ти), практической целесообразности и фактической реализуемости есть, по сути дела, переход от двумерной, "плоскостной" семантики, рассматривающей знание только в терминах "истинно"-"ложно", к семантике "стереоскопической". Семантическое обоснование практического рассуждения и содержание идеи сущности" стереоскопично" в том смысле, что задается не одной, а как минимум - тремя проекциями, каждая из которых есть установление определенного вида соответствия (оценки).
Существенность и эффективность, рациональность и ответственность
Существенность является выражением единства анализа и синтеза, выявления расчлененности предмета познания, описания этой расчлененности ("сделанности") и программы воссоздания в новом единстве, задаваемом целями практической деятельности. Истинность же достигается за счет включения нормативно-ценностных факторов образования и функционирования знания в единую систему критериев, а не за счет абстрагирования от них, отказа от их учета.
Предложенная модель семантического оценивания как установления трех видов соответствия перекликается с видами эффективности целенаправленной деятельности как отношений: 1)выбираемых целей к потребностям (ценностным нормам); 2) результата к целям; 3) результата к затратам ресурсов[28]. Перекличка понятий не случайна. Она свидетельствует о глубокой фундаментальной общности управленческих и познавательных процессов, выражающейся в их обусловленности практической деятельностью. Так же как интегральным выражением эффективности является отношение потребностей к имеющимся возможностям и ресурсам, так и интегральным выражением идеи сущности является рассмотренный логический синтез знания об "истинном стремлении", представляющий содержание идеи существенности как программу эффективного, т.е. реализуемого и результативного действия.
Сущность и существенность связаны не только с целеустреленностью, но, в конечном счете, и с конечностью, ограниченностью выражения, описания и отображения. Они суть ни что иное как проявление попыток конечной, ограниченной в пространстве и времени системы (например, человека) понять и выразить конечными средствами бесконечное разнообразие мира, включая бесконечное разнообразие характеристик и свойств отдельной вещи. Эта ограниченность неизбежно проявляется в абстрагировании от одних свойств и выделении других, существенных в каком-то смысле (плане, цели) и образующих некоторую целостную выделенность вещи.
Помимо прочего это означает и возможность за конечное число шагов построить, сконструировать, воссоздать данную вещь как единое целое. Поэтому, кроме инвариантности (везде присущности) и независимости, отмеченных в начале работы в качестве главных характеристик существенности, проведенное рассмотрение демонстрирует, что можно говорить еще об одном существенном свойстве сушественности - целостности. Как писал Аристотель, "...сущее и единое - одно и то же, и природа у них одна...сущность каждой вещи есть "единое" не привходящим образом, и точно так же она по существу своему есть сущее"[29]. Сущность предстает интегральным выражением целенаправленности и эффективности человеческой деятельности и познания.
     Знание - одно из средств обоснования деятельности. Лишь будучи соотнесенным с контекстом конкретных потребностей, экспектаций, надежд, возможностями, оно становится идеей - т.е. программой действий, вокруг которой организуются общности и коллективы, в конечном счете - социальные институты культуры: науки, политики, искусства и т.д. Качество знания, позволяющего действовать эффективно - достигать цели с наименьшими затратами сил и средств является основой как его рациональности, так и рациональности связанной с ним деятельности в соответствующей сфере.
Сущность и свобода
Проведенное рассмотрение показывает, что идеи сущности и существенности непосредственно связаны с рациональностью как эффективностью и конструктивностью целенаправленной деятельности. Что позволяет говорить о познании сущности как не разумность человеческих мыслей и действий? Разумно и рационально то, что позволяет достичь цели, причем оптимальными средствами. На этом основан взлет западной цивилизации. ХХ век открыл на этом пути не только благоденствие и процветание. Экологические проблемы, ядерное оружие, технические катастрофы, опасные технологии, политическое насилие - отнюдь не побочные издержки, а прямые и непреложные следствия идеи, что познание сущности явлений открывает (и оправдывает) приведение окружающей действительности в соответствие с этой познанной сущностью.
Укоренившееся понимание разумности и рациональности (и связанной с нею существенности) может быть связано с идеей искусного искусственного преобразования реальности в соответствии с некоторым замыслом. Традиционная рациональность фактически отрицает гармонию, меру, сеет омертвление живого абстрактными схемами, требующими для своей реализации принудительного внедрения, порождая те проблемы метафизики нравственности, с которыми человечество столкнулось в ХХ столетии.
Наше время - время осознания предела традиционной рациональности. Все более сужается поле самозванства, которое человечество может допустить и позволить в технике, политике и даже - в науке. Познание сущности, существенность знания оказываются проявлением специфически человеческого измерения бытия - свободы и ответственности в гармонической целостности сущего.

1.3. Два типа рациональности
Рациональность как эффективная "техничность"
Знание - одно из средств обоснования деятельности, шире - жизни. Лишь будучи соотнесенным с контекстом конкретных потребностей, экспектаций, надежд, возможностями, оно становится идеей - т.е. программой действий, вокруг которой организуются социальные общности, в конечном счете - социальные институты культуры: науки, политики, искусства и т.д. Качество знания, позволяющего действовать эффективно - достигать цели с наименьшими затратами сил и средств является основой как его рациональности, так и рациональности связанной с ним деятельности в соответствующей сфере.
Традиционно понимаемая  рациональность  выражает идею "сделанности" вещи, явления, их "скрытого схематизма" - как говорил Ф.Бэкон. Обусловлено это тем, что такое понимание рациональности восходит к античной идее "техне" - искусного искусственного преобразования или воспроизводства (моделирования) действительности. Благодаря монотеизму (сотворенности мира по единому замыслу) и деизму эта идея получила дополнительные импульсы, что и обеспечило предпосылки бурного взлета научно-технического прогресса западной цивилизации как цивилизации науко- и техно-генной.
В этом плане рациональность совпадает с идеей эффективности как соответствия: выбираемых целей к потребностям или ценностным нормам (Ц/П); результата к целям (Р/Ц); результата к затратам ресурсов (Р/З). Иначе говоря, Р=Э = (Ц/П х Р/Ц х Р/ З). Перекличка понятий не случайна. Она свидетельствует о глубокой фундаментальной общности управленческих и познавательных процессов, выражающейся в их обусловленности практической деятельностью. Так же как интегральным выражением эффективности является отношение потребностей к имеющимся возможностям и ресурсам, так и интегральным выражением идеи рациональности, рациональной устроенности сущего является представление об эффективном, т.е. реализуемом и результативном действии.
Рациональность как эффективность и конструктивность целенаправленной деятельности означает, что разумно и рационально то, что позволяет достичь цели, причем оптимальными средствами. Синтез идеи рациональности в духе античного "техне" - искусного искусственного преобразования реальности - с идеей единобожия и дал традицию европейской рациональности. Эта традиция много дала человечеству. Она является определяющей для становления деизма, развития науки, просвещения, научно-технического прогресса, деловой активности и менеджмента...Мир в целом и в своих фрагментах предстал сделанным. Путь познания - путь осознания схематизма этой сделанности. Беспредельное сводится к конечному, финитному. От Бога-творца к деизму и от него к человеку-инженеру - вот путь европейской цивилизации. 
На этом основан взлет западной цивилизации. Но ХХ век открыл на этом пути не только благоденствие и процветание. Экологические проблемы, ядерное оружие, технические катастрофы, опасные технологии, политическое насилие - отнюдь не побочные издержки, а прямые и непреложные следствия "техничной" идеи рациональности, оправдывающей приведение окружающей действительности в соответствие с познанной ее сущностью.
Традиционная рациональность фактически отрицает гармонию, меру, сеет омертвление живого абстрактными схемами, требующими для своей реализации принудительного внедрения, порождая те проблемы метафизики нравственности, с которыми человечество столкнулось в ХХ столетии. "Техничная" рациональность или отбрасывает как иррациональную категорию ответственности (и связанные с нею идеи совести, вины, покаяния, стыда и т.д.) или трактует ее как ответственность за реализацию рациональной (=эффективной) идеи. Этот вид рациональности ведет к самодостаточности отдельных сфер применения разума: в науке - к крайностям сайентизма, в искусстве - к формалистической эстетике, в технике - к абсурдности самоцельного техницизма, в политике - к проявлениям маккиавеллизма. Следствием абсолютизации такой рациональности является имморализм, негативные аспекты научно-технического прогресса, питающего мизологию, антисайентизм и тоталитаризм. Абсолютизация традиции "технической" или "технологической" рациональности ведет к крайностям абстрактного рационализма, чреватого самозванством, самодурством разума и насилием. Кризис распадающегося на самоцельные, не стыкующиеся друг с другом сферы бытия, мира - во многом следствие безудержной экспансии "технической" рациональности.
Произвол и безответственность рационалистического активизма
Естественная человеческая потребность видеть мир осмысленным и справедливым, оправданным. Но на каких основаниях сравниваются сущее и должное, во имя каких интересов будет осуществлено в их единой плоскости действие? Проблема рациональности, сущности вещи , ее целостности и неповторимости, оказывается неотрывно увязанной с проблемой сущности - той же целостности и неповторимости - мира в целом. Более того, в силу этого, проблема сущности оказывается связанной и с проблемами свободы и ответственности. "Техническая" рациональность отбрасывает эти проблемы как иррациональные, не укладывающиеся в представления о технологии разумного. Поэтому и порождает безответственное самозванство. Природа, общество подвергаются насилию ради воплощения якобы прознанных закономерностей их же развития. И ответственность при этом снимается - ведь это природа и люди приводятся в соответствие со своей же сущностью. Иначе говоря, свобода понимается как произвол, навязываемый извне природе, обществу, человеку. Человек обязан принять некую схему, он так или иначе, но оказывается абсолютно несвободен в обосновании своих поступков. Но зато полностью свободен от ответственности за последствия и результаты. Ведь он действовал рационально, был всего лишь средством и орудием, исполнителем - не более. Тем самым? " технический" рационализм лишает философию нравственности собственно поступка сознательного и вменяемого действия.
Социум, при этом, оказывается принципиально антигуманным, внечеловеческим, отрицающим человеческое достоинство. И это неизбежно. Как экологическим следствием буквальной технической реализации научных абстракций является разрушение живой природы, так и буквальное отождествление рациональных представлений о природе этического с реальной практикой нравственной жизни превращает социальную жизнь в кошмар. Целью любой рационалистически-бюрократической утопии является внеэтическое законосообразное функционирование общего и отрицание - вплоть до уничтожения - человеческой индивидуальности. Так не только в литературных утопиях Ф. М. Достоевского, А. Платонова, Е. Замятина, Д. Оруэлла, так и в жизни: пан-разумность действительности предопределяет ее внеморальность. 
Оправданная "техническим" разумом жизнь - оправдана вне морали. Сознание, совесть и ответственность как факторы личностного поведения, требуют именно личных усилий понимания и осмысления действительности, реализуют личную экзистенцию человека. "Технический" же разум бессовестен. Он нуждается только в объективности знаний, их ясном выражении и эффективности оперирования ими. Рационально то, что позволяет достичь цели и желательно - с меньшими средствами. Такой разум способен объяснить что угодно в каких угодно целях. "Ум - подлец", - писал Ф. М. Достоевский, - потому что "виляет". Разум не только бессовестен, но и внеличностен, стремится к обезличиванию знаний, изживанию из них субъективных деталей, страстей, интересов. Более того, рациональность, особенно ее сердцевина - научная рациональность, ориентированы не только на внеличность, но, в погоне за объективностью, даже на вне (бес?) человечность, на максимально возможное вычищение человека из картины мира. Неспроста именно в эпоху Просвещения и прочие эпохи "просветительства" и культа разума возникает стремление вывести разум из-под контроля совести и ответственности. 
Разум оказывается данным человеку единственно для того, чтобы, говоря современным языком, встроиться в качестве средства, "винтика" в некую целевую программу замысла высшего субъекта. Стремление человека к свободе оказывается послушанием, а свобода воли - волей к неволе.
С человека, отрекшегося от своей воли, снимается и всякая ответственность за совершаемое им: он действует во имя высших целей. Это не только избавляет от сознания ответственности, но и наполняет жизнь целью и смыслом, которых она до сих пор была лишена. Чем и привлекательна власть деспота и тирана, различные виды бонапартизма, фюрерства и дучизма для обывателя. Они приобщают его к истории и "великим свершениям", оправдывая возможно не сложившиеся жизнь и судьбу. Для этого надо сделать так немного - вверить свою судьбу воле вождя. Особенно такая перспектива привлекательна различным маргиналам, личностям неукорененного бытия, несложившихся судеб. Поэтому именно к ним - и маргиналам и люмпенам - апеллирует всегда рационалистический утопизм. 
Рационализм в духе "техне" ведет и к безответственности власти. Тотальная якобы ответственность оборачивается личной преданностью в сочетании с полной личной безответственностью. Громоздкий аппарат контроля, строгая личная ответственность нижестоящих перед вышестоящими - не могут иметь практическим следствием ничего, кроме стремления каждого нижестоящего снять с себя эту ответственность, уйти от нее, итогом чего является столь же тотальная безответственность. 
Антигуманность и практическая бездейственность абстрактного рационализма обусловлены тем, что он оторван от живой ткани бытия, от его источника в сердце души. Его исходной отправной точкой служит абстрактное понимание категории общего: принципа, закона, императива и т. д. Как в математической теории множеств, социальный человек понимается как элемент некоего множества, объединяемого лишь каким-то общим свойством - в данном случае - подчиняется какому-то принципу или закону. В социально-культурной и политической практике это оборачивается ориентацией не на дело, а на контроль за ним, не на учет живых интересов живых людей, а на насилие над ними. Насилие от собственного бессилия. 
В конечном счете сам рациональность, восходящая к "техне" - идее сделанности - не в состоянии обосновать ответственное сознание и поведение, а разум оказывается вещью сомнительной и весьма проблематичной. "Поглупеть" призывал Б. Паскаль, "быть проще" - Л. Н. Толстой, "избавиться от логики" - Ф. М. Достоевский. 
"Космичная" рациональность
Но рациональность и существенность связаны не только с целеустремленностью, но, в конечном счете, и с конечностью, ограниченностью выражения, описания и отображения. Они суть ни что иное как проявление попыток конечной, ограниченной в пространстве и времени системы (например, человека) понять и выразить конечными средствами бесконечное разнообразие мира, включая бесконечное разнообразие характеристик и свойств отдельной вещи. Эта ограниченность неизбежно проявляется в абстрагировании от одних свойств и выделении других, существенных в каком-то смысле (плане, цели) и образующих некоторую целостную выделенность вещи.
Помимо прочего это означает и возможность за конечное число шагов построить, сконструировать, воссоздать данную вещь как единое целое. Поэтому, можно говорить еще об одном существенном свойстве рациональности - целостности и о другой традиции рациональности. Ее можно связать с античной идеей "космоса" - идеей естественной гармоничной целостности мира, когда особое значение приобретает индивидуально-неповторимое - не абстрактный элемент множества, а необходимая часть целого, без которой целое уже иное. Восточным аналогом этого типа рациональности является идея "дао": дао-истины как дао-пути - единственного и неповторимого в гармонической целостности мира.
Этот тип рациональности связан с ныне почти забытыми категориями гармонии и меры. Понимание человеческого бытия в этой традиции - реализация не абстрактного общего, а части конкретного единства, что позволяет вполне рационально ставить вопрос о природе изначальной ответственности и не-алиби-в-бытии. Это ответственность не перед высшей инстанцией в любом ее обличье, не перед общей идеей и ее носителями, а, как минимум, -ответственность за изначальную гармонию целого, частью (не элементом!) которого является индивидуально неповторимая личность, за свой - именно свой, а не воспроизводящий другие - путь и "тему" в этой гармонии мира.
В наше время все более явной становится зависимость "техничной" рациональности от более фундаментальной "космической". "Космичная" рациональность не отменяет "техничную", а включает ее как средство рефлексии, осознания меры, содержания ответственности. Если сведение бесконечного и абсолютного к относительному и конечно сделанному ведет к бесчеловечному, то установка на беспредельное и абсолютное ведет к работе души и гуманности. Ответственность первична, ум и разум вторичны. Они суть средства осознания меры и глубины ответственности, меры и глубины включенности в связи и отношения, меры и глубины укорененности и свободы в мире.
"Космическая" рациональность не отбрасывает "техническую", ее аппарат. Познать меру и глубину ответственности человек может только традиционными рациональными методами (теоретическое знание, моделирование и т.д.). Но меняется вектор. Не ответственность ради рационального произвола, а разумность как путь осознания меры и глубины ответственности. Традиционный путь - путь произвола и самозванства, путь разрушения природы, человеческих связей и душ. Другой путь - путь свободы и ответственности, путь утверждения бытия и гармонии - в душе и с миром. Либо прав Достоевский и "ум - подлец, потому как виляет" в способности оправдать что угодно, либо надо уметь им пользоваться.
Наше время - время осознания предела традиционного "технологического" разума и рациональности. Все более сужается поле самозванства рационалистического активизма, которое человечество может допустить и позволить в технике, политике и даже - в науке. Познание сущности, существенность знания оказываются проявлением специфически человеческого измерения бытия - свободы и ответственности в гармонической целостности сущего.
Недостаток знаний, "техническая" непонятность и "иррациональность" не освобождают от ответственности "космической". "Техническая" ответственность не отбрасывается, а рассматривается как действительно техническое средство познания своего места и пути в "космосе". Причем сама ответственность приобретает изначально рациональный характер. Она иррациональна или "более чем рациональна" в традиционно-техническом плане. В плане же космическом она рациональна просто. Она только "инорациональна". 
Инорациональность свободы и ответственности
Осмысление действительности не сводимо к осознанию "сделанности" вещей и явлений. А идея не сводима к программе эффективной (успешной) деятельности. Все эт