тому-то эллину так трудно  преодолеть  грань  смерти,  ибо  он  не
надеется после нее ни на что хорошее. Лишь тень. Лишь бесцельное блуждание
в мрачном Аиде.
     И Мрак. Как он ужасен! Как трудно  отказаться  от  солнца  и  неба  и
вступить в мир, наполненный тенями и чудовищами.
     Он не отважился бы на это ради себя. Хотя иногда бравурно подмывает -
войти в Мрак и одолеть его. Выдавить из себя остатки  подленького  страха,
который охватывает человека, замкнутого в темноте. В  пещере  -  когда  не
видно стен и ты чувствуешь, что  в  шаге  от  тебя  бездонный  провал.  Ты
чувствуешь его, но не можешь понять, в какой он стороне.
     Так бывает в  ночном  море,  когда  змей  пожирает  луну  и  начинает
казаться,  что  под  ногами  бездна,   населенная   невиданными   морскими
чудовищами, которые тянут вверх свои щупальца, желая охватить  твои  ноги.
Еще мгновение, и ты начнешь медленно, неотвратимо погружаться  в  глубину.
Медленно и неотвратимо.  Именно  в  этом  весь  ужас.  Мед-лен-но!  Хороша
мгновенная смерть. Нет ничего страшнее смерти медленной - когда падаешь со
скалы в пропасть или опускаешься на дно, замурованный по колено в железную
бочку с цементом.
     Это страшно...
     Именно поэтому так не хотелось идти в Тартар. Он так похож на бездну.
Черную-черную, черную до тягучести.
     Даже неизведанность Лабиринта Миноса пугала куда  меньше.  Тогда  все
было более  или  менее  определенно.  Был  враг  -  порождение  не  вполне
понятных, но достаточно реальных сил. С ним необходимо было  расправиться,
иначе не было пути назад. Да и  не  слишком  было  красиво  -  бежать,  не
расплатившись за добро. А лишь добро он видел от доверчивого старика Эгея.
     Было угодно судьбе или нет, но он  попал  в  эту  историю  совершенно
случайно. Он даже не думал оказаться в Элладе. Ведь корабль плыл дальше  -
в загадочный Тартесс.
     Тогда его звали... Честно говоря, он и сам не помнил как  его  звали.
Предположим, Тогил... Хорошее имя! Пусть будет Тогил.
     Та жизнь была столь далека, что он уже не мог думать о ней иначе, как
в третьем лице. Был  Тогил,  лучший  воин  в  дружине  карийского  царька,
бабник, любитель выпить и  самый  отчаянный  драчун,  которого  знал  мир.
Именно последнее обстоятельство привело к тому, что его  собирались  сжечь
заживо.
     После пьяной драки  на  мечах,  которая  стоила  жизни  двум  братьям
царька, Тогил был вынужден искать спасения в чужих краях.  По  его  следам
гналась погоня, но на счастье  подвернулся  торговый  корабль.  Серебряные
слитки, высыпанные в  ладони  наварха-лидийца,  сказались  весьма  весомым
аргументом для  того,  чтобы  тот  немедленно  приказал  ставить  парус  и
отчаливать от берега, по которому уже неслись улюлюкающие всадники.  Тогил
помахал им рукой и улегся подремать на корме.
     На море в те времена было  неспокойно.  Вовсю  разбойничали  критские
пираты, захватывавшие все  суда,  на  чьих  парусах  не  было  изображения
гигантского человека-быка, обитавшего  по  слухам  в  подземельях  Кносса.
Тщетно капитан жался к берегу. Критяне заметили их корабль и  пустились  в
погоню.  Тихоходу-купцу  было  не  уйти   от   стремительных   пентеконтер
[пентеконтера - судно с пятьюдесятью веслами]. Тогил  понял  это  сразу  и
уговаривал драться. Но жалкие лидийцы думали лишь о  спасении  собственных
шкур.
     Два пиратских судна настигли их  неподалеку  от  берега,  где  наварх
думал укрыть судно. Засвистели стрелы.  Первая  же  из  них  пронзила  шею
капитана. Старый олух поплатился  за  трусость.  Тогил  знал  о  том,  что
критяне великолепно владеют луком, поэтому, не  мешкая,  надел  на  голову
драконогребный шлем. Его тело было защищено броней, под  которую  вдобавок
была поддета прочная кольчуга. А вот  морякам-лидийцам  приходилось  туго.
Вскоре в живых осталась треть команды,  палубу  устлали  трупы.  Вражеские
корабли настигали. Тогда лидийцы стали прыгать в море. Они надеялись,  что
пиратов интересует только  добыча,  но  просчитались.  Критяне  жаждали  и
крови. Одна из пентеконтер погналась за спасающимися вплавь моряками, топя
бедолаг скользким брюхом, а вторая стала борт о борт с купеческим судном.
     Тогил не стал дожидаться, пока критяне переберутся  через  окрашенный
суриком фальшборт. Легко, словно дикий барс, он прыгнул на нос  пиратского
корабля. Свистнул длинный меч, начиная кровавую забаву.  Пираты  бросились
на смельчака беспорядочной толпой. Тогил в мгновение ока  прорубил  в  ней
просеки. Критяне отскочили и  вскинули  луки.  Но  Тогил  был  практически
неуязвим для стрел. Панцирь и длинная кольчуга прикрывали  его  до  колен,
ниже ноги были защищены  резными  поножами,  голову  оберегала  закаленная
сталь  шлема.  Стрелы  отскакивали  от  воина,  не  принося  ему  никакого
серьезного вреда. Лишь одна разбила палец на ноге.
     Он атаковал стрелков и в мгновение ока разделался  с  ними.  Немногие
оставшиеся в живых попрыгали за борт.
     Вскоре вернулось второе судно. Обнаружив, что  пентеконтерой  овладел
какой-то дерзкий чужеземец, пираты взвыли от ярости. Первым их побуждением
было причалить к мерно покачивающемуся на воде  кораблю  и  разделаться  с
наглецом. Но вытащенные из воды собратья быстро убедили их  отказаться  от
этой затеи.
     Тогил уже прикидывал, сможет ли он  в  одиночку  поднять  парус,  как
вдруг пиратский корабль двинулся на  захваченное  им  судно.  Что  критяне
собирались сделать, он понял лишь в последний момент, но и  пойми  он  это
раньше, вряд ли что можно было изменить.
     Окованный бронзой нос пробил борт пентеконтеры Тогила.  Судно  начало
медленно, но верно погружаться в воду. Пиратский корабль отошел в сторону.
Критяне терпеливо ждали, когда смельчак окажется в воде и его можно  будет
взять  голыми  руками  -  вот  уж  когда  они  вдоволь  натешатся!  На  их
отвратительных рожах было написано торжество.
     Надо было что-то предпринимать. О том, чтобы продержаться до  темноты
в воде облаченным в тяжелые доспехи, не могли идти  речи.  Это  было  выше
человеческих сил. Кроме того,  пиратам  ничего  не  стоило  раздавить  его
днищем корабля. Был еще вариант - плыть до земли, которая  была  не  далее
как в пяти стадиях, сбросив доспехи. Но тогда критяне расстреляют  его  из
луков, а то и просто вытащат из  воды  и  предадут  медленной  мучительной
смерти. Надо было заставить пиратов поверить, что он остается на судне,  а
самому что есть сил плыть к берегу.
     Тогил с сожалением посмотрел на свои доспехи. Он успел  свыкнуться  с
ними, словно с собственной кожей. Подавив вздох, воин спрятался  за  борт,
снял панцирь и кольчугу и напялил их на мертвого пирата, который более или
менее походил на него размерами.  Затем  он  прислонил  этот  своеобразный
манекен к борту, подперев, чтобы не  падал,  сломанным  копьем.  Тогил  не
сомневался, что пираты купятся на эту незатейливую уловку и  это  позволит
ему выиграть время.
     Так  и  вышло.  Воин  проплыл  половину  отделявшего  его  от   земли
расстояния, прежде чем корабль затонул и пираты обнаружили, что  чужеземец
обвел их вокруг пальца. Громко крича, они налегли на весла и  пентеконтера
помчалась вслед за беглецом. Тогилу пришлось расстаться с любимым  длинным
мечом,  не  раз  выручавшим  его  буйную  голову  в  кровавых  переделках.
Избавившись  от  оружия,  воин  поплыл  быстрее,  но,  несмотря  на   это,
расстояние между ним и преследователями стремительно сокращалось.
     Впереди  завиднелись  буруны  рифов.  Хорошо  это  или  плохо,  Тогил
подумать не успел. Пенный вал  захлестнул  его  и  швырнул  вперед.  Тогил
крутился в водовороте, обдирая кожу  об  острые  камни.  И  когда  он  уже
отчаялся  выплыть,  подводный  поток  мягко   вытолкнул   захлебывающегося
человека из воды.
     Пираты  не  рискнули  преследовать  его.  Для  очистки  совести   они
постреляли из луков, но стрелы падали в воду, не долетая до Тогила. Беглец
добрался до отмели, встал во весь свой  гигантский  рост  и  красноречивым
жестом показал критянам, что он о них думает.
     Потешив таким образом свое самолюбие, Тогил задумался.  Он  стоял  на
пустынном обрывистом берегу, израненный,  продрогший,  без  оружия  и  без
денег. Из одежды на нем был лишь легкий хитон, порядком изорванный о рифы.
     Где он очутился, Тогил представлял не особо отчетливо.  Единственное,
в чем он был уверен, что это берег Эллады.
     В те времена жители побережья  не  слишком  дружелюбно  относились  к
заморским гостям. Гость мог оказаться пиратом, приплывшим жечь, грабить  и
обращать в рабство. Гость мог оказаться и жертвой кораблекрушения и  тогда
рабом следовало сделать его. Нормальная логика - или ты, или  тебя.  Тогил
жил по законам своего времени и они не казались ему странными,  но  он  не
приветствовал, если эти законы обращались против него. Поэтому отправиться
в селение, которое, судя по вьющемуся  над  горой  дымку,  было  недалеко,
Тогил не спешил.
     Для начала он решил подняться на ближайший холм и осмотреться.  Удача
пришла к нему сразу. На вершине холма какой-то худосочный  паренек  тщился
сдвинуть огромный валун.
     - Помочь? - спросил Тогил, внезапно появляясь сзади.
     Парнишка испуганно отпрянул  и  бросился  бежать.  Что  ж,  это  была
естественная реакция. Проследив за парнем, пока тот не  скрылся  из  виду,
Тогил подошел к камню. Земля вокруг него была изрыта. Судя  по  нешуточным
стараниям, которые прикладывал паренек, под камнем лежало  что-то  ценное.
Хрустнув могучими мускулами, Тогил приподнял глыбу и сбросил ее вниз.
     Так и есть! На влажной земле лежал  превосходной  работы  меч.  Тогил
прикинул его на руке. Легковат и чуть коротковат, но за неимением  лучшего
сойдет! Кроме меча, под камнем лежали сандалии. Время попортило кожу, но в
целом они выглядели достаточно надежно.
     Находки обрадовали Тогила. Имея сандалии, он мог передвигаться  вдвое
быстрее, а меч позволял ему зайти  в  любое  селение.  Что  он  и  сделал,
отправившись туда, где вился дымок.
     Это была деревня, домов эдак на сто,  которую  местные  жители  гордо
именовали городом. "Горожане" были не слишком дружелюбны,  но  напасть  на
Тогила  не  решились.  Хотя  парнишка,  добром  которого  воин  поживился,
отчаянно жестикулируя, указывал на меч пришельца, однако за него никто  не
вступился.  Тогил  разжился  куском  мяса  и  лепешкой,  обменяв   их   на
выковыренный из меча камешек,  а  заодно  узнал  дорогу  в  Микены,  самый
крупный город в этих краях.
     До Микен он добрался за четыре дня.  Кормился  грабежами.  В  Микенах
местный царек пытался завлечь могучего воина в свою дружину, а когда гость
отказался, попытался захватить его силой. Тогил расшвырял  его  богатырей,
словно щенков. Вытряхнув из казны  царька  несколько  горстей  золота,  он
продолжил свой путь.
     Следующие несколько дней он шел по горам,  где  гуляло  немало  лихих
людей. Некоторые из них имели глупость напасть на  одинокого  путника,  за
что немедленно поплатились. Одного из них Тогил столкнул в  пропасть,  еще
одному переломал ребра, двух или трех выпотрошил с помощью меча.
     Развлекаясь таким образом, он дошел до городка под  названием  Афины.
Здесь  уже  знали,  что  могучий  чужестранец  расправился  по  дороге  со
множеством разбойников.  Поэтому  не  успел  Тогил  ступить  на  городскую
площадь, как был приглашен в гости к местному царьку Эгею. Как  выяснилось
позже,  Эгей  намеревался  отравить  гостя,  который   представлялся   ему
возможным узурпатором. Но когда Тогил извлек из ножен меч,  желая  вонзить
его в мясо, царек вдруг завопил, что гость - его сын. Что он  якобы  узнал
сына по мечу и сандалиям, которые спрятал под камнем  до  его  возмужания.
Эгея не смутило, что внезапно  обретенное  чадо  почти  не  знает  родного
языка. Этот недостаток тут же приписал дурному воспитанию,  полученному  у
кентавров - полуконей-полулюдей, в которых веровали местные жители.
     Предложение Эгея стать его сыном застало Тогила врасплох. Он позволил
себе немного подумать, а затем решил, что не так уж плохо отдохнуть в этом
городишке от долгих скитаний. Он проведет здесь пару лет, после чего вновь
отправится  на   поиски   приключений.   Тогил   беспрекословно   позволил
переименовать себя в Тесея и быстро навел порядок, перебив всех  тех,  кто
был недоволен внезапным появлением нового наследника престола.
     А затем ни с того ни  с  сего  ему  вздумалось  уже  в  облике  Тесея
отправиться  на  Крит.  Он  хотел  рассчитаться:  то  ли  с  афинянами  за
гостеприимство, то ли с критскими пиратами за утопленные  меч  и  доспехи.
Как бы то ни было, он оказался на корабле, везущим на Крит ежегодную  дань
-  четырнадцать  пленников,  обреченных  на  то,  чтобы  быть   съеденными
Минотавром.
     Позднее досужие сочинители придумали красивую легенду о том, будто бы
в него влюбилась дочка царя Миноса Ариадна, которая  передала  ему  меч  и
сплетенную в клубок шерстяную нить, с помощью которой он должен был  выйти
из подземелья, именуемого лабиринтом. Затем он  якобы  заколол  Минотавра,
собрал своих товарищей и бежал с Крита, не забыв захватить и Ариадну.
     На деле все было куда более прозаично.
     Никакой Ариадны, так же как и ее папаши Миноса он в глаза  не  видел.
Сразу по прибытию на остров пленников затолкали в черную дыру  подземелий.
Постепенно они потеряли друг друга. Кое-кого и  вправду  сожрал  Минотавр,
другие блуждали в лабиринте, проваливаясь в бесчисленные ямы-ловушки.
     Тесей повстречал хозяина подземелья, когда уже совершенно  одурел  от
скуки, съел все захваченные припасы и опустошил флягу с вином.  Если  быть
откровенным, он не верил в существование  Минотавра,  полагая,  что  Минос
просто гноит пленников в запутанных коридорах, пугая  весь  мир  будто  бы
прячущимся там чудовищем. И, надо сказать,  первые  мгновения  их  встречи
были не слишком радостными для воина.
     Начать нужно с того, что Минотавра невозможно было победить даже имея
меч-ксифос [ксифос - короткий греческий меч]. Легкий  короткий  клинок  не
только не смог бы добраться до сердца монстра, но вряд ли бы проткнул  его
кожу, которая была толщиной в палец. Кроме того,  Минотавр  был  не  менее
восьми локтей росту, а его руки напоминали  переплетенные  медными  жилами
канаты.
     Они оказались лицом к лицу, и  в  тот  же  миг  сзади  Тесея  рухнула
решетка, отрезая путь к бегству. В лабиринте  была  кромешная  тьма,  воин
различал лишь смутный гигантский силуэт. Он уже  прикидывал,  возможно  ли
сбить монстра с ног и проскользнуть мимо, как тот вдруг произнес:
     - Я знаю, кто ты.
     Эти слова были сказаны  на  языке,  почти  уже  позабытом  Тесеем.  В
последний раз он говорил на нем веков эдак десять назад. В те времена  ему
случилось быть блестящим царем одного из восточных государств.
     - Да? - быстро придя в себя, спросил воин. - И кто же я?
     - Ты один из тех, чье государство кануло в бездну.
     - Ты прав. Но откуда ты знаешь?
     - Я много о чем знаю.
     - А я не верил, что ты существуешь.
     Даже в темноте было видно,  как  блеснули  в  ухмылке  огромные  зубы
чудовища.
     - Напрасно. Земля знает более невероятные существа, чем  я.  Минотавр
лишь порождение буйной фантазии одной из  тех,  кто  канули  в  бездне.  Я
слышу, твой мозг дрожит?
     - Слегка, - признался Тесей. - Мне не слишком хочется угодить в  твой
желудок. А ты умеешь читать мысли?
     - Да, иногда. Не бойся, я не съем тебя. Хотя ты мне и  интересен.  Ты
много знаешь. Но ты мне нужен. Ты враг моих врагов. И  поэтому  ты  уйдешь
невредимым. Я отпущу тебя, но с условием, что ты будешь  иногда  приходить
сюда и рассказывать о том, что происходит наверху.
     - Договорились.
     На том они и расстались. Через потайной ход Минотавр  вывел  Тесея  к
морю. Остальное было несложно. Пробравшись в гавань, Тесей поджег  корабли
Миноса. Так посоветовал Минотавр. В гигантском костре  исчезло  могущество
островной талассократии [талассократия - господство  на  море].  Затем  он
захватил одно из уцелевших суденышек и  заставил  команду  отвезти  его  в
Афины. Старый Эгей слишком радовался возвращению  сына.  Так  сильно,  что
перебрал и случайно свалился с  прибрежной  скалы.  Это  вышло  совершенно
случайно. Тесей стал царем, перекраивая законы Афин по своему усмотрению.
     Сразу после восшествия на престол он сделал кое-какие преобразования,
которые тут же нарекли мудрыми. Впрочем, прослыть мудрым в те времена было
не очень сложно.
     Как и глупцом. Он успел  заслужить  и  эту  славу,  так  как  слишком
увлекался женщинами - эллинки были прекрасны, а получить  их  было  легко.
Герой менял женщин чаще, чем сандалии.  Кто  только  не  перебывал  в  его
объятиях! Совращенные жены жаловались мужьям  и  отцам.  Это  приводило  к
скандалам, нередко заканчивающимся войнами. Но Афины уже  были  достаточно
сильны, чтобы не опасаться дружин окрестных царьков.
     Вершиной его безрассудства стало похищение Елены,  сопливой  девчонки
из Спарты. Она была еще слишком молода, чтобы лечь в его постель,  но  уже
очень красива. Утверждали, что они с Пирифоем  похитили  ее  насильно,  но
воистину - ЖЕНЩИН НЕ ПОХИТИЛИ БЫ, ЕСЛИ БЫ ТЕ САМИ ТОГО НЕ ХОТЕЛИ. Она даже
не  кричала,  когда  два  могучих  мужа  схватили  ее  в  храме  Артемиды.
Очутившись в безопасности, друзья метнули жребий - кому достанется добыча.
Елена досталась Тесею. Всегда полезно  иметь  при  себе  монетку  с  двумя
орлами!
     И тогда Пирифой сказал ему, напоминая условия их братского договора:
     - Мы нашли жену тебе, не будем мешкать  и  отправимся  за  женой  для
меня.
     - Куда? - спросил Тесей.
     - В Тартар! - захохотал Пирифой.
     Он явно был безумцем. Но кто из  них  не  был  безумцем,  когда  дело
касалось женщины. Не в правилах Тесея  было  отказаться  от  данной  другу
клятвы. Он надел чистый хитон и отправился в дорогу.
     И вскоре они вошли в Мрак.
     Харон долго отказывался перевозить их на другой берег  Ахерона.  Кося
мутноватым глазом, он пояснял, что сюда нет пути живым. Кончилось все тем,
что побратимы набили  Харону  рожу.  Выходя  из  лодки,  Пирифой  небрежно
засунул две золотые монетки за небритую щеку  перевозчика  и  пожелал  ему
хоть раз в жизни хорошенько напиться.
     Они преодолели  стигийские  болота,  наполненные  всякими  гадами,  и
омылись  в  реке  Стикс,  вода  которой  будто  бы  делает  тело  человека
неуязвимым. Переплыв реку забвения  Лету,  друзья  попали  на  асфоделевые
[асфодель  -  тюльпан]  луга,  по  которым  бродили  тени.  Топча  блеклые
тюльпаны, они шли мимо этих прозрачных слепков с людей, время  от  времени
замечая знакомые лица. Так им попались  навстречу  два  Плантида,  некогда
споривших с Тесеем за афинский престол, а разбойник Дамаст снимал с плеч и
вновь надевал отрубленную голову, корчившую гнусные рожи.
     Здесь же были и тени многих чудовищ, истребленных богами и героями.

             Сциллы двувидные тут и кентавров стада обитают,
             Тут Бриарей сторукий живет, и Дракон из Лернейской
             Топи шипит, и химера огнем врагов устрашает,
             Гарпии стаей вокруг великанов трехтелых летают...
                                      [Вергилий "Энеида" 6, 286-290]

     Персефону они нашли в бесплодном саду Аида. Нужно было хватать  ее  и
уносить ноги, но Пирифою вздумалось объявить  о  своем  намерении  владыке
Тартара. Все же он был дерзким безумцем. Как не отговаривал Тесей друга от
этой идеи, царь лапифов стоял на своем.
     Аид  принял  их  неласково,  но  достаточно  вежливо.  Выслушав  речь
Пирифоя, он предложил гостям присесть  на  мраморную  скамью.  Как  только
бедра Тесея коснулись хладного камня, он понял, что им не подняться. Понял
это и Пирифой.
     Скамья притягивала к себе, не давая оторвать ног. Скорей всего  в  ее
основание был вделан мощнейший гравитатор. Аид полюбовался на