ждан  перед  законом  с  помощью механизма
разделения  властей  и приоритета права.  Все это заманчиво, испытано за три
века  на  уважаемом  Западе  -  значит, "я, Вань,  такую  же хочу".  На деле
"гражданское общество" - это условное наименование такого способа совместной
жизни,  с  которым неразрывно  сцеплены  рыночная  экономика  и  демократия,
выведенный из сферы морали гомосексуализм и эвтаназия. Все  в одном  пакете,
из  формулы  цивилизации  нельзя  выщипывать приятные нам вещи, как  изюм из
булки.
     Давайте  восстановим исходный  смысл  этого понятия.  И посмотрим,  что
внедрение гражданского общества означало бы для России -  что в ней пришлось
бы  ломать. Как это  делать, чтобы не  сломать при этом позвоночник - второй
вопрос. Нам не повезло уже с переводом, в русский язык вошел не тот синоним,
так что вышло, что речь идет  об  обществе граждан (от слова город). На деле
же   в  точном  переводе  "гражданское   общество"   -  общество  цивильное,
цивилизованное.  С  самого  возникновения  понятия  оно  означало  оппозицию
"цивилизация  -   Природа"  и  "цивилизация   -  дикость"   (иногда,  мягче,
варварство).
     Чтобы  понять,   надо  посмотреть,  из   кого  состоит  это  цивильное,
гражданское общество и каковы отношения "граждан" к  тем, кто находится  вне
его, вне этой "зоны цивилизации".  Прежде всего, для возникновения "рыночной
экономики" и ее носителя  - "гражданского общества" - понадобилась переделка
человека, его превращение в индивидуума и собственника.  Именно освобождение
от  оков  общинных  отношений  любого  типа  создало  важнейшую  предпосылку
капитализма  на Западе  - пролетария,  продающего  свою рабочую силу. Это не
просто  неимущие,  а  люди,  лишенные  корней,  освобожденные  от  всяческих
человеческих связей (оков) - человеческая пыль.
     В классовом государстве гражданского  общества равенство  перед законом
(право субъекта)  неизбежно обращается в неравенство личностей перед Богом и
перед правдой. Читаем  у Лютера: "Наш Господь Бог очень  высок,  поэтому  он
нуждается  в этих  палачах  и слугах  - богатых  и  высокого  происхождения,
поэтому он желает, чтобы они имели  богатства и  почестей в  изобилии и всем
внушали страх. Его божественной воле угодно, чтобы мы называли этих служащих
ему палачей милостивыми государями".
     Богатые  стали  носителями власти, направленной  против бедных  (бедные
становятся "плохими").  Раньше палач  -  была  страшная  должность на службе
государевой,  а   теперь   -   освященное  собственностью   право   богатых,
направленное против бедных.  Государство  перестало  быть  "отцом", а  народ
перестал  быть  "семьей".  Общество  стало  ареной классовой войны,  которая
является не злом, а механизмом, придающим обществу равновесие.
     Гоббс и Локк дали представление о человеке и частной собственности. Она
и стала осью гражданского общества. Человек  раздвоился. Одна его ипостась -
собственник, а  другая ипостась -  собственность. Возникла совершенно новая,
нигде кроме Запада  не существующая антропология -  представление о том, что
есть человек. Каждый индивид имеет теперь эту  частную  собственность - свое
тело,  и в  этом смысле все индивиды равны. И раз теперь он собственник тела
(а раньше  его тело  принадлежало частично  семье, общине, народу), он может
уступать его по контракту другому как рабочую силу.
     Но на этом равенство кончается, и  люди западной цивилизации делятся на
две  категории  - на  пролетариев (тех,  кто не имеет  ничего,  кроме своего
потомства - рrole) и собственников капитала (пропьетариев). Пролетарии живут
в  состоянии,   близком  к   природному  (нецивилизованному);   собственники
объединяются  в гражданское общество - в Республику собственников. Сюда вход
тем, кто не имеет капитала, воспрещен! Вот слова  Локка: "главная и основная
цель,  ради   которой   люди  объединяются   в   республики  и   подчиняются
правительствам  - сохранение их собственности". Ж-Ж.Руссо в "Рассуждениях  о
происхождении неравенства"  (1755)  так  писал  о возникновении гражданского
общества: "Первый, кто  расчистил  участок земли  и сказал: "это мое" - стал
подлинным  основателем  гражданского  общества".  В  основании  гражданского
общества - непрерывная война, "хищничество богачей, разбой бедняков".
     За  морями  и  снегами  от  Запада жили  люди,  не  признающие  частной
собственности. Здесь царил принцип "один за всех,  все за  одного". Согласно
теории  гражданского  общества,  эти  люди  находились  в состоянии дикости.
Западная философия создала образ дикаря, которого надо было завоевать,  а то
и уничтожить ради его же собственной пользы. Колонизация заставила отойти от
христианского  представления  о  человеке.  Cоздатель  теории   гражданского
общества Локк, чье  имя  было на знамени буржуазных революционеров в течение
двух  веков, помогал писать конституции рабовладельческих штатов в Америке и
вложил все свои сбережения в акции английской компании, имевшей монополию на
работорговлю. Для Локка  в этом не  было никакой проблемы - негры  и индейцы
касательства к гражданским правам не имели, они были "дикарями".
     Так гражданское общество породило государство, в основе которого  лежал
расизм. И объектом  его были не только  "дикари", но  и свои неимущие  - что
вызывало ответный  расизм с  их стороны.  Пролетарии  и буржуи  стали  двумя
разными расами: уже Адам Смит и Рикардо говорят о "расе рабочих", а Дизраэли
о "расе богатых" и "расе бедных". Даже столь привычное нам понятие "народ" у
идеологов гражданского  общества имело  совсем  другой смысл.  Народом  были
только собственники, борющиеся  против старого  режима.  Крестьяне Вандеи  в
"народ" не включались. Де Кюстин  так  пишет  и о  России середины XIX века:
"Повторяю вам постоянно - здесь следовало бы все  разрушить для того,  чтобы
создать народ".  Уж, кажется, на что близкое нам слово, а и  то  может  быть
призраком!
     Гражданское общество основано  на войне с  неимущими. Под его правом  -
террор Французской революции, который был предписан философами Просвещения и
Кантом как  совершенно  необходимое и даже моральное  явление. Большая кровь
есть основа  "социального контракта". Читаем  в  фундаментальной многотомной
"Истории   идеологии",   по  которой  учатся   в   западных   университетах:
"Гражданские войны и  революции присущи либерализму так же, как наемный труд
и  зарплата  -  собственности  и  капиталу.  Демократическое  государство  -
исчерпывающая  формула  для  народа  собственников,  постоянно   охваченного
страхом перед  экспроприацией. Начиная  с революции 1848 г.  устанавливается
правительство страха: те, кто не имеет ничего, кроме себя самих, как говорил
Локк, не  имеют представительства  в  демократии. Поэтому  гражданская война
является  условием   существования   либеральной  демократии.  Через   войну
утверждается власть  государства  так  же,  как  "народ"  утверждается через
революцию, а политическое  право - собственностью. Поэтому такая  демократия
означает, что  существует угрожающая "народу" масса  рабочих, которым нечего
терять,  но которые  могут завоевать все. Таким образом, эта демократия есть
ничто иное, как холодная гражданская война, ведущаяся государством".
     Значит ли все это, что гражданское общество плохо, а общинность хороша,
что индивидуализм  - зло,  а солидарность - добро? Ни в  коем случае! Это  -
дело идеалов и веры, а о них спорить бесполезно. Но долг  каждого  разумного
человеке  - не гоняться за  призраками, а верно  понимать  значение  слов. А
лучше в  уме  переводить их  на  "язык  родных осин" - пересказывать другими
словами. Тогда многие призраки рассеются.
     Дезориентация больших масс людей во многом была предопределена тем, что
оппозиция,  по сути, соучаствовала  в культурной диверсии  "перестройщиков".
Она приняла и ввела в оборот ложные, искажающие мир слова и понятия. Одно из
них - рыночная экономика.
     Простодушный человек думает, что  речь идет о рынке  товаров. Раньше их
производство  и распределение  у  нас  планировалось,  а  теперь  это  будет
регулировать  рынок.  Велика  ли  разница?  Невелика.  Да  ведь  к   делу  -
перестройке да реформе  -  это  никакого отношения  не имеет.  Рынок товаров
существовал  за  тысячи  лет  до  появления  "рыночной  экономики"  и  будет
существовать после ее исчезновения - если она не вгонит человечество в гроб.
Суть  "рыночной  экономики"  в том, что  на  рынок в качестве  товара  стали
выноситься сущности,  которые  по  своей природе  товарами  быть  не  могут:
деньги, рабочая сила и земля.
     Между тем, сигнал к тому, чтобы задуматься, был вполне ясный: почему же
нерыночная   экономика   называется   натуральным   хозяйством?  Что   такое
натуральный?  Это  значит  естественный. Именно натуральное  хозяйство  было
естественным, а рыночная экономика - явлением неестественным.
     Уже Аристотель указал на первый выверт "рыночной  экономики", на первое
ее  нарушение   законов  естества:  возникновение  рынка  денег.  Деньги   -
порождение  цивилизации,  всеобщий  эквивалент  полезности.  Это   -   кровь
хозяйства,  свободная  циркуляция  которой обеспечивает здоровье  организма.
Никто поэтому не может быть собственником денег, перекрывать их циркуляцию и
извлекать  выгоду,  приоткрывая задвижку  -  подобно  разбойнику  на  мосту,
взимающему с путника плату за проход. Ростовщики, а потом  банкиры  наложили
руку  на артерии  общества и взимают  с него  плату  за  то, что не  сжимают
слишком  сильно.  Заплатил  -  чуть  разжали,  нечем  платить  -  придушили.
Красноречивый  пример  -  "кризис  неплатежей" в  нашей промышленности.  Как
только  банки  стали коммерческими, их  хилая  рука может задушить  огромные
заводы. Что  бы сделал советский банк в этой фантастической ситуации? Будучи
ориентирован не на хрематистику,  а на экономику, на ведение дома, он просто
произвел бы взаимный зачет неплатежей - и дело  с концом. Но это как раз то,
чего  не допускают монетаристы, ибо это  лишает власти  тех,  кто  превратил
деньги в выгодный товар.
     Образ банковского капитала идеологи тоже превратили в призрак.  Убедили
нас, что без ростовщичества и без того, чтобы кто-то собирал с нас деньги, а
потом продавал нам их,  и хозяйства  быть не может. Представьте себе метро -
огромную производственную систему, мизерным элементом которой являются кассы
и  турникеты. И  вот,  некая банда приватизировала этот элемент. И берет  за
жетон тройную цену. Одну цену  отдают метрополитену на покрытие  издержек, а
остальное - ее доход. Не хочешь  платить  - иди пешком.  Страдают пассажиры,
хиреет  метро,  а  идеолог  скажет,  что  эта  банда  выполняет  необходимую
организующую роль: обеспечивает  метро средствами, выявляет платежеспособный
спрос, побуждает людей больше зарабатывать.
     Никаким   естественным   правом  превращение  в   товар   общественного
платежного средства  не  обосновано. Поэтому  все мировые религии  запрещали
узурпацию денег и взимание платы за их обращение - процент.  Соответственно,
и народная мораль отвергала ростовщичество. Оно разрешалось лишь иудеям, они
и  основали  финансовый  капитал,  но  повсюду стали  париями  общества. Для
возникновения полномасштабной "рыночной экономики" понадобилась Реформация в
Европе. Было  сказано, что  "деньги плодоносны по своей  природе" и оправдан
рынок капиталов. Это и есть первая ипостась "рыночной экономики" - овладение
и  торговля  тем,  что человек  не производит и  что товаром быть  не может.
Торговля деньгами.
     В  ходе Реформации именно накопление получило  религиозное обоснование.
Раньше   оно  допускалось,  но  не  одобрялось  христианством   -  это  была
деятельность,  неугодная  Богу,  и  у  всех  отцов   Церкви  мы  видим   эти
утверждения. Впервые  Лютер и  Кальвин  представили накопление не только как
полезную деятельность,  но  дали ему очень высокий статус  - предприниматель
наравне со священником стал представителем высокой профессии.
     Второе условие рыночной экономики - рынок рабочей силы  и возникновение
пролетария.   Именно   ощущение   неделимости   индивида   породило  чувство
собственности,  приложенное прежде  всего  к  собственному  телу.  Произошло
отчуждение  тела  от  личности и  его превращение в собственность. До  этого
понятие  "Я"  включало в себя и  дух, и тело  как  неразрывное целое. Теперь
стали говорить  "мое тело" - это выражение появилось в языке недавно, лишь с
рыночной экономикой. Русских, которые не пережили такого переворота,  это не
волновало, а на  Западе это один из постоянно обсуждаемых вопросов,  даже  в
политике. Если мое тело - это моя священная частная собственность, то никого
не касается, как я  им распоряжаюсь. Тут и права гомосексуалистов, и  полное
оправдание  проституции, и оправдание  судом врача-предпринимателя,  который
оборудовал  фургон  изобретенными  им  приспособлениями  для самоубийства  и
выезжает  по  вызову.  Эвтаназия,  умерщвление  старых  и   больных  (с   их
"согласия") - право собственника на свое тело.
     Превращение тела  в  собственность  обосновало  возможность  свободного
контракта и  обмена на рынке  труда - возможность превращения рабочей силы в
особый товар.  Каждый свободный  индивид имеет  эту частную собственность  -
собственное тело, и в этом  смысле все индивиды равны. И поскольку теперь он
собственник  этого  тела (а  раньше его  тело  принадлежало частично  семье,
общине, народу), постольку теперь он может уступать его по контракту другому
как рабочую силу. Это -  вторая ипостась "рыночной экономики". Превращение в
собственность и  продажа  того,  что  этим собственником не  производится  и
товаром быть не может - самого человека, рабочей силы.
     Антрополог М.Сахлинс пишет об этой свободе "продавать себя": "Полностью
рыночная система относится к тому периоду, когда человек стал свободным  для
отчуждения своей власти за сходную  цену  -  некоторые вынуждены это делать,
поскольку не имеют средств производства. Это - очень необычный тип общества,
как  и очень  специфический  период  истории.  Он  отмечен  "индивидуализмом
собственника" - странной идеей,  будто люди имеют в собственности свое тело,
которое  имеют  право  и  вынуждены  использовать,  продавая  его  тем,  кто
контролирует  капитал... При  таком  положении  каждый  человек выступает по
отношению к другому человеку как собственник. Все общество формируется через
акты обмена, посредством которых каждый ищет максимально возможную выгоду за
счет приобретения собственности другого за наименьшую цену".
     Превращение  в  товар  третьей всеобщей  ценности, которую торговец  не
производит - земли - это особая большая тема.
     Иногда говорят: стоит ли ломать копья из-за  слов? Мол, мы за  "рынок с
человеческим лицом",  раз  уж  люди  так  обозлились на плановую  экономику.
Наивная уловка, тем более прискорбная в России,  где лучшие ученые развивали
"философию  имени", показали  роль  Слова. Принять язык  противника - значит
незаметно для себя стать его пленником, даже если ты употребляешь этот язык,
понимая  слова иначе,  чем  противник. Больно  видеть,  как слепой бредет  к
обрыву,  страшно  видеть,  когда   слепого  ведет  зрячий  убийца,   который
притворяется  слепым,  но  не  намного лучше, когда  вести слепого  берется,
притворяясь  зрячим,  другой  слепой.  Последнее происходит, когда с трибуны
патриотов  нас  зовут возродить  соборную  и державную Россию через рыночную
экономику и гражданское общество.
     Мы упомянули здесь лишь  три слова-призрака. Это  только примеры, а  на
деле  за десять лет в России в массовое сознание внедрен целый язык-призрак.
Отогнать его от дома будет непросто.

2. Размывание и подмена понятий

     Уже Ле  Бон заметил,  что  эффективнее  всего  в  манипуляции сознанием
действуют  слова,  которые  не  имеют  определенного  смысла,  которые можно
трактовать и так, и эдак. К таким словам он отнес слова свобода, демократия,
справедливость и т.п. Это были самые  боевые  слова и во всей идеологической
программе перестройки и реформы.
     Демократия, свобода,  толпа.  В  октябре  1993  г.  танковые  залпы  по
парламенту  устранили из общественного сознания миф  демократии.  По инерции
кто-то  его  еще  поминает,  но  без энтузиазма. Можно  было бы о  нем  и не
говорить,  но полезно  для урока.  Дело в  том, что уже с радикального этапа
перестройки  весь  язык (дискурс) идеологов  был  несовместим  с  принципами
демократии - а образ ее продолжал действовать!
     Так  же,  как  с  экономикой, демократы  поступили  с СССР. Выяснив  на
референдуме  предпочтения подавляющего  большинства  граждан,  они  выражали
демонстративную  радость  оттого,  что  удалось развалить СССР  вопреки этим
предпочтениям,  о   которых  они  были   хорошо   осведомлены.   Вот   вывод
социологов-демократов  в 1991 г.: "державное сознание  в той  или иной  мере
присуще подавляющей массе населения страны, и не только русскоязычного", это
"комплекс   превосходства   обитателей   и   обывателей   великой   державы,
десятилетиями  культивируемый  и  уходящий   в  глубь   традиций  Российской
империи".  По  их расчетам,  вместе  с носителями  "тоталитарного  сознания"
(30-35% населения) державное сознание характерно для 82-90% советских людей.
Казалось бы, отсюда  и  надо было  исходить.  Ты ненавидишь державность?  На
здоровье. Но не забудь,  что ты входишь в 8-10 процентов населения. Так что,
если  ты  демократ,  будь  добр  уважать  волю  большинства  (или  уезжай  в
Люксембург). А если ты из породы тиранов и  надеешься обмануть или  подавить
9/10 народа, то ведешь дело к большой беде.
     С  идеей  демократии  наши  демократы расправлялись очень просто, игрой
слов.  Вот, поучают  Денис  Драгунский  и  Вадим Цымбурский ("Век ХХ и мир",
1991):  "Демократия  требует  наличия демоса  - просвещенного,  зажиточного,
достаточно  широкого  "среднего  класса",  способного   при   волеизъявлении
руководствоваться не  инстинктами, а  взвешенными интересами. Если же такого
слоя  нет, а есть масса... - говорить надо не о демосе, а о толпе, охлосе...
Сейчас возрождение "доперестроечных" структур во всей  их жестокости было бы
опасно не как насилие  над народом, а наоборот, как реализация чаяний самого
народа - такого, каким он стал, сроднясь с этими структурами".
     Так что те, кто считает себя в  России  демократами, на самом деле есть
сплоченное меньшинство, которое присвоило себе право судить, кто есть демос,
а кто  - толпа. Если бы граждане России были зажиточными,  имели  бы  только
интересы, а не идеалы  ("инстинкты"),  и их чаяния совпадали бы с интересами
Драгунского, он бы назвал их демосом. А раз чаяния народа угрожают интересам
Драгунского, то это толпа, а толпу позволительно и обманывать, и рассеивать,
и даже расстреливать - это нарушением демократии он не считает.
     Но о  толпе заговорили неспроста, это способ отвлечь внимание, заболтав
проблему. Все больше людей,  знакомясь  с книгами  по психологии  масс, сами
убеждаются, что  в России как раз делаются усилия,  чтобы широким социальным
группам придать  свойства толпы. В этом  направлении  действовало искаженное
понятие свободы, которое уже десять лет нагнетается в массовое сознание.
     Чтобы снять тормоза ответственности и отключить  выработанное культурой
недоверие  к  разрушительным идеям, была проведена интенсивная  кампания  по
созданию стыда  или хотя бы неудобства за "рабскую душу России". В ход пошел
и  Чехов  с  его "выдавливанием  раба по  капле", и модный фон  Хайек  с его
"дорогой к рабству", и Э.Фромм  и со "страхом перед свободой". Кампания была
настолько мощно и  разнообразно оркестрованной, что удалось достичь главного
-  отключить здравый  смысл и логику в подходе  к  проблеме свободы.  Кто-то
робко  или  злобно  огрызался:  врете, мол,  Россия не  раба, мы тоже  любим
свободу. Но не приходилось слышать, чтобы какой-то вид