-пу в Пекине и вечером был в русском посольстве.
     Моряков давно уже ждали и  встретили радостно. Обстановка в городе была
тревожной,  по  улицам  группами  бродили  подпоясанные красными  и  желтыми
кушаками ихэтуани и громко распевали свои песенки, привлекая толпы горожан:
     Открыли порты, впустили иностранцев.
     А они свирепее тигров и волков.
     Питаются человечиной и пьют людскую кровь.
     Народ отощал, как скелет.
     В Китае - горы серебра,
     В Китае - горы золота,
     А иностранцы жаждут их захватить.
     Простой народ воспылал гневом,
     Не отдает золото и серебро,
     Сохранит драгоценные горы и реки.

     Ихэтуани  осмеливались даже забредать  в  посольский городок, возбуждая
жителей Монгольской площади.

     Капитан Минаев, тепло встретив Ивашникова, определил  его на жительство
к себе в  домик  на территории русской миссии  и, оставив  приводить  себя в
порядок с дороги, отправился размещать десант.
     Умывшись и побрившись, Ивашников вышел побродить по посольскому городку
и  тут  же  увидел  спускавшегося  со  ступенек  стоявшего  напротив  миссии
невысокого двухэтажного здания с вывеской Русско-Китайского  банка господина
Покотилова.
     Дмитрий  Дмитриевич его  узнал и явно обрадовался, -  Ба! Кого я  вижу!
Тесен мир  при  всякой  погоде. Не массовое ли переселение  русских вояк  из
Сеула в Пекин? Или вы с капитаном Минаевым как  сиамские братья? И почему не
в  форме?  Получили  ли  вы повышение  в  звании  и  по  службе?  - забросал
словоохотливый Покотилов Ивашникова.
     Смущенно  улыбаясь, сконфуженный вниманием  столь высокого лица к своей
скромной  персоне,  Ивашников  доложил,  что, как  студент  Владивостокского
восточного института, прибыл на языковую практику.
     - Да,  да, - лукаво  подмигнул Покотилов, - Минаев тоже студент, однако
назначен на ответственную должность начальника ораны дипломатической миссии.
- И, дружески  хлопнув по  плечу тяжелой, но  мягкой ладонью,  отправился  в
посольство. - Я настоятельно не  советую вам пускаться  в одиночное плавание
по столь  бурному морю,  -  обернувшись,  бросил он.  -  Не  стоит рисковать
понапрасну.
     Секунду поколебавшись, Ивашников в  душе согласился с  добрым советом и
вернулся на территорию  миссии. Разыскав  капитана Минаева, он предложил ему
свою помощь, но Минаев,  занятый  с  лейтенантом Раденом схемой  расстановки
караулов,  лишь отмахнулся,  - Потом. Да, - тут  же спохватился Минаев, -  я
доложил о твоем  прибытии господину посланнику и он вечером приглашает нас к
себе на чашку чая.
     Посланник  Гирс  Михаил Николаевич, потомственный  дипломат, второй сын
пять лет  назад умершего министра иностранных  дел России Николая Карловича,
успел уже побывать и советником министерства иностранных дел и посланником в
Аргентине  и  Бразилии,  и считал  себя опытным  дипломатом. Он  внимательно
оглядел Ивашникова,  одетого  в полотняную белую,  стоял  конец  мая  и было
довольно жарко, куртку, серые брюки в мелкую  полоску и серые же парусиновые
туфли.
     - Почему не в форме, ведь вы же офицер?
     - Мне рекомендовали носить партикулярное платье. Я - студент.
     - А почему не студенческую форму?
     - Ее могут принять за военную.
     - Ну, хорошо. Капитан Минаев  мне  доложил,  что  вы прибыли помочь ему
выполнять  деликатные  поручения  вашего  командования. Поэтому  я  не стану
обременять вас заботами по охране миссии, разве что вы сами изъявите желание
и найдете возможности.
     Олег  Николаевич   находился  здесь   же,  в  кабинете   посланника;  с
безразличным  видом он глядел за забранное толстой  железной решеткой окно в
темный уже сад.
     -  Да уж какие  там деликатные поручения, - робко возразил Ивашников. -
Это и звучит довольно двусмысленно.  Но,  боже упаси,  кодекс чести  офицера
запрещает  мне заниматься чем-либо  предосудительным,  да и  внутренне  я не
расположен  к  сомнительным   похождениям.  Насколько  я   понял  полковника
Воронова,   военный  представитель   в  Китае  полковник  Вогак  дает  общую
информацию о  военно-стратегической  обстановке в стране  и  ее  вооруженных
силах,  я  же буду заниматься деталировкой,  так сказать, помогать  капитану
Минаеву оценивать военное и политическое положение в районе Пекина.
     - Все  несколько  проще  и  довольно  сложнее,  -  засмеялся  довольный
собственным каламбуром Покотилов. Он сидел на диване  в углу кабинета, курил
сигару и забавлялся  пестрой китайской  детской игрушкой. -  Вы, слава богу,
прибыли не  к папуасам  на острова Содружества. И до вас  здесь люди жили, и
кое-что сделали.  Но не гневайтесь,  юноша, и не  расстраивайтесь, - заметив
легкую  гримасу  обиды  на  лице  Ивашникова,  продолжил  он.  -  Это  общее
заблуждение молодости - считать себя центром вселенной и принимать тех, кому
за пятьдесят, едва ли не за маразматиков.
     - Положение дел здесь сейчас такое. В  столичной Чжилийской провинции и
в  соседних  - Шаньдуне, Шаньси  и Шэнцзине широкий размах  приняло движение
инсургентов, именующих себя  ихэтуанями.  Темные, забитые массы  голодных  и
бесправных людей  считают виновниками своих  жизненных  невзгод  проводников
учения христова - миссионеров и вообще всех иностранцев. Оно бы и можно было
рассматривать  эти  события  как сугубо внутренне дело  Китая, да  ведь  мы,
русские,  имеем  сейчас  в Поднебесной  довольно  значительные  интересы.  В
Маньчжурии  полным  ходом  строится   КВЖД,   мы   арендовали  в   полное  и
исключительное пользование  южную  оконечность  Ляодунского  полуострова  на
двадцать пять лет,  и вообще для нас открываются здесь  широкие перспективы.
Поэтому и взирать равнодушно мы не можем.
     - Ну, не вводить же сюда войска, - не удержался Ивашников.
     - О чем вы говорите, подпоручик, - недовольно покосился на него Минаев.
- Вы  офицер,  посланы  сюда помогать  мне и  будете выполнять приказания по
службе.
     Жестом  руки  Покотилов  призвал  молчанию  и  продолжил,  -  Положение
осложняется  тем,  что ихэтуани установили  постоянное наблюдение  за  всеми
жителями  Пекина,   прежде   имевших  какие-либо   контакты  с  иностранными
дипломатическими  представительствами  и  миссионерами.  Поэтому  мы  лишены
возможности  передавать  с ними поручения тем, с кем мы хотели бы установить
связи. Вы же, Ивашников, я  это помню по  Сеулу,  обладаете даром  мимикрии,
пардон, перевоплощения в человека восточного...
     - Да,  дипломатические миссии блокированы ихэтуанями и скорой помощи от
наших десантов  или  усмирения восстания  правительственными войсками  мы не
ждем, - вяло пробормотал посланник Гирс.
     -  Более того,  -  энергично  продолжил Покотилов, - сейчас  существует
острая   опасность    того,   что   правительственные    войска,    особенно
зелено-знаменные, набираемые  из  китайцев,  перейдут на сторону восставших,
сформируют регулярные  подразделения, обучат, вооружат современным  оружием,
которое  хранится  и производится в арсеналах в  предостаточном  количестве.
Тогда  они  уничтожат  не только  всех иностранцев,  но  и закроют Китай для
западных держав на долгие, долгие десятилетия, если не на века.
     - И я смогу чем-либо помочь изменить положение? - усомнился Ивашников.
     - Для того и вызывали, - кивнул Минаев.
     - Слушайте  внимательно,  - владел  инициативой  разговора Покотилов, -
ситуация  здесь такова... Несмотря  на  восстание,  руководимое, безусловно,
рукой опытной и  властной, центральное правительство  вполне может не только
контролировать  положение,  но  и  направлять  ход  событий  в  нужное  ему,
правительству, русло. Маньчжурские армии  вполне  боеспособны и  подчиняются
Жун  Лу,  верховному  командующему.  Но  в  самом  правительстве  существует
несколько  противоборствующих  группировок  и мы не можем  безучастно ждать,
которая  из  них  победит.  Вам,  конечно,  известно,  что  два  года  назад
реформаторы, поддерживаемые императором Гуансюем, попытались направить Китай
по  пути привлечения  иностранных  капиталов,  прежде  всего  английских,  и
широкого  внедрения современных способов  производства,  транспорта,  связи.
Феодалы-землевладельцы из окружения императрицы Цыси, да и она сама, вовремя
увидели  в  начинаниях  реформаторов опасность для  себя  и разгромили их, а
Гуансюя, фактически,  посадили под домашний арест. Но  опасность реформизма,
поддерживаемого англичанами, французами и германцами,  сохраняется. В случае
смерти  императрицы  Цыси,  а  она, увы,  далеко  не  в  юном возрасте,  все
полномочия  власти  перейдут  к императору Гуансюю.  В таком  случае полетят
головы  его  противников. Поэтому они задумали,  было,  убийство императора,
маскируя его болезнью,  но  французы послали своего врача из дипломатической
миссии, который  не нашел императора тяжелобольным. Не желая ухудшения и без
того весьма напряженных отношений с державами Западной Европы,  Цыси решила,
опять  же ссылаясь  на  состояние его душевного  здоровья, заставить Гуансюя
отречься  от престола, и даже назначила  его преемником своего племянника Пу
Цзюня  -  сына  князя  Дуаня.  Но  этому  воспротивились  губернаторы  южных
провинций, находящиеся под сильным  влиянием англичан и французов, и, к тому
же, располагающие значительными вооруженными силами. Тогда Цыси и послала Ли
Хунчжана, личность, безусловно, широко  известную, отчасти в знак немилости,
а главным образом для изменения положения в свою сторону, губернатором южных
провинций Гуандун  и Гуанси. Князь Дуань, полный ненависти  к иностранцам, в
которых он  видит  главных противников  возведения  его  сына на  драконовый
престол, горячо  поддерживает  ихэтуаней за их лозунг  "Смерть иноземцам". К
тому  же   он  один   из   крупнейших  феодалов-землевладельцев   и   боится
реформаторов.  Вокруг него сплотилась большая группа маньчжуров из  правящей
династии. Они-то и  позволили  ихэтуаням войти Пекин  и  натравливают их  на
разгром  сеттльмента  дипломатических  миссий и  уничтожение  живущих  здесь
иностранцев.
     -  Более осторожную позицию занимает группировка командующего  войсками
Жун  Лу,  приближенного  императрицы  Цыси. По  нашим  сведениям, он один из
авторов плана умерщвления или отречения от  трона Гуансюя, поэтому  и боится
прихода того к власти. Но он свидетель оккупации Поднебесной сорок лет назад
англичанами и французами, знает силу союзных  держав, знает  весьма скромные
возможности  маньчжурских  и китайских  армий  и опасается  нового  союзного
вторжения и захвата Пекина иностранными армиями. Жун Лу колеблется. Душой он
всецело  на стороне  Дуаня,  но  боится потерять не только должность,  но  и
голову,  что   может   случиться   при   неминуемом   поражении   ихэтуаней.
Существование  двух   этих  группировок  в  окружении  императрицы  Цыси,  в
общем-то, на руку англичанам и французам. Уже сейчас есть планы карательного
похода союзного десанта на  Пекин. Нас тоже приглашают участвовать в нем, да
и наш отряд из Порт-Артура уже готов. Но тогда существует опасность введения
настойчиво проталкиваемой  англичанами, французами и, особенно, американцами
политики открытых дверей  в  Китай. Мы  не сможем успешно конкурировать с их
промышленностью  и  капиталами. Поэтому  мы хотим оказать поддержку третьей,
довольно сильной группировке  в правительстве Китая. Ее возглавляют министры
Юань  Чан и  Сюй  Цзин-чэн.  Воздействовать  на  них прямо сейчас мы  лишены
возможность,  так как наш  сеттльмент уже блокирован ихэтуанями и  визиты  в
министерства и дворец невозможны.
     - Вам, Ивашников, предстоит трудная и опасная миссия. Китайский язык вы
знаете достаточно, чтобы хорошо понимать и быть понятым. Но знание языка вам
пригодится,  главным  образом,  на  улицах  Пекина,  чтобы  не  быть   легко
опознанным ихэтуанями  как  иностранец.  Вам предстоит, завтра  же, пройти в
Цзунли-ямынь,  китайское министерство  иностранных дел,  и встретиться там с
секретарем Сюй Цзин-чэна. Этот чиновник по имени Тянь Цзин-цин, долгое время
жил в Петербурге, в  то время, когда  Сюй Цзин-чэн был посланником Китайской
империи  в Петербурге и Берлине.  Он достаточно хорошо знает русский  язык и
имеет  перед  нами  определенные обязательства.  Передайте  ему,  чтобы  Сюй
Цзин-чэн и Юань Чан внушали императрице Цыси о крайней  необходимости вызова
в  Пекин  Ли Хунчжана, как  наиболее  опытного  дипломата и государственного
деятеля, имеющего, к тому же,  обширную практику дипломатических  сношений с
иностранцами, побывавшего  в столицах  Европы Петербурге,  Берлине,  Париже,
Лондоне  и  лично знающего вершителей  политики этих государств.  Словом, те
знают,  как  внушить  императрице  Цыси эту мысль.  Ли Хунчжан,  а  мы имеем
определенную уверенность, будет действовать в нужном нам направлении, сумеет
покончить с  восстанием  ихэтуаней  и  сохранит с немалым трудом достигнутое
Россией  в Маньчжурии. Из  Петербурга в ближайшие дни срочно направляется  в
Шанхай князь  Ухтомский для встречи с ЛиХунчжаном и  соответствующих  с  ним
бесед.


     Рано утром, в  халате и просторных штанах, напялив на голову чиновничью
шляпу  с  красной лентой,  через северную калитку  миссии  выскользнул  он в
темный  еще проулочек  и сразу поспешил на  Монгольскую  площадь.  Здесь  он
побродил  немного среди сонных еще фанз, а затем через Цянь-мыньские  ворота
отправился в  город. Схему расположения улиц он помнил хорошо, но  и спешить
было некуда. Цзунли-ямынь располагался  недалеко, да  и чиновники собирались
туда едва ли не к полудню .
     Несмотря на ранний час, на улицах было довольно много солдат в форме, с
четко выделяющимися на  ней белыми кругами,  но без винтовок. Они собирались
кучками по пять - десять  человек и  о чем-то оживленно беседовали.  Проходя
мимо, Ивашников заметил  косые,  довольно недружелюбные взгляды  на  себя  и
начал опасаться, не признали ли в нем иностранца, но потом здраво  рассудил,
что неприязнь  скорее  вызывает его чиновничья шляпа, однако  снимать  ее не
решился.  Во-первых,  обнаружилось бы, что  коса его фальшивая, и во-вторых,
эта шляпа должна  была послужить ему как бы пропуском  в Цзунли-ямынь. Более
всего  боялся он сфальшивить, очутиться  в ситуации, которая выдала  бы  его
незнание  местных  обычаев в  мелочах,  скажем, не  так  обратиться,  не так
сделать что-нибудь.  Поэтому  он и  решил  напустить на себя вид спесивый  и
неприступный. Заважничав, он выпятил грудь, походка его стала  неторопливой,
глядел он уже поверх голов, словом, почувствовал себя чиновником. Как гласит
пословица  - придал  Будде  облик Будды. Еще покружив  немного по  городу  и
несколько раз проверив, не следят ли за ним, Ивашников решил, что пора  и за
дело браться. Подойдя к  Цзунли-ямыню, он уверенно поднялся на крыльцо и, не
снисходя до  вопросов к чиновничьей мелочи, прошел  анфиладой комнат в левое
крыло и  совершенно как к  себе домой толкнул дверь  с  табличкой иероглифов
Тянь Цзин-цина. Тот был в комнате один и явно бездельничал.
     - Вы секретарь господина министра Сюй Цзин-чэна по имени Тянь Цзин-цин?
-  вежливо спросил Ивашников, чтобы убедиться, что говорит с тем, кем  надо.
Впрочем,  господин  Покотилов  довольно  подробно  и  точно  описал  нужного
человека, и словесный портрет сходился с оригиналом..
     - Да, это я, - спокойно ответил господин Тянь.
     - Я от господина Покотилова, едва  ли не прошептал Ивашников,  памятую,
что  не следует забывать, что могут  подслушать,  ведь в  подобных  местах в
смутные времена и стены имеют уши.
     - Господин Тянь кивнул, словно давно ожидал  подобного гостя, поднялся,
взял свою шляпу и предложил прогуляться, а заодно и пообедать где-нибудь.
     - Нам будет удобней поговорить в спокойной  обстановке,  - уже на улице
сказал он. - Доброе дело, сделанное тайно, ценится вдвое дороже.
     - Приятно иметь дело с человеком, уверенным в своей правоте, - про себя
отметил Ивашников.
     Его новый знакомый, изредка оглядываясь, не следят ли за  ними,  провел
Ивашникова   на   рынок   "Восточное   спокойствие",   что   совершенно   не
соответствовало  действительности,  и  попросил  хозяина  одной их  харчевен
принести им поесть в отдельную комнату.
     Дождавшись,  пока хозяин принесет тарелки с  бобовым творогом,  горячие
пирожки  с овощной  начинкой, жареной  баранины  и чайник  душистого чая,  и
удалится, господин Тянь приветливо сказал уже по-русски, - Путь совершенного
человека - это созидание,  но не вражда. Я давно ждал посланца от  господина
Покотилова. Вы с ним давно знакомы?
     Ивашников решил  поднять  свое реноме и важно  ответил,  -  Четыре года
назад мы вместе с ним служили в дипломатической миссии в Сеуле.
     -  Вот как, - удивился Тянь Цзин-цин. - И я  его  знаю примерно столько
же. Мы  познакомились  в Петербурге,  когда возник  вопрос  о  строительстве
Китайской восточной железной дороги и господин  Покотилов имел долгие беседы
с Сюй Цзи-чэном, тогда посланником Поднебесной империи в Петербурге.
     Они  недолго помолчали,  размышляя,  как  перейти к  главной  теме,  и,
наконец,  Ивашников  продолжил,  -  Господин  Покотилов   весьма  обеспокоен
развитием  событий  в  Китае  и  считает,  что  создавшееся положение  может
привести к катастрофе империи.
     - Что однажды  родилось, непременно когда-нибудь  созреет, - философски
ответил   Тянь.   -   Мы   пожинаем  плоды   своей  собственной  слабости  и
нерешительности.  Вот перед нами пример Японии. Они, как и  мы,  пытались не
пустить иностранцев, но  уж если увидели, что самоизоляция неизбежно ведет к
упадку государства,  экономической и военной слабости,  уж  если перетерпели
бесцеремонный обстрел столицы американскими пушками,  то здраво  решились на
обновление. Мы же цепляемся за обветшалые догмы, латаем дыры...
     -  Господин  Покотилов  искренне сочувствует вам  и  считает,  что  для
облегчения  обновления Китая вам  не следует изгонять иностранцев.  Без  них
Китай  еще  более закостенеет. Стремительный прогресс идет во  всех областях
науки  и техники и только  иностранцы  могут  прямо сейчас помочь  вам стать
современной  державой. Конечно же,  этот процесс болезненный,  но все  новое
рождается в муках...
     -  Это-то  понимают  все,  но  никто  не  желает  лишаться   доходов  и
привилегий. Если вчера сановники сонно купались в роскоши, то завтра обещает
им весьма беспокойную жизнь.
     - Господин  Покотилов уверен, что крайности, в  вашем случае  реформизм
Кан  Ю-вэя и откровенный  анахронизм князя Дуаня, чреваты очень тяжелыми для
Китая последствиями. Реформизм Кан Ю-вэя,  его решительная готовность широко
открыть  двери иностранным  товарам  ведут к стремительному обнищанию  и без
того  бедного  населения,  и,  как  следствие,  взрыву  ярости.  Лозунг   же
"Вышвырнем  иностранцев" нереален, как  вы уже не раз убеждались. Вооружения
несравнимы,  а  силы армий  несопоставимы.  Вот  вам и поражение  от  Англии
шестьдесят лет назад, от Англии и Франции сорок лет назад, от Японии  - пять
лет  назад.  Иностранцы приходят в ваш  дом уже и  не  спрашивая  позволения
хозяев.
     Господин Тянь невозмутимо пил чай.
     -  Господин  Покотилов  полагает,  что  наиболее   разумна  в  нынешнем
положении  политика  Ли  Хунчжана  -  сохранение  целостности   Китая,   его
традиционных  институтов  и широкое  привлечение иностранных  капиталов  для
создания новых рабочих мест, для обновления Китая.
     -  Да мы уже  и  без того в  долгах,  как в  шелках, как гласит русская
поговорка, - ответил господин Тянь.
     -  Но я говорю  не о займах,  -  не согласился Ивашников.  - Иностранцы
привозят не золото  или бумажные деньги;  они прокладывают железные  дороги,
строят  фабрики  и заводы,  привлекают на работу  ваш  бедный  люд, учат  их
производить нужные  вещи,  торговать  или  внутри  страны,  или  вывозить за
границу.  Богатеет  народ - богатеет и  государство. Это  отнюдь не  прежняя
политика  -  не  стесняйся,