х информации. По крайней мере, в мировоззрении и миропонимании П.Я. Чаадаева, по его собственным свидетельствам, играли заметную роль пищеварительные и другие обстоятельства внутреннего самочувствия[36].
Философия, подобно Протею, способна принимать самые различные, непохожие друг на друга обличья. Она столь же многообразна, как и пути человеческого самоопределения, самосознание, самообъяснение и самооправдание. Поэтому вряд ли обоснованы претензии какого-то одного способа философствования философствования на исключительность и общезначимость. К такому выводу приводит рассмотрение даже чисто внешних форм бытования философии. Что же говорить о разнообразии философствования, если включить в поле зрения его концептуальное разнообразие?!
Философствование ученых: как теория становится метафизикой
Начав с рассмотрения философии как нормативно-ценностной системы, с форм и способов философстования, мы вновь оказываемся перед содержательной стороной философствования - фактом противоречивости мысли, сознания, поступков, если они претендуют на статус философствования как универсального осмысления полноты действительности. Осмысляющая противоречивость или противоречивое осмысление, развертывающиеся в паремиологических, сюжетных, компендиумных или системных формах вербального философствования, а то и в не- и до-вербальных формах - суть правила, нормы, по которым реализуется философствование.
В том числе - философствование ученых: в афоризмах, шутках, других формах околонаучного фольклора, субкультурально-дисциплинарном эпосе и т.д., но самое главное и интересное - в научных теориях. В последнем случае и возникает парадоксальная ситуация. Научная теория, по определению - по своей природе и своему назначению - не может быть метафизичной. Критериями научной теории являются эмпирическая верификация (подтверждаемость и проверяемость), принципиальная возможность фальсификации (опровержения) и непротиворечивость. Метафизика же, как сердцевина философствования, не имеет отношения к эмпирии, реальному опыту, осмысляя трансцендентное, а значит, в принципе неопровержима этим опытом. Кроме того, как уже говорилось, метафизическое осмысление, претендуя на осмысление мира в целом как такового, вырабатывая универсальное объяснение, - не может не быть противоречивым. Именно здесь проходит граница. Наука есть наука, а философия - философия, и у каждой из них свое назначение. У одной задача выработать конструктивное знание, на основе которого можно строить специальные работающие модели, задача другой - выработка универсальных культурных смыслов. 
Поэтому, когда ученый придает своим взглядам универсальный характер, претендуя на универсальное осмысление, он порывает с наукой, становится философом. Теория, претендующая на знание о мире в целом, на первопричину всего сущего, на универсальный метод, - становится метафизикой. Это не означает, что метафизичивание научной теории хорошо или плохо. Нужно только ясно отдавать себе отчет, что есть что и не путать принципиально различные вещи. В противном случае возможны серьезные не только интеллектуальные, но и социальные издержки.  
Советская и не только советская идеократия была основана на метаифизичивании социологической и экономической теорий К. Маркса. Довольно респектабельные в научном плане теории (классовой борьбы, происхождения и динамики государственной власти, трудовая теория стоимости) были объявлены ответом на вопросы: что есть мир и в чем его первопричина (борьба и единство противоречащих сил), каков универсальный метод познания (диалектика как выявление противоречий), что есть человек, самосознание и душа (личность как совокупность общественных отношений, носительница и выразительница классово-партийных интересов). 
Даже позитивизм, взяв за основу критерии научности и отбросив метафизику, оказался в метафизической ловушке именно в следствие абсолютизации этих критериев. Метафизическими абстракциями стали идеи фрейдизма. Источниками новой мифологии стали геополитические идеи П. Савицкого, теория этногенеза Л.Н. Гумилева.
Но это ни хорошо и не плохо. Наука являлась и является, как уже говорилось, одним из наиболее продуктивных поставщиков способов философствования и соответствующих культурных смыслов. Мифология типа либидо, пассионарности и т.п. выполняет важную роль в современной культуре. Важную, но не научную. Но важную. В этой связи в работе чрезвычайно показательны предпринятые недавно первые попытки систематизации новейшей послевоенной российской философии[37]. Именно наука как, гуманитарная (филология, история, семиотика, культурология), так и математика (включая математическую логику) и естествознание, стали основными духовными и интеллектуальными заповедниками и источниками отечественного рационализма, свободомыслия, либерализма и персонализма. 
Но и здесь проявилась извечная "платонистская драма" российской философской культуры - преувеличенное значение философии в жизни российского общества, обусловленное фокусированием на вторичной реальности, связанной с творчеством идей, на трансцендентном и метафизическом философствовании. Вполне разумные идеи и теории, понятые как универсальные ответы на универсальные вопросы во-многом определяют и эйфорию горбачевской перестройки и "либерально-демократические" реформы 1990-х. Ситуация может нормализоваться лишь по мере философского осмысления реального уникального опыта самоосвобождения российского общества, в том числе и от власти идей. И роль науки в этом процессе представляется существенной - не столько в плане противостояния философии и борьбе с нею, сколько в специализации и сотрудничестве на этой основе. 

1.5. Философия техники в современной культуре
Философия техники - это сравнительно новая ветвь философии, специфика которой заключается в необычности предмета исследования. При столкновении с предельно рациональным, "весомым, грубым, зримым" миром орудий, машин и автоматов традиционные философские методы представляются на первый взгляд совершенно непригодными. Однако стоит вспомнить, что сущностью любой философской дисциплины является "человеческое измерение", рефлексия над местом человека в мире. Поэтому, в отличие от техниковедения, задачей которого является установление общих законов функционирования технических систем, философия техники может быть определена как взгляд на мир сквозь призму новой искусственной реальности, вобравшей в себя творчество, энергию и терпеливый труд предыдущих безымянных поколений. 
       К настоящему времени философами накоплен богатый опыт осмысления феномена техники, представшей властной и многоликой силой. Оказалось, что в этой теме стягиваются традиционные философские вопросы - как онтологические, так и гносеологические. Конец XX в. придал размышлениям о сущности техники особый акцент: для современного этапа философии техники характерно внимание к теме ответственности субъекта технического действия (в первую очередь инженера). Неслучайным стало появление понятия "техноэтика": будущее человечества неизбежно определяется тем, насколько будет сохранён контроль над сотворённой и постоянно творимой в ходе истории "второй природой". Этот вызов не менее серьёзен, чем угроза со стороны стихийных природных сил. И наряду с проблемой ответственности встаёт сопряжённая с ней проблема свободы. Современная техника становится не только физической, но и духовной опорой человека; Сохранение высшего человеческого качества, противодействие властвующему в технической цивилизации духу силы и автоматизма требуют ясного понимания сложности связей в структуре "человек - техника - природа". 
"Нет человека без техники", - эти слова  принадлежит Х. Ортеге-и-Гассету. В этой антропологической формуле отмечено необходимое условие бытия человека на Земле: лишь он один из царства животных наделен способностью материализовать свою волю, вносить с помощью собственных изделий изменения в окружающий мир. Эта неразрывная связь отмечалась многими философами прошлого (так, можно вспомнить определение Б. Франклина: "человек есть животное, производящее орудия"; оно до сих пор признаётся самым точным объективно-научным определением человека). Однако испанский философ занят не проблемами антропогенеза; он старается найти некую неизменную в чередовании исторических эпох черту бытия человека, через которую можно постигнуть единство человеческого рода. Как до возникновения первых очагов цивилизации, так и ныне, в эпоху научно-технического прогресса, человек ограждён своего рода "магическим кругом". Круг этот - техника; меняются, твердея и утончаясь, лишь его формы, сам же он, подобно тени, неизменно следует за сложной судьбой человека - самого удивительного из феноменов Вселенной.
Определение техники
Методической основой преподавания технических дисциплин является так называемый естественнонаучный подход к технике. Согласно этому взгляду, техника есть принадлежность прикладной науки. Тем самым акцент делается на рациональной стороне современной техники, на доказательство возможности воплощения мысли в природном материале. Однако такой подход недостаточен хотя бы в силу своей исторической локальности: союз науки и техники характерен лишь для Нового времени. В античную эпоху мы наблюдаем нечто прямо противоположное. Так, Аристотель особенно высоко ценил в научном знании его обособленность от практических нужд, его не заинтересованность в утилитарно-техническом применении.
Античная трактовка техники становится понятной через исходный термин "тэхнэ". Это древнегреческое слово первоначально означало как умение, так и искусство. В русской философской мысли имеются попытки представить технику соответственно этому эллинскому эстетическому смыслу - как "умение и искусство преображения действительности, в конечном счёте, как способ творения человеком самого себя и окружающего мира"[38]. Но это - идеальный проект, реализоваться который сможет лишь при наступлении желанной многими мыслителями "антропогенной" цивилизации. Понять сущность техники как могущественной силы современной эпохи можно лишь с учётом четырёх важнейших граней её бытия.
Во-первых, следует указать на то, что современная техника уже представляет собой самостоятельную организованную в соответствии со своей внутренней логикой среду. Эта среда не является органической частью природы и вместе с тем она уже отделяется от мира человека. Это - тот мир, в который входит рождающийся человек. Можно ввести понятие центральной топологической характеристики техники как некоей самостоятельной реальности - её срединное положение между миром человека и миром окружающих его природных стихий. Она проницаема в обоих направлениях, и эта её "мембранность" стала тревожить. Налицо два современных кризиса: нарастающее ухудшение среды обитания (экологический кризис), и не менее опасный антропологический кризис, истоки которого видятся в том, что инструментальная среда неизбежно влияет на сознание человека-триумфатора, избравшего для общения с природой язык силы.
Во-вторых, следует отметить присутствие на элементарном уровне этого множества объектов, в каждой "технической" клеточке обязательного эффекта искусственности, сделанности, не-биологичности, организованности в соответствии с человеческими стандартами. Попытка ослабить остроту вопроса о "противоестественности" технического предпринималась ещё в античности (Демокрит, к примеру, считал, что люди ткачеству и строительству "научились" у пауков и ласточек); можно вспомнить о недавней популярности бионики, исследовавшей возможность заимствования природных "изобретений" для инженерных разработок - однако скоро стало ясно, что сверхсложная природная стройность ещё долго будет недоступна систематическому воспроизведению. И вновь стал вопрос о технике как о материальном воплощении, актуализации "ещё-не-бывшего". 
В новейшей философской литературе этот аспект фиксируется с помощью категории "артефакта". Артефакт - это, по определению, нечто искусственно изготовленное, или хотя бы в минимальной степени содержащее момент творчества интеллекта. Это некий воспроизводимый конструкт, обусловливающий процессы социального наследования и организующий пространство человеческого бытия. Наряду с материальными артефактами существуют и идеальные (продукты сознания); можно включить в сферу артефактного также и социальные феномены. Класс технических артефактов более узок: это "материальные артефакты, выступающие средствами преобразовательной деятельности и несущие информацию, необходимую для создания других артефактов"[39].
Третьей важнейшей особенностью техники является её изначальная орудийность, подчинённость задачам, внешним по отношению к конкретному техническому акту. Техника предстаёт как совокупность методов. При этом подходе появляется возможность инструментальной трактовки научных теорий; кроме того, возникает плодотворное поле для исследования морального аспекта в триаде "цель - средство - результат". Отсюда - гносеологическая интерпретация техники как средства познания мира (по существу, близкая к марксистской оценке практики как верховного принципа распознания реальных свойств предметов).
Наконец, понимание техники будет неполным без специального обращения к проблеме обретённого через технику господства над природными стихиями. Эта тема позволяет говорить о реализации в технике одного из важнейших психологических мотивов, идущих со времен архаического магизма. Отчётливо различимое стремление заклясть природу, изменить её в соответствии с человеческими желаниями позволило Н.А. Бердяеву говорить о магических корнях техники. Русский философ противопоставляет магическому мироотношению религиозное, при котором человек стремится изменить в первую очередь свою внутреннюю сущность; магия же принципиально внеэтична. Взгляд на мир как на арену действия железных закономерностей неизбежно приводит к тому,  что верховной целью поступков мага становится подчинение  (природы, окружающих  людей,  собственного тела).Но техническая власть над природой отличается от примитивных форм магизма тем, что она проявляется, по Фр. Бэкону, через  смиренное "ученичество",  требующее вовлечения в собственную логику существования предмета и овладение им через познание этой логики.
Современная техника уже не ограничивается обращением природных энергий ветра, воды и огня. Она движется по принципу извлечения энергий из "недр" - использования редчайших элементов и создания для протекания технологических процессов экстремальных условий, в непосредственном наблюдении не данных. Однако неизменным остаётся властный, завоевательный момент, сформулированный ещё Фр. Бэконом: "два человеческих стремления - к знанию и к могуществу совпадают" (и далеко не случайным видится то обстоятельство, что создатель новой, практически направленной науки отнюдь не пренебрегал магией).
"Вся техника есть организация вещей человеческими усилиями в человеческих интересах". Это определение, принадлежащее самобытному "техномарксисту"  А.А. Богданову, выражает планетарный, антропокосмический аспект техники. По сути дела в нём содержится взгляд на историю как на процесс технического завоевания Земли. Планета мобилизуется путём деятельного преобразования присущих её изначально форм; иными словами, перед нами констатация не только власти, но и насилия. Однако тотальная власть над этой новой организованностью проблематична, и невольно вспоминается средневековая легенда об ученике колдуна, который смог выпустить в мир страшные силы, но оказался не в состоянии остановить их разрушительное действие. Актуальным примером может служить ситуация, складывающаяся вокруг энергии "мирного атома", по мере "мобилизационного" использования которой растёт опасность не просто выхода системы из строя, но и возникновения экстремальных условий, в которых начинается развитие неподконтрольных, чреватых глобальными катастрофами цепных реакций (как это чуть было не произошло во время Чернобыльской аварии 1986 года).
С учётом приведённых соображений можно предложить следующую формулировку термина "техника". Техника есть особая динамичная среда, состоящая из артефактов, созданных человеком для преодоления собственной биологической недостаточности и для господства не только над естественной, но и над общественной сферой человеческого бытия, а также над его собственной деятельностью. Это определение философски нагружено и может претендовать на статус выявленной категории, хотя и не должно считаться исчерпывающим[40]. Его сильной стороной является сочетание натуралистической интерпретации техники (в которой акцентируется аспект проекции человеческих органов) и волевой трактовки техники как овеществлённой силы знания.
Мир техники и мир человека: проблемы их соотношения
Соотношение мира человека и сотворённой им технической среды достаточно сложно. Мы остановимся на двух важнейших вопросах - на проблеме трансформации человеческой сущности, погружённой в пронизанное техникой бытиё, и на проблеме заменимости человека высокоорганизованной техникой. Рассмотрим каждую из названных тем подробно. 
Проблема возвратного влияния техники на социум становится наглядной при анализе процесса циркуляции человеческого содержания в технике. Эта циркуляция может быть описана формулой "человек - орудие - человек". Для её расшифровки нужно обратиться к понятиям "опредмечивания" и "распредмечивания". Опредмечивание происходит в ходе создания техники и заключается в запечатлении в орудиях сущностных сил человека. Распредмечивание - обратный процесс, характерный для стадии использования техники новым субъектом. Распредмечивание можно определить как "прочтение", "разгадывание", перевод заключенного в технике содержания на язык общения. Решающий эту своеобразную "обратную задачу" индивид ставит себя на место практика - потребителя этой техники (особенно интересен случай разрыва непосредственной преемственности). Распредмечивание обогащает человека социально-культурным содержанием прошедших эпох; оно же создаёт специфический модус общения, в котором нужно отметить неизбежный элемент иерархичности (от ученика к мастеру, от подсобного рабочего к "рабочей аристократии"). Таким образом, перед нами процедура "нахождения себя" в инструменте; обратной стороной такого согласования является приспособление к форме и функциям данного орудия.
В заграничной философской литературе утвердился взгляд, согласно которому артефакт является для эволюции культуры тем же, чем ген является для биологической эволюции. Обратим внимание на неоднозначность процесса передачи: орудие разгадано, но разгадавший её человек уже стал иным. Развивая эту точку зрения, можно сказать, что в беге времён техника изменяет сам строй человеческого сознания. Отметим, что такое влияние в отечественной литературе по существу отрицалось. Причина была идеологической: техника рассматривалась исключительно как некий нейтральный фактор, безразличный инструмент, посредством которого выражают себя общественно-политические процессы (подобно зеркалу, она лишь отражает, но ни на что не влияет).
Для того, чтобы ответить на вопрос, в какую именно сторону происходит изменение человека, нужно понять, что за сущностные силы стоят за процессом создания орудий, какая именно сторона субъектности трансцендируется ("вбрасывается") сперва в ближний космос - биосферу, затем далее - в бесконечность звёздных миров. Несколько утрируя, можно свести кардинальные сущностные силы человека к триаде "вперёд, выше и вместе". Это значит, что в первую очередь в технике "застывает" опыт господства человека над пассивностью природного мира (в связи с чем можно упомянуть самое раннее двигательное устройство - лук со стрелами); опыт преодоления своего несовершенства как биологического вида (начиная от сшивания шкур костяными иглами и кончая аквалангами и аэропланами); опыт преодоления разобщения человеческих индивидов (коммуникационная техника, взрыв которой мы наблюдаем в последние десятилетия).
Названные демиургические свойства человека не выводятся из природных предпосылок и явно свидетельствуют об особенном месте человека в мироздании. В случае с H omo sapiens мы имеем дело с явной противоположностью адаптационной стратегии, описываемой