" в этих двух
товарных вагонах ликеры и водка ушли в Россию. А сама фирма  "Княжич"  вдруг
решила прекратить свою деятельность. Поскольку она ничего никому не  должна,
ее кончина не вызовет ни  малейшего  шума.  Владелец,  гражданин  Российской
Федерации, туда  и  укатит.  Склад  будет  возвращен  арендодателю,  местные
работяги, люди абсолютно непосвященные, потеряют работу. Пан Януш со  своими
частными детективами вернется на родину пассажирским  поездом,  а  вслед  за
ними более запутанной дорогой отправится их снаряжение. Овчарка не  пропадет
- ее отвезут на склад второй фирмы, той самой, которую жалко гораздо больше,
и потому ей суждено процветать по-прежнему. А даниловская  команда  почти  в
полном составе немедленно вылетит домой. Так как никаких отходов  в  природе
никогда  не  существовало,  они  нигде  и  не  всплывут.  Финита.   Считайте
процент...
   Данил вернулся в сторожку, сел, привалившись к  стене,  ощущая  блаженную
легкость  во  всем  теле.  Януш  Орлич  извлек  плоскую  бутылку  экспортной
"Зубровки"  с  желтой  пробкой-стаканчиком.  В  сторожку  бесшумно  проникла
овчарка, присела в уголке и  притворилась,  будто  ее  вовсе  не  интересует
колбаса, завернутая в мятую газетку "Не".
   Бывшие охранники отвергнутых историей генсеков опрокинули по первой -  не
закусывая. Еще посидели, блаженно ожидая, когда хмель растечется по жилочкам
ублажающей волной.  Налили  по  второй,  кинули  овчарке  кусок  колбасы  из
хорошего мяса, какую простой народ как не  видел  прежде,  так  не  видит  и
теперь по причине ее малочисленности и многочисленности  народа.  Опрокинули
по  второй.  Закурили.  Вплотную  приблизилось  святое   время   застольного
разговора, и Данил начал первым:
   - Ну вот что, пане капитане, есть интересное дело...
   ...Слежку он заметил почти сразу же, едва вышел из невидного пятиэтажного
дома в Серебрянке, где на  первом  этаже  и  располагался  офис  безвременно
усопшего "Княжича". Много раз  писано  и  сказано,  что  людей  определенных
профессий выдает взгляд - но так оно, между прочим, сплошь и рядом обстоит в
реальности. То ли нервы еще не  отошли  после  ночной  работенки,  то  ли  в
последнее время меж некой дичью и неким  охотником  проскакивает  в  воздухе
электрическая искра...
   Данил не мог ошибиться. Тяжелые взгляды в  упор  из  стоявшей  неподалеку
вишневой "семерки" прямо-таки обожгли - и моментально ушли  в  сторону,  как
соскальзывает капля с  бильярдного  шара.  Трое.  Двое  на  переднем,  один,
соответственно, на заднем, а больше он  ничего  не  рассмотрел,  потому  что
направился к своей "Волге" как ни в чем не бывало. Садясь,  толкнул  Степашу
ногой. Тот понятливо опустил веки и медленно вывел машину на улицу.
   "Семерка" вскоре же обнаружилась сзади. За рулем у них сидел не  новичок,
он не прижимался, маячил в безопасном отдалении, однако Данил поостерегся бы
с ходу зачислять его в шоферню серьезного государственного ведомства - не та
квалификация, сразу видно...
   Степаша  дисциплинированно  молчал,  время  от   времени   поглядывая   в
зеркальце.
   - Давай к автовокзалу, оттуда в центр, - распорядился Данил.
   Государства он, откровенно говоря, ничуть не  боялся.  Пришить  ему  было
абсолютно нечего, российское разрешение на пистолет действует и здесь  после
подписания очередного пакета договоров,  в  офисе  "Княжича"  осталась  лишь
местная канцелярская мелкота, ликвидировавшая дела. Для здешних властей он -
законопослушный владелец фирмы "Клейнот". Все сибирские заморочки - чересчур
далеко отсюда.
   Конечно, здесь его номер  -  где-то  в  конце  очереди.  Но  тут  вам  не
Байкальск. Тут есть свой Лева, хоть зовут его иначе, свои друзья,  способные
вытащить из неприятностей. Конечно, легальная рука Москвы без труда  сцапала
бы за ворот и в этом последнем заповеднике советской власти, но в  том-то  и
сомнительное   преимущество    подвергшегося    столь    странным    наездам
"Интеркрай-та", что атаки идут сплошь нелегальные.
   Правда, это еще не причина, чтобы  расслабляться.  Самое  опасное  в  его
положении, когда находишься вдали от обжитого баронского поместья -  попасть
в лапы к противнику, пусть на самое короткое время. Теперь - особенно.  Иксу
достаточно иметь здесь знакомого в  чинах  не  выше  майорских  -  а  уж  не
посвященные в тонкости сержанты сграбастают...
   - Высадишь у метро, - сказал он. - А потом сделаем так...
   Он вылез, едва машина притормозила. Остановился у кромки тротуара, словно
в приступе мимолетной  задумчивости.  По  проспекту  Независимости  (бывшему
Ленинскому)  текла  обычная  пестрая  толпа,  в  которой  изрядный   процент
составляли  провинциалы,  решительно  державшие  курс  на  ЦУМ.   Неподалеку
хмурился  Феликс  Эдмундович  мышино-серого  цвета,  как-то  переживший  все
кадрили последних лет.
   "Семерка" проскочила вперед, тоже остановилась, из нее вылезли двое. Один
помоложе, другой постарше. Оба с типично белорусскими вислыми усами, стрижки
не  столь  уж  короткие,  вполне  позволяющие  подозревать   парики,   чисто
теоретически. На одном - очки с затемненными стеклами. И ни один не похож на
Логуна, как его описывали покойники. Конечно, можно поменять  светлый  парик
на каштановый и приклеить такие же усы  -  но  все  равно,  идентифицировать
рано...
   Данил дождался зеленого огонька, перешел улицу. Свернул было  направо,  к
метро, но тут же вернулся и  не  спеша  направился  вниз,  к  Немиге.  Вновь
перешел на другую сторону.
   С Немиги дул легкий ветерок.  Он  двумя  пальцами  извлек  из  нагрудного
кармана купюру, пустил ее лететь, повернулся и бросился за денежкой.
   Оба преследователя на миг сбились с ритма. Который помоложе, шагавший  по
той же стороне,  довольно  неискусно  развернулся  к  лотку  с  булочками  и
пепси-колой.  Постарше,  шедший  по  противоположной  стороне   ("коробочку"
строите, гады?) держался гораздо непринужденнее и увереннее. В самом деле он
двигался изящно, пластично, как огромная кошка,  вдруг  вставшая  на  задние
лапы, но не утратившая оттого грации, или Данилу это только  казалось,  мозг
подгонял ответы под задачку?
   "Семерки" не видно. Ну, посмотрим, во что превратится "коробочка"  метров
через двести...
   Поймал купюру, повернул в прежнем направлении. За эти несколько секунд он
успел разглядеть нечто, крайне ему не понравившееся. Молодой держал  в  руке
черно-белую пачку сигарет с изображением ветряной мельницы и большими белыми
буквами МОLINOS...
   Возможно, сигареты такой марки где-то и выпускаются на самом деле. Но под
такой  именно  облик  камуфлирует  свои  электрошокеры  московская  фирма  с
одноименным названием. Легкое нажатие кнопочки,  выдвигаются  едва  заметные
электроды - и шестьдесят киловольт тебе обеспечено. Двое волокут к машине то
ли нажравшегося,  толп  пораженного  сердечным  приступом  знакомого,  никто
ничего не заподозрит - и приехали... Он впервые за все время  "командировки"
пожалел, что отпустил домой всех, кроме Степаши, не оставил себе хоть одного
охранника. Не думал, что они достанут здесь. В  самом  деле,  если  знакомые
майоры и существуют, зачем их тревожить - гораздо  проще  вырубить  шокером.
Значит, главное - не подпускать их вплотную, но не показывать виду...
   Немига. Не столь уж широкая улица. Светофор, слава богу,  зеленый.  Данил
сбежал по широкой лестнице, перебежал на другую сторону, а  вот  молодой  не
успел. Теперь - вправо, под путепровод, а вот и "пожилой", маячит на  другой
стороне. В общем, вполне грамотно, свернешь вправо - там пожилой, как  будем
его условно называть впредь, хоть он не  старше  Данила.  Пойдешь  прямо,  к
гостиницам - следом потащится молодой...
   Вспыхнул зеленый под путепроводом. Слева красуются над вовсе уж неширокой
речкой Свислочью аккуратненькие, как игрушечка,  сбившиеся  в  кучку  домики
Троицкого предместья - якобы старинные, но это кропотливая реконструкция,  в
сорок  четвертом,  под  конец  операции  "Багратион",  здесь  все  лежало  в
руинах...
   Пожилой  сопровождает  по  той  стороне,  хорошо   ведет,   чисто.   Нет,
положительно - волчара. Молодой хлипче. Голуба моя, да любой,  столь  нервно
дергающийся, как ты сейчас, давно бы  сунул  сигареты  в  карман,  а  ты  их
тискаешь в ладошке, значит, это точно шокер... А если и  мы  этак  задумчиво
сунем руку под мышку? Ага?!  Прекрасно  понимаешь,  сука,  что  не  стану  я
стрелять в центре города,  но  все  равно  дернулся,  бычок...  Какой-нибудь
местный Фантомас, ей-же-ей...
   Молодой топал следом. Данил остановился у черного, затейливо  выкованного
уличного  фонаря.  Пришлось   и   тому   остановиться,   с   видом   крайней
зачарованности уставиться на речку Свислочь - а чего, спрашивается, глазеть,
утки отсюда летом улетают, это зимой они табунятся у этого  мостика,  ныряют
за брошенным хлебом...
   По Троицкому их особенно не поводишь, все предместье -  десяток  домиков,
которые в три минуты можно обойти  кругом,  никаких  закоулков.  В  магазины
заходить не стоит -  там-то  и  приблизятся.  Белорусы  -  народ  простой  и
незатейливый, который год и у них бурлит потаенно-кипучая деятельность фигур
с понятием, но все равно, здешний люд еще сохранил, единственный,  наверное,
на пространстве "бывшего СССР", этакий  детски  невинный  взгляд  на  жизнь.
Кому-то стало плохо в  магазине,  и  добрые  сябры  повели  его,  болезного.
Впрочем, и у нас, даже если разгадают неладное, притворятся, будто ничего  и
не видели...
   Показалась "Волга" Степаши - и  в  ритме  общего  потока  проехала  мимо,
мигнув фарами. Значит, "семерка" висит у  него  на  хвосте.  Прелестно,  все
предусмотрено, поводим... Пожилой болтается на той стороне, делая  вид,  что
ждет разрывов в потоке машин - вполне правдоподобно, он там не один такой...
   Данил докурил сигарету и решительно направился  назад,  той  же  дорогой,
группируясь на ходу для отточенного удара.
   Молодой, заинтересованно таращившийся на спокойную воду без всякого почти
течения, слишком поздно отметил краем глаза, что "подопечный" задержался...
   Гоп! Руку молодого, моментально разжавшуюся от хитрого удара по косточке,
дернуло вверх, "пачка сигарет", кувыркаясь, полетела в речку... и  пошла  ко
дну, как утюг.
   - Ай-яй-яй, какая незадача... - сказал Данил.
   Бычок  даже  не  сообразил  толком,  то  ли  ему   разозлиться,   то   ли
притвориться, будто никакого шокера у него и не было и удара не  было.  Одно
из самых нелепых и жалких зрелищ на свете - "топтун", которому  поднадзорный
вдруг навязал общение.
   Пожилой маячил на противоположной стороне,  чуть  позади.  Данил,  врезав
молодому носком кроссовки по голени,  размашисто  зашагал  дальше.  На  душе
стало чуточку веселее. Теперь он был уверен, что государство тут ни при чем.
Правда, это снимало ровно половину хлопот. Его определенно хотели захватить,
и не все, питавшие такое желание, были лопухами...
   Через пять минут он вышел к автовокзалу. Пожилой топал следом,  а  позади
маячила и вишневая "семерка", куда успел влезть ушибленный бычок. Но это уже
беспокоило гораздо меньше - обдуманный им в машине план имел  все  шансы  на
успех. Уж окрестности-то сего древнего города он знал...
   Расписание он, конечно, успел подзабыть, но,  пройдя  мимо  касс,  бросил
беглый взгляд, и этого было достаточно. Так и не  взяв  билета,  вернулся  к
площадкам, где с превеликим облегчением  (не  придется  торчать  тут  долго)
узрел автобус, отходящий на Воложин.  День  был  будничный,  и  народу,  как
всегда, оказалось немного. А автобусов с этой стороны площадки стояло  целых
три...
   "Семерка" стояла поблизости - они уже не питали иллюзий и  не  стремились
притворяться джентльменами, игра  пошла  в  открытую.  Данил  до  последнего
прохаживался  так,  что  неизвестно  было,  какой  из  трех  автобусов   его
интересует - и наконец  прыгнул  в  воложинский  за  секунду  до  того,  как
водитель нацелился закрыть дверь. И был совершенно уверен, что  подсадки  от
преследователей в салоне нет.
   В последующие  полчаса  он  отдыхал,  безмятежно  таращась  на  окрестные
пейзажи и порой украдкой косясь назад -  "семерка"  сопровождала  автобус  в
отдалении. Бензин у них, конечно же,  не  кончится,  и  надеяться  нечего  -
должны были перед выездом на дело залить полный бак...
   Недолгая, минут на семь, стоянка в Ракове -  нынешней  деревне,  давно  и
бесповоротно потерявшей звание города. Пока  водитель  утрясал  в  крохотном
автовокзале какие-то свои дела, мужская половина  пассажиров  покуривала  на
свежем воздухе. Данил к ним не присоединился. "Семерка" все это время стояла
метрах в пятидесяти позади. Не исключено, им даже  нравилось,  что  "клиент"
ведет их в тихое захолустье - хотя подозревать подвох они просто обязаны...
   Поехали! У распятия на перекрестке  автобус  сворачивает  налево,  вот  и
последние  дома  остались  позади...  Данил,  примостившийся  на   последнем
сиденье, укреплял на стволе "Макара" глушитель - паршивенький, с  мембранами
из пластика, чуть ли не одноразовый. Но он и не собирался стрелять много...
   Руки  он  держал  меж  колен,  и  добрые  поселяне  ничего  не  заметили,
конечно...
   Сейчас дорога плавно повернет  влево...  Он  встал,  прошел  к  шоферу  и
небрежно бросил:
   - У "Ислочи" остановишь...
   Тот столь же равнодушно стал  притирать  автобус  к  обочине.  "Семерка",
наученная опытом у  всех  предшествующих  остановок,  на  всякий  случаи  не
обгоняла, а притормозила метрах в сорока. Данил  выпрыгнул,  обежал  автобус
спереди и, подобно любителю джоггинга, рысцой дернул в  распахнутые  ворота.
Вокруг - ни единой живой души. Оказавшись под прикрытием небольшой кирпичной
привратницкой (в  которой  отроду  не  водилось  никаких  привратников),  он
выхватил пистолет, чуть высунулся и дважды нажал на  курок,  целясь  в  шины
свернувшей было влево "семерки".
   Первый выстрел прозвучал не громче  стука  автомобильной  дверцы,  второй
хлопнул погромче, на третьем глушак определенно и сдох бы, но третьего и  не
понадобилось, все было в ажуре - обе передних шины пробиты,  трое  обормотов
внутри, как многие на их месте, пригнули головы, ожидая, что новые  выстрелы
будут сделаны по ним. Но Данил уже быстрым шагом удалялся к  низкому  зданию
серых и бледно-желтых оттенков, самую чуточку напоминавшему старинный  замок
- из-за стилизованной высокой башенки, вздымавшейся справа от входа.
   Когда-то  здесь  был  дом  писателей.  Потом   увлекшиеся   перестройкой,
гласностью, независимостью и  прочими  увлекательными  глупостями  труженики
пера как-то незаметно упустили из рук свое кровное достояние,  перешедшее  к
людям коммерческим. Впрочем, еще в старые времена, когда  Данил  ждал  здесь
дня "Д", писателей почти что и не было - август девяносто первого,  мозги  б
не вспоминали...
   Справа за стойкой торчал все тот же дедушка, смутно помнивший Данила,  но
даже если и не помнил -  с  расспросами  не  полез,  равнодушно  отвернулся,
глянув, как вошедший уверенно направляется влево.  Данил  вошел  в  коридор,
вновь повернул налево, по узкой лестнице  поднялся  на  второй  этаж,  снова
налево, направо...
   Дом был словно нарочно создан для срубания хвостов или  для  декораций  к
кинотриллеру. В планировке он был прост - квадрат в два всего этажа - но  по
всему периметру второго этажа шли спуски на первый,  совершенно  одинаковые,
отличавшиеся друг от друга  лишь  красными  номерами  пожарных  колодцев  на
слепых площадках. Человек посторонний, будь он  и  трезвехонек,  моментально
оказывался в лабиринте и блуждал долго. Пустись за ним следом эта троица, он
непременно уделал бы их в этом лабиринте, как хотел...
   Спустился на  первый  этаж,  ностальгически  и  печально  покривил  губы,
проходя мимо  комнаты  номер  три.  Дернул  шпингалеты  единственного  окна,
расположенного довольно высоко, подпрыгнул, взлетел на  широкий  подоконник,
спрыгнул наружу и метнулся в лес,  забирая  вправо  по  широкой  дуге  и  не
сомневаясь, что остался совершенно незамеченным.
   Преследователи потеряют не менее часа, взявшись искать его в доме.  Здесь
не гостиница.  Наверняка,  как  и  в  старые  времена,  никто  не  оставляет
паспортов - и даже если, как встарь, господа коммерсанты заполняют "карточки
гостей", след обрывается бесповоротно. Они потратят, пожалуй, даже  не  час,
выясняя у обслуги, в каком номере поселился человек с такой-то внешностью  -
а обслуга привыкла к мельтешению лиц, нигде не зарегистрированным любовницам
и приехавшим из города гостям, останется разве что идти по  номерам,  а  это
дело еще более долгое и проблематичное...
   Он быстрым уверенным шагом шел меж сосен, держа курс  на  близкий  Раков.
Глянул назад, но "Ислочи" уже не увидел, конечно. Вновь ворохнулись  горькие
воспоминания.
   Восемнадцатого августа девяносто первого года он выехал отсюда в Минск  в
половине седьмого  утра  -  когда  все  радиостанции  Советского  Союза  уже
объявили, что товарищ Горбачев некстати занемог, а посему создан  совершенно
новый госкомитет... Он, как и все прочие волки "дня Д", точно знал, что  ему
делать.
   Первый неприятный укол в сердце он ощутил, когда  его  "Жигули"  проехали
мимо солидно-кирпичного зданьица поста ГАИ на въезде в Минск.  Обычно  здесь
всегда Дежурили милиционеры с автоматами, логично  было,  что  теперь  посты
будут даже увеличены. Однако пост был закрыт  вообще!  Через  десять  минут,
проезжая мимо городского  аэропорта  "Минск-2",  Данил  увидел,  как  оттуда
взлетает самолет. И это - чрезвычайное  положение?!  Возле  железнодорожного
вокзала  -  никаких  признаков  чрезвычайной  охраны,  только  приткнулся  у
пригородных касс небольшой штатский "пазик" с полдюжиной парней в  штатском.
На душе становилось все тревожнее, и, когда он приехал туда, где должен  был
находиться согласно штатному расписанию, внутрь вошел, уже явственно  ощущая
сосущее предчувствие провала, скольжения в бездну...
   Так оно и оказалось. О тех днях  он  вспоминал  редко,  и,  когда  бы  ни
вспоминал, осадок был самый пакостный. Все были  готовы,  все  бьшо  готово,
недоставало лишь хриплого  рева  охотничьего  рога  -  а  вот  его-то  и  не
последовало. Сутки спустя Данил сидел в комнате,  где  усатый  подполковник,
вопреки строжайшим инструкциям успевший опрокинуть стакан, стучал кулаком по
столу и орал:
   - Блядь, мы же профессионалы! Мы ювелиры! Только моторы завести!  Давайте
команду!
   Но тот, кто должен был  дать  команду  ему,  а  заодно  и  Данилу,  сидел
уставясь в стол, с мертвым лицом - потому что  не  получил  команды  и  сам.
Никто не получил команды. До самого конца  команды  так  и  не  последовало.
Двадцать первого, когда все  рухнуло,  Данил  улетал  отсюда  -  и  глядя  в
иллюминатор катившего  по  взлетной  полосе  самолета,  видел,  как  идет  к
зеленому "ИЛ-76"  густая  колонна  десантников.  Очень  возможно,  это  были
ребятки того подполковника. Все рухнуло.  Не  нашлось  молодого  корсиканца,
способного  рявкнуть:  "Вперед!"  -  ибо  перевороты,  устроенные   молодыми
военными  вундеркиндами,  проваливаются  раз  в  десять  реже,  чем   путчи,
задуманные старыми интриганами...
   ...Через двадцать минут он  вышел  к  пивнушке  в  Ракове,  угнездившейся
аккурат напротив православного храма. Вошел в темноватое помещеньице,  сразу
углядел Степашу у окна, но не подошел, лишь  кивнул.  Направился  к  стойке,
оказавшись третьим в очереди, взял кружку, сел  за  столик  и  осушил  одним
духом.
   - Порядок, - сказал Степаша. - Никакого хвоста.
   - Тогда пошли.
   Они свернули  направо,  прошли  мимо  почты,  мимо  серого  католического
костела, мирно  соседствовавшего  с  православной  церковью  (а  поблизости,
кстати, примостился  и  молельный  дом  каких-то  то  ли  баптистов,  то  ли
адвентистов), вышли к "Волге". Данил откинулся на сиденье, закурил и сказал:
   - А теперь жми в Минск, да так, словно за тобой черти гонятся... С