-  крикливые
"возняки" с флагами и плакатами, деликатно вытесняемые милицией  с  площади.
Вопли, визги, слюни, суетятся телеоператоры, пытаются гордо  реять  когда-то
осенявшие полицаев флаги...
   - Ну, как там? - поинтересовался Данил.
   - Тихо сегодня что-то,- сказал Паша.- Ни вывертов, ни обиженных дамочек с
мужскими причиндалами в штанах...
   Данил  громко  хмыкнул,  сообразив,  о  чем  речь:  пару  месяцев   назад
неутомимый  Чемерет  продемонстрировал  по  ОРТ  самые  что   ни   на   есть
документальные кадры, наглядно повествующие, как  "президентские  опричники"
волокут в милицейскую  машину  хрупкую  длинноволосую  девушку,  безжалостно
заломив ей за  спину  белы  рученьки.  Шум  поднялся  до  небес,  но  вскоре
выяснилось, что изобиженная девушка была вовсе не девушкой, а  длинноволосым
японцем, увлеченно кидавшим увесистые каменюги  в  парней  из  "Ястреба"  (а
такого поведения, как  известно,  ни  одна  полиция  мира  демонстрантам  не
прощает и старается насовать в ответ по  сусалам).  Увы,  Чемерет  прекрасно
усвоил старую сентенцию насчет огня, не имеющего ничего общего с дымом...
   - Ладно, пошли,- сказал Данил, шагая к лестнице.
   Паша догнал его и негромко сказал:
   - Довнар здесь.
   - Тоже неплохо. Приемничек мой импортный доставай-ка...
   Большой японский транзистор, извлеченный Пашей из  дорожной  сумки,  лишь
внешне выглядел мирным агрегатом,  предназначенным  якобы  для  безмятежного
слушанья музыки или последних известий. На деле  же  от  него  остался  лишь
корпус,  а  замененные  полностью  потроха  состояли  из  нескольких  хитрых
приборов, порой в работе Данила просто-таки незаменимых. Стоила эта  начинка
не менее иной новенькой иномарки, но затраты оправдывала с лихвой...
   Бородатый капитан Ежи Довнар, скучавший в компании бутылки с  минералкой,
хотел поприветствовать Данила со всей приязнью, но тот поднял руки:
   - Посиди пока, кэп, профилактику  сделаем...  И  привычно  стал  нажимать
кнопки. Стояла покойная тишина, в здании кроме них и вахтера, да  еще  Веры,
не было ни души - Данил по телефону попросил директора объявить  выходной  в
связи с известными печальными событиями. В  основе  сего  решения,  понятно,
лежали не эмоции, а простой расчет. Не хотелось, чтобы под ногами  в  первый
же день работы путались посторонние, сиречь персонал "Клейнода". Что ж, прав
оказался, неизвестно еще, как будет протекать теплая дружественная беседа  с
Верочкой, так что лишние глаза и уши ни к чему...
   Минут через десять он убедился,  что  в  комнате  нет  ни  одной  из  тех
крохотных штучек,  с  помощью  коих  иные  тешат  свое  отнюдь  не  праздное
любопытство. Чтобы и дальше сохранить  статус-кво  (мало  ли  какую  гадость
могли направить на окна издали), включил надежную глушилку и поставил мнимый
транзистор  на  подоконник.  Только   теперь,   выполнив   все   необходимые
формальности, подошел и крепко тряхнул Довнару руку:
   - Ну, здорово, кэп. Как Варшава?
   - Скука,- кратко проинформировал Довнар.- Я так понимаю,  судя  по  твоим
манипуляциям, у нас опять веселуха с половецкими плясками?
   - Телепат ты  мой  водоплавающий...-  фыркнул  Данил,  достал  загадочную
монету и вручил старому  другу:  -  Напряги-ка  пресловутое  нумизматическое
чутье и определи мне этот гривенник...- Повернулся к Паше: -  Веру  ты  куда
определил?
   - Сидит в комнате отдыха. Странное у  нее  состояньице,  знаешь  ли,-  не
вполне укладывается в однозначное понятие "убитая горем вдова"...
   - Ага, и ты заметил, сокол? - осклабился Данил.- Вот  что,  первым  делом
дай знать "кротам", что я у них в скором времени буду, а потом  покопайся  в
аптечке и выпои Верочке в стакане воды, подсунутом заботливой рукой...  так,
что-нибудь  не  особенно  сильное,  но  малость  подавляющее   и   снимающее
тормоза... На твое усмотрение.
   - Понял,- кратко ответствовал Паша и достал аптечку, где в самых  обычных
пузырьках и стеклянных трубочках хранились не самые обычные снадобья, ничуть
не соответствовавшие надписям.
   - Нет, с "кротами" свяжись сначала...- решительно сказал Данил.
   Налил себе  минералки  -  горло,  оказывается,  успело  пересохнуть  -  и
нетерпеливо уставился на изучавшего монету Довнара.
   Капитан Ежи Довнар, младше Данила десятью годами, был  в  некотором  роде
личностью исторической. Был он прапраправнуком поляка, сосланного в Шантарск
за какое-то из многочисленных восстаний (поляков отчего-то  некогда  принято
было  ссылать  главным  образом  в  Шантарскую  губернию,  где   они   из-за
хронической нехватки грамотных великороссов частенько выходили в  чиновники,
а  один  сто  тридцать  лет  назад  даже  положил  в  оной  губернии  начало
пивоварению, основав первый в Восточной Сибири пивной завод). Дедушка и отец
Довнара (до тридцати одного года значившиеся во всех документах  не  Ежи,  а
Георгием) стали речниками, а Жора, пренебрегая  пресной  водой,  поступил  в
питерскую (тогда еще, пардон, ленинградскую) Дзержинку и к  своему  тридцать
первому году был уже капитаном второго ранга, имея под  командой  эсминец  с
классическим имечком "Стерегущий".
   Блестящую карьеру кавторанга, весельчака, бабника и стойкого консерватора
сломал ГКЧП, представления о том не имея. Роковое кое для кого восемнадцатое
августа  девяносто  первого  года  застало  эсминец  на  рейде   знаменитого
черноморского города, не самого большого, но и не  самого  маленького,  куда
Довнар пришел, эскортируя явившийся с дружественным визитом учебный парусник
военного флота одной латиноамериканской страны.
   В  тогдашней  трехдневной  неразберихе  военно-морское  ведомство  как-то
забыло о "Стерегущем", приказов ему  никто  никаких  не  посылал,  а  потому
кавторанг действовал самостоятельно, опираясь исключительно  на  официальные
сообщения московского радио и позицию министра обороны. В девять часов  утра
Довнар собрал на баке команду, произнес краткую, но образную речь, велел  на
всякий случай расчехлить орудия, просемафорить  флажками  латиноамериканцам,
что они обязаны соблюдать нейтралитет,- а в десять минут десятого  к  берегу
уже пошли  журавлиным  клином  мотоботы  с  десантом.  Через  четверть  часа
вооруженные автоматами морячки Довнара, разбившись на мелкие группы,  заняли
в городе все, что с военной точки зрения следовало занять. В чем  их  горячо
поддержали сотни полторы пенсионеров-ветеранов с красными бантами,  а  также
вдрызг пьяный боцман с "латиноса", загостившийся на берегу еще с  вечера  (в
латиноамериканских странах военные перевороты - дело  житейское,  прямо-таки
будничное, и боцман  охотно  примкнул  к  ветеранам,  целые  сутки  искренне
принимавшим его за испанского коммуниста).  Городские  власти  с  превеликой
охотой отстранились от руководства, а городские демократы,  числом  четверо,
ушли в подполье и сопротивления силам реакции не  оказывали  (поначалу  они,
правда, строили  феерические  планы  потопления  реакционного  эсминца  либо
взятия его на абордаж, но потом как-то успокоились).
   Три дня молодой кавторанг был полновластным хозяином курортной жемчужины,
которая, в общем, жила все это время прежней беззаботной  жизнью,  а  визгом
моды для отдыхающих стало - пойти на набережную и сняться на фоне эсминца.
   Увы, Бонапарта из Довнара не вышло ввиду известного  финала  всей  затеи.
Был, правда, шанс не только сохранить  погоны,  но  и  заполучить  очередную
звездочку - стоило лишь, честно глядя в глаза комиссии, заявить,  что  город
был взят на шпагу как раз под флагом демократии, для защиты его от путчистов
(благо противоречащих тому бумажек не было).  Иные  жуки  так  и  поступили,
взлетев в генералы из майоров,  но  потомок  шляхтичей  не  стал  каяться  и
вилять, а потому вылетел с флота, что  твоя  торпеда.  Вернувшись  в  родной
Шантарск, он долго мыкался с клеймом "пособника гэкачепистов", пока не попал
к хозяину "Интеркрайта", стоявшему выше таких пошлостей...
   По  мнению  некоторых,  Довнар  после  пережитого  самую  чуточку  поехал
рассудком (что, впрочем, ничуть не казалось  удивительным  Данилу  Черскому,
помнившему свои собственные мыканья - и после  прихода  Горбачева,  и  после
октября девяносто третьего). Заявив, что  уходит  во  внутреннюю  эмиграцию,
Довнар полонизировал имечко,  выбил  новый  паспорт  (не  без  помощи  главы
"Интеркрайта", любившего в людях безобидные странности, если они  не  мешали
делу), стал ходить  на  мессы  в  возвращенный  католической  общине  костел
дореволюционной постройки.
   Потом,  как  это  сплошь  и  рядом  случается,  романтика  столкнулась  с
реальностью и под безжалостным влиянием последней увяла. Выехав пару  раз  в
Польшу и  присмотревшись  к  исторической  родине,  Довнар  после  сибирских
просторов нашел ее тесноватой и скучноватой, переселяться туда категорически
передумал, и пресловутая  внутренняя  эмиграция  постепенно  сошла  па  нет,
ограничившись демонстративным напоминанием о корнях, да и то не часто.
   А в общем и целом мужик был лихой и рисковый, что в свое  время  блестяще
продемонстрировал,  когда  кипели  явные  и  тайные  баталии  вокруг   клада
Чингисхана...
   - Ну? - не выдержал Данил.
   - Тебе ее продать нужно или купить предлагают?
   - Просто определи, что это за денежка.
   - Да что тут определять,- скучным голосом сказал Довнар, вертя  монету  с
нескрываемым пренебрежением.-Великое княжество Рутенское, точнее,  уже  Жечь
Посполитая. Так называемый  орт,  или  четверть  талера.  Сигизмунд  Третий,
предположительно тысяча шестьсот двадцать третий, судя  по  знаку,-  видишь,
вот тут стрела с двумя звездочками? - чеканена  в  Вильно  подскарбием  Яном
Гевелло. У каждой мастерской был свой знак. Низкопробное серебро.
   - Редкая?
   - Ни в малейшей степени,- авторитетно заявил Довнар.- Ежели  в  идеальном
состоянии, понимающий  человек  за  нее  выложит  самое  большее  пятнадцать
баксов.  Пентюху,  конечно,  можно  впарить  и  гораздо  дороже,  но   я   о
понимающих... Вот эта, твоя, в таком вот убогом состоянии,  тянет  не  более
чем на пятерку. Баксов. Сгодится для начинающего, у которого  пока  что  нет
лучших экземпляров.
   - Уверен? - спросил Данил.- Бывают ведь дорогущие разновидности,  ты  сам
рассказывал, что австро-венгерская крона которого-то года стоит в десять раз
дороже всех прочих...
   - Так то крона,- сказал  Довнар.-  А  у  сигизмундовских  ортов  не  было
никаких дорогущих разновидностей. Авторитетно тебе говорю,  пятерка  баксов,
утеха для начинающего. И то по шантарским ценам, в Рутении даже дешевле...
   - Понятно, что ничего не понятно...- задумчиво сказал Данил.
   Во всем, что касалось монет, Довнару следовало верить безоговорочно. Если
дешевка, значит - дешевка. Тогда? Нарочно оставленный  Климовым  некий  ключ
или попросту безделушка, чисто случайно оказавшаяся в кармане по  самым  что
ни на есть бытовым причинам?
   Несмотря  на  все  происшедшее  с  момента  выхода   из   самолета,   нет
стопроцентной уверенности,  что  Климова  убрали.  В  жизни  возможны  самые
невероятные совпадения. И недооценить опасность -  чревато,  и  всполошиться
раньше времени - не есть верно...
   Забрав со стола монету,  Данил  задумчиво  поскреб  ее  ногтем,  сунул  в
нагрудный карман.
   - Похоже, придется мне сдать билет и остаться, а? - спросил Довнар  почти
безмятежно.
   - Сдать билет тебе придется, факт,- все так же задумчиво протянул  Данил,
не поднимая головы.- А вот оставаться не следует.
   - Да?
   - Жора, хватит,- поморщился Данил.- Прекрасно знаю, кэп,  как  вы  любите
позвенеть шпагой и нанизать на оную полдюжины супостатов... Согласен,  порой
это у тебя неплохо получается. Но сейчас не тот случай.
   -  Серега  был  нормальным   мужиком.   Нельзя   таких   мужиков   мочить
безнаказанно. А у тебя не так уж много верного народа.
   - Вовсе даже  мало,-  согласился  Данил.-  Но  тут  и  начинаются  бардзо
принципиальные нюансы. Во-первых, я пока что  не  уверен  на  все  сто,  что
Климова убрали. Что бы ни писали авторы бестселлеров, в  наших  играх  людей
просто так не убирают, должны быть серьезнейшие основания. А я пока  что  не
вижу никакой предыстории. Я не  верю,  что  Серега  мог,  гуляючи  на  воле,
развинтиться и разболтаться, и ты не веришь, и Паша не верит... Это  лирика.
А мы все же- представители точной науки... Далее. Во-вторых, если это все же
не случайная пьяная  смерть,  а  грамотное  устранение,  ты  мне  тем  более
бесполезен. И не  нужно  обиженно  фыркать.  Ты,  Жора,  морской  офицер  со
специфическим опытом, а сие для данного  случаю  бесполезно.  Мне  не  нужны
боевики... пока что. Мне нужны профессионалы тайной  войны.  Ты  таковым  не
являешься. Будут обиды и гордые позы?
   - Нет, сукин ты кот,- после короткого молчания сказал Довнар  с  грустной
покорностью судьбе.
   -  Вот  за  это  я  тебя  и  ценю,-  ухмыльнулся  Данил.-  Нет   в   тебе
капризности... Жора, ты мне все же понадобишься, и немедленно. Без  дураков.
Тело мы  сегодня  же  отправим  в  Москву,  к  Тогоеву,  поскольку  это  наш
единственный шанс. Если какая-то химия все же применялась, Тогоев ее найдет,
он специалист от Бога. Не всем доступна хитрая химия, быстро  исчезающая  из
организма покойного. Далее. У нас есть еще одна соломинка. Здешние  эксперты
ограничились тем, что констатировали "воду в легких". Абстрактную воду.  Меж
тем спецам вроде Тогоева нетрудно будет отличить хлорированную водопроводную
воду от воды из озерца.
   - Думаешь?..
   - Говорю же, это одна из двух соломинок,- сказал Данил.- Если это все  же
было  устранение,  гораздо  проще,  приведя  человека  в  состояние   полной
отключки, сначала утопить его в ванной, а уж потом  отвезти  тело  к  озеру,
куда быстренько и спустить, не  рискуя,  что  одержимая  бессонницей  бабуля
успеет встревожиться. Топить бесчувственного в  озере,  на  месте  -  значит
потратить гораздо больше времени, да и риск несравним... В общем, я тебе  не
пустячки поручаю. Да, и еще одно поручение будет...
   Минут через пять, когда все обговорили до мельчайших деталей, он вышел из
комнаты. С подоконника встал Паша, кивнул:
   - Полная икебана. Дама выпила "заряженной" водички,  часок  подремлет,  а
потом еще долго будет пребывать в нужном  психологическом  состоянии...  Что
дальше?
   -  Сиди  здесь,-  сказал  Данил.-   Проконтролируй   Багловского,   пусть
попроворнее крутится.  Через  часок  я,  наверное,  вернусь  от  "кротов"  и
поработаю с Верочкой... Что мнешься?
   Паша  покрутил  головой,  оглядев  пустой  коридор,  понизил   голос   до
конспиративного шепота:
   - Данил Петрович,  они  нас  моментально  приняли  в  аэропорту.  Значит,
прекрасно знали, кого следует принять?
   Данил столь же тихонько фыркнул:
   - Угу. Как выразился Честертон, по другому, правда, поводу,  это  и  есть
самая темная сторона дела... Ладно, мне пора.
   Вернувшись в комнату,  подхватил  транзистор,  сунул  его  в  пластиковую
сумочку и направился к выходу. Сев  за  руль  осиротевшей  белой  "четверки"
(снабженной, между своими говоря,  мотором  гораздо  лучше  "жигулевского"),
нажал нужную кнопку. Без особого удивления наблюдал, как ярко-зеленая  линия
в нужном окошечке сломалась острым  зигзагом,  да  так  и  осталась  в  этом
положении. Что ж, следовало ожидать...
   Где-то в недрах климовской машины был установлен  "маячок",  беспрестанно
посылавший сигнал,- чтобы те,  кто  его  установил,  в  любую  минуту  могли
узнать,  где  машина  находится.  При  нужде  "маячок"  нетрудно   найти   и
выковырять, но пока что такой нужды нет... Гораздо важнее, что одежда самого
Данила пока что "чистая", ни единый вражина пока что не присобачил в толчее,
якобы нечаянно задев, какую-нибудь микроштучку, выполнявшую  те  же  функции
"маячка".
   Он включил мотор и неторопливо поехал от особнячка. Нигде не  видно  было
ни "Тойоты", ни "девятки" - что, оставили  в  покое?  Держи  карман  шире...
Держась на приличном расстоянии, следом двинулся  красный  "Фольксваген"  не
самой последней модели. "Пожалуй что, не держава",- подумал Данил.  Ни  одна
серьезная государственная спецслужба  не  пустит  в  "наружку"  ярко-красную
машину.  Разве  что  государственная  спецслужба  решит  прикинуться  клубом
дилетантов... стоп, стоп. При куцем объеме  информации  не  стоит  пока  что
громоздить в кучу всевозможные "если", "быть может" и "разве что".
   Вскользь глянув в зеркальце на "Фолькс" (в злокозненности намерения коего
уже не осталось никаких сомнений), он нудным голосом замурлыкал под нос:
   Любо, братцы, любо,
   Любо, братцы, жить...
   Согласилась энта Люба
   Эскадрон наш обслужить...
   "Фольксваген" старательно повторял все маневры Данила, хотя тот ехал  уже
не столь бездарно, как из прокуратуры, но все  равно  старательно  изображал
робкого новичка, едва-едва набравшегося смелости расстаться с буквой "У"  на
стекле, но не обретшего от этого  ни  мастерства,  ни  опыта.  Минут  десять
колесил в районе Академии наук, чтобы преследователи окончательно привыкли к
его бездарно-черепашьему стилю вождения, расслабились и  заскучали.  За  это
время успел прокрутить в уме во всех деталях, как будет отрываться и где.
   Потом пришлось постоять на перекрестке, уже не по  своей  вине  -  дорогу
загородили два грузовика и автоподъемник, долго маневрировавшие под надзором
гаишников, чтобы втиснуться на узкую,  заставленную  машинами  улочку  имени
поэта Колыса.  Грузовики  были  нагружены  наглядной  агитацией,  огромными,
натянутыми на рамы полотнищами, в  совокупности,  определил  Данил  с  ходу,
составлявшие герб Рутенской Советской  Социалистической  Республики,  сиречь
нынешний герб Рутении. Словно в союзе нерушимом республик свободных в старые
времена, столица активно прихорашивалась по  команде  сверху.  В  преддверии
грядущего праздника. Батька Лукашевич  в  свое  время,  глазом  не  моргнув,
отменил  установленный  прежней  "владой"  День  независимости  и   в   ранг
государственного праздника номер один  возвел  дату  провозглашения  Рутении
советской и социалистической. Через несколько дней этому эпохальному событию
исполнялось круглых восемьдесят годочков, что должно было быть отпраздновано
с помпой, фейерверками, военным парадом и публичной речью Батьки на  площади
Победы.
   Наконец перекресток опустел,  уехали  гаишники,  и  притомившаяся  лавина
машин рванула вперед. Все еще держась в крайнем правом ряду,  Данил  вырулил
на широченный проспект - бывший Ленина,  а  ныне  рутенского  первопечатника
Филиппиуса Скажины (у Батьки как-то не  дошли  руки  переименовать  его  еще
раз). Быстрым взглядом во все три зеркальца оценил обстановку. Собрался.
   Поехали...
   Перегазовка, рычаг на четвертую, педаль газа притоплена до  пола...  Ревя
мотором, машина наискось рванула на  встречную  полосу,  под  визг  тормозов
выполнила классический "полицейский  разворот",  кренясь,  ушла  по  дуге  в
боковую улицу, рванула под светофор за миг до того, как погас зеленый, снова
визг покрышек, поворот налево, направо, лихой рывок  по  коротенькой  улочке
одностороннего движения навстречу этому самому  движению,  квадратные  глаза
водителя белой "Волги", визг шин, вираж, боковая улочка...
   Данил ехал в крайнем левом ряду, уже прекратив все киношные маневры, ведя
машину, как  и  следовало  водителю  с  его  опытом.  Красный  "Фольксваген"
безнадежно отстал еще на  проспекте,  отсеченный  встречным  потоком.  Данил
самокритично подумал, что особенных поводов для гордости у него нет:  маневр
был исполнен не самый замысловатый, в безвозвратно  ушедшие  годы  в  гараже
особого назначения телохранителей Брежнева учили и не тому...
   Теперь он совершенно точно знал, что хвоста за ним нет.  Уже  скрупулезно
соблюдая все правила, заехал на тихую улочку, припарковал машину, запер и не
спеша двинулся в сторону станции метро.
   Спустившись  под  землю,  пропустил  один   поезд,   прогуливаясь   точно
посередине платф