ы, посылая свои  проклятия направо и  налево.
Это -  часть случившегося. Но не все; этого недостаточно. Я не знаю всего. Я
говорю о том, что знаю.
   Вот что я лично хотел бы знать: кто убил "Элефанту", кто  уничтожил мой
родной дом? Кто разнес его на  куски, кто взорвал не  только его стены, но и
Боркара  -  Ламбаджана  Чандивалу,  -  и  мисс Джайю  Хе,  и Эзекиля  с  его
волшебными  тетрадями?  Была  ли  то  месть мертвого  Филдинга или  вольного
стрелка  Хазаре - а может быть, здесь проявилось нечто более глубокое, некий
исторический сдвиг, до того скрытый, что даже те из  нас, кто  долгое  время
провел в подпольном мире, не могли его распознать?
   Бомбей   был   центральным   городом;  был   всегда.  Как  католические
короли-фанатики, осадившие Гранаду и ожидавшие падения Альгамбры, варварство
теперь  стояло у наших ворот.  О Бомбей!  Prima  in  Indis!*****************
Ворота  Индии! Звезда  Востока, обращенная лицом  к Западу!  Как  Гранада  -
Аль-Гарната  у  арабов,  -  ты был чудом своего времени.  Но  настали темные
времена, и подобно Боабдилу, последнему султану  из  рода Насридов,  который
был слишком слаб, чтобы  защитить свое великое  сокровище, мы тоже оказались
несостоятельны. Ибо варвары не только стояли у наших ворот, но и прятались у
нас  под кожей. Каждый из нас был для себя  самого троянским  конем, несущим
сокрытую внутри погибель. Может быть, бикфордов  шнур поджег Авраам Зогойби,
а может быть, Резаный; те фанатики или эти, наши безумцы  или чужие - взрывы
грянули в нас, в наших  телах. Мы были и  бомбистами, и  бомбами. Взорвалось
наше собственное накопленное зло - нечего искать объяснений в происках из-за
рубежа,  хотя  там тоже  зла всегда хватало. Мы  своими руками отсекли  себе
ноги,  мы сами  виновны  в нашем  падении.  И теперь  можем  только  плакать
напоследок о  том,  чего  мы, оказавшись  слабыми,  испорченными,  мелкими и
презренными, не смогли защитить.
   -  Простите мне, пожалуйста, этот всплеск. Увлекся. Старый мавр  больше
вздыхать не будет.

x x x
   Доктор Зинат Вакиль была убита огненным шаром, прокатившимся по галерее
"Наследие  Зогойби"  на  Камбалла-хилл.  Погибли  все  картины   до  единой,
вследствие  чего моя  мать  Аурора  перешла в сферы, близкие к  безвозвратно
утраченной античности, в окрестности адского сада, наполненного беспомощными
тенями  тех  - ныне, как их статуи, лишенных  голов  и рук, - чей труд жизни
исчез навсегда (на ум приходит Чимабуэ******************, известный нам лишь
по  нескольким  работам).  "Скандал" уцелел. Он был передан "Наследием"  для
экспонирования  на неопределенный  срок  Национальному  музею  в  Дели,  где
находится  и по сей  день, с достоинством взирая на висящую напротив картину
Амриты Шер-Гил. Сохранилось  совсем немногое.  Четыре ранних "чипкалистских"
рисунка; "Uper the  gur gur..."; острый, болезненный "Обнаженный мавр" - все
это по  счастливой  случайности было на  выставках, одно в  Индии, другое за
рубежом. Также,  по иронии судьбы,  возмутительница  спокойствия,  крикетная
фантазия "Поцелуй Аббаса  Али Бека", висевшая  у  матери и  дочери  Вадья на
стене гостиной. Восемь. Плюс картина из Амстердамского Муниципального музея,
картина  из галереи Тейт, картины  из коллекции Гоблера. Несколько "красных"
вещей  в частных собраниях (как много дьявольской иронии в том,  что большую
часть работ этого периода она уничтожила сама!)
   Получается, что осталось больше, чем у Чимабуэ; но все равно это только
малюсенький фрагмент того, что было создано этой плодовитой художницей.
   И теперь четыре украденные вещи представляли собой главное, что уцелело
из наследия Ауроры Зогойби.

x x x
   В  то утро, когда произошли  взрывы, мисс Надья Вадья,  услышав звонок,
сама открыла дверь, потому что служанка как ушла на рассвете на базар, так и
не возвращалась.  Перед ней стояла карикатурная  парочка: карлик  в защитной
униформе и  человек с  железным  лицом и железной  рукой. Вопль  и хихиканье
столкнулись у нее в горле; но прежде,  чем она могла издать какой-либо звук,
Сэмми  Хазаре поднял ятаган и, умело  оставив в неприкосновенности ее глаза,
дважды рассек ей лицо параллельными линиями, идущими наискосок справа налево
и сверху вниз. Она  рухнула без чувств на коврик у двери, а  когда пришла  в
сознание, голова  ее  покоилась  На коленях у потрясенной  матери,  по губам
текла ее собственная кровь, а двое незнакомцев исчезли, чтобы никогда больше
не возвращаться.

x x x
   Махагуру  Хусро  погиб  в   одном  из  взрывов;  розовый  небоскреб  на
Брич-кенди, где рос "Адам Зогойби", был разрушен. Тело Чхаггана  Одним Кусом
Пять нашли в одной из канав Бандры; шея его была искромсана ударами ятагана.
Ларьки  в  Дхоби Талао, кинотеатры,  демонстрировавшие широкоэкранную версию
старого классического фильма "Ковбой", кафе "Извините" и "Пайонир" - все это
исчезло с лица земли. Сестра Флореас, моя  единственная остававшаяся в живых
сестра,  как  оказалось,  ошиблась  относительно своего  будущего:  бомбы не
пощадили  ни  женского монастыря Марии Благодатной, ни родильного  дома  при
нем, и Минни была в числе погибших.
   Буммм! Буммм! Не только  сестра, друзья, картины и любимые места отдыха
- сами  человеческие чувства разлетались на  куски.  Когда  жизнь стоит  так
дешево, когда людские  головы скачут по площадям, а  безголовые тела танцуют
на  улицах, как  горевать из-за чьей-то  безвременной кончины? Как  горевать
из-за неизбежности собственной смерти? Каждое зверство сменялось еще большим
зверством; подлинные наркоманы, мы  увеличивали  и  увеличивали  дозу. Город
пристрастился  к  катастрофам,  мы  все стали бедоголиками, зомби  беды,  ее
вампирами. Оглушенный и - хоть раз употреблю затасканное слово в  его точном
смысле - шокированный, я сделался бесчувствен и богоподобен. Город,  каким я
его  знал, умирал.  Тело,  в котором  я жил,  - тоже.  Ну  и  что? Que  sera
sera...*******************
   И вот: что должно было случиться, случилось.  "Железяка"  Сэмми Хазаре,
рядом с  которым  решительно  семенил  малыш  Дхирендра, вошел  в  вестибюль
небоскреба Кэшонделивери. У каждого к груди, спине и ногам  была прикреплена
взрывчатка.  Дхирендра нес два детонатора;  Сэмми держал наголо свой ятаган.
Охранники  по их виду поняли,  что террористы  приняли  для  куража  героин,
который тяжко  давит им на глаза и заставляет их тела чесаться;  все в ужасе
расступились. Сэмми  и  Дхирен  сели  в  лифт, поднимавший без  остановки на
тридцать первый этаж. Начальник службы безопасности позвонил Аврааму Зогойби
и  пропищал ему  в трубку предупреждение  и  какие-то  слова самооправдания.
Авраам резко оборвал его.
   - Эвакуируйте здание, - было последнее, что кто-либо от него услышал.
   Обезумевшие люди ринулись  из башни на улицу. Шестьдесят  секунд спустя
колоссальный  атриум  на  самом  верху  небоскреба  Кэшонделивери  взорвался
фейерверком, и на бегущих обрушился дождь стеклянных клинков, протыкавших им
шеи,  спины,  бедра, пронзавших их  мечты, их любовь,  их  надежды.  А после
стеклянных  клинков - другие ливни. Многие служащие оказались заперты  огнем
внутри здания.  Лифты  не  работали, лестничные пролеты обрушились, возникли
пожары, поползли облака прожорливого  черного дыма.  Некоторые,  отчаявшись,
прыгали в окна и разбивались насмерть.
   Наконец  на   тротуар,  как  благословение,  посыпался   Авраамов  сад.
Привозная земля, английская подстриженная трава и не  наши цветы  - крокусы,
желтые  нарциссы,  розы,  штокрозы,  незабудки -  полетели на  отвоеванную у
Бэк-бея твердь; а также иноземные плоды.  Целые деревья грациозно взмывали в
небо  прежде,  чем  упасть  на  землю наподобие гигантских спор. Перья птиц,
какие не водятся в Индии, замечали плывущими в воздухе даже спустя дни.
   Перчинки, цельные  зерна  тмина и  кардамона, палочки корицы мешались в
воздухе с привозными растениями и  пернатыми  и, как  пахучий град, выбивали
дробь на мостовых  и тротуарах.  Авраам всегда держал близко от себя мешки с
кочинскими специями. Порой, оставаясь один, он развязывал горловины мешков и
погружал тоскующие руки  в ароматные  недра.  Фенугрек и нигелла, кориандр и
асафетида сыпались  на Бомбей; но больше всего было  черного перца,  черного
золота  Малабара, на котором  вечность назад молодой складской управляющий и
пятнадцатилетняя девушка любили друг друга перечной любовью.

x x x
   "Сформировать класс, - писал  Маколей******************** в 1835 году в
"Заметке об образовании", -  ...индийцев по  крови и цвету кожи, но англичан
по суждениям, нравственным принципам и интеллекту".  Для чего, спросите  вы?
О, для  того, чтобы стать "посредниками между нами и миллионами, которыми мы
правим". Какую благодарность должны, просто обязаны испытывать лица из этого
класса! Ибо индийские наречия "бедны и грубы", и "одна полка книг из хорошей
европейской   библиотеки   стоит   всей   туземной  литературы".  Столь   же
пренебрежительного отзыва удостоились история, естественные науки, медицина,
астрономия, география, религия. "Даже английскому кузнецу было бы зазорно...
вызвало бы смех у девочек в английском пансионе".
   Итак,  класс  "маколеевых ополченцев" должен был ненавидеть все лучшее,
что  было  в Индии.  Нет,  Васко  ошибся. Мы  не были, никогда не были  этим
классом.  Лучшее находилось внутри  нас,  и худшее тоже,  и  одно боролось с
другим  внутри  нас,  как  и  по  всей стране. В  некоторых  из  нас  худшее
торжествовало победу, и все же мы могли сказать - и сказать с полным правом,
- что любили лучшее.
   Когда мой самолет  делал вираж над городом, мне видны были столбы дыма.
Ничто  больше  не связывало  меня  с  Бомбеем.  Это уже не  был  мой Бомбей,
неповторимый город, город веселой мешанины, город-полукровка. Чему-то пришел
конец (миру,  в котором  мы  жили?), а то,  что осталось, было мне чуждо.  Я
поймал  себя на том,  что  думаю об Испании  - об Иных Краях.  Я летел в  те
места,  откуда мы были изгнаны столетия назад. Не там ли я обрету утраченный
дом, покой, Землю Обетованную? Не там ли ждет меня мой Иерусалим?
   - Как думаешь, Джавахарлал?
   Но набитый опилками пес безмолвствовал у меня на коленях.
   В одном, однако, я был неправ: конец одного из  миров не означает конца
всего мира. Надья Вадья, моя бывшая невеста, появилась  на телеэкране  через
несколько  дней  после  взрывов,  когда  шрамы  поперек  ее  лица  были  еще
ярко-багровыми и не позволяли сомневаться в том, что  они  останутся на  всю
жизнь.  И  все же  ее красота была  столь трогательна, а храбрость  -  столь
очевидна, что  каким-то  образом  она  выглядела  еще  привлекательней,  чем
прежде. Репортер задавал  ей всякие вопросы о случившемся; но вдруг, в некий
необычайный  миг она отвернулась от  него  и заговорила прямо  в телекамеру,
обращаясь к сердцу каждого зрителя:
   - И вот я спросила себя: Надья Вадья,  это  что, конец твой настал? Это
что, занавес? И какое-то время я думала - ача,  да, это все, халас. Но потом
я спросила себя: Надья Вадья, что это ты говоришь такое? В двадцать три года
сказать, что жизнь кончена,  фантуш? Что  за пагальпан,  что за  чушь, Надья
Вадья! Не раскисай,  девчонка, поняла? Город  будет  жить. Поднимутся  новые
небоскребы. Настанут лучшие времена. Теперь я каждый день себе это повторяю.
Надья Вадья, будущее зовет. Надо только прислушаться к его зову.

   *  Кровавые события, связанные с разрушением мечети в Айодхъе, начались
6 декабря 1992 г.
   ** Вьяса - легендарный древнеиндийский мудрец.
   ***  Икбал  Мухаммад  (1873-1938)  -  индийский  мусульманский  поэт  и
философ.
   **** Вальмики - легендарный автор "Рамаяны".
   ***** Галиб Мирза  Асадулла-хан (1797-1869) - индийский  поэт, писавший
на фарси и урду.
   ******  Джаггернаут - статуя Кришны, вывозимая  на большой колеснице; в
переносном смысле - неумолимая сила.
   ******* Юдхиштхира - герой эпоса "Махабхарата", добрый и мудрый царь.
   ******** Бача-лог - девочки (хиндустани).
   ********* Слоноподобный бог Ганеша считается сыном бога Шивы и его жены
Парвати.
   ********** Сабу (1924-1963) - индийский актер. Снялся, среди прочего, в
фильме "Мальчик-слон".
   *********** Злорадства (нем.).
   ************  Шангри-Ла  -  сказочное место в  Тибете,  царство  вечной
молодости, описанное в романе "Потерянный горизонт" Дж. Хилтона (1900-1954).
   *************  Видиадхар  С. Найпол (род.  в  1932 г.)  -  тринидадский
писатель индийского происхождения, живущий в Англии.
   ************** "Рамаяна", перевод В. Потаповой.
   *************** Гомер, "Илиада", перевод Н. Гнедича.
   ****************  Л.  Кэрролл,  "Алиса  в Зазеркалье",  перевод  Д.  Г.
Орловской.
   ***************** Первый в Индии (лат).
   ****************** Чимабуэ (наст, имя Ченни ди Пепо, ок. 1240-ок. 1302)
- итальянский живописец.
   ******************* Будь что будет
   ******************** Томас Бабингтон  Маколей (1800- 1859) - английский
историк, публицист и государственный деятель.


Часть четвертая. "ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЗДОХ МАВРА"

19
   Я решил отправиться в Бененхели, потому что отец  сказал мне, что Васко
Миранда, которого я не  видел четырнадцать лет - или двадцать  восемь,  если
считать по моему личному скоростному календарю, - держит там в заточении мою
умершую  мать; во  всяком  случае  лучшую  часть того, что от  нее осталось.
Вероятно, я рассчитывал предъявить свои  права на украденные произведения и,
вернув их, поправить что-то в себе самом, пока я еще жив.
   Я никогда  раньше не летал на самолетах, и,  когда  мы проходили сквозь
облака  -  я  покинул  Бомбей  в  один из редких  облачных дней,  -  это так
потусторонне напоминало образы загробной жизни в  кино,  живописи и сказках,
что у меня мурашки побежали по коже. Я  что, вхожу в страну мертвых?  Я чуть
ли не ожидал увидеть в иллюминатор покоящиеся на пухлом поле кучевых облаков
жемчужные  врата  и  человека  с разграфленной надвое  бухгалтерской  книгой
добрых  и  злых дел. Меня объяла сонливость,  и  в  первых за всю  мою жизнь
заоблачных снах  мне  привиделось, что я воистину  покинул царство  живущих.
Может быть, меня уничтожило взрывом, как многих людей и многие места,  что я
знал и любил. Когда  я проснулся, ощущение,  будто я проник за некую завесу,
не исчезло. Приветливая молодая женщина  предлагала  мне еду и  питье. Я  не
отказался  ни от того,  ни  от другого. Красное вино "риоха"  в  миниатюрной
бутылочке оказалось  превосходным,  но  его было слишком  мало.  Я  попросил
принести еще.
   - Я чувствую себя так, словно  произошел сдвиг во  времени, - сказал  я
симпатичной стюардессе чуть позже.  - Только  вот  не знаю, в  будущее или в
прошлое.
   - Многие пассажиры ощущают то  же самое,  -  заверила она  меня. - Я им
объясняю, что это  не  то и не  другое. В прошлом  и в  будущем  мы проводим
большую  часть нашей жизни. На самом  деле  в нашем крохотном микрокосме  вы
оттого чувствуете  себя  сбитым  с  толку, что на несколько  часов  попали в
настоящее.
   Ее  звали  Эдувихис  Рефухио,  и она изучала  психологию  в  мадридском
университете Комплутенсе. Некая душевная неугомонность побудила  ее прервать
учебу  и  зажить   этой  кочевой  жизнью,  призналась  она  мне   совершенно
непринужденно, присев на несколько  минут  в пустое кресло рядом  со мной  и
взяв Джавахарлала к себе на колени.
   - Шанхай! Монтевидео! Алис-Спрингс! А знаете ли вы, что место открывает
свои  секреты, свои глубочайшие тайны  как  раз  тому, кто  попадает в  него
только проездом?  Точно так  же, как можно излить душу перед  незнакомцем на
автобусной остановке - или в самолете, -  сознаться в таком,  что,  узнай об
этом хотя бы только намеком живущие рядом с вами, вы сгорели бы со стыда. Ну
до чего  милое у  вас  чучело  собачки! У меня, кстати,  собралась коллекция
маленьких  птичьих  чучелок;  а  из  южных  морей   -  настоящая  высушенная
человеческая  голова.  Но   если  начистоту,  я  потому  летаю,  -  тут  она
наклонилась ко мне совсем близко, - что мне нравится часто менять партнеров,
а в католической стране, как Испания, не слишком разгуляешься.
   Даже в этот  момент - таково было мое  внутреннее  смятение,  вызванное
полетом, - я не понял, что она предлагает мне свое тело. Ей пришлось сказать
мне об этом прямо.
   - У нас  тут налажена взаимопомощь, - объяснила она. -Другие стюардессы
постерегут и последят, чтобы нас не обеспокоили.
   Она отвела  меня в крохотную  уборную,  где мы совершили очень короткий
половой  акт; она добилась оргазма всего лишь за несколько быстрых движений,
я же не достиг его вовсе, поскольку она явно потеряла ко мне всякий интерес,
едва  ее потребность была  удовлетворена. Я пережил ситуацию пассивно -  ибо
пассивность вообще владела мною в этом полете, - и, поправив на себе одежду,
мы стремительно разошлись в разные стороны. Некоторое время спустя мне очень
сильно  захотелось  поговорить  с  ней  еще, хотя бы только для того,  чтобы
получше запечатлеть ее лицо и  голос в памяти,  где они уже начали блекнуть;
но  когда  я нажал кнопку со схематическим  изображением  человека, зажглась
маленькая лампочка и явилась совсем другая женщина.
   - Мне нужна Эдувихис, - объяснил я; незнакомая стюардесса нахмурилась.
   - Прошу прощения, не поняла. Вы сказали - "риоха"?
   В самолете своеобразная акустика, решил я, и,  подумав,  что, возможно,
произнес ее имя невнятно, я повторил со всей возможной отчетливостью:
   - Эдувихис Рефухио, психолог.
   - Вам, наверно, это приснилось, сэр, - сказала молодая женщина, странно
улыбнувшись. - Такой стюардессы у нас на борту нет.
   Когда  я  начал  настаивать  на  своем  и,  возможно,   повысил  голос,
немедленно  появился  мужчина  с золотыми нашивками,  опоясывающими  обшлага
кителя.
   - А ну-ка тихо-спокойно, - грубо приказал он мне,  толкая меня в плечо.
- В вашем-то возрасте, дедуля, да еще с  таким уродством! Как не стыдно  вам
делать приличным девушкам  такие  предложения!  Вы там  у  себя в Индии всех
наших европейских женщин шлюхами считаете.
   Я  был ошеломлен;  но, взглянув опять на  эту вторую девушку, я увидел,
что она промокает платочком уголки глаз.
   - Прошу прощения за беспокойство, - сказал  я. - Позвольте мне заверить
вас, что я безоговорочно беру назад все свои требования.
   - Так-то оно лучше, - кивнул мужчина в кителе с нашивками. -  Поскольку
вы признали свою неправоту, не будем больше говорить об этом.
   И он ушел вместе со второй девушкой, которая приняла теперь очень  даже
приветливый вид; удаляясь  вместе по проходу, оба  весело хихикали, и у меня
создалось  впечатление,  что  они  смеются  надо  мной.  Не  в  силах  найти
случившемуся  разумного объяснения, я вновь провалился в глубокий  сон -  на
сей  раз  без  сновидений.  Эдувихис  Рефухио  я  больше никогда не видел. Я
вообразил, что она - некий  фантом воздушных пространств, привлеченный моими
желаниями. Несомненно, подобные гурии во множестве парят здесь над облаками.
И с легкостью проникают сквозь оболочку аэропланов.
   Вы  видите, что я пришел в диковинное душевное состояние. Привычные мне
местность, язык, люди и обычаи отдалились от меня из-за того лишь, что я сел
в этот воздушный лайнер; а  для  большинства из нас это четыре  якоря  души.
Если  добавить  сюда воздействие,  частью отложенное, ужасов последних дней,
будет, может быть, понятно, почему я чувствовал себя так, словно корни моего
"я" выворочены из земли, как у  деревьев, выброшенных из  Авраамова атриума.
Новый  мир,   в  который   я  собирался  вступить,   послал  мне  загадочное
предостережение, дал предупредительный выстрел. Я должен был помнить, что не
знаю и не понимаю ровно  ничего.  Меня окружали тайна и  одиночество. Но, по
крайней мере,  передо мной  лежал некий  путь; за это  можно было уцепиться.
Направление было мне задано,  и, продвигаясь вперед  со всей отпущенной  мне
энергией, я  мог надеяться постичь со временем  эту ирреальную чужеродность,
чь