ноября  1989   г.  предполагалось,  что  в   государственных
издательствах   выйдет   практически   весь   обществоведческий  самиздат...
Существуют договоры с издательствами, но книги не  издаются, так  как возник
отчасти  действительный,  отчасти  условный  эффект  негативной  реакции  на
самиздат: вышла  на  поверхность  тривиальная  истина, что не все изданное в
самиздате имеет долговременную ценность, не  говоря  уже о привлекательности
для  читателя".  И  в  беллетристике  также   "действуют  приведенные   выше
закономерности - издание части самиздатовских книг показало отсутствие к ним
читательского интереса".
     Иными словами, захват и присоединение аудитории в  программе "Самиздат"
достигался не высокой ценностью самого материала,  а искусственно  созданной
приманкой - запретностью текста, так что авторы, издатели и распространители
обращались к нонконформистским, диссидентским стереотипам в сознании.
     Западные  радиостанции,  которые  вели   передачи  на  СССР  с  "белой"
пропагандой (т.е.  от своего  имени),  всегда  утверждали  о наличии  у  них
значительного   совпадения   точек   зрения   с   советской   аудиторией,  и
дискредитация  ценностей, укорененных в  сознании аудитории, нарастала очень
малыми  порциями  -  чтобы   не   допустить  утраты  контакта.  Более  того,
антисоветская пропаганда, как правило, апеллировала к  реальным общественным
потребностям  слушателей  с  позиций  господствующих  в  советском  сознании
ценностей  - социальной  справедливости,  уравнительного идеала и т.д. Точно
так же  Горбачев  начал  с лозунга "Больше  социализма!" и  с "возвращения к
Ленину".
     Начиная с 70-х  годов  западная  пропаганда  стала широко  использовать
доверительный  имидж,  при  котором  политик  обращается   к   гражданам  на
личностном  уровне,  как такой же "добрый парень", с теми  же простительными
дефектами и  недостатками, с тем  же простодушием и той  же личной историей,
что  и слушатель  или  телезритель.  Возник  особый  жанр "автобиографий"  и
телефильмов,  в  которых строился такой имидж  (мы их  понасмотрелись в 90-е
годы, например, фильм Э.Рязанова о том, как Наина Иосифовна жарит котлеты на
кухне в ожидании прихода с работы ее мужа-президента).
     Эта технология  "присоединения" зрителя была  основана на большой серии
социально-психологических  экспериментов. Так, в Англии в ходе избирательной
кампании  трем  группам  избирателей показывались три  разные  телевизионные
программы. В  одной  из них  логически  и  разумно,  с  обилием  графиков  и
диаграмм,  излагалась  программа кандидата и  те блага,  которые она  должна
принести   населению.  В  другой  давались  интервью  с  прохожими,  которые
поддерживали данного  кандидата  и  его  программу.  В  третьей был  показан
телефильм, в котором кандидат представал в  семейной обстановке,  в домашних
тапочках, помогая  жене  на кухне, а внуку -  готовить уроки  и  т.д. Замеры
эффективности влияния  каждой телепрограммы показали, что наибольшая степень
доверия к  политику возникла  в результате действия третьей  из  них.  Самым
эффективным  для установления отношений симпатии  и  доверия  был личностный
имидж.
     Присоединение  через  создание  доверительного  имиджа  с установлением
квази-личностных отношений может  опираться  на архетипы,  которые, казалось
бы,  неуместно будить в конкретной политической ситуации.  В 70-е годы в США
была  разработана  технология  под  названием  "прямая  почта".  Суть  ее  в
собирании  и  компьютерной  обработке данных  о  нужной аудитории,  а  затем
рассылка политиком личных писем  каждому адресату. Для  адресатов  с высоким
статусом применяются специальные сорта бумаги, типографские наборы, даже тип
чернил  на  подписи  (обязательно синие,  но разных оттенков), для массового
адресата -  ширпотреб.  К чему  же  взывают политики?  Что служит приманкой,
заставляющей благосклонно отнестись к  идеологической начинке письма? Как ни
странно, приманкой служит просьба помочь деньгами.
     При разработке  этой технологии было много находок. Например, психологи
нашли, что сумма присланного в ответ взноса  возрастает, если политик просит
в  письме конкретную  сумму, причем  идет от большей суммы к  меньшей, а  не
наоборот (просит  прислать  500, 250, 100 или  хоть 50  долларов). Письмо из
двух страниц оказывает большее  воздействие,  чем из одной. Рассылать письма
надо сразу же после выдвижения кандидатуры,  потом  эффект пропадает. В 1984
г., прямо в тот день, когда Рейган объявил о  выдвижении своей кандидатуры в
президенты,  его  штаб  разослал  600  тыс. компьютерных  писем,  в ответ на
которые пришло  взносов на 3 млн.  долл. В среднем затраты на прямую почту в
200 тыс. долл. приносят взносов на 2 млн. Но главное - не деньги, а огромный
пропагандистский   успех.  Пожертвование  размягчает   сердце  американского
избирателя гораздо сильнее, чем получение им таких же денег. Письма с личной
подписью политика, хотя  многие  и  подозревают в ней  имитацию,  эффективно
"присоединяют" аудиторию к нему.
     В поиске новых  приемов  присоединения  аудитории технологи манипуляции
делают  психологические  открытия  и  идут  на  оригинальные  и  рискованные
комбинации.   Интересны   недавние   исследования  идеологической  продукции
Голливуда.  Так,  например,  в  серии  фильмов о  Рэмбо  их  авторы  сделали
совершенно   неожиданный  ход:  они   поставили  контркультуру,   которая  в
реальности  была  резко  враждебна  консерватизму, на  службу консервативной
политике. Рэмбо - нонконформист, с длинной гривой волос, противопоставленный
бюрократическому государству. Все  привлекательные для диссидентских течений
атрибуты несли  под собой  крайне правую  идеологию, и эффект был достигнут.
Этот анализ сделан  на примере фильмов о  Рэмбо, но  подобных  фильмов Запад
произвел тысячи - и наводнил  ими весь мир, а теперь уже и Россию  (а Россия
им противопоставила "Ежика в тумане").
     Поскольку  присоединение  к  манипулятору  происходит  при  достаточной
длительности  контакта, то  простейшим приемом восстановить  психологическую
защиту  от  манипуляции  является сознательное  и  беспорядочное  прерывание
контактов  с источником информации, который мы  подозреваем  в  манипуляции.
Например,  достаточно  время от  времени  прекращать смотреть  телевизор  на
одну-две  недели,  как  происходит  "починка"  сознания.  После  этого  глаз
приобретает  необычную зоркость и какое-то  время ты легко замечаешь, как из
манипулирующих  передач  "торчат  уши".  На время  телевидение  теряет  свое
очарование.


Глава 11. Общественные институты


     1. Школа - производство человека массы

     Формирование общества, в котором главным средством господства  является
манипуляция сознанием, в огромной степени зависит от типа школы.
     Вслед  за  великими   буржуазными  революциями  произошли  революции  в
"технологии"  создания общества, и  преобразование  школы занимает среди них
особое место. Школа - одна из самых устойчивых, консервативных  общественных
институтов,  "генетическая матрица" культуры. В соответствии с этой матрицей
воспроизводятся  последующие поколения. Поэтому  создание человека  с новыми
характеристиками,  облегчающими  манипуляцию   его   сознанием,  обязательно
предполагало перестройку принципиальных основ школьного образования.
     Добуржуазная школа,  основанная на  христианской традиции,  вышедшая из
монастыря и университета, ставила задачей "воспитание личности" -  личности,
обращенной  к  Богу (шире  -  к идеалам).  Для  нового  общества  требовался
манипулируемый  человек  массы,  сформированный в  мозаичной  культуре.  Чем
отличается  выросшая   из  богословия  "университетская"   школа  от   школы
"мозаичной культуры"?  Тем, что она  на каждом своем  уровне стремится  дать
целостный свод  принципов  бытия. Здесь видна  связь университета с античной
школой, которая  особенно сильно выразилась  в типе  классической  гимназии.
Спор  об  этом  типе  школы,  которая  ориентировалась   на  фундаментальные
дисциплины, гуманитарное знание  и языки, идет  давно. Нам много приходилось
слышать  попреков  в адрес советской школы, которая была  построена  по типу
гимназии  - за то, что она дает "бесполезное  в  реальной жизни знание". Эти
попреки  -  часть общемировой  кампании,  направленной  на  сокращение числа
детей, воспитываемых в лоне "университетской культуры".
     В  действительности  эти  попреки  -  чистая демагогия.  Задача  школы,
конечно,  не  в  том, чтобы  дать человеку навыки  и информацию  для решения
частных практических задач, а  в том, чтобы "наставить на путь". Те ученые и
философы, которые заботились о  жизнеспособности Запада, не уставали об этом
предупреждать.
     "Школа не  имеет  более важной задачи,  как обучать  строгому мышлению,
осторожности в суждениях  и  последовательности  в умозаключениях",  - писал
Ницше. Человек массы  этого,  как  правило, не  понимал,  и  Ницше  добавил:
"Значение гимназии редко видят в вещах, которым  там действительно научаются
и  которые  выносятся  оттуда  навсегда, а  в тех,  которые  преподаются, но
которые школьник усваивает лишь с  отвращением, чтобы стряхнуть  их с  себя,
как только это станет возможным".
     Через полвека эту мысль продолжает В.Гейзенберг: "Образование - это то,
что остается, когда забыли все, чему учились. Образование, если угодно - это
яркое сияние, окутывающее в нашей памяти школьные годы и озаряющее  всю нашу
последующую  жизнь. Это  не только  блеск  юности, естественно присущий  тем
временам,  но и  свет, исходящий от занятия  чем-то значительным". В  чем же
видел  Гейзенберг  роль   классической  школы?  В  том,   что  она  передает
отличительную  особенность  античной  мысли  - "способность обращать  всякую
проблему в принципиальную", то есть стремиться к упорядочению мозаики опыта.
     Гейзенберг пишет: "Кто  занимается  философией греков,  на каждом  шагу
наталкивается   на  эту  способность  ставить  принципиальные  вопросы,   и,
следовательно,  читая греков,  он  упражняется в  умении  владеть  одним  из
наиболее  мощных  интеллектуальных  орудий,  выработанных западноевропейской
мыслью".
     Новое,  буржуазное   общество  нуждалось  в   школе   для   "фабрикации
субъектов", которые  должны были  заполнить, как обезличенная  рабочая сила,
фабрики  и конторы. В этой школе  Бог был заменен наукой, а  в ум и  даже  в
организм ученика  внедрялось  новое,  нужное  для  фабрики  представление  о
времени и пространстве - разделенных  на  маленькие, точные и контролируемые
кусочки.
     На такие же контролируемые частицы  разделялась масса самих  учеников -
всем укладом  школы,  системой  оценок  и  премий,  поощряемой конкуренцией.
Школа, "фабрикующая субъектов", не давала человеку целостной системы знания,
которая  учит человека свободно и независимо мыслить.  Из  школы должен  был
выйти "добропорядочный  гражданин, работник  и потребитель".  Для выполнения
этих функций и  подбирался запас знаний,  который заранее  раскладывал людей
"по полочкам".  Таким  образом, эта школа оторвалась от  университета,  суть
которого именно в  целостности системы знания. Возникла "мозаичная культура"
(в  противовес "университетской"). Возник  и ее  носитель - "человек массы",
наполненный  сведениями,  нужными  для  выполнения контролируемых  операций.
Человек самодовольный, считающий  себя образованным, но образованным  именно
чтобы быть винтиком - "специалист".
     Испанский  философ  Ортега-и-Гассет пишет: "Специалист служит  нам  как
яркий, конкретный пример  "нового человека" и позволяет  нам разглядеть весь
радикализм его новизны... Его нельзя назвать образованным, так как он полный
невежда во всем, что не входит в его специальность; он и не невежда, так как
он  все таки "человек науки" и  знает в  совершенстве  свой крохотный уголок
вселенной. Мы  должны  были бы  назвать его  "ученым невеждой",  и это очень
серьезно, это значит, что во всех вопросах, ему неизвестных, он поведет себя
не как человек, незнакомый  с делом, но с авторитетом и  амбицией, присущими
знатоку и специалисту... Достаточно взглянуть, как неумно ведут себя сегодня
во всех жизненных вопросах - в политике, в искусстве, в религии - наши "люди
науки", а за ними врачи, инженеры, экономисты, учителя... Как убого и нелепо
они  мыслят,  судят, действуют! Непризнание  авторитетов,  отказ подчиняться
кому бы то ни было - типичные черты человека массы - достигают апогея именно
у этих довольно квалифицированных людей. Как раз  эти люди символизируют и в
значительной  степени   осуществляют   современное  господство  масс,  а  их
варварство - непосредственная причина деморализации Европы".
     Но было бы  ошибкой считать, что все буржуазное общество  формируется в
мозаичной культуре. Господство через манипуляцию сознанием предполагает, что
есть часть общества, не подверженная манипуляции или подверженная ей в малой
степени. Поэтому буржуазная школа  - система  сложная.  Здесь для подготовки
элиты, которая  должна  управлять массой разделенных индивидов, была создана
небольшая по масштабу школа,  основанная на совершенно иных принципах. В ней
давалось   фундаментальное   и  целостное,  "университетское"   образование,
воспитывались  сильные,  уважающие  себя  личности,  спаянные  корпоративным
духом. Так  возникла раздвоенная,  разделенная  социально  школьная система,
направляющая поток детей в два коридора (то, что в  коридор элиты попадала и
некоторая   часть   детей  рабочих,   не  меняет   дела).   Это   -   "школа
капиталистического общества", новое явление в цивилизации.
     Ее суть,  способ  организации, принципы  составления  учебных планов  и
программ хорошо изложена  в книге французских социологов образования К.Бодло
и Р.Эстабль. После первого издания в 1971 г. она выдержала около 20 изданий.
В книге  дан анализ французской  школы, большая статистика  и  замечательные
выдержки  из   школьных   программ,   учебников,   министерских  инструкций,
высказываний  педагогов  и  учеников. Но  из  этих  материалов следуют общие
выводы  о  разных  подходах  к образованию вообще, о том, какой тип человека
"фабрикуется"  при помощи  той  или  иной  образовательной технологии (речь,
разумеется, идет о статистических закономерностях, а не о личностях).
     Давайте  рассмотрим, с  самыми  короткими комментариями, главные выводы
французских социологов - хотя бы как первое освоение их важной книги.  Сразу
отметим  возможное  возражение:  книга написана  в 1971  г., после  этого  в
социальной   системе   современного   капитализма   произошли   существенные
изменения, изменилась  и школа. Расширился состав и функциональная структура
пролетариата,  удлинилась  подготовка  рабочей  силы.  Но,  по мнению  самих
западных  преподавателей,  с   которыми  я  имел  возможность  побеседовать,
изменения  сути,   смены  социального  и  культурного  "генотипа"  школы  не
произошло  (поэтому  книга  регулярно  переиздается  и  считается на  Западе
актуальной и сегодня).
     Сегодня  нам особенно  близки и понятны  выводы французских  социологов
потому, что в России прилагаются большие усилия по переделке советской школы
в  школу по  типу  "школы  капиталистического  общества".  Мы  видим,  какие
духовные, интеллектуальные  и социальные структуры приходится  ломать, какие
при этом возникают трудности. И поэтому сравнение конца 60-х годов позволяет
говорить о капиталистической и советской школе как двух сложившихся системах
с вполне  определенными принципиальными  установками. О них,  а  не  частных
преимуществах или дефектах, речь.
     Миф  о  единой  школе  и  ступенях  единой  школьной  пирамиды.  Будучи
продуктом Великой  французской революции, школа  создавалась  под  лозунгами
Свободы, Равенства и Братства. Якобинцы  быстро разъяснили,  что  речь шла о
равенстве  юридических  прав, а не  реальных  возможностей. Но был  создан и
тщательно сохранялся миф о единой школе как  социальном  механизме,  который
хотя бы на время выравнивает возможности детей - а дальше пусть решает рынок
рабочей силы. В действительности отклонения от этого мифического образа есть
не упущения и не пережитки  прошлого, а  неустранимая суть капиталистической
школы. Читаем французских социологов:
     "Школа едина и непрерывна лишь для тех,  кто проходит  ее от  начала до
конца: для некоторой части населения, в основном происходящей из буржуазии и
мелкобуржуазной  интеллигенции. Трехступенчатая единая школа - это школа для
буржуазии. Для подавляющего большинства  охваченного образованием  населения
школа и не является таковой.
     Более  того,  для  тех,  кто  "выбывает"  после  начальной  школы  (или
"краткого" профобразования),  не существует единой школы: есть разные  школы
без какой либо связи между ними. Нет "ступеней" (а  потому непрерывности), а
есть радикальные разрывы непрерывности. Нет даже вообще школ, а  есть разные
сети  школьного образования,  никак не  связанные между  собой...  Начальная
школа и  "краткое профобразование"  никоим образом не "впадают", как река, в
среднюю  и  высшую школу,  а  ведут на  рынок рабочей  силы  (а также  в мир
безработицы и деквалификации). С точки зрения  мифа единства и непрерывности
школы это - прерванный путь. Но ни в коей мере не  прерванный с точки зрения
рынка рабочей силы...
     Охваченное школой  население  тщательно  разделяется  на  две  неравные
массы,  которые  направляются  в два  разных  типа образования:  длительное,
предназначенное  для   меньшинства,  и   короткое  или  сокращенное   -  для
большинства. Это  разделение школьников  на  два типа  есть основополагающая
характеристика  капиталистической школьной системы:  ею  отмечена  и история
французской школьной системы, и системы остальных капиталистических стран".
     Идея  единой  школы  заключается  в  том,  что  существует общее  "тело
народа", дети которого  изначально равны как дети  одного племени. В  единой
школе они и воспитываются как говорящие  на языке  одной культуры. "Двойная"
школа   исходит  из  представления  о   двойном  обществе  -  цивилизованном
(гражданское общество  или "Республика  собственников")  и  нецивилизованном
("пролетарии"). Между  двумя частями этого общества существуют  отношения не
просто  классовой  вражды, а  отношения  расизма  - это  как  бы  два разных
племени.
     Авторы  указывают   на   факт,  признание   которого,  как  они  пишут,
"нестерпимо для идеологов": "Именно  в начальной  школе неизбежно происходит
разделение. Начальная школа не только не является "объединяющим" институтом,
ее главная функция состоит в  разделении. Она предназначена  для того, чтобы
ежедневно  разделять  массу школьников на две разные  и  противопоставленные
друг другу  части. На деле начальная  школа не является  одной и  той же для
всех,  в  чем можно  убедиться, изучая,  как  содержание начального обучения
осуществляет  дискриминацию".  Именно  необходимостью скрыть  это  объясняют
авторы непонятное  на  первый взгляд поразительно  плохое состояние школьной
статистики  на  Западе,  так что  социологу  приходится  проделывать сложную
работу,  чтобы из  странным образом смешанных  данных восстановить  реальную
структуру.
     Далее авторы показывают, какими способами производится разделение массы
школьников. Первый  механизм  социального  разделения  - возраст. 63%  детей
рабочих и  73%  детей  сельскохозяйственных  рабочих  (против  23%  детей из
"хороших  семей") на  год  или  больше отстают от "нормального" возраста для
перехода  в  школу  второй  ступени.  Это  усугубляется тем, что среди детей
рабочих  лишь  треть успевает на "отлично" и  "хорошо",  против  62% у детей
буржуа. Казалось бы, какое значение имеет в детстве разница в один-два года,
потом наверстают. В  СССР огромная масса людей прошла через вечерние школы и
рабфаки, составила важную часть  лучших  кадров. Но нет,  в  западной  шк