- спросил Данил. - Рожа часто  мелькает  по  ящику,  а
фамилию что-то не помню...
   - Не герцог,  как  ты  выражаешься,  но  и  не  пешка.  Папанька  русской
демократии и особа, приближенная к императору. Мог озвучить чью-то мысль, но
мог и самостоятельно укусить... Ликутов.
   - Ликутов... Из администрации Номера Первого?
   - Ага.
   - Но ведь не может так оказаться, что против нас - Сам?
   - Сам о нас в жизни не слышал, - сказал Лалетин. -  Только  от  этого  не
легче. Наоборот. Жалует царь, да не жалует псарь...
   - Может, он зарабатывает очки перед выборами? - предположил Данил  вслух.
- Он же прет в Думу со страшной силой...
   - В любом случае ясно одно: вонь идет из столицы. Правда,  нет  пока  что
высочайшего указания на наш счет... но если  будет?  Если  всю  эту  бодягу,
соответствующим  образом  украшенную  кучерявыми  завитушками  и   страшными
картинками, подкинут на самый главный стол? У  нас  ведь  самое  скверное  -
оказаться выбранным для примера "отрицательным героем", мальчиком для битья.
Будь ты хоть столичный банкир. Налетят мордовороты в пятнистом - и  придется
улетать для поправки нервов куда-нибудь в  Лондон.  И  хорошо  еще,  если  в
Лондон. А половецкие пляски на Дальнем Востоке? Власть периодически  обязана
метать громы и молнии, а уж перед грядущими выборами...
   - Вот и я говорю, - сказал Данил. - Переросла проблемка мои  возможности,
господин барон, пора вам самому борзого коня седлать...
   - Готовь "трассу", - кивнул друг детства.
   ..."Трассу" в свое время проложили еще  чекисты.  Из  подвала  метров  на
четыреста тянулся бетонированный ход, где свободно мог проехать грузовик,  и
кончался в самом обыкновенною гараже, ничем не отличавшемся от двух десятков
своих  собратьев  (понятно,  счастливчики,  которым  удалось  влепить   свой
гаражный  кооператив  в  самом  центре   города,   приписывали   сей   успех
исключительно собственной оборотистости, ни о чем таком не подозревая...).
   Ниссановскнй микробус  остановился  у  невзрачного  здания  бывшей  бани,
облезлого и обшарпанного - правда,  резким  контрастом  выглядели  полдюжины
импортных тачек, приткнувшихся во дворике. А  небольшая  вывеска,  загадочно
гласившая "ТОО "Снодер", никакой ясности не прибавляла, мало того,  название
было подобрано так, что в памяти не задерживалось и ни с чем определенным не
ассоциировалось.  Фирм  к  фирмочек  ныне  -  как  блох  на  барбоске,  поди
догадайся...
   Внутри начинались чертоги - та же  баня,  только  декорированная  дорогим
деревом, экзотическим кафелем и мебелишкой, непривычной даже для  капризного
зарубежного народа, избалованного буржуазной  демократией.  Порой  навстречу
попадались завернутые в простыни девочки  с  ангельски  невинными  личиками,
охранников было что-то необычно много для  рабочих  будней,  а  в  одной  из
комнат, мимо которой крепыш в сером костюме провел Лалетина, гомонили вокруг
уставленного пивными банками стола с полдюжины крепких мальчиков -  гомонили
определенно на одном из диалектов дальнего зарубежья.
   Он ждал минут пять, не  притронувшись  ни  к  бутылке  "Хеннесси",  ни  к
закускам с подноса, которым его  моментально  почувствовали.  Во  рту  стоял
противный привкус промокательной бумаги,  и  ничего  не  хотелось.  Конечно,
больше всего ситуация напоминает феодализм. Вот только прежним баронам  было
не в пример легче защищаться от капризов полудекоративного  короля  -  самым
житейским делом считалось, если барон запирался у себя  в  замке  и  поливал
немногочисленных королевских латников кипящей  смолой  со  стен.  При  удаче
бароны даже брали короля за манишку и нахально диктовали условия. Английская
Великая партия вольностей, сводящая с  ума  нашу  образованщину  как  символ
древней западной демократии, на деле была манифестом исключительно баронской
вольности, подписанным загнанным в угол монархом...
   Вошел Фрол  -  коренастый,  лобастый,  лысиной  и  в  самом  деле  слегка
напоминавший Ульяныча, в белой тройке и алой рубашке расстегнутой чуть ли не
до пупа и выставлявшей на обозрение золотую цепь в палец толщиной, (наряд не
каждодневный и означавший практически то же, что фрак для дипломатов  в  дни
больших приемов).
   - Саммит? - усмехнулся Лалетин.
   - Делегация испанских трудящихся, - Фрол усмехнулся в ответ. -  Там  есть
кое-что интересное и для тебя, пусть потом приедет Нугзар, поговорим...  Эти
забугорные - народ первобытный, честное слово. Непременно следует по этикету
увешаться побрякушками и повесить на стену в холле "хоть один "узник". Иначе
нет того имиджа. Думаешь, эти черномазые, что толкают  наркоту  на  Бродвее,
катаются в розовых кадиллаках из-за дикарской любви к  ярким  краскам?  Тоже
имидж, полагается нанизать на пальцы десяток гаек и возить по три  блондинки
на заднем сиденье, иначе уважать не будут. Дети... Что у тебя стряслось?
   Он слушал внимательно, изредка перебивая короткими вопросами. Пару раз  в
дверь заглядывали  кожаные  и  галстучные  мальчики,  но  тут  же  исчезали,
отосланные небрежным жестом.
   - Называется - жили-жили, не тужили... -  сказал  Фрол  задумчиво.  -  Ты
знаешь, про булдыгинский клад и в самом деле  уже  начали  кружить  какие-то
побасенки. Только это сказочки для  детей  младшего  рэкетирского  возраста,
которые даже "Бульварный листок" не читают... А вот насчет Беса  твой  Данил
правда все сто. Хоть он и наглец, не стал бы  лезть  на  рожон,  не  появись
возле него  крутой  дяденька-провокатор...  Мои  тоже  доносили  о  каком-то
"джентльмене", но концов не нашли... у тебя на "заимке" все спокойно?
   - Вроде все.
   - На "заимку" пока никто не облизывался. У Соколика наглости  не  хватит,
хоть он и дурак, алюминиевые контракты  и  прочие  фабрично-заводские  будни
опасении не внушают, иначе ты бы знал, а  из  столичных  "крестных  батьков"
никто не пытался влезть в наши угодья, иначе я  бы  знал...  В  самом  деле,
тупик получается? А, Кузьмич?
   - Может, следовало бы Беса...
   - Ну не могу я пока его выпотрошить... - досадливо поморщился Фрол.  -  У
меня руки чешутся, но пока жив  Батенька,  или  пока  Бес  не  заигрался  до
полного беспредела, нельзя устраивать гладиаторские бои. Батенька  у  нас  -
пережиток из раньшего времени, динозавр, но  нельзя  идти  поперек  старика,
общественность не поймет,  он  как  никак  живой  пример,  на  нем  молодежь
воспитывают, когда учат жить по понятию... Ох мне этот старый закал... Он же
в шестьдесят восемь, обормот, своим хотением  на  зону  отправился,  позарез
необходимо было, видите ли, рассудить уральские скандальчики. И Бес  у  него
под крылышком. Только плох Батенька, вести доходят, хоть и лежит в  санчасти
с цветным телевизором и спелыми киви, а  медсестренки  из  вольных  монетами
ублажают...
   - Что же нам, сидеть и ждать, когда Батенька помрет?
   - Ждать, конечно, нельзя... - задумчиво сказал  Фрол.  Иллюзий,  Кузьмич,
строить не будем. Не нравятся мне эти игры. Это дурики  вроде  Щекоталова  с
его трясущимися перед объективом ручонками  свято  полагают,  будто  Система
столь же организована и упорядочена,  как  обкомы  и  ЦК  в  былые  годы.  И
неведомо придурку, что бардак присутствует во всех  сферах...  И  если  рука
Москвы уцапает кого из  нас  за  шиворот  и  решит  вздрючить  для  примера,
обязательно  вздрючат...   Не   хочется   мне   что-то   на   старости   лет
пенсионерствовать на Багамах. Я хочу доживать здесь. И хочу, чтобы здесь был
порядок, чтобы беспредельщики не обливали малину  дерьмом  на  каждом  шагу.
Хватит, десять лет страну трясет в падучей... Если эти придурки  доведут  до
взрыва, "бультерьерами" не отгородишься. Остаются опять же Багамы,  а  я  не
хочу... Хорошо, - он похлопал себя ладонью по колену, что-то решив.  -  Стая
жрет слабых, но не отдает сильных. Как выражается Датико, брат для  брата  в
черный день... Знаешь, за что я тебя уважаю, Кузьмнч? За то,  что  не  купил
коронацию за деньги, когда предлагали такую возможность.
   - Не мой имидж, - усмехнулся Лалетин.
   -  А  иные  дурачки  купили.  И   зовутся   теперь   ворами   в   законе,
взбздыкнутые... Во  всем  должен  быть  порядок.  И  пока  ты  этот  порядок
уважаешь, ни одна сволочь не позволит тебя опустить. И не посмеет.  Не  ради
тебя даже, а ради порядка, потому что на нем жизнь держится... Короче.  Бери
билет и лети в белокаменную. Пойдешь к Карему Бароеву.
   - "Интернационал?"
   - Он. Ну, открывает человек рабочие заседания своих структур гимном СССР,
прихоть у него такая... Почему бы и нет? У каждого свои прибамбасы...  Карем
в московской мутной водичке плавает, что твоя акула. И стоит  повыше  нас  с
тобой на парочку порядков. Если  против  тебя  работает  какая-то  столичная
гнида, "Интернационал" ее вычислит, он это умеет. Не на халявку, разумеется.
Что-то он от тебя потребует, ему как раз нужен человек твоего полета, имей в
виду. Но насколько я могу судить, от его просьб всегда бывает прибыль.  Пора
тебе выходить на орбиту повыше, да и  мне  тоже...  Ну,  отправил  я  своего
пацана в Кембридж, а ты - свою  Элку,  но  это  ж  не  достижения,  а  проза
жизни...  В  губернаторы  не  думаешь  подаваться?  У  нашего  обаяшкн  срок
кончается.
   - Мне бы сейчас разобраться с этими наездами...
   - Одно другому не мешает, - сказал Фрол. - Докушать Беса,  разобраться  с
наездами  -  это  опять-таки  проза.  А  поэзия  как  раз  и  заключается  в
установлении надежного порядка, который бы всех устроил...  или  большинство
по крайней мере, всех-то  довольными  не  сделаешь,  как  ты  на  голове  ни
прыгай... Решено,  Кузьмич.  Я  "Интернационалу"  позвоню  прямо  сейчас,  в
тебе-то я уверен - не забудешь старых друзей, как бы ни взлетел... А потом -
у меня там полкурса института физкультуры, застоялись ляльки...

   Глава четырнадцатая
   Ход конем по голове
   ...Он в конце концов решил развеяться, а потому и выпито было  немало,  и
отдано должное длинноногим гимнасткам  (физкультурный  институт  недавно  по
новой моде переименовали в академию, но благонравнее студенточки от этого не
стали), и с "испанскими товарищами", пока  они  еще  не  ужрались  в  полном
восторге от  сибирской  экзотики,  удалось  провести  парочку  перспективных
разговоров. Голова, правда, была почти что ясная, за  четыре  часа  перелета
прояснилась окончательно, и в самолете он не выпил ни  капли  из  того,  что
щедро носили обходительные стюардессы бизнес-салона.  Два  телохранителя  не
пили по должности.
   У трапа поджидали полдюжины разнокалиберных  иномарок  -  но  его  машины
здесь не было, Кузьмич был уверен в себе и без таких прибамбасов, отличавших
скоробога-тенькую молодежь - а  посему  вместе  с  двумя  своими  оре-ликами
демократично проехал в общем автобусе  до  серого  здания  аэропорта  и  под
вывеской "Выход в город" сразу увидел своего человека, выполнявшего здесь, в
столице, кучу разнообразнейших функций.  А  рядом  с  ним,  так,  что  сразу
становилось ясно  -  они  вместе  -  стоял  другой,  лет  тридцати,  молодой
славянский бизнесмен с рекламы какого-нибудь "Фак-инвеста", как  две  капли.
Под ложечкой что-то непонятно ворохнулось, и Лалетин выругал себя - не стоит
уподобляться пуганой вороне, право... Ничего еще не решено, мы жилистые...
   Незнакомец пружинисто шагнул вперед:
   -  Господин  Лалетнн?  Очень   приятно,   -   он   держался   вежливо   и
светски-отстраненно, видно было, паренек вымуштрованный. - Карем просит  вас
в машину. Ваши люди могут поехать следом.
   И повернулся  в  сторону  выхода,  вежливо  посторонившись.  Кузьмич  шел
следом, как ни  в  чем  не  бывало,  хотя  и  удивлялся  немного  тому,  что
таинственный для многих "Интернационал" решил прибыть в аэропорт  самолично.
Впрочем, потому он и считался таинственным, что  действия  его,  по  слухам,
предсказать было в большей части невозможно...
   Он искал взглядом что-то роскошное - но молодой  человек  уверенно  повел
его к черному, чуть старомодному и не особенно  большому  автомобилю.  Рядом
был припаркован темно-коричневый "Мерседес", шестнсотка, опять-таки не самой
последней модели - все дверцы распахнуты, четверо элегантных молодых  парней
стоит,  повернувшись  лицами  в  разные  стороны,  так,  чтобы   перекрывать
взглядами все разбитое на невидимые  секторы  окружающее  пространство  -  и
Лалетин повторил про себя любимую поговорку Данила:  "У  каждой  Марфушки  -
свои игрушки..."
   Молодой человек захлопнул за ним дверцу, сел рядом с шофером,  отделенным
от пассажиров темно-матовой стеклянной перегородкой.
   - Значит, вы и есть сибирский "платиновый  леший"?  -  чуть  улыбнувшись,
сказал Карем. - Изящно придумано...
   Меж ног у него стояла темно-коричневая  трость  с  набалдашником  в  виде
точной копии старинного боевого топора. Карем  тихонько  постучал  концом  в
перегородку, и черная  машина  почти  бесшумно  тронулась  с  места.  Следом
вырулил "Мерседес", и Кузьмич, как ни старался, не  усмотрел  других,  кроме
своего пристроившегося в хвосте "Шевроле".
   Карем, должно быть, понял.
   - Это все, - кивнул он. - Четыре человека - вполне достаточно  для  любых
дорожных случайностей, а от снайпера не способны уберечь и  сорок  четыре...
даже сорок сроков, как вы, русские, когда-то говорили.  Курите,  бога  ради.
Невысказанные вопросы у вас, конечно, есть... Я приехал за вами сам  оттого,
что безопаснее всего  беседовать  по  дороге,  в  автомобиле.  Этот  портрет
Сталина висит здесь не только потому,  что  я  уважаю  его  как  великого  и
страшного Императора. Я  курд,  Иван  Кузьмич.  Гордая,  храбрая  и  чуточку
невезучая нация - когда-то один ин наших даже стал султаном, вы  его  знаете
как Саладина, но собственного государства нам это не дало, его  нет  до  сих
пор, хотя я надеюсь дожить... Только Иосиф Виссарионович впервые  в  истории
создал курдское государство. Увы, просуществовало оно недолго, и все же  это
было государство... Что еще? Машина?
   - Пожалуй... - Лалетин ощутил себя чуточку растерянным. - "Роллс"?
   - Нет, "Бентли". Это на порядок ниже. Но вы, должно быть, оцените  ее  по
достоинству, если узнаете, что еще год  назад  она  принадлежала  одному  из
руководителей Скотланд-Ярда.
   - Что было трудно?
   - Не особенно. Самое трудное заключалось в том, чтобы составить график  и
трассу ее движения,  позволившие  машине  покинуть  островок  до  того,  как
перекрыли дороги. - Карем усмехнулся. - Все мы - большие дети, Иван Кузьмич.
Самую чуточку. Уж если поляки, народ  гонористый  не  менее  нашего,  смогли
угнать "Мерседес" одного из полицейских чинов Западного Берлина,  почему  бы
старому курду не напомнить британцам, кто бил их рыцарей в Палестине?  Пусть
они так и не узнали, что им напомнили, и не узнали,  кто...  А  я  преподнес
себе подарок на день рождения. Дети очень смеялись, особенно сын. Он  учится
в Оксфорде и читал в свое время  в  тамошних  газетах  об  этом  прискорбном
случае - а потом, приехав на каникулы, увидел эту машину... У вас,  кажется,
дочь?
   - Да. В Кембридже.
   - Прекрасно. Самое страшное, что может случиться с нашими  детьми  -  это
если  они  превратятся  в  бездумных  проживальщиков  собранного  нами,   вы
согласны? Впрочем, есть и вторая опасность, не менее тревожащая:  они  могут
застрять там, за рубежом, забыв, где вскормлены. Но мой сын знает - если  он
так поступит, я его убью. В этой земле лежит его дед, кавалер  трех  орденов
Славы, и его дед, и дед его деда. И я никогда  не  смирюсь  с  тем,  что  их
могилы теперь - за границей. Потому  наши  заседания  и  открываются  гимном
СССР, о  чем  вы,  должно  быть,  слышали...  А  я  слышал  немного  о  вас.
Признаться, у вас не было бы никаких шансов на мою  помощь  и  расположение,
окажись вы примитивным перекупщиком, какой бы масштаб ваша  деятельность  ни
носила. Вы производите - это хорошо. Я - тоже  к  сожалению,  огромная  доля
нашего делового поля отдана непроизводящим структурам, ничего удивительного,
эти налоги, выдуманные то ли сумасшедшими, то  ли...  Но  это  пора  менять.
Законы первоначального накопления - вещь суровая, другого пути, согласен,  в
первые годы не  было.  Однако  пришло  время  изменить  курс.  Патриотизм  -
прекрасная вещь, но заработать в полную силу  он  способен  не  раньше,  чем
сольется с насквозь прагматическими побуждениями. Многих уже  не  устраивает
ни ситуация, ни положение "действительных тайных советников".  Я  хочу  быть
российским Фордом или Вестингаузом. Вы, насколько я  могу  судить,  тоже.  И
потому мы нужны друг другу -  благо  оба  являемся  прагматиками,  прекрасно
осознающими, что порой приходится  менять  на  время  белые  перчатки...  на
лопату золотаря, скажем. Вот  только  чиновная  братия  за  эти  десять  лет
чуточку подраспустилась. Им очень нравится руководить, еще  больше  нравится
обращать свою подпись в деньги, ничего другого они в  большинстве  своем  не
умеют - но это не значит, что я должен войти в их положение. Я нисколечко не
собираюсь входить в их положение. Либо они займут подобающее место,  либо...
И многословен?  Что  делать.  Вы  меня  интересуете  отнюдь  не  в  качестве
просителя или одноразового клиента. Слишком многое придется менять.  Начиная
с дурацких налогов, кончая беспределом на вечерних улицах. В принципе,  роль
туземного администратора при заокеанском губернаторе,  присланном  управлять
новой колонией - роль выгодная. Но есть еще и гордость. Этого им, на Западе,
не понять,  я  их  достаточно  насмотрелся,  чтобы  презирать  со  спокойным
сердцем... Форд и Вестингауз невозможны в колонии либо полуколонии.  Значит,
будем драться. Они богаче, но изнежены и безвольны,  как  римляне  в  период
упадка империи. А мы голодны и оттого умны и злые Именно потому  наши  парни
так легко создают  там  структуры.  Обольщаться,  конечно,  не  следует,  да
вдобавок нужно опередить китайцев, прямо-таки оголтело лезущих  в  Европу...
Но я надеюсь дожить до времени, когда любой российский парень, живущий  п  о
понятию, войдя в какой-нибудь респектабельный  австрийский  кабак,  рявкнет:
"Встать, козлы!" - и козлы встанут... Простите, я вас,  кажется,  заговорил?
Но я уверен, что и вам хотелось бы видеть свою дочь  гостьей  на  скачках  в
Эскоте,  а  не  экзотической  туземкой,  сумевшей  благодаря   уму   палочки
выскользнуть вовремя из окончательно превращенной в колонию  территори  и...
Ведь правда? А теперь расскажите о ваших камешках в ботинке...
   Он слушал терпеливо, повернувшись к собеседнику чеканным профилем,  почти
не задавая вопросов. Какое-то время размышлял, поглаживая  рукоятку  трости.
Потом сказал:
   - И Фрол, и ваши люди были правы - это задача для  тех,  кто  погружен  в
столичные дрязги... Не скажу, что ее легко решить, но она решаема. Я берусь.
Когда я говорю,  что  берусь,  это  означает,  что  положительный  результат
гарантирован,  запомните  на  будущее.  Благодарить  не   спешите.   Сначала
обговорим ответную услугу, которую вы мне окажете, притом незамедлительно.
   Какое-то время стояло молчание. Карем усмехнулся:
   -  Отлично,  выдержали  еще  один  экзамен  -  не  стали  торговаться,  и
обуревающие вас сомнения... ведь есть сомнения?.. наружу не прорвались.  Это
мне нравится. Я буду делать из вас человека... Насколько мне известно, у вас
зарегистрирована в Белоруссии совершенно чистая фирма, из тех,  что  создают
на черный день? На перспективных направлениях?
   - Да. Даже две, признаться.
   - Какую-то из них будет больше жалко,  чем  вторую,  если  придется  одну
закрыть?
   - Да.
   - Выберите ту, которую жалко  меньше...  У  вас  в  Сибири  принимают  на
хранение радиоактивные отходы и прочую погань,  поэтому  никого  не  удивит,
если эта ваша белорусская фирма заключит с  западным  клиентом  контракт  на
переброску его отходов  в  ваши  края.  Ведь  не  удивит?  Одна-единственная
цистерна?
   - Не удивит. "Зеленые" и кое-какие депутаты покричат, правда...
   - У них не буд