лов, привела его на  край
пропасти.  Все понты  "красивой  жизни",  власть и  деньги  не  сделали  его
счастливым.  Он потерял все,  что было  ему  дорого  лишился матери, пережил
убийство  друзей.  Что  делать,  смирится с положением  вещей или  отомстить
негодяям и погибнуть? Как говорили древние: судьба -- это необходимость...

I

     Больше года  минуло с того дня, когда Фил очутился в палате реанимации.
Больше  года  проливала слезы у  постели неподвижного мужа Тамара. И  больше
года Белый искал возможности отомстить Кордону.
     Это желание оказалось настолько сильным, что  даже оттеснило на  второй
план  беспокойство  о судьбе друга. Нет,  Белов  навещал  Фила  в  больнице,
беседовал  с врачами  и делал для него все  необходимое. Но, стоя у  постели
Фила, он постоянно думал о том, как поквитаться с продюсером. Его неотступно
преследовала одна навязчивая мысль -- пока подонок Кордон топчет землю, Филу
не выкарабкаться!
     Но убрать  продюсера оказалось непросто. Сразу после взрыва он исчез из
Москвы. Белову удалось выяснить, что он удрал в Штаты, впрочем, в своем доме
в  Калифорнии он  не появился. Можно было, конечно, поставить всех  на уши и
отыскать гада хоть в преисподней, но Белый рассудил иначе.
     Он решил переждать. Все надо было сделать чисто, а для этого нужно дать
Кордону время убедиться, что он вне подозрений. Его враг должен успокоиться,
вернуться домой, расслабиться, перестать даже  думать  о возможной  мести --
вот тогда его можно устранить без лишнего шума.
     Было еще одно обстоятельство в пользу этого плана. Убрать Кордона сразу
-- значило в какой-то степени подставиться самому, поскольку о романе Белого
с бывшей любовницей Кордона знало пол-Москвы. Прежде надо было свернуть  все
отношения с  Анной  и сделать их  разрыв  достоянием гласности, чтобы  мотив
ревности не пришел на ум ни одному, даже самому дотошному, следователю.
     Разумеется, Белый не боялся  того, что его упекут в кутузку -- уж такую
мелочь,  как алиби  для  себя, Пчелы  и  Космоса,  предусмотреть  было проще
простого -- он опасался за свою репутацию. Слишком много сил и  времени было
потрачено им на то, чтобы уйти от одиозного  образа "братка".  В итоге Белов
добился  своего  --  в  глазах  многих  он  превратился  в  добропорядочного
легального бизнесмена,  его Фонд исправно платил налоги,  и  такое положение
Сашу более  чем устраивало. В структуре его  бизнеса  еще  оставалось немало
черных схем, но все они были самым строгим образом законспирированы, так что
в  целом  он походил  теперь  на рядового нового русского, разве что заметно
более удачливого и  предприимчивого, чем большинство его коллег.  Вот почему
светиться  в числе  прочих подозреваемых в предстоящем убийстве Кордона  ему
было совсем не с руки.
     Белов набрался терпения и  ждал. А точнее сказать  -- готовился. Весной
он расстался с надоевшей актрисой, причем постарался сделать это открыто. Он
пообещал Анне  отпуск на Багамах,  она раззвонила  об этом всем подружкам, а
вместо этого Саша устроил публичный скандал в популярном ночном клубе и, что
называется, хлопнул дверью.  Наутро Аня сама  позвонила Белову (размолвка-то
произошла из-за ерунды), но тот с необъяснимой решительностью и  холодностью
объявил ей, что между ними все кончено.
     А в конце лета  в  Москву вернулся  Кордон. Саша подождал  еще  месяц и
только  тогда  дал  команду начать  наблюдение  за  продюсером.  Прежде  чем
приступить к  делу, к клиенту надо  было как следует присмотреться. Поначалу
Кордон предпочитал оставаться в тени,  на люди особенно старался не лезть, и
наблюдения  за  ним  почти  ничего  не  давали.  Но  к  зиме  он  успокоился
окончательно, стал появляться на тусовках, чаще всего -- все с той же Анной.
     Впрочем, Белов прекрасно знал, что артистка  была  для продюсера  всего
лишь прикрытием -- нечто вроде маскхалата. На самом деле Кордона куда больше
интересовали молодые мужчины вполне определенного толка. Причем пресыщенного
продюсера  неудержимо тянуло  на  авантюры  --  он  легко  сходился с самыми
сомнительными личностями и так же легко с ними расставался.
     Столь неосмотрительным  поведением  врага грех было не воспользоваться.
Убийства гомосексуалистов  случайными партнерами происходили довольно часто,
и еще одно преступление из этого ряда вряд  ли кого-нибудь удивило бы. Белый
приказал Шмидту начать подготовку именно в этом направлении.
     Подгонять его не требовалось -- Шмидт давно уже,  как говорится, бил от
нетерпения копытом. Желание отомстить за Фила у него было настолько сильным,
что обычно невозмутимый  Шмидт почти oi крыто  выражал  свое  неудовольствие
медлительностью и нерешительностью Белого в данном вопросе.
     Наконец Шмидт  доложил  -- все готово. В  тот  же  день Белов  поехал в
больницу к Филу.
     Ему  хотелось просто посидеть  с другом, посмотреть на  него, коснуться
его теплой руки... Но  дело обернулось иначе. Его встретил лечащий врач Фила
и, пряча глаза, пригласил в свой кабинет.
     Разговор  получился  тяжелым.  Доктор не  стал  тянуть  резину  и сразу
выложил суть дела -- никаких положительных сдвигов в состоянии его друга нет
и,  что хуже всего, нет никаких оснований рассчитывать на улучшение ситуации
в будущем.
     -- Понимаете, фактически Филатов мертв,  -- негромко, но твердо говорил
врач.    --   Функционирование   его    организма    поддерживает    система
жизнеобеспечения, но жизнью, как вы понимаете, это назвать  нельзя. Если б у
нас оставалась надежда, можно было бы ждать и дальше, но...
     -- Короче, что вы предлагаете? -- оборвал его помрачневший Белов.
     --  Александр Николаевич, такое положение не может  длиться бесконечно,
-- доктор решительно покачал головой. -- По закону, для того чтобы отключить
больного  от жизнеобеспечения,  требуется  согласие  родственников,  и  жена
Филатова  фактически  такое согласие дала.  Но  я  хотел  бы  узнать  и ваше
мнение...
     Белый встал  и, глубоко засунув руки в карманы,  смерил  молодого врача
тяжелым взглядом.
     -- Знаете,  доктор,  я ни черта не понимаю  в медицине, но  одно я знаю
точно: даже  если  у  Фила  не  осталось ни одного  шанса,  ваша  аппаратура
жизнеобеспечения  все равно  будет  работать. И  мне плевать  --  можете  вы
назвать это жизнью или  нет.  Если  моему другу  не  суждено поправиться, он
умрет в вашей больнице. Но только от старости, ясно?!..
     Белов  развернулся и, не попрощавшись, вышел  из кабинета. Из машины он
позвонил  Борису Моисеевичу Боркеру  --  нейрохирургу, оперировавшему  Фила.
Оказалось, что молодой лечащий врач из  больницы советовался  с ним,  прежде
чем говорить с Тамарой и Беловым. И Боркер, в целом, его поддержал. Впрочем,
в  голосе  опытного доктора  Саша  не услышал  той  абсолютной убежденности,
которая была у его молодого коллеги.
     -- Как же так, Борис Моисеич, -- нажимал на него Белов. --  Ну  неужели
никакой надежды?..
     Врач замялся.
     -- Видите ли, Саша, мы ведь, в сущности, так мало  знаем о человеческом
мозге,   что  утверждать  что-либо  с  уверенностью   очень   трудно...  Вот
послушайте. В  шестьдесят втором году, сразу  после института,  я работал на
зоне под  Котласом,  и  там У  меня имел  место  быть один  прелюбопытнейший
случай. Зек пытался бежать на машине, которая  привезла в лагерь продукты. У
него, понятно,  ничего  не вышло -- врезался в стальной  шлагбаум, и все.  А
шофер этой  машины подбежал  к  зеку  и пробил ему  голову этой,  как  ее...
монтировкой.  Она вошла в левый висок, а вышла справа за ухом. Мне  принесли
бедолагу прямо с этой самой монтировкой в голове. Я мельком  его осмотрел --
травма тяжелейшая, признаков жизни не подает --  и велел отнести его в морг.
К  вечеру за трупом пришла машина, и тут вдруг обнаружилось, что зек-то жив!
Перевели его в  больничку -- помирать, а он возьми и выживи! Его и лечить-то
толком не лечили  -- нечем было, -- но он выкарабкался и восстановился почти
полностью. Только ногу стал приволакивать  и немного ухудшилось  зрение. Вот
так, Саша... Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?..
     --  Да,  Борис  Моисеич,  вполне.  Спасибо  вам...  --  Белов  выключил
мобильник и поехал домой.

II

     В  просторной гостиной  дома Беловых  был накрыт  чайный  столик.  Пара
изящных чашек  на  тонких фарфоровых блюдечках, высокий чайник с  длинным  и
узким носиком,  хрустальная вазочка  с печеньем, открытая коробка конфет  --
все это  стояло  нетронутым. Чай  в чашках  давно  остыл и успел подернуться
мутноватой пленкой.
     За столом, на низеньком  диванчике, плечом  к плечу сидели Оля Белова и
Тамара Филатова.  Тамара  плакала --  и уже, судя по всему, давно.  Теребя в
руках  совершенно  мокрый платок  и  ежесекундно всхлипывая,  она  потерянно
бормотала:
     -- Вот я сижу, сижу... и на него смотрю... Час смотрю, два смотрю -- не
шелохнется...  У него щетина... Господи, у него даже щетина поседела! Я Бога
молю,  чтобы  он  очнулся...  Я  бы  ему  ребеночка родила... --  и  она  не
выдержала,  зарыдала в  голос,  горестно качая головой. -- Никаких надежд не
остается... Никаких, Оля, никаких... Все...
     -- Подожди, Том,  сейчас Саня  придет,  -- вздохнула  Ольга, поглаживая
подругу по вздрагивающему плечу.
     Она  не представляла, что можно сказать в такой ситуации.  Посоветовать
набраться терпения и ждать? Но ведь прошло уже  больше года, а  силы Томы не
беспредельны... Подруга и так уже дошла до крайности, насколько еще ее может
хватить?.. А как же Валера? Неужели и правда -- никаких надежд ?!..
     -- Понимаешь, Оль...  --  Тамара, чуть  успокоившись, уткнулась носом в
мокрый платок и простонала: -- Я... я уже не верю...
     "Господи,  да  где  же он?.."  --  растерянно  подумала  Ольга. Она  не
сомневалась, что муж наверняка нашел бы для Тамары нужные слова -- те самые,
которые вернули бы ей веру и придали сил.
     И  тут  снизу  послышался  голос  Белова.  Он  поднимался по  лестнице,
разговаривая на ходу по телефону:
     -- Да добрался,  там снегу намело... Короче, я пока дома  буду. Ну все,
давай!..
     Он  вошел в зал  и  приветливо  улыбнулся обеим женщинам,  словно  и не
заметив ни заплаканных глаз Тамары, ни растерянного вида жены.
     --  Здравствуй,  Томочка. Привет, Оль... -- Белов наклонился  к жене  и
мельком обозначил поцелуй.
     Поцелуй был  более чем  формальный. Разрыв Белова с артисткой, которого
так ждала  Ольга, почти ничего не изменил в их отношениях с  мужем. Ситуация
была  странной:  уйдя от  Анны, Белов к жене фактически не  вернулся  --  их
жизнь,  вполне  благополучная  внешне,  изнутри  напоминала  сосуществование
вполне корректных, но при этом абсолютно равнодушных друг к  другу соседей в
коммуналке.
     Саша  прошел  к окну, задернул шторы  и только  после этого,  уже точно
зная, о чем пойдет речь, спросил:
     -- Ну что, Том, какие дела?
     Тамара отняла ладони от  лица. Саша поразился -- какие страшные  темные
круги были у нее  под  глазами.  Как  у  вампира в каком-нибудь голливудском
ужастике.
     -- Саш, я  уже не знаю... Понимаешь, я так устала... -- она смотрела на
него с жуткой смесью боли, вины и отчаянья, как побитая собака. --  Я больше
ничего уже не понимаю... Врачи говорят, бесполезно ждать. Чудес не бывает...
     Смотреть в  ее глаза  было трудно,  и Белов снова повернулся к окну  --
поправить и без того ровно висевшие шторы.
     -- И что  они  предлагают?  --  все тем  же ровным, почти  равнодушным,
голосом спросил он.
     -- Они  предлагают  сделать  эвтаназию...  --  еле  слышно  проговорила
Тамара.
     -- Как это делается? -- продолжал свою игру Белов.
     -- Отключают... отключают систему жизнеобеспечения...
     Голос Тамары  дрогнул  и  беспомощно угас. Ольга молча накрыла  ее руку
ладонью. Они обе выжидающе смотрели на Сашу.
     Белов  повернулся  к ним  и, медленно покачивая  головой, потянул  узел
галстука. Он выглядел все таким же невозмутимым, но внутри у него все кипело
от негодования. Как только Тамара дала себя уговорить! Эх, бабы, бабы...
     --  Тома,  если  хочешь  знать мое мнение, я против,  --  изо  всех сил
стараясь скрыть  клокочущий  в груди  гнев, сказал  он. --  Поверь, мне тоже
больно, что  мой  друг стал  как растение. Но!  Если есть хоть  один шанс из
тысячи...  Да что там  -- из миллиона, из миллиарда! Если этот шанс есть, то
его надо использовать!
     Тамара попыталась что-то сказать, но Белов остановил ее движением руки.
     -- Все будет  нормально, Томочка! Мы переведем Валеру в Бурденко, Пчела
подтянет  спецов по нейрохирургии -- немецких, американских... С завтрашнего
дня сиделка при нем будет круглые сутки. Так что тебе станет полегче, Том.
     Не прекращая говорить, Белов  подошел к бару, плеснул в стакан  немного
виски. Потом внимательно взглянул на Тамару и долил стакан почти до краев.
     -- Дальше. Тебе надо отдохнуть,  -- он протянул виски Тамаре, та, низко
опустив  голову, беззвучно  плакала.  --  Вот,  выпей и ложись  спать.  Пока
поживешь  у нас, а завтра  люди  займутся,  отправим тебя на  время в теплые
страны. Отдохнешь, придешь в себя...
     Тамара не  двигалась, Саша опустился  перед ней  на корточки  и  вложил
бокал  в  ее  безжизненную  руку.  Она  подняла  на  него красные  от  слез,
измученные глаза. Белов ободрительно кивнул.
     --  И будем просить Господа, чтобы Валерка выкарабкался, --  он говорил
так убежденно и проникновенно, что не поверить ему было  невозможно. -- А он
выкарабкается, Томочка, я в него верю! Он же у нас боец!..
     Саша неожиданно улыбнулся и взял ее за руку.
     -- И запомни: все, что было, -- это только первый раунд! -- он сжал  ее
ладонь в кулак. -- Ты верь мне, Тома, верь...

III

     Премьерный показ нового фильма закончился. Отхлопав положенное, зрители
бурлящей  рекой потекли  из зала в  фойе.  По  широкой  лестнице  Дома  кино
спускалась оживленная, веселая толпа,  в которой было  немало знаменитостей.
Впрочем, сегодня  основное внимание  было приковано не к  ним,  а  к главным
виновникам торжества.
     В  эпицентре людского  круговорота  находился  продюсер  фильма  Андрей
Кордон. С плохо скрываемым выражением надменной скуки он принимал сыпавшиеся
на  него со  всех сторон  поздравления. Лишь  изредка  на  губах  появлялась
вежливая полуулыбка,  куда чаще он только сдержанно кивал. Рядом с  ним, под
руку, гордо шествовала Анна.
     --  Смотри, а  народу-то  нравится!..  --  будто  бы даже  с удивлением
озиралась по сторонам сияющая Анна.
     Кордону  вручали  один букет за  другим.  Он  уже  с  трудом  удерживал
огромную охапку цветов.
     -- А что это  все цветы  --  тебе?  -- капризно поджала губки артистка,
ткнув его локтем в бок. -- А мне?..
     --  На!..  --  продюсер  не глядя  небрежно  свалил  ей  на руки  груду
разномастных букетов.
     Анна довольно заулыбалась, окинула величественным взглядом толпу поверх
голов  и  заметила  Киншакова,  стоящего  внизу,  у  колонны.  Тот по случаю
премьеры был облачен в изящный смокинг и галстук-бабочку.
     -- Слушай,  Александр Иваныч у нас -- ну прямо Зигфрид! -- шепнула  она
Кордону.
     Тот проследил за ее взглядом и тоже увидел нарядного Киншакова. Рядом с
ним с  микрофонами в руках  толкались несколько корреспондентов и оператор с
телекамерой на плече. Суетливая девчушка  в  простецком  свитерке и потертых
джинсах торопилась задать свой очередной вопрос:
     -- Александр Иванович, если можно, ваши впечатления от премьеры?
     -- Хороший фильм, талантливый режиссер,  -- спокойно  отвечал Киншаков.
-- Главное, что в картине есть искренность и романтика. Поэтому мне кажется,
что сегодняшняя премьера удалась.
     -- Скажите, а что означает ваше участие в картине в качестве актера? --
спросил долговязый парень  в  очках.  -- Значит  ли это,  что вы  оставляете
продюсирование и снова возвращаетесь на экран?
     -- Ну почему же? --  сдержанно улыбнулся Киншаков.  -- Согласитесь,  не
могу же я продюсировать  все снимающиеся фильмы, правда?  В этой картине мне
предложили  одну из главных ролей, и я согласился. О чем, кстати, ничуть  не
жалею.
     Доброжелательно кивнув журналистам в знак окончания интервью, Александр
повернулся  к лестнице  и нос к носу столкнулся с взмыленным администратором
киногруппы -- круглым, как колобок, лысым толстячком.
     -- Александр Иваныч,  банкет, банкет!.. -- озабоченно выпалил  тот.  --
Ждем вас на банкет...
     --  Спасибо,  не  голоден,  --  холодно  бросил  Киншаков и,  отодвинув
администратора в сторонку, шагнул навстречу Кордону.
     --  Ох,  Александр Иваныч, вижу,  вам что-то опять не  по нраву!.. -- с
шутливой укоризной покачал головою продюсер.
     Киншаков взглянул на него без тени улыбки.
     -- Куда делись все сцены с Филатовым? -- сухо спросил он.
     -- А куда  их теперь? --  равнодушно пожал плечами  Кордон. -- Вырезал.
Погоды  они  не делают,  так  что... --  он  отвернулся и  кивнул  кому-то в
сторону: -- Да-да... Спасибо...
     -- Я хочу  выкупить  все негативы с Валерой, -- все так же сухо  сказал
Киншаков. По всему было видно -- разговор с продюсером ему неприятен.
     --  Для вас  даром,  Александр Иваныч!  --  с  добродушным видом развел
руками Кордон. -- Нет проблем -- обращайтесь в любое время!..
     Киншаков кивнул и тут же ушел.
     Кордон  остался  один.  Большинство  окружающих  ему улыбались, но  это
продюсера не слишком  радовало  -- он знал истинную цену  и этим  улыбкам, и
нескончаемым комплиментам.  Ему  было скучно,  он с  трудом сдержал  зевок и
неторопливо огляделся.
     Вдруг его  взгляд  остановился  на  длинноволосом  смазливом  пареньке,
одиноко  стоявшем  в сторонке.  Его стройную фигуру  обтягивала ярко-красная
водолазка  и  узкие джинсы. В  руке юноша держал  белую  лилию.  Их  взгляды
скрестились, и  в  тот  же  миг они  все  поняли друг о друге. Поколебавшись
секунду, Кордон шагнул к незнакомцу, тот немедленно двинулся  ему навстречу.
Паренек  трогательно  смущался,   его  щеки   покрылись   нежным   румянцем,
необыкновенно красиво  контрастирущим  с  кипенно-белыми  лепестками  лилии.
Кордон  почувствовал  сладкую ноющую тяжесть в паху --  он уже  хотел  этого
мальчика.
     Они  сошлись.  Юноша  поднял  на  продюсера  изумрудно-зеленые глаза  и
протянул ему цветок.  Кордон  поднял руку, но вместо того чтобы взять лилию,
легко  коснулся  кисти парнишки и  с  бесстыдной откровенностью ухмыльнулся.
Молодой  человек  зарумянился   еще  сильнее,  похлопал  чуть  подкрашенными
ресницами, но взгляда не отвел.
     Кордон  медленно повел глазами  в сторону выхода, юноша в знак согласия
опустил глаза и сразу же пошел к дверям.
     Настроение  продюсера  взлетело  до  заоблачных  высот.  Он  немедленно
направился  в банкетный  зал, чтобы предупредить о  своем внезапном отъезде.
Анна, исподтишка наблюдавшая  за этой душещипательной  сценой от начала и до
конца,  понимающе  улыбнулась  и  тут  же  принялась  высматривать  в  толпе
подходящую  кандидатуру  для  нескучного времяпрепровождения на  сегодняшний
вечер, а, может быть и ночь...
     В  полупустом банкетном зале  сновали  официанты, завершая подготовку к
пиршеству. К подошедшему к столу Кордону бросился администратор.
     --  Андрей  Андреич, еще  четверть часа,  и можно начинать!  --  утирая
мокрую от пота лысину, доложил он.
     -- Мне наплевать, я уезжаю... -- процедил Кордон.
     -- Как?.. -- ужаснулся администратор.
     -- Так. Голова разболелась...
     -- Но, Андрей  Андреич, как же без вас?.. Может  быть,  таблеточку?  --
предложил толстяк, суетливо обшаривая карманы.
     -- Я не  нуждаюсь в вашей помощи, Куперман, просто  хотел предупредить,
чтоб не искали,  --  осадил его продюсер. -- Хотя...  Знаете, налейте-ка мне
коньяка.
     Администратор  схватил  со  стола  бутылку, наполнил  рюмку,  подал  ее
Кордону. Тот смерил его презрительным взглядом и, взяв бутылку, плеснул себе