итай  собирается,  с  голодухи не  померли.  А  как  рвань
городская, подзаборная, узнала, что здесь деньги дают, так тучей черной  тот
домик и  окружила.  С паспортами многие. И  инженер с сотню человек набрал и
сказал,  что довольно, не  надобно более. Тогда на  деньги  счастливчиков на
Семеновском покосе, у моря, пир устроили. Андрей человеком кампанейским был,
да  и с новыми товарищами  сойтись надо, тоже  в  гульбище участвовал.  Пил,
закусывал,  слушал и поражался. Ну,  и народец...,  уж  действительно,  низы
общества.  Самому  страшно стало.  Но и  подумал,  может,  по пьяни  впустую
бахвалятся, скотством кичатся...
     Однако  и  на  пароходе  и  в  городишке китайском  Даляньване  ему  от
некоторых новых друзей горько делалось.
     Даляньвань,  как  инженер-изыскатель  рассказывал,   сперва  предлагали
Славороссией или  Порт-Славься  именовать, но потом  образумились.  Кто  его
знает,  что произойти в  дальнейшем может, как бы не оконфузиться.  И решили
Дальним назвать. Так оно и с китайским созвучно будет.
     Партию изыскательскую на группки  мелкие,  человек по десять разбили, в
каждой группке техник с  теодолитом - трубкой  бронзовой  на  трех ножках  -
старшим, и  пошли  они трассу прокладывать. Техник у  теодолита в  раскоряку
стоит согнувшись, а Андрей и его по группе товарищи вешки вершках в двадцати
над  землей  ведут то вправо,  то влево,  пока техник "ставь" не скомандует.
Тогда вешку  кувалдой  забьют  на пару вершков и следующую, чтобы стояли они
друг за дружкой и ровнехонько.  Или кривую дугу вывешивали.  Потом  на место
вешек колья ровные, ошкуренные, из леска ближайшего, в землю забивали.
     Сперва китайцы, жители местные, молча наблюдали за этими их действиями,
а потом, когда трассу пришлось вести через их дворики, огородики, поля, а то
и через кумирни с божками, кладбища, крик подняли. Кричат громко, по своему,
мужчины, женщины, дети малые, да со злобою; камнями бросаться начали, не  до
смеху. Уже конец мая был, начало июня, китайцы урожай ждут, а тут русские им
убираться  велят.  Понять-то  китайцев можно было, но,  с  другой стороны, и
дорогу трассировать надо. Благо  казаков  с  нагайками, шашками  да  ружьями
прислали. Те не  церемонились. Китайцы кричат, камнями кидаются, а казаки их
нагайками, а то и пальнут в их сторону. Те разбегаются.
     Ночевать  в китайских фанзах  располагались.  Товарищи  Андрея  -  люди
решительные.  Пинками хозяев на улицу вышвырнут, а если те сулеи дадут, то в
уголочке  хозяевам ночевать  разрешат. Андрею  с  ними  и  противно  было, и
страшно.  Напьются и  ругаются.  Или  женщину  захотят  и  давай  к  хозяйке
приставать. И рассказы велись препохабные  - где  кто  китайку  изнасиловал,
фанзу или кумирню ограбил, лавку разгромил, сулею или ханшин с полки в лавке
без  спроса  взял и  не заплатил  ни  копеечки,  чоха  по-ихнему,  с  дыркой
квадратной посередине медной монетки.
     Инженеры и техники  запрещали буйствовать,  самых  дерзких рассчитать и
выгнать стращали, но сами ночевали отдельно, не знали многого.  А на просьбы
Андрея утихомириться,  на  попытки робкие  защитить китайцев обижаемых,  его
избили однажды, а потом и убить пригрозили  свои же товарищи. Из Китая домой
не уйдешь, доносить начальству тоже не принято. Да и знал он - нож воткнут в
спину или горло перережут спящему.


     ЖУН МЭЙ..Пекин

     В  шуан  цзян -  день осеннего равноденствия -  двадцать  третьего года
Гуансюя (23.10.1897 г.) в Цзунли-ямынь пришла весть о том, что в Шанхайгуане
убиты двое германских миссионеров. Ли Хунчжан ужасно встревожился.
     -  Правду  говорят, - бормотал он, трясущимися руками вытирая  обильный
пот, выступивший  на  лице, - кончается веселье - приходит печаль, кончается
радость -  приходит горе. Он сразу  же  послал во  дворец императрицы за Жун
Мэй, с ее помощью надеясь умилостивить императрицу.
     - Опять в шуан цзян, - всплеснула руками Жун Мэй, и сердце ее заныло от
тягостных предчувствий. - Что же будет? Германцы доверятся нашему правосудию
или потребуют  руководствоваться старинным китайским  обычаем: взял в долг -
верни, убил человека - заплати жизнью?
     - Ох,  нет, - дрожащим голосом ответил Ли Хунчжан. - Уж их то я знаю. В
девятом году  Тунчжи (1870 г.)  в  Тяньцзине  были убиты двое миссионеров  и
сожжено французское  консульство.  Французы  не удовлетворились тогда казнью
восьми человек.  Они требовали высшей  меры  для Тяньцзинского губернатора и
огромного денежного вознаграждения. С тех пор  аппетиты варваров значительно
возросли.  Их,  ненасытных,  не  накормишь.  Большие, ох,  большие несчастья
свалились на Поднебесную.
     -  Значит, надо  спешить в Германскую миссию и убедить  посланника, что
местные власти  и императорское  правительство примут  необходимые  меры,  -
порывисто вскочила Жун Мэй.  - Может быть, там еще не  знают о случившимся и
не придадут происшествию большого значения.
     - Надо,  надо,  Жун  Мэй,  - трясся  старый  Ли Хунчжан.  - Вряд-ли это
поможет, но  принести  соболезнования  необходимо.  Миссионеры  не  являются
официальными  представителями державы, в жизни всякое  случается, может быть
посланник трезво оценит происшедшее, - взбодрился было Ли Хунчжан. Но тут же
опять  осел мешком. -  Нет, это  бесполезно. Вспомни, в Берлине  мы  нанесли
визит  вежливости  их  старому  канцлеру   Бисмарку,  и  насколько   он  был
высокомерен. Германцы  давно  зарятся на  Шаньдун, их  там сейчас  развелось
множество. Губернатор провинции  доносит, что  ведут  себя  германцы  крайне
бесцеремонно. Ох, беда, беда...
     Тут  примчался  гонец и  велел Ли Хунчжану срочно прибыть к императрице
Цыси.
     - Пойдем  со  мной,  -  взмолился  старый  Ли, - может быть нам  вдвоем
удастся успокоить императрицу.

     Перед покоями императрицы во дворце уже стояли паланкины великих князей
Гуна  и Цина. Рослые евнухи выхватили Ли Хунчжана  из его  паланкина,  мигом
домчали в зал императрицы и бросили  на колени. Ему только и  осталось,  что
ударить трижды лбом об пол. Заметив прокравшуюся следом Жун Мэй, императрица
глазами велела ей обойти залу вдоль стены и стать сзади справа за троном.
     -  Что  случилось  в  Шанхайгуане,  Ли  Хунчжан?   -  зловеще  спросила
императрица.
     - Там убили двоих германских миссионеров...
     - Кто такие миссионеры и как туда они попали?
     Ответил великий  князь Гун, - Миссионеры -  это  монахи  многочисленных
религий  западных  варваров.  По  преданиям,  первые  миссионеры  прибыли  в
Поднебесную еще во  времена  династии  Дун Вэй.  В  те же  времена  один  из
императоров  издал  указ,  разрешающий  религии  западных  варваров свободно
распространяться  по  всей  Поднебесной.  Потом,   правда,  им  было  велено
убираться вон. Но  уже во  времена монгольской династии  Юань,  пятьсот  лет
назад, здесь, в Пекине, тогда  Хан-балыке, обосновались два монаха-католика.
Когда установилась династия Минов, их опять прогнали. Но они снова  пролезли
в Поднебесную и даже заручились поддержкой императора Ванли. Но тогда же они
обнаглели настолько, что потребовали,  чтобы императоры Поднебесной признали
себя  подданными главы их церкви -  по  их  словам  святого отца.  Император
Юнчжэн  разгневался  и запретил распространение этих  религий и  даже изгнал
миссионеров из  Поднебесной.  Но эти неугомонные, ужасно пронырливые  монахи
при императоре  Даогуане  нахлынули  как  черви после  дождя и опять активно
принялись  распространять  свою мутную  религию. Нам  известны католические,
протестантские, иудейские и православные религии.
     -  Хао,  -  недовольно  вскричала  императрица.  -  Но что  делается  в
Поднебесной сейчас, в том числе и в Шанхайгуане?
     - Каждая из названных религий насчитывает множество сект, и все они уже
пустили  глубокие  корни  в  Поднебесной.  Сейчас  в  империи  насчитывается
примерно семь сотен монахов-европейцев,  которые обратили в свою  веру более
миллиона   ваших   подданных.   Особенно    их   много   в   Шаньдуне,   где
католики-германцы  обосновались  десять  лет  назад.  Главный  их  миссионер
епископ  Анцер  шныряет  по  всей  провинции  и  часто бывает  в  Пекине,  в
Германской дипломатический миссии. Вовлекая в  свою религию ваших подданных,
он обещает им защиту и поддержку. Европейцы-монахи бродят по всей провинции,
вербуют  в  свою  веру всяческий  сброд,  падших  людишек,  дают им  деньги,
покупают лучшие дома  в деревнях, где они проводят моления. Эти монахи ведут
себя  безобразно,  издеваются  над  нашей  верой,  врываются  в  наши храмы,
оскорбляют религиозные  чувства китайцев. Вот  эти бесчинства  и переполнили
чашу терпения ваших подданных, послужили причиной убийства двух миссионеров.
     -  Не  прогнать  ли  нам  всех  этих  варваров-монахов  из  империи?  -
разгневалась Цыси.
     - Но этим мы  навлечем  на Поднебесную гнев всех западных держав, а они
умеют действовать дружно, - осторожно напомнил князь Гун.
     - Что ты думаешь предпринять, - обратилась императрица к Ли Хунчжану.
     -  Не знаю, -  заколебался  тот. - Надо ехать  в  германскую  миссию  и
выразить соболезнование.
     Императрица вперила тяжелый взгляд в Гуна и враждебно спросила, - А что
думаешь ты, старая лиса?
     Старый Гун лишь виновато  склонил  голову, всем своим  видом показывая,
что он полностью согласен с Ли Хунчжаном.
     - Может быть, ты что-нибудь добавишь, милая? - обернулась императрица к
Жун Мэй. - Ведь недаром говорят, что не бывает мужчин, которых  не сумела бы
обмануть женщина.
     -  Трудно  сказать, -  смешалась Жун Мэй, - надо  ехать  к  германскому
дипломатическому посланнику...
     -  А  если  он  не  удовлетворится  вашими  соболезнованиями?  Если  он
потребует чего еще?
     - Так оно  и будет, -  упавшим голосом  подтвердил Ли Хунчжан. - Совсем
недавно германский посланник требовал остров  Цзинмындао в провинции Фуцзян,
и порт Цзяочжоу в Шаньдуне, но я ему решительно отказал.
     -  Стой  крепко,  Ли  Хунчжан, -  крикнула Цыси. - Стой крепко, никаких
уступок! Ведь у нас есть договор с Россией? - с надеждой спросила она.

     Прямо  из  Запретного  города  Ли  Хунчжан  отправился   к  германскому
посланнику. Императрица велела Жун Мэй сопровождать его.
     Из ворот Запретного города  их паланкины  медленно и  важно поплыли  по
Посольской улице  и  вскоре остановились  у Германской  миссии.  Ворота были
наглухо закрыты и никто и не думал их открывать.
     Слуга Ли Хунчжана робко поскреб, а затем и более настойчиво забарабанил
в ворота. Стучал он долго. Наконец солдат охраны отворил калитку в воротах и
жестом  предложил  им  входить.  Ли  Хунчжан  и  Жун  Мэй пришлось выйти  из
паланкинов  и  пешком,  теряя  лицо,  пройти на  территорию  миссии.  Солдат
небрежно  и молча ткнул пальцем в сторону здания миссии и захлопнул за  ними
калитку.
     Сгорбившись, Ли Хунчжан пошаркал к зданию, медленно,  с трудом поднялся
по  ступенькам  и вошел  внутрь.  Жун Мэй,  одетая  в  свой  мужской  халат,
поддерживала его под руку.
     Молодой человек внутри здания с любопытством  оглядел их  и приглашающе
указал на  широкий  кожаный  диван. - Садитесь и  ждите.  Господин посланник
занят, - и вышел.
     Грубость пришлось проглотить.
     Ждали они долго.
     Наконец двери кабинета посланника отворились, и тот  же молодой человек
пригласил их войти.
     В глубине  кабинета, под портретом императора германцев сидел посланник
Гейкинг.
     Он медленно встал и пошел им навстречу.
     -  Чем  могу служить?  - пренебрегая дипломатическим  этикетом  и  явно
враждебно спросил он.
     -  Мы  прибыли  выразить  глубокое  соболезнование  императора  Китая и
императорского правительства в связи с  постигшим вас горем, убийством  двух
монахов-миссионеров, подданных  вашего кайзера, - перевела Жун Мэй слова  Ли
Хунчжана.
     -  Я только что отправил депешу  в Германское  министерство иностранных
дел по поводу этого инцидента, - равнодушно ответил Гейкинг.
     -  Императорское правительство официально заявляет,  что к преступникам
будут приняты самые строгие меры наказания, а семьям погибших буду выплачены
крупные суммы денег.
     Фон  Гейкинг бесстыдно рассмеялся. - Нет, деньгами вам не отделаться. Я
расцениваю  происшедшее как  международный  инцидент  и  жду указаний своего
правительства о дальнейших действиях и требованиях в отношении Китая.
     - Монахи-миссионеры не являются официальными представителями Германской
империи  и  не  пользуются  статусом неприкосновенности.  В  дипломатической
практике существует  правило, согласно  которому  правительство  страны,  на
территории  которой произошел  подобный  случай  с частным  лицом, не  несет
ответственности.  Преступники  будут  строго наказаны  по  нашим законам,  -
переводила Жун Мэй.
     -  Это вы  так считаете.  Мы же считаем,  что Германская империя должна
всей своей мощью заботиться о своих подданных, где бы они не находились.
     Гейкинг  был  настроен  решительно  и  беспощадно. Это Жун Мэй видела и
понимала, что все их уговоры ни к чему не приведут.
     Ли Хунчжан долго  и настойчиво убеждал посланника, Жун  Мэй переводила,
но все было напрасно.
     Гейкинг распалился и начал прибегать к угрозам и оскорблениям.

     Императрица  немедленно  приняла Ли Хунчжана.  - Что сказал  германский
посланник?
     Но старый Ли Хунчжан лишь виновато повесил голову.
     - Почему ты не отвечаешь? - в гневе топнула ногой Цыси.
     -  Бесстыжий и наглый  рыжий  варвар  сказал,  что ждет  инструкций  из
Берлина.
     -  Что  они потребуют?  Амой?  Цзяочжоу? Тяньцзин?  Ханькоу?  Ведь  они
обязательно что-нибудь потребуют... Как им противостоять?
     - В Берлине  германский министр иностранных дел требовал Цзяочжоу, но я
отказал, сославшись на то, что этот порт уже предоставлен русским для зимней
стоянки их военного флота.
     - Боевой наш флот потоплен японцами, а сухопутные войска не вооружены и
не  обучены.  К  тому  же  мы  не знаем,  что германцы потребуют  от нас. Не
забывайте и  прежние наши  попытки защититься от  рыжих  варваров и чем  они
закончились...Большими потерями для Поднебесной..., - напомнил великий князь
Цин.
     - Так что  же  мы можем сделать  прямо сейчас?  Пойти  к  русским..., -
ухватилась Цыси.
     - А что мы  им  будем говорить? О чем мы  будем  их  просить?  - трезво
напомнил  Цин. - Об убийстве миссионеров  они уже знают. Но это пока все.  О
чем мы станем просить?
     - О том, что существует договор! - крикнула Цыси.
     -  Но  пока в отношении Поднебесной  не предпринято  никаких враждебных
действий..., - упрямо ответил Цин, явно забывая об этикете.
     Но и Цыси сейчас было не до него.
     Затянувшееся молчание нарушил Гун. - Придется ждать...
     - Чего? - взметнулась Цыси.
     - Придется ждать, - повторил Гун.

     Через неделю в Цзунли-ямынь пришла депеша  из Цзяочжоу, что  туда вошли
три германских  военных  корабля  и на  берег высадились  две  сотни  солдат
десанта.  Командующий   эскадрой  адмирал  Дидерикс   предъявил   требование
начальнику китайского  военного  отряда в течение двух суток очистить порт и
военные  укрепления. Под жерлами  наведенных  германских орудий  им пришлось
повиноваться  и  уйти,  оставив  германцам  все  -  и  орудия,  и  склады  с
боеприпасами, и укрепления...
     - И честь, и совесть, и достоинство, - горько добавил Ли Хунчжан.
     - Надо спешить в русскую миссию, - напомнила Жун Мэй.
     - Да, да, - спохватился совсем растерявшийся Ли Хунчжан, - поспешим...

     Скоро они были у ворот Российской дипломатический миссии и поверенный в
делах  господин  Павлов, бывший  при Кассини первым секретарем ,  любезно их
принял.
     - Мы получили  сообщение,  что  германцы  захватили  Цзяочжоу,  - почти
простонал Ли Хунчжан.
     -  Я  весьма  вам  сочувствую,  -  вид  у  Павлова  действительно   был
огорченным.
     - Почему бы вам ни послать туда свои боевые корабли на  зимнюю стоянку,
ведь в России уже наступает зима?
     - Но соглашение было лишь на прошлую зиму.
     -  Хорошо. В мае прошлого  года  в  Москве был  подписан договор  между
Китайской  империей  и Россией, согласно которому Россия обязуется  защищать
Поднебесную от всех, всех, - повторил Ли Хунчжан, - держав.
     -  Я  был извещен, что  договор обращен лишь против Японии, -  возразил
Павлов.
     - Нет, - твердо заявил Ли Хунчжан, - против всех держав. Сейчас я прошу
Вас составить  срочную  депешу  правительству Российской  империи о  захвате
германцами Цзяочжоу.
     - Хорошо, - быстро сдался Павлов. - Такую депешу я сейчас составлю, но,
уверяю Вас, что договор обращен только против Японии.
     На бланке  Российской дипломатической миссии с двуглавым хищным орлом с
распростертыми крыльями он быстро написал депешу и Ли Хунчжан лично доставил
ее в телеграфную контору и затем поспешил к императрице.
     Опять нужно было ждать.
     - Ты напомнил ему о договоре? - возбужденно спросила Цыси.
     - Конечно, конечно, именно на него я и сослался.
     - И что сказал русский посланник?
     -  Он составил депешу своему  правительству,  которую я лично  отнес  в
телеграфную контору. Но русский посланник сказал, что договор направлен лишь
против Японии...
     - Одной лишь Японии? - гримаса разочарования исказила возбужденное лицо
Цыси. - Прикажите доставить договор сюда!
     В напряженном молчании прошли  полчаса  и, наконец,  запыхавшийся гонец
доставил железный ларец. Ли Хунчжан отомкнул замок и  вынул голубоватый лист
бумаги с черными французскими буквами.
     - Читай, - велела Цыси, указывая на договор.
     Жун  Мэй  взяла  лист,  быстро  пробежала  его  глазами,  ища  пункт  о
совместной обороне, и  обомлела. В тексте было сказано, что Россия обязуется
защищать Китай  только от  Японии! Но это же невозможно... Она ясно помнила,
что в Москве подписывались тексты, в которых Россия обязалась защищать Китай
от всех, всех, всех держав!
     - Колдовство  белых варваров, - это  все, что смогла  она  ответить  на
пристальный взгляд императрицы.
     - Она, она,  она читала  договор по-французски и уверила  меня,  что он
обращен против всех держав, - затрясся от страха Ли Хунчжан.
     - Так  вы  обманули  меня? - взъярилась Цыси.  Взгляд  императрицы стал
пустым и холодным. - В кнуты ее,  -  велела она стоявшему за троном главному
евнуху Ли Ляньину.

     Поздно ночью дверь каморки, в  которую ее затворили, чтобы утром отдать
палачу,  бесшумно  отворилась  и  на пороге со  свечой  в  руке появился тот
страшный евнух.
     - Иди за мной, - шепотом велел от  Жун Мэй. - Мы отправим тебя к хушану
Яню. Твое место здесь займет другая, преступница. Императрица Цыси ничего не
узнает.

     В  одежде простолюдинки  через  пять дней ее привезли в повозке к храму
старого Яня.

     Старый хушан Янь участливо встретил ее, хотя  и  был явно расстроен.  -
Поспешность таит  ошибку,  -  грустно говорил он.  -  Вот ты  поспешила,  не
убедилась, что договор составлен именно так,  как тебе хотелось. Ну  что же,
каждая неудача делает нас умнее. Знай себя,  знай противника - в ста  битвах
одержишь сто побед....  Эту  ошибку  уже не исправишь, придется  начинать  с
другого конца. Завтра же поедешь в  горы Шаньдуна.  Недавно там была открыта
тайная  школа,  в которой  наши люди готовят руководителей восстания  против
иностранных  захватчиков.  Школу создало Шань-дун цзун-туань  -  Шаньдунское
главное общество.  Оно объединяет  и  сплачивает  все  тайные  общества  для
предстоящего восстания. Ему нужны энергичные,  способные, высокообразованные
патриоты, особенно люди, знающие иностранные языки, образ жизни, коварство и
мерзкие повадки заморских белых дьяволов, чтобы  разгадывать и предупреждать
их  тайные замыслы, сплачивать, руководить, обучать наш народ приемам борьбы
и  лично  вести в  бой.  Чтобы  победить  заморских  дьяволов,  как  мы  уже
убедились, нужно  собрать большое регулярное во