во
своего  командира  и  поплатились  за  это  жизнями.  Их  искрошила  сталь
спартиатов. Здесь лакедемоняне потеряли пятерых бойцов,  Но  не  ищите  их
среди причудливой груды мертвой  плоти,  доспехов,  щитов  и  копий.  Тела
лакедемонян уже обрели вечный покой в братской могиле у  стены,  а  друзья
помянули их доброе имя чашей чистого вина.
     Проход постепенно сужается. Его  ширина  уже  не  превышает  двадцати
локтей. В этой узкой кишке, тянущейся  до  самых  ворот,  творилось  самое
страшное.  Здесь  бегущие  варвары  спрессовывались  в   визжащую   массу,
безжалостно истребляемую острой сталью. Сотни и сотни мидийцев  и  киссиев
образовали громадный штабель  трупов.  Своей  смертью  они  завоевали  эту
землю, потому что эллины решили  не  занимать  фалангой  прежнее  место  в
Деметриных воротах, предоставив  мидянам,  если  они  отважатся  на  новый
приступ, самим растаскивать эту смердящую груду.
     Здесь на небольшом выступе,  очищенном  от  мертвецов,  расположилась
группа дозорных, оставленных на тот случай, если варвары вздумают  напасть
ночью.  Леонид  поприветствовал  их  кивком  головы,   воины   почтительно
поклонились.
     - Ну как, все тихо? - спросил царь.
     - Да, - отозвался один из стражей. - Лишь иногда стонут  раненые,  да
варвары, забравшиеся в болото, пытаются вылезти на равнину.
     Леонид повернул голову в сторону зыбкой глади залива, на сотни  футов
покрытой темными холмиками увязших в трясине варваров. Многие из них  были
мертвы и вскоре должны были стать пищей для червей и  крабов.  Другие  еще
шевелились, надеясь вытащить тело из трясины. Но их ожидала та же участь.
     -  Прекрасен  запах  смерти!  -  воскликнул  царь,   вдыхая   воздух,
наполненный миазмами трупного разложения - день был жарок, и мертвецы  уже
начали загнивать. Леонид повернулся к  стоявшим  за  его  спиной  Гилиппу,
Евриту и прорицателю Мегистию. - Мне нравится это зрелище!
     - А меня ужасает! - резко ответил Мегистий.
     - Брось, жрец! Они сами пришли на нашу  землю.  Они  жаждали  золота,
рабов и земли. Но золото и смерть всегда ходят рядом. Они родные братья. У
золота - лик смерти. А смерть улыбаясь,  обнажает  золотые  зубы.  Они,  -
Леонид указал рукой на лежащие пред ним трупы, - мечтали о золоте, забывая
о том, что на одного, который вернется домой с добычей,  придутся  пятеро,
коим суждено удобрить своими костьми землю, отдавшую свое золото.  Сегодня
мы собрали с них первую жертву, славную жертву!
     Леонид поддел ногой труп одного  из  мидян,  облаченный  в  роскошный
золотистого цвета хитон, до пояса покрытый медной  чешуей.  По  лицу  царя
пробежала гневная тень.
     - Кто осмелился грабить трупы? - процедил он, оборачиваясь к  часовым
и указывая на холеные руки мертвеца, на которых виднелись светлые следы от
снятых перстней.
     - Фиванцы, - таков был ответ. - Они набрали  полные  горсти  колец  и
браслетов.
     Царь усмехнулся.
     - И они думают о золоте. Скажи, прорицатель, -  Леонид  посмотрел  на
Мегистия, - зачем золото тому, кто завтра будет покойником?
     Не  дожидаясь  ответа,  царь  повернулся  и  пошел  обратно.   Прочие
поспешили за ним.
     Уже совсем стемнело. На  небосклон  выполз  выщербленный  диск  луны,
бросавшей ломкие тени на искаженные мукой мертвые лица, холодно игравшей с
потускневшим от крови металлом. Наполненное  мертвецами  ущелье  порождало
тоскливое чувство. Разогретые днем  трупы  вспучились,  холодный  вечерний
ветер, пришедший с моря, охладил их, освобождая от переполнявшего  мертвую
плоть гнилого воздуха и мертвецы издавали неясный шепот, похожий то ли  на
тихий стон, то ли на шипение. Время от времени  кто-нибудь  из  них  терял
опору, и тогда его рука или туловище с шумом оседали вниз. Порой казалось,
что совсем рядом мелькают неясные тени, выжидающие удобного момента, чтобы
наброситься на победителей. От всего этого в душу Еврита заползал  неясный
сосущий страх, подобный тому, что посещает на ночном кладбище, где  темные
тени колышут  надгробья  и  кричат  упырями  проснувшиеся  совы.  Спартиат
настороженно озирался и то и дело хватался за рукоять меча. Гилипп заметил
состояние ирена и ободряюще похлопал его по плечу.
     - Не беспокойся. Это тени умерших отправляются в  Тартар,  увлекаемые
Танатом. Ты еще не раз увидишь подобное. Хотя, нет. Тебя ждут много  битв,
но такого ты уже не увидишь  никогда.  Я  прожил  много  лет,  но  мне  не
приходилось видеть столько мертвецов разом. А тебе, Леонид?
     Царь, занятый своими мыслями, не уловил сути вопроса и обернулся.
     - Что?
     - Тебе когда-нибудь  приходилось  видеть  такое  побоище?  -  спросил
Гилипп. Спросил более для  проформы,  заранее  уверенный  в  отрицательном
ответе. Однако, к его удивлению, царь промолвил:
     - Нечто подобное я видел после битвы у Черной реки.
     - Что это еще за битва? - с недоверием в голосе поинтересовался эфор.
     - Она  была  давно.  В  ней  погибло  столько  воинов,  что  их  тела
образовали запруду и огромная река вышла из берегов.
     - Но кто там сражался и где это было?
     - Не знаю!
     Столь резкий ответ свидетельствовал о том, что Леонид не желает более
говорить на эту тему. Гилипп не стал вдаваться в дальнейшие расспросы.
     По узкой тропинке, очищенной от трупов,  спартиаты  дошли  до  стены.
Здесь Мегистий обратился к Леониду:
     - Царь, я хотел бы поговорить с тобой. - Леонид внимательно посмотрел
на прорицателя. Тот неспешно добавил:
     - Наедине.
     - Хорошо. Друзья, - обратился царь к спартиатам, - я  прошу  оставить
нас.
     Гилипп и Еврит  подчинились,  впрочем  с  некоторой  обидой,  и  царь
остался один на один с Мегистием.
     Сей прорицатель, родом из Акарнании [Акарнания - область на  западном
побережье Средней Греции], присоединился  к  эллинскому  войску  в  Фивах.
Помимо внушительных размеров и любви к черному цвету  -  он  носил  черную
тунику, черный плащ и даже черные  сандалии,  -  Мегистий  обладал  весьма
здравым  умом  и  очень  неплохо  разбирался  в  людях.  Поначалу   Леонид
настороженно присматривался к нему, пытаясь определить что это за человек.
Мегистий был очень умен, а его пророчества  порой  поражали.  Устремив  на
собеседника свои черные, с мрачным огоньком глаза,  он  называл  его  имя,
имена родителей, жены и детей, мог рассказать историю его жизни.  Поначалу
Леонид посчитал это обычным гипнозом, но  потом  понял,  что  здесь  имеет
место нечто иное. Мегистий знал то, что случится с человеком  завтра.  Так
спартиату Одрасту акарнанец предсказал, что  тот  будет  ранен  стрелою  в
руку. При этом прорицатель указал на свое правое запястье. Днем  во  время
боя у стены мидийская  стрела  попала  Одрасту  в  запястье  правой  руки.
Впрочем, это могло быть случайным совпадением. Но так или иначе, к  словам
Мегистия стоило прислушаться.
     - Присядем, - предложил прорицатель.
     Леонид послушно опустился на валун -  единственный  светлый  островок
посреди черного месива мертвых тел. Мегистий сел по правую руку от него.
     - Боги открыли мне, - без всяких предисловий начал прорицатель, - что
твоему  войску   угрожает   смертельная   опасность.   Тебе   известно   о
существовании тропы, по которой можно обойти ущелье?
     - Нет, - признался Леонид. - Где она находится?
     - Она идет между Трахинскими и Этейскими горами и  выходит  прямо  ко
вторым воротам.
     - Но, должно быть, она очень  узкая.  А  кроме  того,  гору  стерегут
фокидцы.
     - Она не столь узкая. И ее невозможно защитить, как вы защищаете  это
ущелье.
     - Вы? - Леонид усмехнулся.
     - Я не говорю о себе. Я не воин. Я лишь прорицатель.
     Царь окинул взглядом мощную фигуру Мегистия.
     - Твоим плечам мог бы позавидовать любой воин!
     - Наверно. Но сейчас разговор не об этом. Варвары  завтра  узнают  об
этой тропе.
     - Кто им ее укажет?
     - Людская жадность. Но еще не поздно отступить.  Вы  и  так  показали
себя великими героями.
     - Нет, - протянул Леонид. - Позиция слишком хороша, чтобы  так  легко
оставить ее. Ты говоришь, что парсы еще не знают о тропе.  Значит,  завтра
они будут вновь атаковать в лоб. И мы  удвоим  число  мертвецов.  Ведь  ты
кривишь душой, прорицатель, ты обожаешь запах мертвечины. Я чувствую это!
     - Ты прав. Если это мой враг. Труп врага хорошо пахнет.
     - Я запомню это. - Леонид рассмеялся. - Ну а потом, через  день,  кто
захочет уйти - уйдет. Кто захочет остаться - останется.
     - И ты, конечно, останешься тоже? - спросил Мегистий.
     - Да.
     - А легко ли умирать тому, кто еще помнит битву с пиктами  на  Черной
реке?!
     Спартиат вздрогнул и уставился на прорицателя. Тот безмолвно смеялся.
     - Откуда ты знаешь про пиктов?
     - Я много чего знаю, царь.
     Леонид задумался. После долгой тяжелой паузы он сказал:
     - Мне стоило бы убить тебя, но я не стану этого делать. Завтра же  ты
покинешь лагерь.
     Мегистий покачал головой.
     - Я останусь с тобой, царь. Я нужен тебе. А ты нужен мне. Наш путь  с
этого мгновения един.
     - Ты знаешь, кто я?
     - Конечно. Но ты не знаешь, кто я! И в этом мое преимущество.  Оставь
это ущелье. Поверь мне, те, против  кого  ты  поднял  меч,  уже  проиграли
битву! Я найду тебе новое, великое дело!
     - Ты оборотень,  -  прошептал  Леонтиад.  -  Ты  артефакт,  созданный
Командором!
     Царь вскочил на ноги и выхватил меч. Мегистий не  пошевелился.  Глаза
его стали подобны огненной буре.  В  зрачках  воспылал  багряный  пламень.
Леонид отшатнулся, словно от удара, и взмахнул мечом. Но не  опустил  его.
Не смог.  Невидимая  сила  удерживала  меч  в  воздухе.  Мегистий  яростно
процедил:
     -  Глупец,  я  ненавижу  Командора!  Я  уничтожу  его!  Уничтожу!   -
Прорицатель  отвел  свои  ужасные  глаза  в  сторону  и  там,   куда   они
устремились, груда трупов вдруг рассыпалась в прах, оставив на земле  лишь
изорванные одежды и оружие. С огромным трудом совладав с  собой,  Мегистий
потупил взор. - А теперь спи! - приказал он Леониду.
     Тот послушно закрыл глаза и начал падать. Прорицатель подхватил  царя
на руки.
     - Спи... - шепнул он. - А наутро ты все забудешь.
     Полы черного плаща разлетелись  по  воздуху,  скрывая  вдруг  ставшую
нечеловечески громадной  фигуру  прорицателя,  державшего  словно  ребенка
уснувшего спартиата. Взвихрился смерч и все исчезло. Лишь мертвые  варвары
остекленело взирали на холодные безжизненные звезды.


     Утро второго дня было облачным - редкая для этих мест и этого времени
погода. Выстроившись фалангой позади Деметриных ворот, эллины  бесстрастно
наблюдали за тем, как парсы расчищают завал из трупов, готовя плацдарм для
новой атаки. Леонид, как и накануне, стоял в первом ряду между  Евритом  и
Креофилом. Настроение царя  полностью  соответствовало  мрачному  утру.  В
горле было сухо, голова раскалывалась от боли. Подобное порой бывало, если
он перебирал вина. Но накануне царь не пил и хорошо выспался.  По  крайней
мере, так следовало из слов Еврита, утверждавшего, что  по  возвращению  в
лагерь он застал царя крепко спящим. Это было странно, потому  что  Леонид
решительно не помнил  как  очутился  в  своей  палатке.  Не  помнил  он  и
разговора с прорицателем Мегистием, хотя тот же  Еврит  уверял,  что  царь
беседовал с глазу на глаз с акарнанцем по ту сторону стены. Однако  Леонид
всего этого не помнил. И ужасно болела, прямо раскалывалась голова.
     Варвары наполовину расчистили  проход  и  принялись  постреливать  из
луков. Прячущиеся за спинами гоплитов пельтасты отвечали тем же. Эллинских
лучников поддержали  засевшие  на  обрывистых  склонах  Каллидрома  локры,
принявшиеся швырять вниз камни и копья. Мидяне  оставили  свое  занятие  и
начали  разбегаться.  Повернувшись   назад,   Леонид   приказал   лучникам
прекратить стрельбу. Подобное распоряжение получили и локры.  Царю  Спарты
вовсе не хотелось  стоять  целый  день  в  фаланге,  ожидая  пока  варвары
соберутся с духом и очистят ущелье от трупов сраженных собратьев.
     Едва  эллины  перестали  пускать  стрелы,  как  мидяне  вернулись   и
возобновили свою работу. Они оттаскивали  трупы  простых  воинов  в  море,
создав в конце  концов  весьма  устойчивую  гать.  Тела  вельмож,  которых
выдавали богатые одежды и дорогое оружие,  уносили  в  парсийский  лагерь,
чтобы предать их потом достойному  погребению.  Ведь  недаром  при  войске
состояли тридцать свор священных собак Ахурамазды!
     Мгновения тянулись томительно. Но вот бородатые мужи унесли последнее
мертвое тело. Сквозь Деметрины ворота в ущелье начали медленно втягиваться
парсы.
     Парс. Одно это слово еще совсем недавно вселяло в эллинов ужас.  Сыны
Эллады даже не могли вообразить как можно победить этих отважных и  умелых
воинов, покоривших бессчетное множество стран. Но сегодня в их сердцах уже
не было  робости.  Они  видели  перед  собой  не  неведомых  богатырей,  а
трусливых варваров, идущих вперед лишь под грозными окриками командиров. И
эллины смеялись, злословя над нерешительностью врагов.
     Теснина постепенно заполнилась вражескими  воинами.  Сбившись  тесной
толпой, варвары приближались к фаланге. Вновь, как и вчера, полетели  тучи
стрел.
     Парсы вооружены  лучше  прочих  мидян.  Помимо  копья,  плетеного  из
прутьев и обитого кожей щита, акинака, каждый воин  имел  большой  слоеный
лук, который и являлся, собственно говоря,  главным  оружием  парса.  Парс
начинал битву, пробивая стрелами бреши в вражеском строе, а заканчивал ее,
поражая бегущих выстрелами в  спину.  Парс  -  великолепный  лучник,  куда
лучший, нежели киссий или мидиец. Парс рождается  с  луком,  парс  молится
луку, парс умирает с ним.  Сотни  легких  камышовых  стрел  обрушились  на
фалангу. Бронзовая стена щитов оборвала их полет.  Но  первая  неудача  не
обескуражила лучников. Они  пускали  стрелу  за  стрелой,  настойчиво  ища
крохотные щелочки, которые обязательно есть даже в самой прочной преграде.
Звенели туго скрученные сухожилия тетив и новое облако стрел  обрушивалось
на эллинов. И пусть тысяча заканчивала свою короткую  жизнь  на  земле  со
смятыми наконечниками, но тысяча  первая  проскальзывала  между  щитами  и
находила свою цель. Некоторые  гоплиты  были  ранены,  но,  стиснув  зубы,
продолжали  стоять  в  строю,  несколько  упали  замертво  и  их  заменили
товарищи, поспешно восстановившие пробитую оборону.
     Никто не мог сказать точно, сколько шел этот смертоносный  дождь,  но
вот он прекратился. Лучники расступились, пропуская вперед  всадников.  Те
разогнали коней и стремительно атаковали. Парсийские витязи со всего  маху
врезались в строй гоплитов, пытаясь рассечь его на части. Большая часть их
мгновенно погибла, сраженная копьями. Самые удачливые  получали  несколько
мгновений, чтобы обрушить изогнутые клинки на головы гоплитов. Вой, крики,
звон оружия, ржанье умирающих лошадей слились в единый  гул.  Вот  к  нему
прибавился зловещий шелест  стрел  -  это  лучники  возобновили  стрельбу,
целясь поверх голов машущих мечами всадников.
     Стремительный натиск конницы заставил эллинов  попятиться  и  сломать
строй. Увидев это, мидийские воеводы двинули в атаку отряды пеших  воинов;
отряды эти  заняли  место  всадников,  к  этому  времени  почти  полностью
истребленных. Образовав клин, варвары пронзили фалангу почти насквозь. Это
могло принести им победу, но вместо этого привело к гибели.  Леонид  отдал
несколько лаконичных распоряжений и строй эллинов  выгнулся  еще  сильнее,
обхватив дугою немалое число парсов.  К  крыльям  этой  дуги  царь  быстро
подвел из резерва две сотни спартиатов. Когда все было готово, он  перешел
на левое крыло, примыкавшее к морю, и лично повел воинов в  контратаку.  С
другой стороны, от скалы, атаковал отряд Гилиппа. Два узких  стремительных
меча в мгновение ока разорвали  толпу  варваров  надвое,  отсекая  немалое
число  отборных  воинов.  Оказавшись  в  окружении,  парсы  утратили  свой
воинственный пыл. Теперь они думали  лишь  о  том,  как  бы  вырваться  из
западни. Варвары с  криком  бросались  на  спартиатов,  пытаясь  разорвать
стену, внезапной  паутиной  выросшую  пред  ними.  Лакедемонянам  пришлось
нелегко  -  ломались  копья,  тупились  мечи,  удары  проминали  бронзовые
пластины доспехов, - но они выстояли, так и не позволив разобщенным парсам
вновь соединиться. Попавшие в окружение варвары были полностью истреблены.
После этого Леонид приказал отступать  к  стене.  Как  и  накануне  эллины
отошли и укрылись за ее каменной броней, словно приглашая парсов повторить
смертельный  путь  киссиев,  многие  тысячи  которых  лежали  тут  же,   у
оказавшейся последней в их жизни преградой.
     Парсы приняли приглашение.  Они  подступили  к  стене  и  осыпали  ее
защитников смертоносным дождем. Пельтасты-пелопоннесцы  и  локры  ответили
тем же, нанеся врагу немалый урон. Перестрелка продолжалась  до  тех  пор,
пока варвары не израсходовали запас стрел и не  бросились  на  штурм.  Они
лезли вверх по трупам своих товарищей, увязая в гниющей плоти. Они  бились
с невиданным упорством, но взойти на стену так и не смогли. Копья гоплитов
безжалостно поражали врагов и сбрасывали их вниз. В  конце  концов  те  не
выдержали и начали отходить. Леонид немедленно воспользовался этим, поведя
фалангу в очередную контратаку. Утомленные и надломленные неудачей варвары
не устояли. Подобно киссиям они бросились бежать, а эллины истребляли  их,
устилая землю мертвыми телами.
     Увлеченный кровавой потехой царь спартиатов даже позабыл  о  мучившей
его головной боли. Находясь в первом ряду преследователей, он уничтожил не
менее сотни врагов. Путь, пройденный Леонидом, можно было точно определить
по  трупам  варваров  с  одинаково  разрубленной  надвое  головой.  Славно
потрудились и Еврит, и Креофил, и Диенек, и  прочие  лакедемоняне.  Гилипп
был ранен копьем в шею, но шел вместе со всеми. Его меч влажно блестел  от
вражеской крови.
     Могучим натиском эллины прогнали  врага  почти  до  самых  Деметриных
ворот. Здесь мидийским воеводам  удалось  остановить  бегущих  и  завязать
новое сражение, которое длилось до полудня. Лишь когда клинки  затупились,
а противников разделил вал из трупов,  бой  был  прекращен.  Эллины  вновь
отошли  за  стену,  уделив  время  отдыху  и  трапезе,  варвары  принялись
расчищать ущелье для новой атаки.
     -  Славно  поработали,  -  бурчал  Еврит,  жадно  пережевывая   кусок
жилистого мяса. Он в числе воинов своей  эномотии  разместился  на  горной
террасе, с которой открывался чудесный вид на заваленную кучами парсийских
трупов лощину.  Запивая  говядину  и  хлеб  глотками  разбавленного  вина,
лакедемоняне наблюдали за тем как  суетятся  парсы,  оттаскивая  убитых  к
морю.
     - Я полагал, они не решатся атаковать вновь, - сказал сидевший  подле
Еврита Креофил. Эти два дня, когда им не раз приходилось сражаться  бок  о
бок, если не сдружили, то по крайней мере примирили обоих спартиатов.
     - Я тоже так  думал,  -  поспешно  откликнулся  Еврит.  Слышавший  их
разговор Леонид едва заметно усмехнулся.
     - Парсы больше не пойдут на штурм, - сказал  царь.  -  Теперь  настал
черед бессмертных. Артабан, главный советник владыки  варваров,  наверняка
считает, что эллины утомлены  боем  и  не  смогут  устоять  пред  натиском
царской гвардии. А мы сделаем вот что...
     Подойдя к Гилиппу, царь коротко переговорил с ним. Такой же  разговор
состоялся и с феспийцем Демофилом. Сразу  же  после  этого  эфор  приказал
спартиатам заканчивать трапезу и собираться. Три пентекостии  [пентекостия
- в спартанской  армии  подразделение  из  50  человек],  составленные  из
наименее усталых воинов, начали подниматься на гору. По  небольшой  тропе,
охраняемой локрами, спартиаты прошли вдоль склона и остановились прямо над
Деметриными  воротами.  Вскоре  стали  подходить  запыхавшиеся   феспийцы.
Убедившись, что вс