ах озорник Эрот, и не
плещутся в ледяных родниках непостоянные нимфы, и не шествует Силен,  весь
увитый виноградными  лозами.  Мир  застывает,  а  похожие  на  людей  боги
приобретают монументальность. И уже трудно отличить Зевса  от  Гора,  Яхве
или Христа. Они рознятся  внешне,  но  суть  их  едина.  Это  монорегилия,
закованная в цепи предначертаний.
     И наступали иные времена, когда Бунтарь уходил в никуда, а его  место
занимали  лживые  идолы.  На  смену  гармонии  шло  прикрывающееся  маской
слабости ханжество, шелест зеленых листьев  сменялся  стуком  топоров,  на
ломкий мрамор статуй ложилась  тяжелая  тень  несколоченного  еще  креста.
Архаичный мир уже агонизировал, сам не подозревая об этом. Боги,  подобные
людям,  уходили  в  прошлое,  уступая  свое  место  распятому,   человеку,
сошедшему на землю под именем бога.
     Но все это было впереди.  А  пока  летит  на  своем  белокрылом  коне
Беллерофонт  и  стоят  насмерть  спартиаты.   И   человечество   все   еще
восторгается силе и мужеству.
     И  да  славится   имя   отчаянного,   дерзнувшего   восстать   против
предначертанной судьбы. ЧЕЛОВЕК - имя твое.



                           6. ГИБЕЛЬ БОГОВ - 2

     - Полюбуйся, вот и твой рыцарь. Пришел освободить тебя!
     Разлетелись во все  стороны  полы  черного  плаща.  Ариман  отошел  в
сторону,  позволяя  Тенте  заглянуть  в  магический  кристалл,  в  котором
двигались крохотные, раз в двадцать меньше реальных,  фигурки  только  что
перебравшихся через пропасть людей, в одном из которых девушка  без  труда
узнала Скилла. Смельчаки настороженно осмотрелись,  после  чего  двинулись
вперед.  Нэрси,  затаив  дыхание,  следила  за  тем,  как   они   медленно
приближаются к воротам замка, и не знала, что  сказать.  Она  чувствовала,
что Ариман едва сдерживает ярость.
     Бог тьмы молча стоял у небольшой щели окна, затем резко повернулся  к
Тенте. Зловещая маска  его  была  как  всегда  безжизненна,  но  в  глазах
плескалась злоба. Злоба была столь ощутима, что Тента  против  своей  воли
вздрогнула. Ариман заметил это и поспешно отвернулся.
     - Я недооценил его и проявил безрассудное благодушие,  поддавшись  на
твои уговоры, - произнес  он  безжизненным,  похожим  на  скрежет  металла
голосом.
     Ариман и вправду жалел, что позволил нэрси уговорить себя и  отпустил
Скилла из подземного  судилища.  Правда,  что  он  рассчитывал,  что  скиф
погибнет в Синем, Серебряном, в крайнем случае, в Золотом городе. Тогда он
думал, что ничего не потеряет, доказав Тенте, что он  нуждается  в  ней  и
готов ради нее на многое. А он и впрямь был  готов  отдать  за  ее  любовь
почти все, за исключением, может быть, власти. Еще он не мог отдать за нее
жизнь, но это было не в его воле, ибо он был бессмертен.
     Это было странное чувство, не посещавшее его целую вечность. Бог тьмы
не нуждался ни  в  любви,  ни  в  жалости.  Его  питали  злоба  и  ярость,
заставлявшие бешено колотиться медленное сердце. И вдруг оно  содрогнулось
от чего-то непонятного, почти похожего на... Он не  любил  это  слово,  он
почти боялся его. И в  чувстве,  посетившем  холодную  душу,  было  больше
нежности, чем страсти.  Это  была  странная  нежность,  скорей  отеческая;
нежность к никогда не существовавшему и  вдруг  обретенному  ребенку.  Эта
нежность  сочеталась  с  нежностью  к   женщине   -   хрупкому   созданию,
существующему  исключительно  по  его  прихоти,   и   любящему   его.   Не
поклоняющемуся, готовому жертвовать жизнью, а именно любящему.
     Понимание этого пришло внезапно - в  тот  миг,  когда  Тента,  рискуя
жизнью, вдруг стала на его защиту и вступила в схватку  с  дэвом.  Что  ж,
слуги обязаны жертвовать жизнью ради спасения господина. Это нормально. Но
внезапно он почувствовал, что боится за нее. Боится! Он, не думавший ни  о
ком, кроме  себя  многие  тысячелетия!  И  невероятна  была  ярость  бога,
спешившего на помощь той,  которая  внезапно  вошла  в  его  сердце.  Дэвы
разлетались во все стороны, словно комки пустынного  лишайника,  когда  он
пробивался к нэрси. Схватив придавившего ее монстра, он бросил его о скалу
с такой силой, что скала раскололась надвое. Он взял  девушку  на  руки  и
взвился в воздух, а потом залил поляну плазменной волной, уничтожая всех и
вся. И тут же помчался в свой замок.
     У девушки была сломана рука, но серьезных  повреждений  не  было.  Он
нежно гладил больное  место  своим  мертвенным  дыханием,  пока  кость  не
срослась, а рана не затянулась. Оставив все дела, он просидел у ее постели
два дня и две ночи, ни разу не сомкнув век.  Впрочем,  он  был  бог  и  не
нуждался во сне. Но все равно - потратить столько драгоценного времени  на
ничтожное создание, которых он сотворял тысячами - это  было  удивительно.
Когда Тента  открыла  глаза,  быть  может,  впервые  за  многие  века,  он
улыбнулся. Не оскалил зубы в жестокой улыбке, а именно улыбнулся.  Он  был
счастлив и нельзя было не понять этого. Конечно же, она поняла. Он сам дал
ей в руки власть, которой она с тех пор умело пользовалась, но никогда  не
злоупотребляла. У нее было очень умное сердце, и она чувствовала ту грань,
перед  которой  нужно  остановиться.  Она  рискнула  переступить  ее  лишь
однажды, прося за скифа. Он понимал, как  трудно  ей  было  отважиться  на
подобную просьбу, и не посмел отказать, хотя должен был это сделать.
     Женщины всегда приносили ему только горе - вольно или невольно, -  но
бог тьмы позабыл об этом. Он даже помягчел сердцем, хотя  этого  также  не
стоило делать. Смешно, он был готов петь серенады ночью,  хотя  ночь  была
слишком ценна для него, чтобы тратить ее на серенады.
     Он даже не устоял перед ее просьбой снять маску.
     - У тебя красивое лицо, - сказала Тента, - и шрам  ничуть  не  портит
его. Почему ты скрываешься под этой ужасной маской?
     - Для того, чтобы люди не знали, что у меня есть лицо.  Ведь  я  бог.
Бог, объемлющий половину мира. А у бога множество лиц или одна маска.
     - Покажи мне свои глаза, - попросила  тогда  нэрси.  Он  отрицательно
покачал головой. - Не хочешь? Но почему?
     Он не ответил. Тента была настойчива.
     - Если любишь, покажи!
     - Нет, - усмехнулись жестко очерченные губы.  -  Именно  потому,  что
люблю.
     Ему показалось, что она поняла.
     Да, это чувство пришло к нему очень не вовремя.  Слишком  много  было
дел.  Парса,  Эллада,  Восток,  Запад,  козни  тайных  врагов  и  вставший
наперекор Воин. И Тента. А теперь еще и этот чертов скиф.  Напрасно  строя
свой мир, он дал клятву играть по его правилам. И он не мог преступить эту
клятву, потому что дал ее себе. А теперь это создавало много трудностей.
     - Ты что-то сказала? - Ариман повернулся к нэрси.
     Лицо Тенты слегка дрогнуло.
     - Ты убьешь его?
     Бог ответил также вопросом, в котором сквозила болезненная ревность.
     - Выходит, он все-таки тебе небезразличен?
     О, как ему хотелось услышать: да, безразличен. Но ответ был уклончив.
     - Он был добр ко мне.
     - Я знаю. - Ариман вздохнул  и  посмотрел  в  магический  кристалл  -
фигурки как раз входили в ворота замка. - Боюсь, мне придется это сделать.
Он отнимает у меня то, в чем я сейчас более всего нуждаюсь  -  время...  И
тебя, - добавил бог тьмы после короткой паузы.
     - Так отправь его куда-нибудь подальше - в Скифию или Киау. Или опять
к сфинксу. Ведь ты можешь сделать это.
     Ариман покачал головой.
     - Нет.  Это  выходит  за  правила  игры.  Я  уже  даровал  ему  такую
возможность. Теперь я могу даровать ему лишь смерть.  И  хватит  об  этом.
Отправляйся в свои покои.
     Тента поняла, что спорить бесполезно. Она прикусила губу и вышла  вон
из залы. Ариман прошептал ей в след.
     - Великий Разум, как она похожа на  ту...  -  бог  оборвал  фразу  на
полуслове.
     Та, о которой он вдруг вспомнил, была  в  далеком  прошлом.  В  таком
далеком, что для живущих сейчас людей оно даже не было прошлым. Бог прожил
мириады лет, их хватило бы на сотни жизней. Но настоящей  оставалась  лишь
та, когда он еще не был богом, и когда он мог любить. Он был один из  тех,
кто жил былым, и в этом была их общая беда. Уж слишком  сладким  было  это
былое, что порой хотелось закрыть глаза и не  открывать  их,  погрузясь  в
грезы. Наверно, потому Ариман  старался  не  спать.  Ведь  в  снах  всегда
является прошлое.
     - Как же она похожа!
     Ариман телепатировал в сознание слуг и начал отдавать приказания. Бой
должен был быть кратким. Неотложные дела требовали присутствия  бога  тьмы
на равнинах Фессалии.


     Им дали войти, чтобы не гоняться по скалам за каждым в отдельности, а
уничтожить всех разом. Им  не  только  дали  войти,  но  и  указали  путь,
которого следовало придерживаться. А в конце пути ждала смерть...


     Сквозь медные ворота, гостеприимно распахнувшиеся пред ними,  пятерка
отважных проникла в огромную  залу,  невероятно  великолепную,  отделанную
камнем  черных  тонов.  Пол  этого  громадного   помещения   был   выложен
серебристыми и черными плитами шлифованного гранита, колонны  высечены  из
столбов серого мрамора, а стены и  потолок  покрывал  слой  густо-зеленого
нефрита.  Эта   зала,   нареченная   Ариманом   ночной,   служила   местом
торжественных приемов, устраиваемых владыкой тьмы в ночь полнолуния. В  ту
заветную ночь она бывала заполнена таинственными  гостями,  прибывшими  со
всех четырех сторон света. Средь  них  были  и  люди,  и  нелюди:  земные,
подземные и воздушные, и даже  существа  неземного  происхождения.  Бывало
шумно, и гости поднимали кубки за здравие владыки тьмы...
     Кроме  того,  зала  была  идеально  приспособлена  для   расправы   с
непрошенными гостями, вроде тех пятерых, что сейчас осторожно  ступали  по
хладному граниту пола.
     Именно это обстоятельство более всего беспокоило Скилла,  внимательно
оглядывавшего прикрытые бордюром галереи, которые в три  яруса  опоясывали
нефритовые стены. Казалось, эти галереи созданы специально для лучников.
     Храбрецы медленно шли вперед, гадая, куда  подевались  Ариман  и  его
слуги. Стояла жуткая тишина, подобная той, что принято именовать  мертвой.
Шаги  номадов  гулко  отскакивали  от  гранитных  плит  и  разлетались  по
необозримому  пространству  залы.  Они  еще  долго  играли  меж  мраморных
пилонов, а потом возвращались  обратно,  многократно  усиленные.  Это  был
единственный звук, порождаемый мертвенной  пустотой  замка.  Он  оставался
единственным долго. Но вот щелкнули засовы, и тишина взорвалась  шарканьем
бесчисленных сотен ног.
     Враги появились внезапно, хотя их ожидали, и  отовсюду.  На  галереях
разом возникли  фигуры  сотен  рыжебородых.  Скалясь,  они  подняли  луки.
Откуда-то  сверху,  из-под  самого  свода  выпорхнули  стайки  вооруженных
дротиками нэрси. Из потайных дверей вышли подслеповато щурящиеся харуки.
     Мгновение  -  и  Скилл  привычно  натягивал  тетиву.  То  было  чисто
рефлекторное, годами тренировок  и  схваток  выученное  движение  мышц,  и
сознание тут же  осмеяло  его,  подсказав,  насколько  бессмысленен,  даже
смешон этот жест. Врагов было так много, что на них просто не  хватило  бы
стрел, не говоря уже о том, что они не дали бы выпустить эти стрелы. И все
же Скилл разжал пальцы, отпуская смерть. Тоненько  пропев,  чернооперенная
стрела вонзилась в горло посвященном харуку, чью голову  покрывал  шлем  с
роскошными павлиньими перьями. Харук рухнул на пол, суматошно  задергались
ноги. Кровь, струившаяся из  раны,  была  блеклой.  Свистнули  еще  четыре
стрелы, так же нашедшие свои жертвы. А затем раздался грохот,  расколовший
пространство.   Это   луки   рыжебородых   разом    выплюнули    погибель,
предназначенную пятерым дерзким безумцам. И был грохот...
     Падение с десятифутовой высоты  не  самое  приятное  занятие.  Однако
Скилл почти привык  к  подобным  казусам.  В  последнее  время  ему  часто
приходилось падать. Поэтому  он  привычно  сгруппировался  и  приземлился,
словно кошка - сразу и на руки, и на ноги. Киммерийцы оказались  не  столь
ловкими, издав при падении звук, похожий на шлепок хорошо  отбитого  куска
верблюжатины о нагретую жаровню. Охая и ругаясь,  кочевники  поднялись  на
ноги и осмотрелись. То,  что  предстало  их  глазам,  можно  было  считать
сюрпризом; приятным или нет - предстояло выяснить.
     Ночная зала исчезла. Вместе с ней исчезли и смертоносные тучи  стрел,
а также вся ариманова нечисть. Смельчаки находились в небольшом помещении,
напомнившем Скиллу темницу властителя Дамаска, где скифу пришлось  однажды
погостить.  Однако  у  здешней  тюрьмы  было   два   весьма   значительных
преимущества - распахнутые двери и отсутствие  стражи.  Номады  решили  не
искушать судьбу, дожидаясь, когда  Ариман  исправит  эту  оплошность.  Они
быстро покинули каменную клетку и бросились бежать по  узкому  полутемному
коридору, сложенному из серых пористых камней. Воздух здесь был  настолько
затхл, что буквально застревал в легких, от стен  веяло  липкой  сыростью.
Одним словом, это  было  неприятное  путешествие,  но,  по  крайней  мере,
безопасное. Достаточно сказать, что за  время  всего  пути  Скиллу  и  его
спутникам не встретилось ни единого препятствия. Создавалось  впечатление,
что Ариман позабыл о своих гостях. Случайно? Как выяснилось - нет.
     В замке кипел  бой.  Бой  нешуточный.  Кричали  сраженные,  время  от
времени раздавались  тяжелые  глухие  удары,  сотрясавшие  стены  и  свод.
Каменная кладка начала давать трещины и  осыпаться.  Одна  из  стен,  мимо
которой  бежали  кочевники,  внезапно  разлетелась  гранитными   брызгами,
открывая доступ в соседнее помещение. Так как  впереди  мелькали  какие-то
неясные  тени,  Скилл,  не  раздумывая,  нырнул  в  образовавшуюся   дыру.
Киммерийцы последовали его примеру.
     И тут же в глаза ошеломленных людей  ударил  желтый  холодный  огонь.
Золото! Много золота! Груды  золота  высотой  в  рост  человека,  небрежно
сваленные вдоль стен. Забыв обо всем на  свете,  даже  о  том,  ради  чего
пришли сюда, киммерийцы бросили свои кривые мечи и стали с безумным смехом
погружать руки в драгоценный  металл.  Они  набивали  золотыми  кружочками
сапоги,  сагайдаки,  даже  рты.  Скилл  остался  равнодушен   к   внезапно
обретенному богатству. Сейчас речь шла о спасении друзей,  а  они  значили
для Скилла куда больше, чем все эти горы золота. Кроме того, замок Аримана
таил в себе много сюрпризов, по большей  части  неприятных,  и  потому  не
стоило обременять себя столь тяжелой ношей.  Скиф  хотел  было  остановить
друзей, когда все вдруг разрешилось само собой.
     Пол дрогнул в очередной раз, и золотая комната исчезла. На  этот  раз
полет был недолгим, а  приземление  -  мягким  и  омерзительным.  Скилл  с
размаху шлепнулся во  что-то  скользкое,  пахнущее,  словно  сотня  дохлых
кошек. Открыв глаза, он обнаружил, что находится в огромном  медном  чане,
дно которого примерно на фут покрыто отвратительным варевом.
     "Скверная штука", - так думал Скилл, выбираясь на свободу.  Но  шутка
еще не была завершена. Едва  скиф  высунулся  из  чана,  как  его  поймали
огромные волосатые лапы. Они сжали голову Скилла с  такой  силой,  что  не
будь на ней шлема, она неизбежно превратилась  бы  в  плоскую  лепешку,  а
левое ухо слилось в любовном поцелуе с  правым.  Завопив  от  боли,  Скилл
выдернул акинак и, не глядя,  полоснул  им  поверх  своей  бедной  головы.
Подобный прием пришелся неведомому врагу не по нраву. Взвыв,  он  выпустил
скифа, позволив ему вновь увязнуть по колено в  тошнотворной  жиже.  Далее
произошло то, что должно было произойти. Враг склонился над котлом,  желая
получше разглядеть мерзкого человечишку. Скилл ждал этого.  Едва  огромная
голова нависла сверху, заслоняя  узкий  провал  света,  как  номад  разжал
пальцы. Стрела вонзилась  дэву  в  левый  глаз,  войдя  в  него  по  самое
оперенье. Как и надеялся Скилл, этого оказалось вполне достаточно даже для
дэва.  Чудовище  охнуло  и  повалилось  навзничь.  Падая,  оно  схватилось
лапищами за котел  и  вывалило  его  содержимое  на  пол.  Скилл  поспешил
освободиться от объятий вязкого варева и вскочил на ноги как раз  вовремя,
чтобы увернуться от кривого кинжала харука. Отточенный  клинок  лишь  едва
задел шлем степняка. В следующий миг скиф уже держал в руке акинак. Однако
пустить его в ход не пришлось. В харука вдруг врезалось странное создание,
похожее на небольшое зеленоватое облако. Удар был столь силен, что  жителя
преисподней буквально размазало по  стене.  Оказав  Скиллу  эту  небольшую
услугу, облако с угрожающим воем набросилось на  такой  же  полупрозрачный
сгусток, но только багрового цвета. Они сплелись в единый пестрый комок  и
в яростном танце понеслись по комнате,  врезаясь  в  стены  и  опрокидывая
медные чаны. Скилл получил несколько мгновений, чтобы  оглядеться  и  хоть
немного привести себя в порядок.
     Он  находился  в  трапезной,  точнее  бывшей   трапезной,   так   как
потребуется немало времени, прежде чем слуги Аримана смогут вновь сесть за
длинные дубовые столы,  в  данный  момент  превращенные  в  кучу  небрежно
наколотых дров. Повсюду валялась кухонная утварь и  мертвецы.  В  основном
это были харуки, но попадались и рыжебородые,  и  нэрси,  и  даже  парочка
омерзительных дэвов.
     Пока Скилл вытирал  измазанные  лицо  и  руки,  к  нему  подошли  два
уцелевших киммерийца. Это были Изаль и Когаф. Их товарищ,  имени  которого
скиф не знал, был растерзан  Дэвом,  Дорнум  бесследно  исчез.  Киммерийцы
выглядели не  лучше  Скилла.  Их  одежда  была  также  выпачкана  какой-то
тошнотворной массой, Изаль вдобавок к этому получил рану в плечо.
     Между тем  таинственные  облака  продолжали  свою  яростную  схватку.
Вцепившись  друг  в  друга,  они  метались  по  зале,  издавая  при   этом
оглушительные звуки, которые заставляли людей морщиться, словно от  зубной
боли. Нет лучшего лекарства, чем острая стрела.  Скилл  не  был  полностью
уверен, окажется ли этот  рецепт  столь  же  действенен  к  этим  странным
созданиям,  как  скажем,  к  харуку  или   рыжебородому.   Однако   стоило
попытаться. Дождавшись,  когда  оба  облака  на  мгновение  замрут,  Скилл
вскинул лук и поразил багровый сгусток. Целился он  в  середину  странного
существа, где цвет был более насыщенным. Острый металл пришелся облаку  не
по вкусу.  Оно  заорало.  Воспользовавшись  этой  неожиданной  поддержкой,
зеленоватый  сгусток  быстро  добил  своего  противника.  Багровое  облако
бесследно исчезло, словно никогда  и  не  существовало,  зато  зеленоватое
заметно увеличилось в размерах. Взвизгнув, оно  пронеслось  мимо  людей  и
исчезло за остатками расколотой двери.
     - Эй,  приятель!  -  крикнул  ему  вдогонку  Скилл,  однако  странное
существо не обратило  на  этот  возглас  никакого  внимания.  Скиф  слегка
ошалело покачал головой и посмотрел на киммерийцев.  -  Что  будем  делать
дальше?
     Когаф не ответил, лишь пожав плечами, а Изаль начал стягивать сапоги.
     - Для начала я избавлюсь от этого дерьма!
     Желтые кружочки полетели в грязь, густым слоем покрывавшую пол. Когаф
не без сожаления,  но  все  же  последовал  примеру  товарища.  Сейчас  им
надлежало думать не о добыче, а о том, как бы выбраться из этой передряги.
     Киммерийцы  освободились  от  награбленного  золота,  и  друзья   уже
собрались было двинуться в путь, как вдруг  вернулось  загадочное  облако.
Кочевники на всякий случай схватились за  луки,  но  облако  не  проявляло
враждебных намерений. Оно опустилось  на  единственный  уцелевший  стул  и
начало менять свои очертания. Для начала оно погустело, затем  уменьшилось
в размерах и вдруг превратилось в огромного коршуна.  Птица  взглянула  на
людей круглыми блеклыми зрачками, ухмыльнулась и заговорила.
     - Спасибо за помощь.
     Киммерийцы остолбенели, раскрыв рты, и птица хихикнула, потешаясь над
ними. Однак