арами". Подскажи Ли
Хунчжану  использовать  эти  принципы. Возьмите с собой много  денег,  чтобы
воспользоваться внутренними шпионами - русскими чиновниками, приближенными к
лицам, ведущим переговоры;  старайтесь  побольше узнать  через них  о планах
противника. Помни слова Сунь-цзы:  - "Если ты и можешь что-нибудь, показывай
противнику, будто  не можешь;  если ты и пользуешься  чем-нибудь,  показывай
ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто
ты далеко;  хотя бы ты  и  был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай
его выгодою; приведи  его в расстройство и бери его; если у него  все полно,
будь наготове; если он силен, уклоняйся от него;  вызвав в нем гнев, приведи
его в состояние расстройства;  приняв  смиренный вид, вызови в нем сомнение;
если его силы свежи - утоми его; если его  ряды  дружны - разъедини; нападай
на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает."
     Еще  больше огорчилась Жун Мэй -  очень  уж обще звучали наставления Бо
Даоли.
     - Да, - печально вздохнул тот,
     Коварные замыслы, тайные планы
     бывают повергнуты в прах.
     Хитрые козни и злые решенья
     всегда постигает крах.*
     * "Заклятие  даоса". Изд. "Наука",  Москва,  1987  г.,  стр. 28 стихи в
переводе И.Смирнова

     Невозможно все предвидеть наперед, умей действовать по обстановке.
     Старый Бо Даоли утомился и начал засыпать. Жун Мэй пришлось удалиться.

     А  поздно  вечером,  когда она  готовилась  ко  сну  в  своей  каморке,
настраиваясь на  игры с сыном, хлопнувший  от сквозняка шелк на экране перед
дверью известил ее,  что  кто-то вошел. Ночные прогулки  во дворце строжайше
запрещались, разве что изредка совершал обход евнух из внутренней  охраны, и
Жун  Мэй насторожилась.  У  ее  постели горел ночной  масляный светильник  и
слившийся со  своей тенью на стене ночное гость казался огромным и зловещим.
Один  из  младших евнухов императрицы! Тучный, с широким лоснящимся лицом  и
маленькими  глазками,  он  давно  привлек  ее  внимание тем,  что  постоянно
кружился   рядом,   вынюхивал   и   высматривал.  Она   чувствовала  в   нем
неудовлетворенный половой инстинкт и скрытый натиск, поэтому и боялась его.
     Сделав знак молчания,  он прошептал слово  в слово условную фразу и Жун
Мэй охватил озноб освобождения от ужаса.
     Я  знаю, что  ты  собираешься  в  столицу северных  варваров  выполнять
поручение  императрицы  Цыси. Знаю  и  о твоем желании  овладеть  искусством
дипломатии, чтобы лучше выполнить  задание. Это очень похвально, но за столь
короткий  срок  невозможно.  Я открою  тебе глубокую тайну  и  назову людей,
которые тебе помогут там,  в  Москве. Слушай. В какую  бы часть вселенной не
попадали жители Поднебесной, где бы они не оседали на жительство, для помощи
друг  другу  и  для  защиты от местных властей они создают отделения тайного
общества Тянь-ди-гуэй - Триады. Девизом общества является: "Повинуйся Небу и
поступай по Справедливости." Такие отделения есть и в обеих русских столицах
-  Санкт-Петербурге и  Москве.  Люди,  состоящие  членами  общества  в  этих
городах,  обладают  большими средствами  и их  деньги  помогут  тебе достичь
желаемого. Там  к тебе придет  человек и  произнесет фразу:  "Жизнь человека
ничтожна,  словно  капля росы на  лезвии  травинки;  богатство  и  знатность
человека  преходящи,  словно облако". Доверься этому человеку и  он выполнит
любое твое поручение.


ВИТТЕ. ПЕРЕГОВОРЫ С ЛИ ХУНЧЖАНОМ.

     В середине апреля князь  Ухтомский привез из Одессы Ли Хунчжана. Сергей
Юльевич   ставил  на  высокий   пьедестал  личные  переговоры   с  китайским
представителем на коронации, поэтому и  убедил  Ухтомского  загодя выехать в
Суэц и  встретить там Ли Хунчжана, чтобы, во-первых,  предупредить возможные
попытки западных  конкурентов  увлечь  его  в  турне  по столицам  Европы  и
заручиться если и не  конкретными уступками, то их обещаниями, и, во-вторых,
чтобы  высказать  падкому  на  лесть  и внешние  формы  почтения  китайскому
сановнику максимум гостеприимства. Для этого Сергей Юльевич даже обратился к
императору Николаю Александровичу с просьбой встретить Ли Хунчжана в  Одессе
почетным караулом, что Его высочество одобрили. Генерал-адъютант Ванновский,
военный  министр, остался, правда, недоволен тем, что  министр финансов влез
не в свою компетенцию. Ну да бог с ним. А Ли Хунчжану это пришлось по душе.
     Сергей  Юльевич в высокой степени  был  заинтересован  в  положительных
результатах переговоров. И результатов ждал больших. Каких только возражений
против  маньчжурского  направления  линии железной дороги  он  не  встречал,
против  каких  только мнений не пришлось ему бороться. Да хотя бы и директор
Азиатского департамента министерства иностранных дел граф Капнист. Уж как он
возражал,  доказывая,  что  у  России   нет  ни  экономических,  ни  военных
возможностей  строить  эту,  как  он  выразился  "Военно-этапную  дорогу". И
средств она  потребует непомерно  больших, и защищена не  будет,  и  вызовет
необходимость занятия  всей  Маньчжурии и овладения управлением территорией,
где  пройдет линия, и,  главное, как бы Англия  не поспешила  занять  в свою
очередь морские порты, чтобы обеспечить себе преобладание в Желтом море.
     Подобная  позиция  поддерживалась  и  Приамурским  генерал-губернатором
генерал-адъютантом   Духовским,  предлагавшим  строить  дорогу   по  русской
территории, вдоль Амура, отхватив у Китая лишь северный выступ Маньчжурии от
Сретенска до Благовещенск. Мы, мол, позже  построим дороги вглубь Китая.  Ну
как они не понимают, что существует громадная разница между  готовой дорогой
в Маньчжурии и проектами таковой. Дороги, впрочем, еще нет, и предстоит лишь
добиться у Ли Хунчжана концессии на ее строительство.
     Приехав в Петербург и отдохнув с дороги два дня, Ли Хунчжан нанес визит
министру финансов. Встречу организовали в кабинете министра.  Сергей Юльевич
принимал его в виц-мундире со шпагой,  согласно протокола. Высокий китайский
гость  прибыл  в  сопровождении   множества  слуг   и   чиновников  в  столь
экзотических одеждах,  что  Витте стало не по себе и изрядно  весело.  Князь
Ухтомский  немного разбирался  в иерархии китайского  чиновничества, главным
образом по  цвету  шариков  на  их  головных  уборах  и  по пряжкам  ремней,
подпоясывающих халаты. Он и шепнул Сергею Юльевичу, что представительство на
весьма  высоком уровне. Сам  Ли Хунчжан был представлен как  первый канцлер,
вице-король  Чжилийской, столичной провинции,  член  императорского  совета,
директор  Желтой  реки, главный советник императора  по иностранным  делам и
прочее  и  прочее.  Он  оказался  довольно   высоким,  грузным  стариком   с
морщинистым,  цвета выделанной  бычьей  кожи  лицом,  седой длинной и  узкой
бороденкой и острыми, пронзительными, умными, черными глазами. По китайскому
обычаю Сергей Юльевич и Ли Хунчжан  очень  низко, медленно поклонились  друг
другу,  перешли в  следующую гостиную  и сели на банкетки. Первая их встреча
прошла  во  взаимных  расспросах   о  здоровье  сюзеренов  -  российского  и
китайского   императоров,   их  родных  и   близких.  Они,   можно  сказать,
притирались,  приспосабливались,  присматривались  и  прислушивались друг  к
другу, оценивали друг друга уже не на основе досье и впечатлений советников,
а  лично; примеривались, как вести дальнейшие переговоры,  нащупывали верные
интонации, обдумывали, что и как можно будет себе позволить. Сергея Юльевича
в  высшей  степени беспокоил вопрос - как лично заинтересовать Ли Хунчжана в
реализации его делового предложения.  Ему доводилось встречаться со  многими
государственными деятелями, имена которых навечно останутся в истории, но Ли
Хунчжан, несомненно, стоит на весьма высоком пьедестале. Он высокообразован,
по-китайски, конечно, обладает здравым умом и здравым  смыслом. Именно это и
упрощало задачу Сергея Юльевича,  вселяло уверенность, что столковаться  они
смогут.  Словом,  это был,  так  сказать,  высокопорядочный  государственный
деятель, вор и взяточник, хотя, по китайским обычаям, чиновник и взяточник -
слова синонимы.  Как и у  нас. Почему  Сергей  Юльевич  уделял  этому  такое
серьезное  внимание?  Дело  в  том,  что для  дипломатически  благополучного
разрешения  вопроса он  должен  будет  предложить  Ли  Хунчжану,  как бы это
помягче  выразить, впрочем,  к  чему словесная эквилибристка,  взятку. Дело,
вполне  понятно, щепетильное, вызывающее некоторый душевный дискомфорт. Да и
сумма  должна  быть  предложена  одновременно  и  солидная,  соответствующая
предприятию,  Сергей  Юльевич   бросил   взгляд  на  карту,  ого-го,  и,  по
возможности,  для казны  не  столь обременительная. К тому же не  из  своего
кармана он  собирается давать. Расход по этой  статье придется  визировать у
императора Николая, взятку дает, следовательно, он, и нежелательно вызвать у
него гримасу недовольства размерами.  Но и продешевить  боязно, китаец может
обидеться и оставить нас ни с чем.
     Несмотря на то, что это в  высшей степени важное дело нужно было решить
именно за месяц  пребывания  в  России  Ли  Хучжана, ни  в  коем  случае  не
следовало спешить,  вспугнуть  важного  гостя, дать ему  понять,  что Россия
очень в нем заинтересована. Тем более, что, по сведениям нашего посланника в
Пекине графа  Кассини, который  уже с  начала года зондирует в Цзунли-ямыне,
китайцы  отнюдь не намерены  широко распахнуть дверь  иностранному капиталу.
Каждое  подобное покушение  воспринимается ими  весьма болезненно  и удается
лишь под большим нажимом.  Между тем, некоторые  особенности  в поведении Ли
Хунчжана  подсказывали Сергею  Юльевичу,  что  он  облечен  полномочиями  на
значительные  нам  уступки. Переговоры были  едва ли не  ежедневными, весьма
вязкими  и  трудными.  Ли  Хунчжан опасался,  что  русский министр  примется
вымогать территории в районе Кульджи, либо потребует  северный  Маньчжурский
выступ и, конечно,  порт  в  Желтом море.  Но он  в  вышей  степени  остался
доволен, поняв, что покушаться  на целостность  китайской  территории Сергей
Юльевич не собирается.
     Витте же  убеждал  Ли Хунчжана  в  том,  что именно благодаря России  и
удалось  сохранить  территориальную целостность  Китая.  Ведь,  не  предъяви
Россия ультиматум Японии, по Симоносекскому мирному договору Китай лишался и
Ляодуна,  и  Шаньдуна,  а следом оказались бы  оторванными  и  Маньчжурия  и
Срединный Китай. Ли Хунчжан горестно соглашался, махал утвердительно головой
и трогал рукой застрявшую под глазом японскую пулю, память о Симоносеки.
     -  Мы будем  вечно держаться принципа  целостности  Китая,  - продолжал
Сергей Юльевич, - но, чтобы подкрепить слова делами, надо иметь  возможность
доставлять в  Китай военную  силу. Ведь что же получается, напади  завтра на
Китай  та же Япония, ведь ей всего лишь сутки  море переплыть,  а нам  сорок
суток  из  Одессы  через  Суэц  тащиться.  А  изменись   вдруг  политическая
обстановка,  закроют англичане Суэцкие канал, так ведь  вокруг  Африки вдвое
дольше.  Чтобы во-время  доставить войска,  а  они,  за  малым  исключением,
находятся у нас  в Европейской части, в высшей  степени необходимо построить
железную дорогу до Владивостока именно через  Северную Маньчжурию. Тогда  мы
сможем  быстро  перебросить  войска  в  Китай  из  Европейской  части  и  из
Владивостока. А то вон, во время вашей войны  с Японией,  двинули  мы, было,
войска  из  Никольска-Уссурийского  к  Гирину, да  пока  они дошли,  война и
кончилась.  Мы должны и Японию  удерживать от  агрессивных поступков, а  это
возможно лишь  при  наличии воинских  формирований в Приамурье  и Приморской
области.  Для этого,  опять  же,  нужна  железная дорога. Дорога нужна  и  в
экономическом отношении,  ведь она весьма высоко поднимет производительность
тех  районов Китая, через которые будет  идти.  Да и  Япония благожелательно
встретит  железную  дорогу: она  уже  приобщилась  к европейской  культуре и
заинтересована в надежном и скором сообщении с Европой.
     Ли Хунчжан, как  это чувствовал Сергей Юльевич,  внутренне соглашался с
ним,  но,  набивая себе цену, ставил различные  препятствия. Он вел себя как
дама,  твердящая  нет и нет  и нет, но  идущая  уступка за уступкой.  Сергей
Юльевич усилил нажим  и понял, что китайский гость почти сломлен.  Но тут Ли
Хунчжан захотел убедиться, что этого желает не только министр финансов, но и
сам  российский император. Сергей  Юльевич обратился  к государю с  просьбой
принять Ли Хунчжана, что тот и сделал, почти  частным образом; в газетах, во
всяком случае, ничего  об  этом  не  сообщалось. Перед коронацией, но еще  в
Петербурге, в Царскосельском дворце был  назначен по какому то поводу  выход
государя.  Принося  поздравления,  что по протоколу  совершается поочередно,
Сергее Юльевич подошел  к его величеству и он шепотом сказал, - Ли Хунчжан у
меня был и я ему сказал.
     Тогда и начал Сергей Юльевич прощупывать, как  воспримет Ли Хунчжан его
предложение не только провести железную дорогу из Забайкалья до Владивостока
по  Маньчжурии, но  и  сделать ответвление к  одному из портов Желтого моря.
Ведь  России  нужна незамерзающая бухта для угольной станции в  Желтом море,
где  русская эскадра  не была  бы ограничена льдами.  Тем  более, что  после
ультиматума,  отводить  флот на  уже  ставшую традиционной стоянку зимнюю  в
Нагасаки нам стало затруднительно. Недаром же  мы последнюю зиму, с согласия
Китая, направили Тихоокеанскую эскадру в порт Цзяо-чжоу в Шаньдуне. Но здесь
Сергее  Юльевич  почувствовал,  что  Ли  Хунчжан  ему не  уступает.  Да,  он
улыбался, кивал, принимал позу раздумывающего Будды, громким щебетом вызывал
из  соседней  комнаты  слуг  с кальяном,  и даже, после многих его  резонов,
соглашался  на такую дорогу, но с узкой, европейской колеей. Сергея Юльевича
это никак не устраивало.
     Конечно, можно сделать широкую насыпь и  в  случае необходимости быстро
перешить  полотно   под  русскую  колею,  но  ему   нужно  было  официальное
разрешение, концессия,  выданная под русскую колею, иначе получится, что  мы
построим  железную  дорогу   для   широкого   проникновения   в   Маньчжурию
европейцев... Ли Хунчжан, однако, был непоколебим и никак не шел навстречу.
     И еще Ли Хунчжан оказался неуступчивым в одном  вопросе. Сергей Юльевич
настаивал,  чтобы  Маньчжурскую  магистраль  строили  как  русскую казенную,
государственную;  он  же,   напротив,   желал  построить   ее,   при   нашем
финансировании,  как  китайскую.  Или  за деньги  американца Буша.  Тот  уже
предлагал создать международный синдикат. Но в этом  случае Россия ничего не
выиграет. Напротив, это был бы острый нож в наше сибирское брюхо. Дорога же,
с  нашей,  русской  колеей,  нами  построенная  и  управляемая,  с   русским
оборудованием, подвижным составом, локомотивами, с русским персоналом,  да с
отменою порто-франко во Владивостоке только за счет сбора ввозных и вывозных
пошлин окупилась бы в десятилетие. Уж не  говоря  о политическом  и  военном
аспектах. Да ведь, построй мы  ветви к Желтому морю, к  Пекину,  к корейской
границе, мы же станем контролировать практически весь Северный Китай. Да что
Китай, весь Дальний Восток!
     Но Ли Хунчжан ни в какую.
     Что  же,  дело  шло к естественному в  таких случая  финалу  -  взятке.
Пришлось пообещать  Ли Хунчжану - пообещать! - правда,  об обмане и  речи не
могло быть,  три миллиона  рублей.  Только после  этого китаец согласился на
русскую  компанию, и  опять  же, лишь частную.  Договорились, что  концессия
будет  выдана Русско-Китайскому банку,  а уже он,  в свою  очередь,  создаст
железнодорожное общество  для строительства  дороги.  Первый миллион обещано
было  передать  Ли  Хунчжану  после  издания китайским  императором указа  о
предоставлении    Русско-Китайскому    банку    концессии    и    документа,
устанавливающего  главные основания концессии. Второй  миллион обещано  было
вручить  после окончательного подписания  концессия  и  утверждения  точного
направления линии. И третий - после окончания строительства дороги. Протокол
с  обязательством о взятке подписали члены правления Русско-Китайского банка
директор  канцелярии  министерства Финансов тайный  советник Романов, банкир
Ротштейн, зять  Ротшильда,  и камергер, новоиспеченный  редактор и  издатель
"Санкт-Петербургских ведомостей" князь Эспер Ухтомский - как доверенное лицо
императора Николая.
     А  поводом для  получения концессии  на строительство трансманьчжурской
железной дороги должен стать русско-китайский оборонительный договор. Против
Японии!


ЖУН МЭЙ. ПЕТЕРБУРГ

     Из Шанхая на французском  пароходе  делегация во главе  с Ли  Хунчжаном
отправилась  в  Россию.  Дипломатическим  являлся  французский язык, на  нем
велись   переговоры   между   представителями  государств   и   составлялись
официальные  межгосударственные  документы.  Как представитель  вдовствующее
императрицы,  к  тому же лучше всех  среди  драгоманов  Ли  Хунчжана знавшей
французский язык, Жун Мэй была назначена его личным переводчиком и, одетая в
мужскую   одежду,  постоянно  находилась   при  нем.   Она  старалась   быть
неторопливо-вальяжной и говорить  низким, мужским голосом, но  все равно, за
спиной над ней подсмеивались и называли писклей.
     Ли Хунчжану  в  это время было уже  семьдесят три года.  Он был грузен,
тяжел на подъем,  при  малейшем  усилии  задыхался,  сильно  потел  и боялся
смерти. Да разве может знать человек, что с ним  случится, например, завтра?
Тем более  в таком почтенном возрасте. Жизнь  и смерть  человека -  в  руках
Неба, человек бессилен  и только Небо распоряжается  им. Поэтому в багаже Ли
Хунчжан вез гроб из черного мореного дуба с бронзовыми украшениями.
     - Ты не мужчина, Цян Вей, - громко крикнул Ли Хунчжан и топнул ногой. -
Ты не мужчина, - грозно повторил он и шагнул к Жун Мэй.
     Был поздний вечер, своих слуг и сына, сопровождавших его  в  поездке  в
Россию на коронацию  царя северных  варваров он  давно отпустил спать, а  ее
задержал,  велев еще раз проверить правильность перевода на французский язык
верительных грамот. Где-то глубоко внизу ухала огнедышащая  паровая машина и
туловище парохода ритмично вздрагивало, мерно вздымаясь вверх и проваливаясь
вниз на гребнях и впадинах свободно дышащего океана.
     Сосредоточившаяся над текстом, Жун Мэй вздрогнула и  подняла голову. Ли
Хунчжан навис  над  ней  грузным  телом и, дернув  за  косу,  потребовал,  -
Признавайся, кто ты? Женщина?
     -  Нет,  я  мужчина,  - стараясь  говорить  едва ли не  басом испуганно
пробормотала Жун Мэй.
     -  Я сразу  понял, что ты  женщина,  и об  этом  мне шепнули  еще перед
отправлением,  во дворце императрицы. А вот  сейчас  я проверю,  и он сильно
дернул ее халат, так, что посыпались перламутровые пуговицы.
     Жун  Мэй едва успела прикрыть ладонями обнажившиеся  груди и попыталась
выскользнуть из его рук, но Ли Хунчжан крепко держал ворот ее халата.
     - Ты женщина, - радостно и похотливо  засмеялся  он и принялся отдирать
ее ладони от груди, больно царапая длинными ногтями.
     Удерживая рвущиеся из груди крик ужаса, Жун Мэй оттолкнула его, блеснув
на  мгновенье белой грудью с  большими темно-розовыми сосками,  и забилась в
угол салона. Путь к двери загораживал ее мучитель.
     Он опять бросился на нее,  тяжело падая грузным  телом  и цепко  хватая
руками за отвороты  халата. Ткань трещала и рвалась,  обнажая тело, а старый
Ли Хунчжан тыкался лицом ей в  шею,  груди, живот,  сопел и пыхтел, стараясь
повалить на диван.
     - Отпусти,  отпусти, - закусив нижнюю губу, бледнея от ярости  и страха
отбивалась Жун Мэй.
     Старый  Ли, обхватив ее  за  бедра, прижался лицом  к  животу и  больно
укусил, но она изловчилась  ударить его коленом в  подбородок, оттолкнуть  и
вскочить на диван.
     Тяжело дыша, всклокоченный, с выпученными глазами и тр