а
Минаев - немного  о себе.  Родился он в Кяхте, в  семье офицера  пограничной
стражи,  затем Сибирский кадетский  корпус в Иркутске,  служба в пограничных
гарнизонах на Дальнем Востоке  и в  охране  русской дипломатической миссии в
Пекине.
     - Вот откуда завидное знание китайского языка, - подумал Ивашников.
     Олег Николаевич,  словно  прочитав  его мысли,  заметил,  что  Кяхта  -
приграничный городок и вся чайная  торговля раньше шла  через него. Отсюда и
множество китайцев в городке и при желании, именно при желании, разговорному
языку научиться  можно. В Тяньцзине  он  был ранен  при отражении  нападения
толпы голодных  китайцев на сеттльмент,  в котором  разместились иностранные
торговые   представительства.  Продолжительное  лечение,   затем  служба   в
Хабаровске, в военно-топографическом  отделе штаба округа.  И  вот  -  новое
назначение.  Олег  Николаевич   рассказывал  о  себе  довольно  скупо,  хотя
порассказать  ему,  особенно о  жизни  в Китае, видимо,  было что. Вселив  в
Ивашникова  в начале их знакомства надежды  на бурную, полную  приключений и
опасностей  жизнь и вместе с тем  некоторый страх  - а оправдает ли  он  его
ожидания, справится ли со своими обязанностями, не придется ли ему краснеть,
а  Минаеву, холодно глядя  в  сторону, заявить,  что он ошибся в нем, о  чем
глубоко сожалеет, поручик, уже в пути, несколько раз говорил Ивашникову, что
все  гораздо скучнее и будничнее.  Сбор информации - это кипы газет,  пустая
болтовня в обществе  знакомых офицеров и чиновников того  мирка иностранцев,
который  невольно   образуется  в  странах  с  совершенно  иными   обычаями,
культурой, языком. Из газетных статей, обрывков разговоров, домыслов, интриг
и   специально  распространяемых  слухов   складывается  мозаичная   картина
изменчивой  политической  обстановки;  и   все   это   необходимо  тщательно
перепроверить, чтобы не попасть  впросак  самому  и не ввести  в заблуждение
штаб  округа.  Но,  в  любом  случае,  эта  жизнь  гораздо  интереснее,  чем
монотонное существование офицера  в  захолустном гарнизоне  -  дает  свободу
мысли и поступка, расширяет рамки обыденного видения мира, потому что сейчас
здесь, на Дальнем Востоке столкнулись глобальные интересы  наиболее развитых
в  промышленном  отношении  государств; да и поможет  обзавестись  полезными
связями на будущее. Главное  - не  смотрите с презрением  на обычаи, нравы и
привычки людей  в  тех  странах,  где вам придется служить,  а  будьте к ним
максимально доброжелательны.  Люди это  чувствуют и, как правило, платят той
же монетой.

     Российская дипломатическая  миссия в Корее  располагалась в европейской
части Сеула и была обнесена высокой оградой с красивыми каменными воротами с
двуглавым  гербовым  орлом   над  проездом.  Сразу  за  воротами   вырастало
величественное широкое здание  миссии. За главным зданием прятался небольшой
флигель  с кладовыми и  сад. В  ограде на  территории миссии помещалось  еще
четыре небольших  домика и конюшня. В левой части главного здания находилась
резиденция  посланника,  а в правой разместился корейский  король  Кочжон со
своей  свитой и прислугой. В большом зале миссии, разгороженном  ширмочками,
расположились  корейские  министерства. В  небольших  домиках жили  служащие
миссии и размещалась охрана.
     Давний  житель Сеула,  построивший  новый  королевский  дворец  русский
архитектор     Серединин-Соббатий,     посылавший    довольно     интересные
корреспонденции во владивостокскую  газету "Дальний Восток"  под псевдонимом
"Россиянин", часто бывал в миссии и рассказал о короле.
     Королю Кочжону  из  династии  Ли в это  время  было сорок четыре  года.
Предыдущий король умер, оставив после себя одну  лишь  дочь. Но по корейским
традициям  наследовать трон может  лишь  потомок  короля  мужского  пола,  а
владение  королевской  печатью служит подтверждением возведения  на  трон. У
племянника умершего короля  Тай  Ван-куна было два сына. И вот королева-мать
Чо,  завладев королевской  печатью, усыновила младшего  сына  Тай  Ван-куна,
которому  было   в   то  время  двенадцать  лет.  А  сам  Тай  Ван-кун  стал
принцем-регентом.  Когда королю исполнилось  шестнадцать лет, ему  подыскали
жену из  рода  его  матери  Мин. Оказалось,  что молодая  королева  обладает
твердым  характером в  неженским  умом,  перед которым  пришлось отступиться
принцу-регенту, правившему  столь  жестоко, что все в стране  его  боялись и
ненавидели. Отправив  Тай Ван-кун  в почетную отставку с  титулом "Тай-то" -
Великий старец или Великий старый человек,  королева возвысила своего брата.
Этот брат воспользовался случаем и  настолько увлекся обогащением клана Мин,
что  вызвал  общую зависть. Рассказывают,  что  однажды, когда  он  приносил
жертву своим  предкам,  ему принесли ящичек, присланный Тай-то.  Раздавшийся
затем взрыв  скрытой в ящике адской машинки поразил насмерть брата королевы,
его  мать  и  сына.  Более  того, по  слухам,  именно  интриги  ослепленного
ненавистью Тай-то и привели  к  трагической гибели королеву и бегству короля
из собственного дворца в нашу миссию.
     -  История в духе Александра Дюма-отца,- подумал  Ивашников,  но версия
подполковника Альфтана реалистичней.

     Русский  посланник в Корее  Карл  Иванович  Вебер  ввел вновь прибывших
офицеров  в  круг их служебных  обязанностей по охране  миссии  и  небольшой
русской колонии. Особых  хлопот по охране, по  его словам, не возникало,  но
положение может  измениться и в лучшую и в худшую сторону со дня на день - в
мае  в Москве  были  подписаны  важные межгосударственные  договоры;  сейчас
заинтересованные  страны  изучают  официальные  тексты и  добытые  по  своим
каналам секретные приложения и вот-вот каким-то образом отреагирует.
     Господин Вебер ввел их во внутреннюю политическую обстановку.
     -  Захватив летом  позапрошлого,  1894  года  Корею,  японцы  бестактно
принялись  наводить  здесь свои  порядки и вводить реформы. Некоторые из них
могли бы  быть и хорошими, но не  достигали цели из-за способа их  введения,
другие  были  очевидно неприменимы, как например, запрещение корейцам носить
их национальные костюмы. Корейцы имеют  привычку  одеваться в  белое.  Белый
цвет  на  Востоке  -  цвет  траура.  Многочисленное  королевское  семейство,
неизбежно,  несло  утраты, по  почившим объявляли  трехлетний траур,  и этот
траур  слился  в  непрерывную цепь, вошел  в  привычку и  обычай, а траурная
одежда  превратилась   в  национальную.  Корейцы  курят   громадные  трубки,
зачесывают волосы в виде шиньона и носят шляпы с очень широкими полями, но с
маленькими отверстиями  для головы, так что шляпа, чтобы она не сваливалась,
укрепляется на голове завязками.  Так вот, у ворот  Сеула и  других  городов
японцы поставили своих часовых, вооружили их большими ножницами, задерживают
облаченных в национальные костюмы корейцев, обрезают поля их шляп и шиньоны,
отрубают на три четверти длину их трубок, а затем,  испуганных  и обиженных,
отпускают  домой. Делается это, якобы, для  того,  чтобы приучить корейцев к
работе,  которой  они  заниматься  как  следует  не  могут,  потому  что  им
приходится держать  в  одной руке длинную трубку, а другой  поправлять  свой
куафер каждую минуту. Вместо белой одежды японцы заставляют их носить синюю.
Из  Японии в  покоренную  страну  хлынули всевозможные искатели приключений,
подонки  общества,  желавшие поживиться,  грабя  и  разоряя  "низшую  расу".
Естественно, корейцы пламенно возненавидели  японцев, стали организовываться
для отпора, постоянно  вступать  в стычки,  нападать  на японцев. Королева и
группирующаяся  вокруг нее  партия Мин сумели в  июне прошлого года сбросить
прояпонски  настроенное  правительство.  Тогда  же,  в  сентябре,   японский
посланник   и  генерал   Миура,   командовавший   оккупационными   войсками,
организовали захват дворца и  убийство королевы.  Японские  судьи  оправдали
убийц и скрыли участие в заговоре  японцев. Мало того, они заставили  короля
издать декрет, возводящий на королеву  самые гнусные обвинения и лишающие ее
титула. Испуганный,  вконец затравленный  король  притаился,  но  тридцатого
января  этого  года  ухитрился бежать вместе с  наследником из  собственного
дворца,  охраняемого  японскими  солдатами,  и  скрыться  в русской  миссии.
Неожиданно  оказалось, что это  единственное место  в  городе,  где  он  мог
чувствовать себя  спокойно и в безопасности.  Возмущенные  корейцы напали на
королевский  дворец,  убили  часовых   и   некоторых  поставленных  японцами
министров,  так  что  Япония  серьезно уступила свои  политические позиции в
Корее.  В  мае  на  коронационных  торжествах  в Москве корейский посол  Мин
Юн-хуан  по поручению  своего  правительства  ходатайствовал  о  направлении
русских  советников для организации работы государственного  аппарата  и для
обучения корейской армии. Кроме того,  он просил заем в три миллиона иен для
уплаты контрибуции Японии и  похорон королевы.  Тогда же, не желая обострять
отношений с Японией, мы закончили с правительством микадо секретный договор,
по   которому   согласились   на   совместное  представление  займа   Корее;
предоставляем  Корее  возможность  самой сформировать  и содержать армию;  в
случае возникновения осложнений в Корее и Россия и Япония могут послать туда
войска, но  обязываются оставить  между ними свободную от оккупации  зону; и
последнее:  до формирования Кореей своей  собственной армии  Россия и Япония
могут  содержать здесь  небольшие воинские соединения.  В начале августа  по
просьбе   корейского  правительства  в   Сеул  прибыл  представитель  нашего
министерства финансов Покотилов. В ходе аудиенции король Кочжон попросил его
о возможно срочном предоставлении  трехмиллионного займа, чтобы не  хоронить
королеву, убитую по японским  подстрекательствам,  на японские же  деньги, и
чтобы расплатиться с японцами по контрибуции. Тогда же король, видимо не без
умысла,  обмолвился,  что  англичане  через Гонконг-Шанхайский  банк  готовы
предоставить  ему  деньги.  Если  это  произойдет,  то  англичанин  Броун  -
финансовый советник  короля и глава корейский таможенной службы  значительно
укрепит  свои  позиции  хозяина  финансов  Кореи.  Весной  к  нам  в  миссию
повадились  американцы и им  удалось, путем  всевозможных  посулов, склонить
короля дать им концессию на  строительство железной дороги Сеул - Чемульпо с
узкой,  четырех с половиной футовой, европейской  колеей.  Узнав  об успехах
американцев,  французы также сумели  склонить  короля  дать им  концессию на
железную дорогу Сеул - Ийчжу. Это уже опасно,  и в виду протяженности дороги
и  ввиду стратегического  ее значении. По этой дороге  японцы смогут  быстро
доставлять свои воинские подразделения к Маньчжурии и нашим границам. Сейчас
здесь, в  Сеуле  живет владивостокский  промышленник Бринер  - энергичнейшая
личность. Он старается добиться у короля права на концессию по вырубке лесов
вдоль русла реки  Ялу. Бринер  бывал в Корее и раньше. С Меллендорфом у него
были превосходные отношения - оба они немцы и знакомы чуть ли не со школьной
скамьи.  Меллендорф  пять  лет  назад  представил  его  королеве,  но  тогда
обзавестись здесь чем-либо не представилось возможности, в Корее хозяйничали
китайцы  и  японцы.  Так вот, пока  король живет  у  нас в  миссии,  Бринер,
используя старое с ним знакомство, настойчиво домогается своего  и, судя  по
всему, близок к успеху. По его словам, предварительный текст соглашения  уже
готов и  король сейчас его изучает, боясь нанести  ущерб своим экономическим
интереса, и в то же время хоть  чем-либо вызвать недовольство России, в чьей
миссии он нашел  убежище. Я  несколько раз давая  ему понять, что не следует
тесно связывать интересы пронырливого дельца и  интересы Российской империи,
но король  сейчас в положении побитой собаки, испуганно забившейся  в  чужую
конуру и  боящейся, что ее  вот-вот  вытолкают  в шею. Реальную силу японцев
король Кочжон отлично видит - они частенько демонстративно устраивают учения
со стрельбой под  стенами  города, недалеко  от нашей миссии.  Я  назвал вам
имена немца Меллендорфа и англичанина Броуна. Фон Меллендорф - пруссак, внук
известного  фридриховского колченогого  фельдмаршала фон Меллендорфа, прошел
курс  в Берлинском  университете и  отбывал воинскую  повинность  в прусском
лейб-гвардейском  полку.  После  службы  поступил  в  прусское  министерство
иностранных  дел  и  лет  двадцать  назад  приехал  в  Китай.   Имеет  явную
способность  к  изучению  языков,  неплохо  знает  китайский,  корейский  и,
говорят, японский. Был на посту тяньцзинского консула, когда его  заприметил
Ли  Хунчжан,  в  то  время   тяньцзинский  вице-король.  Ли  Хунчжан  сманил
Меллендорфа к  себе в  советники по иностранным делам.  В восемьдесят втором
году, после  охлаждения японо-китайских  отношений,  Ли  Хунчжан прислал фон
Меллендорфа  на  помощь  корейскому королю упрочить  экономическое положение
страны. Обладая на редкость практическим складом ума, Меллендорф взял в свои
руки  военное,  иностранное  и  финансовое  ведомства  и  стал,  фактически,
хозяином   Кореи.  Но  тут   всполошились  англичане.   Опасаясь  в  будущем
соперничества  на море со стороны  России,  они  считали,  что Корея  должна
принадлежать Японии, и тогда проливы  в Японском  море были  бы  закрыты для
русских.  И англичанам  удалось вытеснить Меллендорфа  и  поставить  на пост
главы  таможенного  ведомства,  а  финансы  королевства  поступают,  главным
образом,  из таможенных обложений, мистера Броуна. Он  до  сих  пор является
хозяином корейских финансов и всячески противится сближению Кореи с Россией.
     О Бринере  прапорщик Ивашников был наслышан во  Владивостоке.  Там он -
величина, один  из крупнейших  воротил.  По  народной молве, Бринер уже  лет
тридцать, с  шестидесятых годов  старательно осваивает Дальний Восток. Бывал
на  Алеутских  островах,  на  Аляске  -  в  Клондайке,  Номе, Такоме,  потом
перебрался   во  Владивосток  и   начал-то  с  сущей,  вводе  бы,  мелочи  -
монополизировал  перевоз  через  бухту   Золотой   Рог.  Теперь  приобретает
золотоносные участки на побережье Охотского моря, владелец пароходов, лесных
дач; и вообще - чуть где запахнет выгодой - он тут как тут.
     - Надо  сказать, - продолжал господин Вебер, - что бассейны рек  Ялу  и
Тумень, где добивается концессии  на вырубку  лесов Бринер, важны  для нас в
стратегическом  отношении  - они отделяют Корею от Китая и России, и если мы
там  сумеем утвердиться, то  будем  хозяевами  в северной Корее и уже оттуда
можно будет распространить  свое  влияние не только  на всю  Корею, но  и на
Маньчжурию.  Но  пока, реально, для нас важнее утверждаться в  тех  выгодах,
которые дает пребывание  у нас "в гостях" короля Кореи.  Сейчас мы усиливаем
русофильское представительство в местном правительстве, ждем приезда военных
инструкторов  для обучения корейской армии, что, если правильно использовать
эти возможности,  позволит  нам занять  здесь  очень крепкие позиции.  Хотя,
должен отметить, реальная власть принадлежит, как  все мы отлично  понимаем,
денежному  мешку.  Львиная же доля  денежных поступлений  в  государственную
казну   -   при  нищете   населения   и   полнейшем  отсутствии   какой-либо
промышленности, не беря  в расчет мелких кустарей -  идет здесь от  таможни.
Таможня, а вместе с ней и финансы королевства, находятся в руках англичанина
Броуна. С англичанами же  корейцы отношения  портить  не  станут  - в  порту
Гамильтон их военно-морская база, да и без того англичане вездесущи и крайне
бесцеремонны.
     И  началась  служба  прапорщика   Ивашникова  в  должности  караульного
начальника,  неожиданно  хлопотная.  На  него  возложили   строевые  заняли,
изучение  уставов,  словестность,  контроль  за чисткой  оружия,  разводы  и
проверки караулов, составление  рациона и контроль за котловым довольствием,
словом, кто служил - знает.  Взаимоотношения его с  двумя  другими офицерами
охраны  миссии  сперва не  сложились, но  потом  все стало  на  свое  место.
Кадровые   военные,  из   семей   офицеров,   закончившие  превилегированные
московское и петербургское военные училища, они приняли появление прапорщика
из рядовых с  изрядной  долей иронии, если не издевки. Поручик Корн, франт и
ловелас, тот  вообще  как-то в  общей гостиной,  куда  собиралось  почти все
мужское и женское население миссии, держа  в руке бокал шампанского и искоса
поглядывая на Ивашникова, позволил себе пропеть, -
     Терпеть я штатских не могу,
     И называю их шпаками,
     И даже бабушка моя
     Их бьет по морде башмаками.
     Зато военных я люблю,
     Они такие, право, хваты,
     Что даже бабушка моя
     Пошла охотно бы в солдаты.
     Ивашников  тогда еще психологически не окреп в своем офицерском звании,
морально не  утвердился, что ли, и растерялся: что  же  делать  - пропустить
мимо ушей или вызвать на дуэль? Иди дать кулаком в морду? Впрочем, нет, все,
что угодно,  но нарушить  принятые  среди аборигенов русской колонии правила
приличия он бы не осмелился. Но тут все присутствующие воззрились на  него -
какова же будет реакция?
     - Что-же, давайте сравним наши способности к ратному делу, -  как можно
насмешливей  произнес Ивашников, - Чему учили  вас  гувернантки и  дядьки  в
юнкерском училище, и чему научен я,  с  трех дет скачущий на коне  и  с пяти
стреляющий из бердана. Ferra et cogni*, - добавил он, намекая, что не против
и поединка.
     *. Мечом и огнем / латинское

     - Enfant terrible* - с натугой нашелся поручик Корн, не ожидавший такой
прыти от юного прапорщика.
     *. Ужасный ребенок / Франц./

     -  Bonne mine au  manvais  jeu *  -  резюмировал присутствовавший здесь
господин Покотилов.
     *. Хорошая мина при плохой игре /франц./

     Через полгода Ивашникову пришлось выручать Корна и у того тогда был вид
обмоклой курицы.

     Вскоре прапорщика  Ивашникова с  группой  солдат  направили в  Чемульпо
получать  прибывшую  на   пароходе  Добровольного   флота  партию  мосинских
магазинных трехлинеек для русской миссии.  Шло  перевооружение армии  и  они
тоже горели желанием сменить длинные тяжелые однозарядные берданы на удобные
пятизарядные магазинки.
     "Россия"  шла через  Шанхай  и  среди  встречавших ее у  причала  людей
Ивашников  заметил  Юлия Ивановича  Бринера. С  трапа судна  на баркас сошел
высокий  худощавый  с военной выправкой пожилой представительный человек, за
которым китаец-бой нес  два дорогих хорошей кожи объемистых чемодана; Бринер
шагнул к  нему,они похлопали друг друга  по плечам и заговорили  по-немецки.
Ивашников лишь расслышал, что они справлялись  о здоровье  супруг -  Натальи
Иосифовны и фрау Зльзы и детей.
     -  Меллендорф,  -  кивнул в  сторону  прибывшего стоявший рядом  с  ним
заведующий хозяйством миссии Терешин. - Это его сменил  на посту финансового
советника короля и главы таможенного ведомства англичанин Броун. Явно прибыл
на  помощь  Бринеру выколачивать  концессию. Немцы,  как  и евреи,  не  нам,
русакам, в пример - помочь друг другу не ленятся.
     - Так Бринер же русский? - с деланным наивом опросил Ивашников.
     - По паспорту. Мимикрия. Легче наживаться, газеты не станут вопить, что
иностранцы расхищают...
     Получив длинные темнозеленые  тяжеленные  ящики  с винтовками,  к концу
следующего дня  Ивашников  вернулся  в Сеул  в миссию.  Обязанности  у  него
удвоились  -  грели веретенку,  снимали  консервацию,  изучали  материальную
часть, инструкции и  наставления,  потом  занятия  с нижними чинами, учебные
стрельбы...
     Ивашников  рассказал  поручику Минаеву о приезде  Меллендорфа и  теплой
встрече его с господином Бринером. Олег Николаевич явно призадумался.
     - Хотя я никогда и  не  видел  Меллендорфа, а  он  приезжал  в Пекин  в
бытность  мою  там,  но  к немцам  я  был  не  ходок,  не нравило