нникам  они  не
пришлись  по сердцу; деликатный вопрос о том, какому  семейству  принадлежит
привилегия ночевать в главном доме, зачастую решался кулаками. Женщины  Лобу
стали дергать женщин из  враждебного клана  за  косы, в ответ дети Менезишей
принялись отнимать у детей Лобу игрушки и  портить их. Слуги семьи  да  Гама
жаловались на высокомерие свойственников, на их ругань и прочие унижения.
   Приближалась  развязка. Однажды ночью во  дворе дома на  острове Кабрал
две группы  враждующих  между собой подростков  пошли стенка на  стенку;  не
обошлось без сломанных рук, черепно-мозговых травм и ножевых ранений -два из
них  оказались  серьезными.  Во  время  побоища бумажные стены  "восточного"
павильона  Корбюзье  в  японском  стиле  были  прорваны,  а  его  деревянным
конструкциям  был нанесен такой ущерб, что строение вскоре  пришлось снести;
юнцы ворвались и в "западный" павильон, где перепортили много мебели и книг.
В эту  ночь  бесчинств  Белла  разбудила  Камоинша, толкнув  его в  плечо, и
сказала:
   - Ну сделай же что-нибудь, а то все пойдет прахом.
   Тут ей в  лицо шлепнулся летающий таракан, и она вскрикнула.  Этот крик
привел Камоинша в  чувство. Он выскочил из постели и убил таракана скатанной
в трубку газетой; но когда пошел закрывать окно, с дуновением ветра до  него
долетел запах,  сказавший ему, что настоящая беда уже пришла, - дух  горящих
приправ, в котором нельзя было ошибиться, - тмин, кориандр, куркума, красный
и черный  зернистый  перец,  красный  и  зеленый  стручковый перец,  немного
чесноку,  немного имбиря,  несколько  палочек корицы. Словно какой-то горный
великан готовил на чудовищной сковороде карри неслыханной остроты.
   -  Мы больше не можем так жить, все вместе, -  сказал Камоинш. - Белла,
мы сжигаем сами себя.
   Да, вселенская вонь покатилась с  Пряных  гор к  морю, свойственники да
Гама жгут плантации  пряностей, и в ту ночь, когда Кармен,  урожденная Лобу,
на глазах у Беллы впервые в жизни схлестнулась со своей свекровью Эпифанией,
урожденной  Менезиш, когда  Белла увидела  их  обеих в  ночных  рубашках, со
спутанными волосами,  ведьмоподобных, изрыгающих проклятия и обвиняющих друг
друга в  случившемся  на плантациях, - тогда она  с величайшей аккуратностью
положила маленькую Аурору обратно в кроватку, наполнила таз холодной  водой,
спустилась с ним в освещенный  луной двор, где Эпифания с Кармен и не думали
утихомириваться, тщательно примерилась и окатила их с головы до ног.
   - Вы, с вашими происками, запалили этот поганый пожар, - сказала она, -
с вас и начнем его тушить.
   Скандал  принял  огромные  масштабы, и  семья  сполна хлебнула  позора.
Злокозненное пламя  привлекло к себе  внимание  не  только пожарных.  Остров
Кабрал посетила полиция,  за ней - военные, и братья да Гама, в наручниках и
под вооруженным  конвоем, были препровождены не прямо в тюрьму, но сначала в
красивый дворец Болгатти на одноименном острове, где в прохладной комнате  с
высоким  потолком  их  под  ружейными  дулами  заставили встать на колени, а
одетый в кремовый мундир лысеющий англичанин с моржовыми усами и в пенсне  с
толстыми стеклами смотрел в окно  на  кочинскую гавань и говорил словно бы с
самим собой, непринужденно сцепив за спиной руки.
   - Никто, даже центральное  правительство, не знает всего об  управлении
Империей.  Год за  годом  Англия  посылает свежие  подкрепления на передовую
линию,  которая  официально именуется  индийской гражданской  службой.  Люди
гибнут, гробят себя  непосильной  работой, не  выдерживают  груза волнений и
забот, теряют здоровье  и вкус к  жизни ради того, чтобы  на этой земле было
меньше болезней и смерти, голода и войны, и чтобы когда-нибудь в будущем она
смогла  жить  сама.  Она  никогда  не сможет  жить  сама, но  идея  выглядит
привлекательно, люди готовы за нее умирать, и так это тянется  год за годом:
пинками  и уговорами, кнутом и пряником страну пытаются вывести к достойному
существованию.  Добились успеха -  хвалят местных, а англичанин  стоит  себе
сзади и утирает пот со лба. Случилась неудача - англичанин выходит  вперед и
берет на  себя всю вину. Вот  из-за  этой-то неоправданной снисходительности
многие  местные твердо  уверовали,  что они могут  править страной  сами,  и
многие добропорядочные англичане  разделяют их веру, потому что  эта  теория
изложена  на   прекрасном  английском  и  украшена  новейшими  политическими
виньетками.
   - Сэр, вы  можете не сомневаться в моей личной благодарности... - начал
Айриш, но  солдат-сипай из местных, из малаяли, ударом  по лицу заставил его
замолчать.
   - Мы будем править  страной, что бы  вы ни  говорили! -дерзко выкрикнул
Камоинш. И тоже получил по лицу: раз, другой, третий. Изо рта у него потекла
струйка крови.
   - А есть личности, которые хотят править страной по-своему, - продолжал
человек  у окна,  по-прежнему обращаясь в сторону гавани. - Так сказать, под
соусом  из  красного перца.  Среди  трехсот  миллионов  человек  такие  люди
встречаются неизбежно, и если  им  попустительствовать, они  могут натворить
бед и даже погубить великана  по  имени Pax Britannica***, который, согласно
газетам, обитает где-то между Пешаваром и мысом Коморин****.
   Англичанин повернулся к ним лицом, и, конечно же, они его хорошо знали:
это был  начитанный  человек, с  которым  Камоинш  любил  обсуждать  взгляды
Вордсворта на французскую революцию, кольриджевского "Кубла хана" и  ранние,
почти шизофренические рассказы Киплинга о борьбе, которую ведут внутри  него
индийское и английское начала; человек, с дочерьми которого Айриш танцевал в
Малабар-клубе на острове УИЛЛИНГДОН;  человек, которого Эпифания принимала у
себя  дома;  и у  которого  теперь,  однако  же, был странный  отсутствующий
взгляд. Он сказал:
   -  Как  представитель  британского  правительства,  да   и  просто  как
англичанин, я  не  склонен в данном  случае брать  вину на  себя. Ваши кланы
виновны в поджоге,  мятеже,  убийствах и нарушении  общественного порядка  с
тяжкими последствиями,  и  следовательно,  по моему убеждению, виновны  и вы
лично, хоть  сами  вы и не  принимали непосредственного участия. Мы  -  этим
местоимением, как вы, несомненно,  понимаете,  я обозначаю ваши  же  местные
органы  правопорядка  -  мы позаботимся  о том,  чтобы вы понесли наказание.
Много лет вам предстоит провести в разлуке с семьями.

x x x
   В июне 1925 года  братья  да Гама были  приговорены к пятнадцати  годам
тюрьмы.  Необычайная суровость суда вызвала  предположения о том,  что семья
поплатилась за причастность Франсишку к движению за самоуправление или  даже
за опереточные  попытки Камоинша импортировать  российскую революцию; однако
большинство   сочло    подобные   предположения   неправомерными    и   даже
оскорбительными для властей в свете жутких открытий, сделанных на плантациях
торговой компании "Гама"  в Пряных  горах и неоспоримо свидетельствовавших о
том, что бандиты из числа Менезишей и Лобу распоясались вконец. В обугленных
зарослях  кешью  нашли  трупы  управляющего  (Лобу),  его  жены  и  дочерей,
привязанных  к деревьям  колючей  проволокой, -  они сгорели, как еретики. А
среди останков некогда плодоносной кардамонной рощи на еще дымящихся стволах
были  обнаружены тела троих  братьев-Менезишей. Руки их были раскинуты, и  в
каждой из шести ладоней торчало по железному гвоздю.
   Я  говорю об этих находках так прямо именно  потому, что из-за них меня
сотрясает дрожь стыда.
   В истории  моей семьи было немало мрачных страниц. Что  же это за семья
все-таки? Описанное здесь - нормально? Неужели мы все таковы?
   Да, таковы; не всегда, но в потенции. Такое тоже в нас есть.
   Пятнадцать лет: Эпифания лишилась  чувств в зале суда, Кармен  плакала,
но  Белла сидела с сухими глазами  и неподвижным лицом, и столь  же  тиха  и
серьезна была Аурора у нее на коленях. Многие мужчины и некоторые женщины из
Менезишей  и  Лобу   были  осуждены  и   отправлены  за  решетку;  остальные
рассеялись, стушевались, вернулись, меченные пеплом, в Мангалуру.  Без них в
доме на острове Кабрал стало  очень  тихо, но стоило поднести руку к  стене,
ковру,  шкафу, как  проскакивала  искра  - столько враждебной энергии в  них
накопилось;  иные  места  в доме  были так сильно наэлектризованы,  что  там
волосы у  человека  вставали дыбом. Медленно,  медленно  остывала  в  старых
стенах память  о  злобной сволочи,  они  будто  страшились  нового  всплеска
бесчинств. Но  мало-помалу все  успокоилось, мир и  тишина начали потихоньку
снова воцаряться в доме.
   У  Беллы   были  свои  представления  о  том,  как   вернуться  в  лоно
цивилизации,  и она  не  тратила  времени  зря.  Спустя  десять  дней  после
вынесенного  Айришу  и  Камоиншу  приговора,  власти, словно  спохватившись,
распорядились об аресте Эпифании и Кармен, но еще через неделю  их столь  же
неожиданно  выпустили на свободу. В  течение  этих  семи  дней,  заручившись
письменным согласием Камоинша (как заключенный  категории "А", он имел право
получать  из дома  пищу,  письменные  принадлежности, книги,  газеты,  мыло,
полотенца,  чистое белье и мог  отсылать  обратно  грязное белье и  письма),
Белла  встретилась  с юристами торговой компании "Гама",  которые на  правах
опекунов  следили за исполнением завещания Франсишку да Гамы,  и  заявила  о
необходимости немедленного раздела фирмы на две части.
   - Условия, оговоренные  в завещании, без сомнения, выполнены, - сказала
она. - Повсюду  по  милости  людей  Айриша  пошли раздоры и  столкновения  -
неважно,   прямо   он   в  этом   виноват   или  косвенно;  поэтому  деловые
обстоятельства  ясно говорят о невозможности сохранить целостность компании.
Если компания  "Гама" будет по-прежнему  единой,  дурная слава  ее  погубит.
Разделимся, и тогда,  может быть, зло останется только в одной половине. Что
лучше -умирать вместе или выживать порознь?
   Пока  юристы  прорабатывали  предложение  о разделе  семейного бизнеса,
Белла,   вернувшись  на  остров  Кабрал,   разделила   на   две  части   сам
величественный  старый  дом  от  подвала  до  чердака;  такой  же  процедуре
подверглись постельное белье, столовые приборы и  посуда вплоть до последней
вилки, плошки  и наволочки. Держа  на руках годовалую  Аурору, она раздавала
приказания домашней челяди; шкафы, комоды, пуфы,  плетеные кресла с длинными
подлокотниками,  бамбуковые  каркасы  для  москитных  сеток,  летние  легкие
кровати  для тех, кто любит в жару спать на открытом воздухе, плевательницы,
стульчаки, гамаки, рюмки - все пришло в движение, и даже сидевшие на  стенах
ящерицы были изловлены и  распределены поровну между той и другой половиной.
Изучив  ветхий   план  строения  и  скрупулезно  соблюдая  справедливость  в
отношении общей площади  и количества окон и балконов, Белла рассекла дом со
всей  его  обстановкой,  сады  и  дворы точно  пополам.  Вдоль  границ  были
выставлены мешки со специями, а где этого нельзя было сделать - например, на
главной лестнице,  - она провела белые  демаркационные линии и  потребовала,
чтобы каждый из домашних неукоснительно держался своей территории.
   В кухне она поделила все горшки и сковородки, а затем повесила на стену
расписание, разбивавшее на части каждый из дней  недели. Из  слуг  она взяла
себе  ровно половину, и хотя  почти все просились под ее начало, постаралась
ни на йоту не погрешить против справедливости: горничная к ним - - горничная
к нам, поваренок туда - поваренок сюда, по эту сторону рубежа.
   - Что касается церкви, - заявила  она  ошарашенным Эпифании  и  Кармен,
когда те,  вернувшись,  оказались перед fait  accompli*****  - разгороженной
Вселенной, - и слоновьих зубов вкупе со слоноподобными богами, забирайте это
себе. Мы на нашей половине не собираемся ни молиться,  ни  коллекционировать
слонов.

x x x
   Ни  Эпифания,  ни  Кармен  после  случившегося  не  нашли  в  себе  сил
противостоять яростному напору Беллы.
   - Вы навлекли на семью адское пламя, - сказала  она им. -И я  больше не
желаю   смотреть  на  ваше  поганое  барахло.  Держитесь  своих   пятидесяти
процентов!  Разбирайтесь  сами  со  своей  прислугой,  пропадайте  пропадом,
продавайте все как есть - мне-то что! У меня теперь одна забота - чтобы наша
с Камоиншем половина процветала и богатела.
   -  Вы  явились ниоткуда, -  чихая,  ответила  Эпифания  из-за  мешков с
кардамоном, -  и туда же, милочка моя, вернетесь,  - но ее слова  прозвучали
неубедительно, и ни она, ни Кармен  не воспротивились, когда  Белла заявила,
что выгоревшие плантации входят не в ее,  а в их  пятьдесят процентов; Айриш
да  Гама, как видно из  его письма, махнул на  все  рукой: "Да  катись оно к
черту! Располосуйте всю проклятую дребедень, почему нет?"
   Итак, Белла да Гама, двадцати одного года, взяла в свои руки управление
собственностью посаженного в тюрьму мужа; и, несмотря на многие превратности
последующих  лет,  прекрасно  с этим  справилась. После осуждения Камоинша и
Айриша  земельные  угодья  и  склады  компании  "Гама"  были  помещены   под
общественную  опеку:  пока  юристы занимались разделом,  Пряные  горы  стали
патрулироваться  вооруженными  сипаями,  а  в  креслах  высшего  руководства
компании  засели государственные чиновники.  Лишь  спустя  месяцы  уговоров,
лести, взяток и флирта  Белла смогла получить бизнес обратно. К тому времени
многие клиенты, напуганные скандалом, переметнулись к другим фирмам; другие,
узнав,  что  делами  теперь  заправляет  "эта девчонка",  потребовали  таких
изменений  в условиях, что финансы  компании, и без  того не бог весть какие
прочные, затрещали  по  всем швам. Ей  много раз  предлагали продать дело за
десятую или,  в лучшем случае, восьмую  часть истинной стоимости. Она ничего
не продала. Она стала надевать мужские брюки, белые хлопчатобумажные рубашки
и  мужнину кремовую шляпу с полями. Она побывала  на  каждом  своем  поле, в
каждой  ореховой  роще,  на  каждой  плантации,  где  постаралась  успокоить
рабочих,  напуганных  до  смерти  и  готовых бежать куда  глаза глядят.  Она
подыскала  управляющих,  которым  могла доверять  сама и к  которым  рабочие
относились с уважением,  но без страха. Она очаровала банкиров, и те ссудили
ей деньги; она запугала  беглых клиентов, и  те  к ней вернулись;  она стала
полновластной  владычицей  своего  маленького  мирка.  И  за спасение  своих
пятидесяти  процентов  торговой  компании  "Гама"  Белла  получила  почетное
прозвище: от светских  салонов  кочинского форта до эрнакуламских доков,  от
британской Резиденции в старинном дворце Болгатти до Пряных гор  шла молва о
королеве Изабелле Кочинской. Прозвище ей не слишком нравилось, хотя стоявшее
за ним  восхищение наполняло  ее жаркой  гордостью. "Зовите меня  Беллой,  -
настаивала она. - Просто Беллой". Но она была далеко не проста; и, в отличие
от дочери любого местного князька, заработала титул сама.
   Через три года Айриш и Кармен сдались: их пятьдесят процентов  были уже
на грани  исчезновения.  Белла  могла  выкупить  их  долю  за  бесценок, но,
поскольку  Камоинш никогда так  не  поступил  бы с  братом, она  переплатила
вдвое. И  в последующие годы так же яростно билась  за спасение  -"Айришевых
пятидесяти",  как  за  свою половину. Так  или  иначе,  название  фирмы  она
изменила:  компания "Гама"  больше не  существовала. В ее отреставрированном
здании   теперь   размещался    частный    торговый   дом   с   ограниченной
ответственностью  "К-50",  или   "Камоинш   -  пятьдесят   процентов".  "Это
показывает,  -  часто повторяла  она,  -  что в нашей жизни  пятьдесят  плюс
пятьдесят  будет снова  пятьдесят".  В  том  смысле,  что  бизнес  благодаря
реконкисте королевы  Изабеллы  может вновь стать единым,  но  раскол в семье
остается непреодоленным; баррикады из  мешков так и не были разобраны. Их не
разбирали еще много лет.

x x x
   Она не была безупречна;  наверно, пришла пора об этом сказать. Она была
высока,   стройна,  красива,   блестяща,  отважна,  трудолюбива,  энергична,
победоносна - но увы, леди и джентльмены, королева Изабелла не была ангелом,
крылья и нимб не принадлежали к ее гардеробу, нет, господа. В те годы, когда
Камоинш   отбывал  срок,  она  дымила,  как  паровоз,   постепенно  до  того
пристрастилась к бранной речи, что перестала сдерживаться даже в присутствии
подрастающей  дочки,  и  порой,  мертвецки упившись,  как  последняя  шлюха,
засыпала на циновке в каком-нибудь кабаке; она стала крепчайшим  из орешков,
ходили слухи, что ее манера ведения дел включала в себя элемент устрашения -
некоторого,   скажем  так,   выкручивания   рук   поставщикам,   заказчикам,
конкурентам; и она постоянно,  небрежно,  бесстыдно изменяла мужу,  изменяла
без всякого удержу  и  разбора. Бывало, скинув рабочую одежду, она  надевала
шикарное,  шитое  бисером  платье  и  шляпку  колокольчиком,  упражнялась  в
чарльстоне перед зеркалом в гардеробной, широко  открыв глаза и надув губки,
после  чего,  оставив  Аурору на  попечении няни, ехала в Малабар-клуб.  "До
свидания,  синичка  моя, -говорила она  своим низким  прокуренным голосом. -
Мама сегодня охотится на тигров". Или, взбрыкивая пятками и отчаянно кашляя:
"Сладких снов, моя отрада, - мать на льва пошла в засаду".
   Впоследствии моя  мать Аурора  да  Гама  рассказывала в  своем богемном
кругу:
   -  Тогда,  в пять-шесть-семь-восемь лет, я уже  была настоящей светской
дамой. Если звонил телефон, я поднимала  трубку и говорила: "Мне очень-очень
жаль, но папа и дядюшка Айриш сидят в тюрьме, тетя Кармен и бабушка живут по
ту сторону пахучих мешков и им нельзя сюда заходить, а мама ушла на всю ночь
стрелять в тигров; что-нибудь передать?"
   Пока   Белла   предавалась    гульбе,    маленькая   одинокая   Аурора,
предоставленная самой себе в этом сюрреалистически расколотом доме, обращала
взор  внутрь себя,  в  чем  состоит блаженство и награда одиночества; именно
тогда, согласно легенде, она обнаружила в себе дар. Когда она стала взрослой
и  ее окутало облако  культа, почитатели  любили порассуждать про  маленькую
девочку в большом пустом доме, как  она распахивала окна и как вливавшаяся в
них потоком  индийская действительность пробуждала ее душу. (Вы увидите, что
в этом образе сплавлены два эпизода из отрочества Ауроры.) О ней с восторгом
говорили, что даже в  детстве она никогда не рисовала по-детски, что в самых
ранних ее фигурах и пейзажах видна зрелая рука. Это был миф, который она  не
считала  нужным  опровергать;  вполне  возможно,  она  сама  его и  создала,
проставив  на  некоторых работах  более ранние даты и уничтожив  свои первые
пробы. И  все же, видимо, верно то, что жизнь  Ауроры в искусстве началась в
эти долгие часы без матери; что у нее уже тогда был
   талант  рисовальщицы и колористки,  который  специалист  мог  бы  сразу
распознать; что она держала свое увлечение в строжайшей тайне и  прятала все
принадлежности и рисунки, поэтому Белла никогда об этом не узнала.
   Она приносила краски  из  школы, тратила все  свои карманные деньги  на
цветные  мелки, бумагу, перья, китайскую тушь и  детские акварельные наборы,
брала на кухне древесный уголь, и ее няня  Джози, которая все знала, которая
помогала ей прятать альбомы и этюдники, ни разу не обманула ее доверия. Лишь
после того, как Эпифания ее заперла... но не буду забегать вперед. К тому же
есть  более изощренные умы, чем мой, чтобы  написать о таланте моей  матери,
есть  глаза,  яснее  моих  видящие,  чего  она достигла.  Меня же,  когда  я
представляю  себе  образ  маленькой  одинокой  девочки, которой суждено было
стать  моей бессмертной  матерью, моей Немезидой,  моей врагиней  за  гранью
могилы,  занимает то, что она  никогда не  винила  в своей  заброшенности ни
отца,  который  все  годы  ее детства провел  в тюрьме, ни мать, которая дни
напролет занималась бизнесом, а ночами охотилась на крупного зверя; нет, она
боготворила их обоих и не терпела ни слова