дениям,  в ближайшем будущем многие из ее слушателей, так или иначе, умрут
из-за надвигающихся мятежей и болезней.  "Я и сама скоро отправлюсь на небо,
- говорила она сладким голосом. - О, как я предвкушаю этот день".

x x x
   Я  стал семидесятилетним стариком в первый день  1992  года, в возрасте
тридцати пяти лет. Библейский возраст -всегда  зловещий рубеж,  тем более  в
стране,  где   ожидаемая  продолжительность   жизни  заметно   ниже   срока,
отпущенного Ветхим  Заветом; и для вашего  покорного слуги, которого  каждые
шесть  месяцев неизменно старили на  целый год, этот  момент заключал в себе
особую,   дополнительную   пикантность.   Как   легко   человеческий   разум
"нормализует"  ненормальное,  с  какой быстротой  немыслимое  становится  не
только мыслимым, но обыденным, не стоящим того, чтобы о нем помыслить! - Так
мое  "заболевание", едва  оно было  признано неизлечимым,  неизбежным  и еще
всевозможными "не",  которые  я не  в  состоянии  теперь припомнить,  быстро
начало  превращаться  в  обстоятельство  столь скучное,  что я  даже  не мог
заставить   себя  надолго   задержаться  на   нем   мысленно.   Кошмар  моей
уполовиненной жизни стал всего-навсего Фактом, а  что можно сказать  о Факте
помимо того, что он имеет место?
   - Ибо можно ли спорить с Фактом, сэр? - Никоим образом!
   - Можно ли растягивать  его, ужимать  его, осуждать его, просить у него
прощения? - Нет; поступать так - чистейшей воды глупость. - Как же тогда нам
подступиться к столь непреклонной, столь абсолютной Данности? - Сэр, ей дела
нет  до  того,   подступаетесь  вы  к   ней  или   оставляете  ее  в  покое;
следовательно, лучше принять ее как она есть и жить дальше.
   - А разве  Факты никогда не изменяются? Разве старые  Факты  никогда не
замещаются новыми наподобие  лампочек, наподобие туфель, и кораблей, и  всех
прочих вещей под солнцем?
   - Послушайте: если  такое  происходит,  это  означает  одно -  что  это
попросту никакие не  Факты,  что  это только  Позы,  Видимости  и  Подделки.
Подлинный  Факт -  не  горящая Свеча, вяло  истаивающая в лужицу воска; и не
Электрическая   Лампочка   с   хрупкой   недолговечной   нитью,   столь   же
короткоживущая, как летящий на нее Мотылек. И  не из  банальной обувной кожи
он сделан, и течи  в  нем не будет. Он светит! Он шагает! Он плывет! - Да! -
На веки вечные.
   После  моего  тридцать пятого -  или семидесятого - дня рождения я, так
или иначе, не мог отмахиваться от великого Факта моей жизни с  помощью таких
патентованных   словечек,   как   кисмет,   карма   или  судьба.  Он   начал
воздействовать на меня  посредством болезней и госпитализаций, которыми я не
буду занимать внимание брезгливого и нетерпеливого читателя; скажу лишь, что
они  поставили меня  лицом к лицу  с реальностью, от  которой  я столько лет
отводил глаза. Мне недолго осталось жить. Эта простая истина горела, когда я
ложился спать,  на  изнанках моих век, написанная пламенными  буквами; о ней
первой я вспоминал, когда  просыпался. До  этого дня тел дожил. Будешь ли ты
здесь завтра? Увы, мой  брезгливый и нетерпеливый друг: сколь позорно, сколь
негероично это ни  выглядит, я начал жить,  ежеминутно ощущая страх  смерти.
Это  была  зубная  боль,  от которой не помогали ни успокаивающее  масло, ни
гвоздика.
   Одним  из  последствий  моего  романа   с  медициной  стала  физическая
невозможность совершить то, на что я, впрочем, давно потерял всякую надежду,
- а именно, стать отцом и тем самым облегчить, если не сбросить вовсе, бремя
моего сыновства. Это  фиаско  так  разозлило  Авраама  Зогойби,  который  на
девяностом году  жизни был  здоровей, чем когда-либо, что  он не счел нужным
прикрыть раздражение даже тончайшим слоем сочувствия или заботы.
   - Только это мне и было от тебя нужно, - брызжа слюной, проговорил он у
моей постели в больнице "Брич-кенди". - Теперь выясняется, что я  не  получу
ни шиша.
   Наши отношения стали холодней после того, как я отказался участвовать в
тайных  операциях  банка  "Хазана",  особенно  в  тех,  что  были  связаны с
производством так называемой "исламской бомбы".
   - Тебе  только  ермолки  не хватает, -  издевался надо  мной отец. -  И
филактерии*******. Может, нужны уроки  иврита  и билет  до Иерусалима в один
конец?  Только мигни. Кстати, к твоему сведению, многие наши кочинские евреи
жалуются на дискриминацию на твоей разлюбезной заморской родине.
   Авраам,  предатель   своего   народа,   повторял   теперь  в  пугающем,
грандиозном масштабе свой  давний  проступок,  когда он повернулся  спиной к
матери и  общине  и кинулся из  еврейского  квартала  в католические объятия
Ауроры. Авраам, черная дыра Бомбея. Я видел его в оболочке тьмы, видел некой
коллапсирующей звездой,  тем сильней  притягивавшей к себе мрак,  чем больше
становилась ее  масса. Ни  один луч света не  мог вырваться из  его силового
поля. Он давно уже начал внушать мне опасения; теперь эти опасения сменились
ужасом, соединенным с жалостью, - смесь, описать которую я не в силах.
   Повторю  еще раз:  я не ангел.  Я держался  в стороне  от  дел МБХ,  но
империя Авраама  была  велика и на  девять  десятых не доступна постороннему
глазу.  Я  не  сидел  без  работы.  Я  тоже стал обитателем  верхних  этажей
небоскреба Кэшонделивери и испытывал немалое беззаконное наслаждение от того
факта, что я - сын своего  отца.  Но  через некоторое время  после того, как
проявились мои телесные  немощи,  стало  ясно, что  Авраам в  поисках  опоры
обращает взгляды  к другим лицам, и в  особенности - к Адаму Браганзе, не по
годам  шустрому  восемнадцатилетнему  юноше  с  ушами  то   ли  как  у  Бэби
Дамбо********, то ли  как  тарелки спутникового  телевидения "Стар-ти-ви", к
Адаму Браганзе,  так быстро взлетевшему в табели о рангах  "Сиодикорп",  что
странно, как он не погиб от кессонной болезни.
   "Мистер Адам",  как я мало-помалу понял  из  полуночных  бесед с отцом,
который продолжал исповедоваться  мне в многоразличных  грехах своей  долгой
жизни, был молодой человек с удивительно пестрым прошлым. По всей видимости,
он был  внебрачным  сыном  бомбейского  хулигана  и  бродячей  фокусницы  из
Шадипура, штат Уттар-Прадеш, и на некоторое время его неофициально  усыновил
один житель  Бомбея,  который  числится  пропавшим  без  вести  и  считается
погибшим после своего таинственного  исчезновения четырнадцать лет назад, во
время  чрезвычайного положения 1974-1977 годов,  когда  он,  как утверждали,
стал  жертвой насилия  со стороны  карательных органов. С  тех  пор  мальчик
воспитывался  в  розовом  небоскребе  на  Брич-кенди  у  двух  пожилых  дам,
христианок  из Гоа,  которые разбогатели на  волне успеха  своих  популярных
маринадов "браганза". Он  взял  у  престарелых дам фамилию Браганза, а когда
они  отошли  в  мир иной, завладел и фабрикой.  Вскоре  после этого, в  свои
семнадцать лет обладая такой элегантностью в одежде и гладкостью речи, какие
не  снились  и  вдвое  старшим  сотрудникам фирм, он явился в  "Сиодикорп" в
поисках   капитала   для  расширения   производства,   рассчитывая   вывести
легендарные маринады  и  чатни********* на мировой рынок  под  более броской
торговой  маркой  "БРА".  На  модернизированной наклейке, образец которой он
принес показать  сотрудникам  Авраама,  красовался призыв:  "БРАть, БРАть  и
БРАть!"
   Эти  слова  смело  можно  было  считать  девизом  самого чудо-юноши.  В
мгновение  ока  он  продал свое  дело  Аврааму,  который  немедленно  увидел
громадный  экспортный  потенциал  новой  продукции,  особенно в  странах  со
значительной  прослойкой индийцев-иммигрантов. Так наш малец-удалец приобрел
капитал,  дававший  независимость;  однако  во время  первой  же  встречи  с
патриархом, с самим мистером Зогойби он произвел на моего отца такое сильное
впечатление своим знанием как новейших теорий бизнеса и менеджмента,  так  и
новых технологий в области коммуникаций и информации, только-только начавших
врываться  в  индийскую  экономику, что Авраам  мигом ввел его в  "семейство
Сиоди"  на вице-президентском  уровне,  сделав  сферой  его  ответственности
технические  инновации и корпоративную психологию.  Небоскреб  Кэшонделивери
загудел от новых идей мальчишки, очевидным образом основанных на изучении им
практики  бизнеса  в  Японии,  Сингапуре  и  других  странах  тихоокеанского
побережья,  которое он называл "мировой  столицей третьего тысячелетия". Его
директивы быстро стали  легендарными. Вот типовой образчик: "Для оптимизации
использования человеческого  фактора  решающее  значение  имеет  активизация
чувства   локтя".  Поэтому  сотрудников  "поощряли"  (читай   -  принуждали)
проводить  вместе минимум  двадцать  минут в  неделю,  собираясь  небольшими
группами  по десять-двенадцать человек и стоя  в обнимку.  Поощрялось  также
ежемесячное  представление начальству письменной  "оценки" сильных и  слабых
сторон  в  работе  коллег  -  из-за чего  компания  превратилась  в  скопище
лицемерных  (внешне братски-обнимучих,  втайне злобно-колючих) стукачей. "Мы
будем слушающей  корпорацией,  - объявил нам  Адам. - То,  что вы  говорите,
будет нами воспринято". О да, эти уши не уставали воспринимать. Никакое зло,
никакая  мерзость  не могли миновать  их бездонных глубин.  "Всякая  крупная
организация  есть неоднородная смесь вредителей, стражей порядка  и  здравых
людей, -  гласил один  из  меморандумов Адама.  -  Руководство  ожидает, что
вредители с вашей помощью будут выявлены"(курсив  мой.)  Старику Аврааму это
нравилось бесконечно.
   -  Современная  эпоха,  -  говорил  он  мне. -  Язык  тоже должен  быть
современным. Что люблю, то  люблю! Молоко на  губах  не обсохло,  а  замашки
крутого парня! Гляди, как все у него забегали.
   Мои  собственные замашки крутого парня были несколько  иного  свойства;
возможно,  по мнению Авраама, они устарели - и, в любом  случае, все это для
меня  было уже  в прошлом.  Я  не  мог  пойти  и отдубасить  молодого  Адама
Браганзу. Я держал язык за зубами;  и улыбался. Это был новый  Адам в  новом
эдеме. Мой  отец  пригласил  молодчика в  свой поднебесный атриум,  и спустя
всего лишь месяцы -да какое там,  спустя недели! дни! - компания "Сиодикорп"
начала  переориентироваться на  компьютеры  и, само  собой, также на кабели,
волоконную оптику,  принимающие тарелки,  спутники  и  всевозможные средства
телекоммуникации; и угадайте, кто командовал этим новым парадом?
   - Мы создадим в мировой экономике наш собственный ареал, - сиял Авраам,
не упуская случая ввернуть  новое словцо. - Что за серость деревенская у нас
повсюду  с  этими  разговорами о  владычестве  Рамы!  Не Рам  раджья,  a RAM
раджья********** - вот каким козырем мы по ним ударим!
   "Не Рама, a RAM". С самого начала мне видна была склонность  этого юнца
к лозунгам. Авраам был прав. Вот  оно,  будущее.  Пришло  поколение, которое
"наследует  землю"***********,  для  которого  тревоги  стариков  ничего  не
значат;  поколение,  помешанное  на  всем  новом,  говорящее   на  странном,
кодированном, бесстрастном языке будущего,  совершенно  не  похожем на  наши
мелодраматические перечно-жаркие  восклицания.  Неудивительно,  что  Авраам,
неистощимый Авраам обратил к  Адаму свое лицо. Это было рождение новой эпохи
в Индии,  когда деньги, как и религия, в стремлении к  удовлетворению  своих
желаний  сбрасывали всяческие  маски и  оковы;  время  похотливых, голодных,
алчных до жизни, а отнюдь не истраченных и не опустошенных.
   Я  чувствовал   себя   отыгранной  картой;  рожденный  слишком  быстро,
рожденный с изъяном, увечный, я стремительно состарился и, старея, постоянно
давал  волю  своей  злобе.  Теперь  мое лицо  было  обращено  в  прошлое,  к
утраченной любви. Когда я поворачивался и глядел вперед, я видел поджидающую
меня Смерть. Смерть,  над которой Авраам по-прежнему спокойно смеялся, могла
забрать сына вместо бессмертного отца.
   -  Ну чего  ты  такой  несчастный,  смотреть противно,  -сказал  Авраам
Зогойби.  -  Что тебе нужно - это  жена.  Добрая женщина сотрет с твоего лба
заботу. Мое предложение: мисс Надья Вадья. Что скажешь?

x x x
   Надья Вадья!
   Весь год, пока она была  официальной Мисс  Мира, Раман Филдинг не давал
ей  покоя.  Он  пытался  снискать  ее расположение,  заваливая  ее  цветами,
радиотелефонами, видеокамерами и микроволновыми печами. Она отсылала все это
ему  обратно.  Он приглашал ее  на  светские приемы, но после памятного  дня
Ганапати она  отвергала все приглашения. О страсти  Филдинга к  Надье  Вадье
поведал стране  "Кусака"  - известный светский обозреватель газеты "Миддей",
прямой  потомок  писавшего  под  тем  же  псевдонимом  журналиста,   который
рассказал в  "Бомбей кроникл"  о "Гама-радиации" и  тем  самым положил конец
блестящей научной карьере моего прадеда  Франсишку да Гамы. После теперешней
публикации  отказ  Надьи  Вадьи  лечь  под  Мандука  стал  для  определенной
категории бомбейцев символом сопротивления в более широком смысле;  ее отказ
приобрел  героические,  политические черты. Появились  карикатуры. В городе,
которым  Филдинг,  по  его  собственным словам,  "правил  как  своим  личным
автомобилем",  упорство Надьи  Вадьи было  знаком  того,  что  существует  и
другой, свободный Бомбей. Она давала развернутые интервью. Не целую лягушек,
заявляет Надья... Впредь наука для Мандука!  Надья берет уроки бокса -что-то
будет!... Потехе не было конца.
   Потом произошли две вещи.
   Первое: Филдинг,  терпение  которого  лопнуло,  решил чуток  припугнуть
строптивую королеву  красоты; вследствие чего,  впервые  за долгое время его
безусловного  владычества в ОМ, там  произошел бунт, который возглавил Сэмми
Хазаре  и  единодушно   поддержали  все  вожаки  "команд",  силами   которых
проводились "особые  операции" ОМ.  Железяка  привел депутацию  к  Филдингу,
сидевшему в своем кабинете  с  телефоном-лягушкой.  "Сэр неспортивно сэр", -
таковы были слова  Хазаре, полные горького упрека. Мандук  уступил, но после
этого  стал  смотреть  на Сэмми  таким  же  взглядом, как на  меня, когда  я
рассказал о моем примирении с отцом.  И это  было не зря,  потому что  Сэмми
изменился. В недалеком будущем он будет  вытолкнут из своей пожизненной ниши
игрока второго эшелона и принужден силой  событий и своих  личных  сердечных
бурь  сыграть  в  грандиозной  драме,  которая  пока только  репетировалась,
выдающуюся роль.
   Второе: Надья Вадья перестала быть правящей Мисс Мира. Уже были избраны
и новая Мисс  Индия,  и новая  Мисс Бомбей.  Надья  Вадья  стала  достоянием
прошлого. Ее песня уже  не  звучала  ни по радио,  ни  на  новом  телеканале
"Масала  телевижн",  ставшем индийским  вариантом  "Эм-ти-ви",  -кому  нужны
низвергнутые королевы? В медицинский колледж Надья Вадья так и не поступила,
друг, о котором она  когда-то упомянула, испарился,  со сценической карьерой
ничего не вышло. Деньги в Бомбее  кончаются быстро. В восемнадцать лет Надья
Вадья была бывшей  знаменитостью  - брошенной, барахтающейся, беспомощной. В
этот момент Авраам Зогойби сделал свой ход. Он предложил  ей и ее овдовевшей
матери  роскошную  квартиру в южном конце Колаба-козуэй и  щедрую  стипендию
впридачу. Для переговоров  Надья Вадья  уже  не  была в  сильной позиции, но
гордости  своей она не потеряла.  Когда  она посетила  Авраама в "Элефанте",
чтобы  обсудить его предложение,  -  и насколько  же быстро новость об  этом
через  Ламбаджана Чандивалу, двойного  агента  у наших ворот,  достигла ушей
Мандука! в какую ярость она привела злобного босса! - она говорила с большим
достоинством.
   -  Я  думаю внутри себя: Надья  Вадья, а что этот щедрый господин хочет
получить в обмен на такое благодеяние? Может  быть, что-то такое, чего Надья
Вадья не может дать даже великому Аврааму Зогойби?
   На Авраама  ее  слова  произвели  впечатление.  Он ответил,  что такому
предприятию, как "Сиодикорп", нужно иметь располагающее общественное лицо.
   - Поглядите на меня, - хихикнул он. - Разве я не жуткий старик? И люди,
когда они думают про нашу компанию, представляют себе вот этого сумасшедшего
старого дурака.  А теперь, если вы согласитесь, они будут представлять  себе
вас.
   Так-то и вышло, что Надья Вадья стала лицом  компании  "Сиодикорп"; она
появлялась  и в  телероликах,  и  на  рекламных  щитах,  и  лично,  открывая
многочисленные  престижные мероприятия, проводимые  со  спонсорским участием
корпорации,   -   фешенебельные   празднества,   однодневные   международные
соревнования по  крикету, съезды рекордсменов из  Книги  Гиннесса,  выставку
"Третье тысячелетие", чемпионат мира по борьбе. Так-то и вышло, что она была
избавлена   от   нищеты  и  вновь  сделала  общественным   достоянием   свою
незапятнанную красоту. Так-то и вышло, что  Авраам Зогойби одержал еще  одну
победу  над Раманом Филдингом и что  песня о Надье Вадье, записанная в новой
версии, с притопами и  прихлопами,  вернулась  в "горячий список" популярных
клипов на "Масала-телевижн" и взлетела на вершину хит-парада.
   Надья  Вадья  и  ее  мать Фадья Вадья  переехали  жить  в  квартиру  на
Колаба-козуэй, и на стену  их гостиной  Авраам повесил  единственную картину
Ауроры Зогойби, которую Зинат Вакиль все еще не могла выставить в галерее на
Камбалла-хилле, - картину, на которой красивая юная девушка целует красивого
юного  крикетиста  с  той  живописной страстью, которая вызвала в свое время
такое негодование. В свое время.
   - Ой, какая прелесть, -  воскликнула Надья Вадья и захлопала в  ладоши,
когда Авраам лично снял покрывало с "Поцелуя Аббаса Али Бека". - Надья Вадья
и Фадья Вадья любят крикет - правда, Фадья Вадья?
   -  Истинная  правда,  Надья Вадья,  - сказала  Фадья  Вадья. -Крикет  -
королевский спорт.
   - Ой, ну  и глупышка же ты,  Фадья Вадья,  - возразила  Надья  Вадья. -
Королевский спорт -  это лошадки. Фадья Вадья должна это знать. Надья  Вадья
знает.
   - Любуйтесь на  здоровье, дочка,  -  сказал Авраам Зогойби, целуя перед
уходом  Надью  в макушку. -  Но прошу вас:  немножко больше почтения к вашей
маме.
   Он  ни   разу  даже   пальцем  ее  не   тронул,  всегда  вел  себя  как
безукоризненный джентльмен.  И вдруг  ни с того ни с сего  предложил ее мне,
словно она была его с головы до пят -презент, игрушечная невеста.
   Я  ответил Аврааму, что приду  к  Надье и  ее  матери  и поговорю о его
предложении. В  квартире,  расположенной в  колабском небоскребе, меня ждали
две  насмерть  перепуганные  женщины.   Надья   Вадья  была  разряжена,  как
подарочная кукла, - брильянты на крыльях носа и все прочее.
   -  Ваш отец  был так  добр к нам, -  выпалила  Фадья  Вадья, в  которой
материнские чувства  взяли верх  над  щекотливостью ситуации. - Но  поймите,
уважаемый господин,  моя Надья Вадья заслуживает,  чтобы у нее были детки...
ей бы кого-нибудь помоложе...
   Надья Вадья смотрела на меня странным взором.
   - Не  встречала  ли Надья Вадья вас где-нибудь раньше?  -спросила  она,
смутно припоминая Ганапати. Я пропустил вопрос мимо ушей и обратился к более
насущным  делам.  Загвоздка,  объяснил  я,   в   том,  что  они   живут  под
покровительством  одного  из  самых могущественных  людей в  Индии. Если они
откажутся  от предложенного брака с его единственным сыном, весьма вероятно,
что  старый  бизнесмен  перестанет  их защищать и содержать.  Мало кто тогда
осмелится протянуть им руку  помощи -  все  будут бояться оскорбить великого
Зогойби.  Возможно,  единственным   заинтересованным   лицом   будет   некий
джентльмен, который  когда-то,  в бытность  свою карикатуристом, метил  свои
рисунки изображением лягушки...
   -  Никогда!  -  воскликнула  Надья Вадья. - Миссис  Мандук? Надья Вадья
никогда ею  не станет. Я тогда попрошу Фадью Вадью взять меня  за руку, и мы
вместе прыгнем прямо с этого балкона.
   - Ну  зачем, ну зачем, - успокоительно  произнес  я.  - У меня  для вас
несколько лучшее предложение.
   Моя  идея  сводилась  к  формальной