую они  начинали,  была
жизнь тысяч.
     - Я жду тебя завтра в это же время. Если получится, я познакомлю тебя
с человеком, который нам поможет. А теперь прощай!
     - Прощай, мой король! -  Тенанс  припал  губами  к  запястью  Конана.
Киммериец нетерпеливо освободил руку и отправился в свою комнату.
     Однако осуществить этот замысел и свести Тенанса  с  Опонтой  ему  не
удалось. Вмешался случай.
     На рассвете триста амазонок во главе с самой царицей  отправились  на
поиски Армиссы. Конан  и  Кхар  Уба  стояли  на  башне  и  смотрели  вслед
удаляющемуся отряду.
     - Странно, если она погибла на охоте, - заметил Кхар Уба. -  Кошки  в
этих лесах прежде не нападали на людей.
     Он  внимательно  посмотрел  на  Конана,  желая  определить  как   тот
отреагирует на его слова. Но киммериец оставался бесстрастен.  Он  уже  не
раз имел возможность убедиться, что Кхар Убе не стоит  доверять  абсолютно
ни в чем. Конан намеревался в этот день пройтись по городу  с  тем,  чтобы
точно запомнить расположение постов  деров,  а  также  разведать  наиболее
удобные подступы к блокдомам. Кроме того, он хотел