Введенский, не оборачиваясь, поднял руку.
   - Счастливо!
   Помедлив,  Саша  вернулся  к  машине.  Взбудораженный  Фил  распахнул
навстречу ему дверцу.
   -  Сань,  Сань,  только  что  по  радио  передали  -  Влада  Листьева
грохнули...
   Белов тяжело опустился в  мягкое  кресло  "Мерседеса"  и,  растерянно
покачивая головой, пробормотал:
   - Мама дорогая, весело в России живется... Ох, весело...
 
Часть 3 
КОМА 
 
XXXVIII 
 
   Квадратные железобетонные колонны  подпирали  низкий  серый  потолок.
Откуда-то сверху водопадом  сыпались  искры  электросварки.  По  шаткой,
кое-как  сваренной  из  обрезков  арматуры  лестнице  в  пустующий   цех
недостроенного  завода  спустился  средневековый  рыцарь  в   сверкающих
доспехах и длинном серебристом плаще.
   Он был насторожен и мрачен. Его закованная в  сталь  рука  лежала  на
рукоятке меча. Осмотревшись по сторонам, он двинулся вперед. Вдруг из-за
колонны выскочил другой рыцарь - в алом плаще и тяжелом  шлеме,  целиком
закрывающем голову.
   С утробным рыком он обрушил на непокрытую голову  Серебряного  рыцаря
тяжелый двуручный меч. Но его удар цели не достиг.  В  последний  момент
соперник умело ушел от смертельной угрозы  -  он  мгновенно  отскочил  в
сторону, выдернув из ножен свой кривой сарацинский меч.
   В гулкой пустоте цеха зазвенела сталь скрещенных  клинков.  Рыцарь  в
шлеме  наседал,  но  все  его  невероятной  силы  удары   встречал   меч
противника. Мощи соперника Серебряный рыцарь противопоставил ловкость  и
сноровку - он больше двигался и лучше владел  своим  оружием.  С  каждой
секундой боя его превосходство становилось все очевидней.
   Вскоре инициатива полностью перешла к Серебряному рыцарю - теперь уже
он теснил  врага,  обрушивая  на  него  град  мощных  ударов.  С  трудом
отбиваясь от них, Алый  рыцарь  пятился  назад  -  к  низкому  парапету,
ограждавшему глубокий бетонный котлован.
   И вот, наконец, удар кривого меча Серебряного рыцаря достиг цели - от
этого удара похожий на кастрюлю шлем слетел с головы его  противника,  а
сам Алый рыцарь, дыша  как  загнанный  конь,  пал  на  колени  у  самого
парапета.  Длинноволосый  Серебряный  рыцарь  занес  меч   над   головой
поверженного врага.
   - Стоп! Замерли! Замена - быстро!  -  прогремел  усиленный  мегафоном
голос режиссера.
   Фил, а в роли Алого рыцаря был именно он, тяжело поднялся с колен. На
его место ассистенты быстро  пристроили  его  двойника  -  точный  муляж
рыцаря с бутафорской головой Фила: сходство было поразительное.
   - Готово! - ассистенты отбежали в сторону.
   - Приготовились! - раздался голос режиссера. - Камера! Мотор!
   Александр Киншаков, а это именно он играл Серебряного рыцаря, еще раз
занес над головой свой кривой меч и одним махом снес резиновую голову  с
ватных плеч двойника Фила. Она откатилась к краю бетонной плиты и  упала
в пропасть котлована.
   - Есть, снято! - радостно воскликнул режиссер. - Всем спасибо!
   К обезглавленному телу подошла  Анна,  загримированная  средневековой
принцессой. Приподняв подол длинного платья,  она  наступила  остроносой
туфелькой на грудь поверженного Алого рыцаря и капризно поджала губы.
   - Какие-то вы кровожадные, мальчики...
   Фил перегнулся через парапет и крикнул вниз:
   - Ну что, рыбаки, голову мою поймали?
   - Валер, а что это ты так вспотел? - подколол его Киншаков.
   - Вспотеешь тут! - усмехнулся Фил. - У тебя битуха,  Иваныч...  Ты  ж
бьешь, как конь копытом!
   - А ты учись, пацан! - Киншаков  с  шутливой  назидательностью  ткнул
пальцем в латы на груди Фила.
   К ним подошла Анна и положила руки на плечи обоим.
   -  О  чем  спорите,  мальчики?  Все  равно  по  сценарию  мое  сердце
принадлежит Черному рыцарю.
   - Выходит, мы зря бились! - подмигнул Филу Киншаков.
   Посмеиваясь   и   подначивая   друг   друга,   мужчины    отправились
переодеваться. В импровизированной костюмерной, где грудой была  свалена
"гражданская" одежда актеров, верещал мобильник Фила. Он взял  трубку  -
звонила Ольга. Ей надо было свозить сына в поликлинику, а верного  Макса
сегодня куда-то забрал Саша.
   - Да, Оль... А вы где? Да, я закончил, сейчас обедаю  и  еду,  -  Фил
говорил по телефону, одновременно  расстегивая  на  себе  многочисленные
застежки рыцарских доспехов. - Да не вопрос, я успею! Здесь до  Рублевки
двадцать минут. Да, а потом сразу к вам... Все, договорились!
   Он подхватил свой реквизит и направился к машине.  Там  его  поджидал
сюрприз. Какие-то остряки  насадили  муляж  его  отрубленной  головы  на
торчавшую  из  стены  арматурину.  Во  рту  у  резинового  Фила  торчала
дымящаяся сигарета, а на  переносице  красовались  его  стильные  черные
очки.
   - Это кто тут над покойником глумится?! - Фил со смехом огляделся  по
сторонам.
   - Это же инсталляция, Валер!  -  с  ехидцей  крикнул  ему  кто-то  из
ассистентов.
   Глядя на своего бессловесного двойника,  Фил  с  сочувствием  покачал
головой:
   - Что, Валерка, убили и обижают? - он снял с муляжа очки и нацепил их
себе на нос.
   С видеокамерой в руках к нему подошла Анна.
   - Валер, встань к нему, я вас сниму, - предложила она.
   Улыбающийся Фил приосанился и положил руку на резиновый затылок своей
копии.
   - Как смотримся, а?
   - Супер! Ну просто красавцы! Плешку только ему прикрой...
   Фил поправил вздыбленные волосы на темени муляжа и снова повернулся к
камере. Вдруг его осенила  неплохая  идея  -  показать  Оле  и,  главным
образом, Ване только что отснятый бой.
   - Ань, слушай, а ты трюк сняла?
   - Конечно...
   - Дай камеру, я Ваньке покажу, - попросил он. - А завтра я верну.
   - Валер, пусть лучше  Саша  заедет...  -  негромко  предложила  Анна,
отдавая ему камеру.
   - Угу, я поговорю, - без особого энтузиазма  пообещал  Фил  и  кивнул
своей отрубленной голове:
   - Ну что, брателла, поехали?
   Он осторожно, с таким  расчетом,  чтобы  не  погасла  сигарета,  снял
голову со штыря и шагнул к машине. В этот момент  откуда-то  сверху  его
окликнули:
   - Валер, привет!
   Фил обернулся - по лестнице спускался Андрей Кордон, продюсер фильма.
На  съемочной  площадке  он  показывался  крайне  редко,   поэтому   Фил
неподдельно удивился:
   - Ба! Какие люди! - с издевкой в голосе протянул Филатов.
   - Ань, сняли  уже?  -  спросил  Кордон  подругу,  пропуская  колкость
заимодавца мимо ушей.
   - Сняли, сняли! -  небрежно  ответила  она  продюсеру  и  с  циничной
ухмылочкой подмигнула Филу:
   - Давно уже сняли...
   - Ну и как трюк?
   - Нормально, - ответил Фил. - Иваныч мне башку с одного дубля снес! А
ты что это вдруг на площадке?
   - Да вот, хочу посмотреть, как мои  деньги  тратятся...  -  с  важным
видом огляделся Кордон.
   Фильм наполовину финансировался Бригадой, и Фил не.преминул напомнить
об этом Кордону.
   - Заметь, не только твои, да? - он поднял резиновую голову и сунул ее
под нос продюсеру. - У-у-у!
   Кордон не ответил, только с невозмутимым видом  прикурил  от  огонька
сигареты, торчавшей из муляжа.
   Точить лясы с Кордоном у Фила не было ни малейшего желания,  да  и  к
Оле надо было поторапливаться. Он обогнул неподвижную фигуру продюсера и
пошел к своему "мерсу". Муляж головы он убрал в сумку, а камеру  положил
на полку перед задним стеклом. После этого  принялся  стягивать  с  себя
доспехи.
   К нему подбежал ассистент - помочь справиться с громоздкой и  тяжелой
амуницией.
   - Валер,  ты  обедать  будешь?  -  спросил  он,  принимая  сверкающую
кольчугу.
   - А что там?
   - Рыба, как обычно... - скривился парень.
   - Ладно, Миш, давай. Только скорее - мне ехать надо! -  Фил  взглянул
на  часы  и  усмехнулся,  увидев,  как  осторожно  ассистент  складывает
кольчугу. - Да что ты с ней возишься - не бойся, не помнется!
 
XXXIX 
 
   Если бы  кто-нибудь  из  друзей  застал  Пчелу  за  этим  занятием  -
насмешкам и издевкам не было бы числа.
   Витя Пчелкин сидел на диване в  старой  двухкомнатной  хрущобе  своих
родителей и держал растянутый между выставленными ладонями моток  пряжи,
а его мать быстро и сноровисто сматывала шерсть в клубок. Судя по всему,
это занятие было для Пчелы довольно привычным - он следил за  движениями
матери и плавно покачивал руками, чтобы нитка шла легко и не застревала.
   Это и в самом деле было так. Витя был поздним ребенком - он  появился
на свет, когда его родителям уже перевалило за сорок. К своему сыну  они
относились как к главному богатству в своей  жизни.  С  раннего  детства
мальчик был окружен самой трепетной и нежной любовью. И такое же чувство
- правда, тщательно скрываемое от чужих глаз - Витя  испытывал  к  своим
родителям. Он и сейчас старался не доставлять им огорчений, ни  одна  их
просьба не оставалась невыполненной. Мать увлекалась  вязанием  и  очень
любила мотать шерсть с рук сына, и Пчела часто  и  не  без  удовольствия
помогал ей в этом.
   Он  смотрел,  как  морщинистые,  покрытые  сеткой  вен  руки   матери
сматывают шерсть в клубок и думал о своем.
   Чеченские друзья Пчелы предложили Бригаде новое дело. Мало того,  что
оно сулило солидную прибыль, причем не только Бригаде, но и Пчеле лично.
В случае его  реализации  Витя  рассчитывал  встать  во  главе  крупного
проекта, вырваться из-под надоевшей  опеки  Белова  и  зажить,  наконец,
своим умом. Но даст ли этому делу ход  Саша?  Сегодня  должно  произойти
главное - будет принято окончательное решение.
   Рядом за столом сидел отец Пчелы. Перед ним  была  расстелена  старая
немецкая карта Берлина. Карта давно дышала на ладан - протертая  до  дыр
на сгибах, местами прожженная и  надорванная,  она  выглядела  настоящим
музейным экспонатом. Василий Викторович, низко склонившись  над  столом,
самым тщательным образом перерисовывал фрагмент карты  на  вырванный  из
тетрадки в клеточку листок.
   - Бать, ты скоро? - поторопил его Пчела. - У меня времени впритык.
   - Успеешь, - не отрываясь от своего занятия, пробурчал  отец.  -  Мне
семьдесят, и то не тороплюсь. Вот смотри.
   Пчела, покачивая руками, вполоборота повернулся к отцу.
   Василий  Викторович  показал  ему  свой  рисунок  и  немецкую  карту.
Поочередно тыкая пальцем в обе бумажки, он объяснял  сыну,  где  на  них
что.
   - Это - Рейхстаг. А вот это, - вот, видишь? -  та  самая  улица,  где
меня осколком  жахнуло.  Вот  она...  Ну,  теперь  там  все  по-другому,
конечно. Но ты, Витя, все равно разыщи эту улицу и  положи  там  цветок.
Красную гвоздику.
   - Может, розу? - предложил Пчела.
   - Ну зачем розу? - отец терпеливо улыбнулся ему,  словно  неразумному
малолетке. - Я же сказал - гвоздику. Только купи ее в Москве, да смотри,
импортную не бери, бери нашу, подмосковную... Сделаешь?
   Пчела кивнул. Шерстяная нитка описала последний  виток,  и  его  руки
словно освободились от  пут.  Валентина  Степановна  опустила  клубок  в
картонную коробку и робко предложила:
   - Витюш, может, еще моточек?
   - Мам, времени нет, серьезно... -  покачав  головой,  Пчела  приложил
руку к груди и встал с дивана. - У меня ведь  до  самолета  две  встречи
еще. Список лекарств где?
   - В серванте, внизу, - показала мать. Пчела открыл створку серванта и
взял еще один тетрадный листок, исписанный круглым материнским почерком.
Он повернулся к родителям и улыбнулся:
   - Ну все, давайте прощаться...
   Ему и в самом деле нужно было спешить  -  до  решающего  разговора  с
Белым предстояло еще встретиться с Вахой и Асланом, чтобы  обсудить  все
нюансы нового проекта. К тому же Пчела оказался  без  машины,  поскольку
Фила, доставившего его к родителям, срочно вызвали на съемки.  К  Аслану
ему предстояло добираться самостоятельно.
   Да, разговор  с  Сашей  обещал  быть  трудным,  при  этом  Пчела  мог
рассчитывать только на себя. Филу большинство  коммерческих  предприятий
Бригады были, в общем-то, по барабану, ну а Кос - как  это  случалось  в
последнее время постоянно - наверняка встретит любое предложение Пчелы в
штыки.
   Так что убеждать Белого в перспективности нового дела,  предложенного
чеченцами, предстояло ему одному.
 
XXXX 
 
   После нескольких дней почти  непрекращающегося  снегопада  наконец-то
выглянуло солнце. Оно отражалось тысячами искорок в свежевыпавшем снеге,
в широких окнах и на блестящих оцинкованных крышах окрестных домов.
   Оля вышла на крыльцо их загородного дома на Рублевке и зажмурилась  -
после затянутого в  шторы  и  занавески  помещения  неудержимый  водопад
солнца ее буквально ослепил.
   С тех  пор,  как  она  вернулась  из  Америки,  Оля  почти  постоянно
находилась в подавленном состоянии. Виной тому был ее муж - Белов совсем
перестал таиться и практически  в  открытую  крутил  роман  с  наглой  и
развратной актриской. То, что до отъезда во Флориду было  для  Оли  лишь
смутным подозрением, по возвращении в Москву  оказалось  отвратительным,
гнусным и очевидным для всех без исключения фактом.
   Ее душила обида и злость, поэтому первым ее порывом было - немедленно
уйти. Но по зрелому размышлению Оля пришла к выводу, что открытый разрыв
с Беловым - не в ее интересах. Во-первых, Саша был ей по-прежнему дорог,
и терять его навсегда она не хотела.  Зная  крутой  характер  мужа,  Оля
вполне резонно опасалась, что стоит ей громко хлопнуть дверью - и  Белов
запросто может закрыть для нее эту дверь навсегда. А во-вторых, к своему
удивлению и даже некоторому стыду, Оля поняла, что ей совсем не  хочется
жить прежней жизнью - в крохотной бабушкиной  квартирке  или  на  старой
даче, без охраны, без прислуги, но зато с  постоянной  заботой  о  хлебе
насущном. Оказалось, что она настолько от этого отвыкла, что сама  мысль
о ежедневной работе (где? кем?) оказалась пугающе недопустимой.
   После мучительных колебаний Оля поделилась своей  бедой  с  бабушкой.
Совершенно неожиданно для Оли бабушка не возмутилась, не стала призывать
на голову изменника все  кары  небесные.  Ее  реакция  на  слова  внучки
оказалась куда более спокойной и взвешенной. Тихим,  бесцветным  голосом
бабушка выложила серию избитых советов, смысл которых сводился к одному:
"Терпи, Оленька, перебесится - снова твой будет".
   И Оля решила терпеть. Она старалась гнать  прочь  мрачные  мысли,  но
проходили день за днем, а настроение у нее оставалось неизменно  плохим.
Вот и сегодня с утра она ходила как в воду опущенная -  до  той  минуты,
когда окатило ее с ног до головы светом не по-зимнему  яркое,  щедрое  и
праздничное солнце.
   Мгновенно вспомнилось пушкинское "мороз и солнце -  день  чудесный!",
невесть откуда на ее губах появилась чистая, радостная улыбка, и  Оле  с
кристальной ясностью стало понятно, что все ее беды преходящи, и в конце
концов все непременно будет хорошо.
   - Ванечка! - обернувшись назад,  позвала  она  сына.  -  Иди  скорей,
посмотри, какая прелесть!
   Мальчик колобком выкатился на крыльцо и, тоже зажмурившись, спросил:
   - Где плелесть?
   Оля рассмеялась:
   - Да вот же, везде...
   Ваня  разлепил  глаза,  сбежал  по  ступенькам  и  начал  прыгать  по
квадратам плитки, которой был вымощен внутренний двор их усадьбы.
   - Тили-тили, тлали-вали... - восторженно горланил он.
   Оле тоже было и радостно и легко, и она тихонько подтянула сыну:
   - Это мы не проходили, это нам не задавали! Парам-пам-пам!
   Они весело пропели припев раза три (других слов  песни  не  знали  ни
мать, ни сын), не обращая  внимания  на  искоса  поглядывавшего  на  них
громилу-охранника.  Вдруг  створки  ворот,  погромыхивая,   поползли   в
стороны, и во двор с  неторопливой  грацией  гиппопотама  въехал  черный
"Мерседес" Фила.
   Он выскочил  из  машины  и,  раскинув  руки  в  стороны,  вразвалочку
направился к ним навстречу.
   - Здравствуй, Валерочка! - Оля с улыбкой чмокнула Фила в  щеку.  -  А
Макса где потерял?
   - Привет, Оль. У него дела там какие-то. Я вас до больницы подкину, а
он уже заберет, хорошо? - Фил  присел  на  корточки  перед  мальчиком  и
сделал ему козу. - Привет, Вано, как делищи?
   - Во! - Ваня с лукавой улыбкой показал большой палец.
   - Молоток, пацан!  -  Фил  с  хохотом  подхватил  парнишку  на  руки,
подбросил высоко вверх и, подхватив подмышку, потащил к машине.
   Они быстро расселись по местам, "Мерседес" так же неторопливо вырулил
на  улицу.  До  шоссе  дорога  шла  сосновым  лесом,  и  Ольга  невольно
залюбовалась  величественной  красотой  наряженных   в   снежные   шапки
деревьев. Ваня, встав на коленки, рассматривал, как вьется, закручиваясь
в бурунчики, снежок вслед за автомобилем.
   Тишину нарушил Фил:
   - Как, Оль, после Америки проклятой, трудно здесь?
   - Да ты знаешь, я как будто и  не  уезжала,  -  улыбнулась  Ольга.  -
Первую неделю, правда, чудила - проснусь и никак не въеду:  где  я,  что
я...
   А потом ничего, привыкла...
   - А мы после выборов вроде спокойно  зажили,  так  пацаны  меж  собой
перегрызлись, - пожаловался Фил. - Ты, наверное, в курсе?
   - Ну я так, больше догадываюсь,  Сашка  же  не  говорит  ничего...  -
пожала плечами Оля. - Это Витя с Космосом, да?
   -  Не  только.  Они  ж  упрямые  все,  как  ослы  египетские!  -  Фил
расстроенно махнул рукой. - Все основными быть хотят...
   "Мерседес" вылетел на Рублевское шоссе  и,  резво  набирая  скорость,
полетел к столице.
   Снежные круговерти за машиной исчезли, и Ваня стал искать себе  новое
занятие. Передергав все ручки на двери машины, он полез в лежащую  рядом
с ним сумку Фила. Ольга привычным жестом одернула сына:
   - Ваня, нельзя! Это чужая сумка, ясно? Ваня! Я  что  сказала?!  Ну-у,
папочка родимый!
   - Папоська лодимый... - заулыбался мальчик. - Папоська Сяся...
   Фил с улыбкой следил в зеркало заднего вида за маленьким непоседой.
   - И на фига ему, Оль, в больницу? Он  же  здоровее  всех  нас  вместе
взятых. Правильно, Вано?
   - Сплюнь, - махнула на него рукой Оля. - А прививки?
   Фил послушно поплевал через левое плечо и легонько постучал по иконке
у лобового стекла.
   А маленький Ваня, воспользовавшись, что  о  нем  на  минутку  забыли,
снова полез в сумку  Фила.  Он  откинул  незастегнутый  клапан  баула  и
запустил руку вовнутрь.
   - Ваня! - снова одернула его мать. - Нельзя, ты же слышал! Это что за
безобразие, а?!
   Она потянула сумку из  рук  сына,  клапан  откинулся,  и  глазам  Оли
открылось содержимое Фи-ловой сумы. Она вскрикнула и  рывком  пересадила
Ваню к себе на колени.
   - Валера! - в ужасе прошептала Ольга. - Там голова!
   Фил глянул на перепуганную Олю в зеркало и прыснул:
   - Да это муляж, для кино. Я ж со съемок еду.
   Глянув на дорогу, он быстро дотянулся до сумки и за  волосы  выдернул
из сумки резиновую голову, один в один повторяющую его черты.
   - Похож красавчик? -  не  без  гордости  спросил  он.  -  А  ты  чего
подумала?
   Ваня потянул ручки к муляжу, но его одернула еще не  отделавшаяся  от
шока Оля.
   - Ой, Валер, убери эту гадость! - ее передернуло от отвращения.
   Еще раз хохотнув, Фил сунул голову обратно в баул  и  переставил  его
вперед. Оля, наконец, пришла в себя и с улыбкой покачала головой:
   - Ну, ребята, с вами не соскучишься!
   Мальчик, похныкивая, все еще тянулся к сумке, и  Фил  тут  же  пришел
Ольге на помощь:
   - Вано, хочешь поглядеть, как дядя Валера в кино снимается?  Оль,  на
задней полке камера, там бой на мечах - как раз сегодня снимали.  Покажи
Ваньке, только перемотай назад.
   Оля занялась камерой, а Фил принялся рассказывать о фильме.
   - Картина будет типа "Горца". Видела? Ну, с Ламбертом...
   - Французы говорят - Ламбёр, - заметила Оля.
   - Да какая разница! - отмахнулся Фил. - Так вот, там типа бессмертные
пацаны действуют, а убить их можно, только если башку отрубишь...
   Едва удерживая ерзавшего сына на  коленях,  Оля  умело  управилась  с
камерой: откинула портативный монитор  и  включила  воспроизведение.  На
маленьком цветном экранчике появилась картинка.
   - Вот, а действие на Урале происходит, на военных заводах, прикинь? -
продолжа