реливали  восставших  матросов в  Кронштадте и они  копали себе могилы,
комендант генерал Адлерберг издевался: "Копайте, ребята, копайте!  Вы хотели
земли, так вот вам земля, а волю найдете на небесах". После расстрела могилы
сравняли  с  землей, и  по  ним  парадным маршем  прошли  войска  и прогнали
арестованных. Этого не вспомнил  Бунин,  а вспомнил рубль, щедро выданный им
бабе Махотке. И записал этот рубль в книгу откровений!
     Возьмем теперь случай посложнее  - "Белую  гвардию"  (или, скорее, "Дни
Турбиных") М.Булгакова. Прекрасная вещь, такая родная и близкая. Каких милых
людей вышибла из  колеи  революция.  Как  спасителен дом  Елены  с кремовыми
занавесками, поддержка  людей своего  круга.  Многое говорит пьеса о русском
человеке, недаром Сталин тринадцать  раз ее смотрел.  Но ведь это - о той же
катастрофе  1918 года, пьеса полна  важными общественными идеями.  И вот уже
тридцать лет Турбиных  представляют  нам  как носителей  русской  офицерской
чести,  как тот  тип людей,  с  которых надо брать  пример в трудные моменты
истории. Как это возможно?
     Давайте же  называть вещи своими именами.  Перед нами "белая гвардия" -
офицеры и юнкера, стреляющие  из винтовок и пулеметов в неких "серых людей".
Кому же служат эти русские офицеры и в кого стреляют? Они служат немцам и их
марионетке-гетману. Что они защищают? Вот что: "И удары лейтенантских стеков
по  лицам,  и  шрапнельный  беглый  огонь  по  непокорным  деревням,  спины,
исполосованные  шомполами  гетманских сердюков, и расписки на клочках бумаги
почерком майоров и лейтенантов германской  армии: "Выдать  русской свинье за
купленную  у  нее  свинью 25 марок". Добродушный, презрительный  хохоток над
теми, кто приезжал с такой распискою в штаб германцев в Город".
     Кто же  те люди, в  которых стреляли (и  очень  метко) офицеры, защищая
гетмана и  немцев и мечтая о вторжении в Россию французов и сенегальцев? Эти
люди, в которых стреляли Турбины - украинские и русские крестьяне и солдаты,
доведенные господами до гражданской войны. И вот эти-то офицеры даны нам как
образец чести и патриотизма?  Это - расщепление  сознания.  Заметим еще, что
многие  реплики, смягчающие образ "белогвардейцев",  были вставлены  в пьесу
под давлением цензуры и репертуарного комитета.
     Конечно, треть  белых  офицеров  перешла  в  Красную  армию,  но  это у
Булгакова - за сценой. Не этим дороги  Турбины. Красная армия - это  уже "не
их дни".  Представляя нам "белую гвардию" как образец, на этот пункт никогда
не напирали. Считалось,  что это  -  уступка  автора.  Да и вспомним, почему
Турбин распускает дивизион,  почему тянется к  красным Мышлаевский.  Потому,
что белые генералы продажны и потому, что сил у белых мало - не справиться с
"мужичками". А если бы офицерам  выдали полушубки и  валенки, если бы немцев
было  побольше  и подошло  бы  подкрепление сенегальцев,  то и продолжали бы
Турбины стрелять  в "серых  людей", не жалея  патронов. Вчитайтесь сегодня в
текст повести!
     Пьеса  Булгакова  замечательна,  но,   думаю,  даже   он  сам  не   мог
предположить,  что  в  конце  века  из  его  белогвардейцев  станут   делать
положительных героев  в стиле  соцреализма.  А ведь требовалось  всего  лишь
объяснить читателям  и  зрителям,  что  не  следует принимать художественные
образы  за образец  и  тем  более  примыкать  к  автору в  его  общественных
симпатиях. Если текст действительно художественно глубок и талантлив, то  он
выражает сложную  драму, из  которой  часто и нельзя вывести  руководства  к
действию. Мысленно погружаясь в  эту драму,  каждый  должен  делать  выбор и
нести за него личную ответственность.  Кто-то скажет, что  это - тривиальное
правило. Но  на деле культурное давление, которое  уже  много  лет оказывали
наши  духовные авторитеты, как раз толкало читателей к тому, чтобы принимать
образ за образец.
     Как образец в массовое сознание "архитекторы перестройки" внедрили само
элитарное мышление Бунина и  Булгакова. Писатели и их лирические герои  были
даны  как эталон достоинства, растоптанного советским строем. Напротив, этот
строй воплотился в образе "серых мужичков",  атавистических особей  русского
простонародья. Эти  эталоны приняли и многие  дети  этого простонародья -  и
возненавидели дело своих отцов.
     Можно только поражаться, как сумели идеологи  встроить в нашу  культуру
разрушительную для ее этического строя аллегорию "Собачье сердце"  -  не как
шокирующий  жестокий эксперимент над  моралью, а как набор вполне приемлемых
установок. Образ Шарикова вошел как метафора  не только  в идеологию, но и в
обыденное  сознание  -  как  отображение  типичного советского  человека.  А
профессор Преображенский  стал положительным  героем, изрекающим нормативные
афоризмы.
     Но  ведь  этот  паразитирующий   на  номенклатуре  профессор  -   образ
сверхчеловека,  присвоивший право  создать из дворняги человека, не нести за
него никакой ответственности,  а затем и  уничтожить  его. Дело богомерзкое.
Бывают  такие  профессора? Конечно.  Быть  может,  Булгаков,  озлобленный на
"Шариковых", испытывал  к  своему  герою  симпатию.  Но  ведь  людей  просто
заставили, путем промывания мозгов,  полюбить этого профессора - как  раньше
заставляли  полюбить  Павку  Корчагина. Николай Островский - не  Булгаков, в
душу  влезть  и вреда  там  нанести  он  не мог.  Да и образ  Павки в  целом
соответствовал обыденной морали и никакого разрушения в ней не производил.
     Что думали генералы нашей культуры, когда без комментариев вбрасывали в
массовое сознание  антисоветские идеи  в  оболочке прекрасных художественных
образов крупных  писателей? Хотя бы сегодня можно об  этом поразмышлять. Без
осмысления собственных побуждений  никуда мы из ямы не выберемся - нельзя же
вечно  на  Чубайса сваливать.  Я  могу предположить  два  варианта  (или  их
комбинацию).  Во-первых, наши патриоты  "не знали  общества,  в  котором  мы
живем"  и думали,  что  к  русским  можно  обращаться так  же, как  А.Жид  к
французам.  Во-вторых,  они  надеялись,  что  если  "русское  простонародье"
разрушит  советский  строй,  то  возродится Россия Бунина и Турбиных.  Это -
другая  сторона  того же  незнания.  Больше никакой  уважительной причины  я
придумать  не могу. Но  и эти причины  принять тяжело. Ведь  никакой  воли к
преодолению незнания не видно.
     Сегодня  положение еще резко ухудшилось. Наш человек еще  принципиально
не  изменился,  еще  воспринимает  любое  художественное произведение  очень
эмоционально  - а поток  художественных  образов  подменен.  Это  уже  и  не
Булгаков с Буниным, а  принципиально  отрицающая  высокие ценности  массовая
культура в  ее худшем варианте. И она накачивается в  сознание  как средство
психологической войны.
     В  конце перестройки  был  свернут  выпуск отечественных художественных
фильмов, а те, что выпускались, ориентировались в основном уже не на русские
культурные  стандарты.  В  1985  г.  отечественные  фильмы  составляли   74%
репертуара  московских   кинотеатров,  а   американские   3%.   В   1993  г.
отечественные  19%,  американские  56%.  При  этом  уже  в  1989   г.  резко
сократилась доля "серьезных" фильмов (морально-этической проблематики), а  к
1991 г. они полностью исчезли из репертуара.
     В  НИИ  киноискусства в  1993 г.  был проведен контент-анализ  фильмов,
составлявших репертуар московских кинотеатров. Имеет  смысл привести главные
выводы этого исследования:
     "Большинство    героев    фильмов    текущего    репертуара    являются
представителями периферийных социальных групп и маргинальных слоев культуры.
Чаще   всего  это  заключенные,   преступники,  наемные   убийцы,  тунеядцы,
проститутки   и   др.,  т.е.  носители  ценностей  криминальной  микросреды.
Соответственно,   и  социальное  окружение  героя  чаще  всего  криминально.
(Любопытно,  что  эта особенность характерна для  фильмов  всех  стран:  [ею
отмечены] 36% отечественных фильмов, 43% европейских и 42% американских).  В
зарубежных   фильмах  часто  встречаются   авантюристы,  секретные   агенты,
содержанки,  разведчики; в  американских  также нередки  герои-инопланетяне,
роботы, "тарзаны",  "ниндзя" и проч. В целом герой-"маргинал" характерен для
каждого второго фильма...
     Если  обратиться  к  мотивам,  которыми  руководствуются   американские
киногерои  в  своих  действиях  и  поступках  (а  именно в  них  проявляется
ценностная структура личности героя), то самыми распространенными оказались:
"месть" (42% фильмов) и "сохранение жизни" (35%)...
     Американизация  репертуара российских кинотеатров осуществляется в виде
экспансии наиболее  "низких" пластов  и наиболее китчевых форм  американской
массовой культуры. В результате вместо обогащения и  расширения разнообразия
репертуара, приобщения наших зрителей  к  ценностям мирового кинематографа и
западной  цивилизации  происходит  нечто  противоположное:  распространяются
большей  частью  стереотипы  и  ценности  маргинального   слоя  американской
культуры...
     Сравнительный  анализ  показывает,  что  в  большинстве случаев  фильмы
текущего репертуара  содержат и несут  зрителю не национальные ценности  той
или  иной  культуры  -  отечественной,  европейской  или  американской  -  а
универсальные  стереотипы, имиджи, штампы "усредненной" массовой культуры...
Иными словами, происходит  формирование отечественной  самовоспроизводящейся
социокультурной системы, несущей  ценности массовой культуры  "американского
типа".


Глава 17. Воздействие на оснащение ума


     1. Манипуляция словами и образами

     Ницше  писал: "Больные  лихорадкой видят лишь  призраки вещей, а те,  у
кого  нормальная температура -  лишь  тени  вещей;  при  этом  те  и  другие
нуждаются  в одинаковых словах".  Когда людей  готовят  к большой  программе
манипуляции, снимая их психологическую защиту и усиливая внушаемость, то тем
самым  у них "повышают  температуру". Они, услышав те же самые слова,  что и
раньше, видят  только  призраки вещей  и явлений. И призраки  эти  незаметно
создаются манипулятором. В это время спасение каждого в том, чтобы не верить
призраку и  добиться ясного смысла слов. Но ни сил,  ни  времени на  это  не
хватает.  Манипуляторы   фабрикуют  и  вбрасывают  в  общественное  сознание
огромный  поток  ложных  понятий  и  слов-амеб,  смысла  которых  установить
невозможно.
     При  этом  манипуляторы  тщательно избегают использовать  слова,  смысл
которых  устоялся  в  общественном  сознании.  Их  заменяют   эвфемизмами  -
благозвучными и  непривычными  терминами. До  сих  пор (более десяти лет!) в
официальных и  даже  пропагандистских  документах  реформы  не употребляется
слово "капитализм". Нет,  что  вы, мы строим  рыночную экономику. Беженцы из
Чечни?  Что  вы,  у  нас  нет  беженцев,  у  нас  демократия.  Это  временно
перемещенные   лица.  А  вспомним  ключевое  слово  перестройки  дефицит.  В
нормальном языке оно означает нехватка. Но с помощью промывания мозгов людей
уверили,  что  во  времена Брежнева "мы  задыхались от  дефицита", а сегодня
никакого дефицита  нет, а есть  изобилие. Но  пусть  бы объяснили, как может
образоваться  изобилие  при   катастрофическом   спаде  производства.  Много
производили  молока - это  был  дефицит; снизили  производство  вдвое -  это
изобилие. Ведь это переход к понятийному аппарату шизофреника. И маскируется
этот переход с помощью  новояза  - извращения  смысла слова. Нехватка  - это
изобилие!
     Замена русских слов, составляющих большие однокорневые гнезда и имевших
устоявшиеся  коннотации, на  иностранные  или изобретенные слова  приняла на
радио  и  телевидении  России  такой  размах, что  вполне  можно  говорить о
семантическом терроре,  который  наблюдался в 30-е годы  в  Германии. Киллер
вместо   наемного  убийцы,   спикер   вместо   председателя,  лидер   вместо
руководителя,  электорат вместо избиратели и т.д.  Часто создаются  заведомо
неприемлемые для русского языка  конструкции - лишь бы нарушить строй языка,
лишить  его  благотворной  для  сознания  силы.  Вдруг  дикторы  телевидения
начинают  называть   программу   новостей   "новостной   блок".   Новостной!
Простодушно следуют за манипуляторами люди, даже "лидеры оппозиции". Думают,
видимо,  что   так  они  выглядят  современными,  овладевают  "политическими
технологиями".  Стали,  например,  говорить  "протестный  электорат". Ломают
язык,  и в то же  время  самими  этими  словами создают отчуждение - ведь их
коннотация  оскорбительна   для  избирателей.   Когда  слышишь   "протестный
электорат", возникает образ озлобленной массы, голосующей  в пику властям, и
этой массой должны овладеть "лидеры оппозиции".
     В феврале 2000 г.,  во время переговоров по отсрочке долгов Лондонскому
клубу, все  телеканалы трещали: "советский долг, советский  долг". Прекрасно
знали  ведущие,  что при советском типе  хозяйства страна внешнего  долга не
имела,  ей дружественные  страны были  должны около  80  млрд.  долларов  (и
выплачивали их, как, например, Ирак), а золотой запас составлял 2 тыс. тонн.
Долг был сделан в ходе антисоветской реформы в хозяйстве. Так что речь шла в
действительности об антисоветском долге.
     Множество ложных слов и терминов вбросило в обиход телевидение во время
войны в  Чечне.  Например,  военных  вдруг стали называть "федералы".  Какие
ассоциации порождает это слово? Оно  лежит в совсем другой плоскости, нежели
"армия -  боевики", "милиция  -  бандиты"  или "правительственные  войска  -
мятежники". Федералы - конфедераты! Северяне и  южане... Так в США  называли
стороны  в  гражданской  войне.  В  общем,  в  Чечне  дошло до  вооруженного
столкновения  сторонников двух  типов  государственного устройства. Какое-то
время ведущие даже называли бандитов Басаева партизанами.
     Новояз перестройки и реформы - целостная система, ее можно разматывать,
потянув  за любую ниточку. Возьмем  для примера два  ключевых  слова  в  том
потоке,  что  нам  промывал мозги  - "демократия", "гражданское  общество" и
"рыночная экономика". Уже Ле Бон указывал на манипулятивную силу таких слов,
на их магическое воздействие на толпу.
     Заметим, что словом "демократ" вполне  привычно,  не  задумываясь о его
смысле,  обозначают сегодня тех,  кто  поддерживает  режим  Ельцина-Чубайса.
Следовательно,  это слово действительно  вошло в язык, стало  именем. Каково
его  реальное  "наполнение"?  Сохраняет ли оно тот  исходный смысл,  который
действует  нам на подсознание и помимо  воли влияет на  отношение к реальным
политикам  и  их  последователям?  Беспристрастно,  с  помощью  структурного
анализа, можно  показать,  что в России силой  был  установлен режим  крайне
авторитарной  президентской  республики  -  практически,  диктатуры.  Помимо
общеизвестного факта разгона и расстрела парламента имеется множество других
надежно выявляемых родовых признаков  этого типа власти. Также очевидно (и в
известных  западных  политологических  работах  признается),  что   если  бы
политический  режим России  следовал бы  нормам буржуазной  представительной
демократии,  то  курс  реформ Гайдара-Чубайса никак бы не  прошел. Созыв  за
созывом  (начиная с  созыва 1989 г.) парламент этот  курс отрицает, опрос за
опросом  показывает, что  большинство населения этой  реформы  не  приемлет.
Таким образом, введенное с  помощью прессы  в  общественный  лексикон  слово
"демократия"  является  порождением  новояза  и  средством господства  через
манипуляцию сознанием.
     Примечательно,  что  идеологи  буквально  словами  Оруэлла "философски"
обосновывают  новый смысл  ключевых  слов своего  новояза.  Вот  рассуждения
Г.Бурбулиса  (в беседе по  телевидению  с А.Карауловым  16  марта 1992  г.).
Страна, говорит Бурбулис, больна, а мы поставили диагноз и начали смертельно
опасное лечение  вопреки воле больного. Впоследствии эту  метафору буквально
повторили   некоторые  другие   идеологи.  Один   из  таких  демократических
идеологов, О.Лацис, пишет о реформе Гайдара:  "Когда больной на операционном
столе  и   в   руках  хирурга  скальпель,  было  бы  гибельно  для  больного
демократически  обсуждать  движения рук врача.  Специалист  должен принимать
решения сам. Сейчас вся наша страна в положении такого больного". В качестве
хирурга,  готового  своим скальпелем взрезать  тело "всей нашей страны", был
приглашен Джеффри Сакс. Потом он сам  открещивался от этой  реформы,  но это
мелочь. Главное,  что  у страны не спросили ни о  согласии на операцию, ни о
доверии  хирургу. В  рамках  демократического  мышления  заявление  О.Лациса
чудовищно   -  такое   стеснялись   говорить   даже   энтузиасты   концепции
"просвещенного авангарда".
     Таким образом, в  этой метафоре мы  как  бы имеем фрагмент официального
толкового словаря нашего новояза. Слово "демократ"  в его извращенном смысле
действительно  вошло  в  язык,  а  значит,  участвует  в  манипуляции  нашим
сознанием  постоянно  и автоматически. Об  этом говорит  тот  факт, что люди
искренне не замечают полного несоответствия своего поведения  взятому имени.
На  "демократическом"  митинге  в  Останкино 29  июня  1992  г. поэт-юморист
А.Иванов   сформулировал   призыв:   запретить  всяческие   коммунистические
организации и  установить жесткий авторитарный  режим  по примеру  Пиночета.
Мол,  исторический опыт  показал,  что  к  демократии  можно перейти  только
переболев  диктатурой.  В   ответ  на  этот  призыв  толпа  обычных  наивных
интеллигентов начала  скандировать:  "Даешь стадион! Даешь  стадион!".  (Для
молодых людей, вошедших в  сознательную жизнь  после 1973 г.,  поясняю: речь
идет о стадионе в Чили, на который  в момент фашистского переворота Пиночета
свозились  арестованные.  Именно  там раздробили  руки  композитору  и певцу
Виктору Харе, без суда и следствия расстреляли несколько сот человек).
     Когда   над  страной  проделывают  смертельно   опасные  (а  по   сути,
смертельные) операции не только  не  спросив согласия, но сознательно против
ее воли  - это свобода  или тоталитаризм? Караулов  в той беседе  подъехал с
другой стороны:  вот, ветераны  хотели 23 февраля возложить  венки у  могилы
Неизвестного солдата, а их "затолкали"  (хорошее нашел  слово  А.Караулов  -
затолкали... дубинками). Почему было  не дать пройти,  раз свобода? Бурбулис
мягко  объяснил: вы  не  понимаете. Был регламент,  мы  не  будем обсуждать,
почему он  был  установлен...  Зачем  было  прорываться именно в этот  день?
Пришел бы, кто хотел, тихонько, в другое время, и возложил венок.
     Итак, свобода  в том,  чтобы  не обсуждать запрет властей, даже если он
неправовой и  провокационный.  Не  требовать своего  традиционного права,  а
подчиниться нарочито унизительному распоряжению - прийти тихонько и в другой
день. При этом  23-го февраля люди требовали лишь той свободы,  которая дана
им по закону.  Мэр  не  имел  права запретить  митинг,  Бурбулис  знал,  что
Моссовет являлся в  то  время  высшим  по отношению к  мэру  органом,  и что
Моссовет митинг разрешил. Так что речь шла о произволе исполнительной власти
в ограничении свободы граждан. Итак, мы именно в антиутопии.
     Другим  прекрасным,  но   расплывчатым  призраком   было   "гражданское
общество". Никто из политиков, которые клялись в  своей приверженности этому
доброму идолу, не излагал сути понятия. Оно было ложно истолковано, пожалуй,
всеми участниками нынешней идеологической схватки в  России. Иной раз даже с
трибуны "патриотов" нас зовут возродить соборную и державную Россию, строя в
ней  гражданское  общество.  Конгресс Русских  Общин - организация,  в имени
которой  стоит  слово  "община", также  ставит  целью  построение  в  России
гражданского общества. Абсурд.
     Культурный человек думает,  что  гражданское общество - это  ассоциация
свободных граждан, которая ограничивает и контролирует действия государства,
обеспечивает  равенство  всех  гра