Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
х Авраам молчал, и этот голос
говорил, что ему следует сберечь свое еврейство в самой сердцевине души, что
в самом ее потайном уголке у него должна быть комната, недоступная никому,
где будет храниться его тайная истина, его подлинная сущность, и только
тогда ему можно будет отдать все остальное во имя любви;
после всего этого
дверь их брачного чертога распахнулась настежь, и в ней с фонарем, в
пижаме и ночном колпаке, ни дать ни взять гномик из детской сказки, если
только отвлечься от выражения напускного гнева на лице, возник Айриш да
Гама; рядом с ним - в старом муслиновом чепце и ночной рубашке со сборчатым
воротником из гардероба Эпифании - Кармен Лобу да Гама, изо всех сил
старающаяся скрыть зависть под маской ужаса; и чуть позади них - ангел
мести, доносчик, ярко-розовый и потеющий в три ручья, - разумеется, Оливер
д'Эт. Но Аурора была не из тех, кто способен сдержать себя и сыграть
предписанную ей роль в этой викторианской мелодраме на тропический лад.
- Дядюшка Айриш! Тетушка Сахара! - воскликнула она задорно. - А где же
Шавка-Джавка, ваш любимчик? Он не обидится? Ведь вы сегодня другого пса
выгуливаете, вон у него ошейник какой.
Чем вызвала у Оливера д'Эта еще большее покраснение лица.
- Блудница вавилонская! - крикнула Кармен, пытаясь направить события в
положенное русло. - Мать была шлюха, и дочь такая же!
Аурора, чтобы позлить их побольше, выпрямила свое стройное тело под
белой льняной простыней; открылась одна из грудей, что вызвало судорожный
пасторский вздох и заставило Айриша обращаться к стоявшей в стороне радиоле
"телефункен":
- Зогойби, черт вас побери! До какой степени надо лишиться стыда!
- "Это моя племянница, сэр!" И пошло-поехало. С его-то послужным
списком - и такой праведный гнев! - хохотала моя мать, рассказывая эту
историю в доме на Малабар-хилле. - Ребята, я чуть не лопнула со смеху. "Что
все это значит?" Болван безмозглый. Ну, пришлось объяснить. Это, говорю,
значит то, что у меня бракосочетание. Вот, говорю, священник, вот ближайшие
родственники, все мило-пристойно. Включите радио - может, свадебный марш
сыграют.
Айриш велел Аврааму одеваться и убираться; Аурора приказала ему
оставаться на месте. Айриш пригрозил вмешательством полиции, на что Аурора
заметила: "А тебе самому, дядюшка Айриш, разве нечего скрывать от настырных
легавых?" Айриш густо покраснел и, пробормотав: "Мы к этому еще вернемся в
утренние часы", ретировался, сопровождаемый торопливым Оливером д'Этом.
Кармен с отвисшей челюстью на секунду застыла у входа. Потом ринулась вон,
театрально хлопнув дверью. Аурора повернулась к Аврааму, который лежал,
закрыв лицо руками.
- Вот она я, готовая ли, нет ли, какая разница, - прошептала она. -
Господин, к вам невеста, берите ее.
x x x
В ту августовскую ночь 1939 года Авраам Зогойби закрыл лицо потому, что
его настиг страх, внушенный, однако, не Айришем, не Кармен и не
пастором-аллергиком; то был страх иного рода, внезапная паническая мысль,
что уродство жизни может пересилить ее красоту, что любовь не делает
любовников неуязвимыми. И все же, подумалось ему, даже если бы вся любовь и
вся красота мира были на краю гибели, лишь их сторону следовало бы держать;
побежденная любовь остается любовью, победившая ненависть - ненавистью.
"Лучше, впрочем, самим побеждать". Он пообещал Ауроре печься о ней - и
сдержал слово.
x x x
О том, что моя мать написала "Скандал", всякому любителю живописи
известно и без меня, поскольку это огромное полотно находится в Национальной
галерее современного искусства в Нью-Дели, где занимает целую стену. Надо
миновать "Женщину, держащую плод" Рави Вермы, эту юную, увешанную
драгоценностями соблазнительницу, чей взгляд искоса, полный откровенной
чувственности, напоминает мне ранние вещи самой Ауроры; затем повернуть за
угол около мистически-потусторонней акварели Гаганендраната Тагора
"Джадугар" ("Колдунья"), где монохромная индийская версия искривленного мира
"Кабинета доктора Калигари"******* выстроена на умопомрачительном оранжевом
ковре и, должен признаться, напоминает мне дом на острове Кабрал резкостью
светотени, смещенной перспективой и не внушающим доверия обликом крадущихся
фигур, не говоря уже о полускрытом за ширмой центральном персонаже
-причудливо разодетой и увенчанной короной великанше; а затем - быстро
повернитесь кругом! Сейчас не время говорить о том, насколько справедливы
уничижительные оценки, которые космополитичная до мозга костей Аурора
Зогойби давала работам своей погруженной в мир деревни старшей современницы,
другой претендентки на титул первой художницы Индии; напротив шедевра Амриты
Шер-Гил "Старый сказитель" - вот оно наконец: Аурора во всем своем
великолепии, полотно, которое, по мнению такого скромного или, возможно, как
раз нескромного ценителя, как я, ничуть не уступает в цвете и динамизме
знаменитым круговым пляскам Матисса, только на этой плотно населенной
фигурами картине с ее кричаще-красными и ядовито-зелеными тонами пляшут не
тела, а языки, и все они, все талдычащие гуль-гуль-гуль ближнему на ухо
языки богато расцвеченных персонажей черны как смоль, смоль, смоль.
Я не буду обсуждать здесь живописные особенности этой работы,
остановлюсь лишь на некоторых из тысячи и одной истории, которые она
рассказывает, - ведь всем известно, как много Аурора взяла от южной традиции
повествовательной живописи: глядите, здесь вновь и вновь возникает
загадочная фигура мокрого от пота рыжего священника с головой пса, и все,
надеюсь, со мной согласятся, что эта фигура играет организующую роль во всей
композиции. Глядите! Вот он здесь, рыжим пятном на фоне голубых плиток
синагоги; вот он опять, теперь уже в католическом соборе Святого Креста,
расписанном сверху донизу фальшивыми балкончиками, фальшивыми гирляндами и,
разумеется, сценами крестного пути, - вот он! Пес-пастор шепчет на ухо
потрясенному католическому епископу в полном облачении, изображенному в виде
Рыбы********.
Композиционно "Скандал" сделан как грандиозная спираль, в которую
Аурора вплела оба скандала, постигших кочинское семейство да Гама, - здесь и
горящие плантации специй, и любовники, которых запах тех же специй выдал с
головой. На склонах гор, служащих фоном для закрученной спиралью толпы,
можно видеть враждующие кланы Лобу и Менезишей; Менезиши изображены со
змеиными головами и хвостами, а Лобу, разумеется, в виде волков********* На
переднем плане видны улицы и набережные Кочина, кишащие людьми из всех
растревоженных скандалом общин: здесь и рыбы-католики, и псы-протестанты, и
евреи дельфтской голубизны, подобные фигурам на китайских плитках.
Махараджа, британский резидент, прочие облеченные властью лица принимают
петиции; от них требуют решительных действий. Гуль-гуль-гуль! Руки держат
плакаты и горящие факелы. Вооруженные люди защищают склады от преисполненных
праведного гнева городских поджигателей. Да, страсти на картине кипят вовсю
- как и в жизни. Аурора не раз повторяла, что картина имеет своим источником
события семейной истории, чем немало раздражала тех критиков, кому подобный
историзм был чужд, кто готов был свести искусство к простому анекдоту... Но
она никогда не отрицала, что две фигуры в самом центре беснующейся спирали -
это Авраам и она сама. Наслаждаясь тишиной посреди вихря, они спят на мирном
острове в самом сердце урагана; переплетясь телами, они лежат в открытом
павильоне, вокруг которого разбит английский сад с водопадами, ивами и
цветниками, и если пристально вглядеться в эти маленькие фигурки, можно
увидеть, что они покрыты не кожей, а перьями, что головы у них орлиные и что
их ищущие, алчущие языки не черные, а розовые, пухлые, сочные. "Буря в конце
концов улеглась, -сказал мне отец, когда привел меня, мальчика, смотреть эту
картину. - А мы витали над ней, мы бросили им всем вызов, и мы победили".
x x x
Я хочу - наконец-то! - сказать теперь доброе слово о двоюродном дедушке
Айрише и его жене Кармен-Сахаре. Хочу выдвинуть аргументы, извиняющие их
поведение; ведь, когда они ворвались в Аурорино любовное гнездышко, они были
искренне обеспокоены на ее счет, ведь это, в конце концов, нешуточное дело,
когда тридцатишестилетний мужчина без гроша в кармане лишает девственности
пятнадцатилетнюю миллионершу. Добавлю еще, что жизнь самих Айриша и Кармен
была ломаной и несчастной, потому что в ее основе лежала ложь, и нечего
удивляться, что их поведение порой тоже было ломаное. Как Шавка-Джавка, они
производили много шума, но кусаться, в общем, не кусались. И важнее всего
то, что они очень скоро раскаялись в своем кратком союзе с ангелом всеобщей
смерти и, когда скандал достиг высшей точки, когда склады компании были на
волосок от уничтожения бушующими толпами, когда не было недостатка в
желающих линчевать еврея и его потаскушку, когда в течение нескольких дней
жители еврейского квартала Маттанчери дрожали за свою жизнь и когда события
в Германии перестали казаться такими странными и далекими, - в это время
Айриш и Кармен встали на защиту любовников; они проявили солидарность и не
позволили нанести урон интересам семьи. И если бы Айриш не появился перед
подступившей к воротам склада толпой и мощным окриком не осадил ее вожаков -
акт необычайной личной смелости, - и если бы они с Кармен не посетили всех
без исключения религиозных и светских городских руководителей и не заверили
их, что происходящее между Авраамом и Ауророй совершается по любви и что они
как законные опекуны девушки против этого не возражают, то неизвестно еще,
куда вынесла бы всех участников спираль событий. А так скандал выдохся за
несколько коротких дней. В масонской ложе, куда Айриш незадолго до того
вступил, сливки местного общества одобрили деликатное поведение мистера да
Гамы в создавшейся ситуации. Сестры Аспинуолл, слишком поздно вернувшиеся из
"богатенького пошленького Ути", пропустили всю потеху.
Впрочем, победа никогда не бывает полной. Кочинский епископ ни в какую
не желал согласиться на крещение Авраама, а глава еврейской общины Моше
Коген, в свою очередь, заявил, что о бракосочетании по еврейскому обряду не
может быть и речи. Вот почему - открою секрет - мои родители всегда
подчеркивали, что бурная ночь в домике Корбюзье была их первой брачной
ночью. Переехав в Бомбей, они стали называть себя мистером и миссис, и
Аурора, взяв фамилию Зогойби, сделала ее знаменитой; но, леди и джентльмены,
никаких свадебных колоколов не было и в помине.
Я приветствую их внебрачную отвагу; судьба, замечу, распорядилась так,
что ни ему, ни ей, при всем их равнодушии к религии, не пришлось рвать
конфессиональную связь с прошлым. При этом воспитание, которое получил я, не
было ни католическим, ни еврейским. Я и то, и другое - или ни то, ни другое,
жидопапист, катоиудей, римско-иерусалимский кентавр, ни рыба ни мясо,
гибрид, беспородная дворняга. Как теперь пишут на коробках?
Гомогенизированная смесь. В общем, господа, полуфабрикат "Бомбей".
"Бастард": я неравнодушен к этому слову. "Баас" - вонь. "Тард" -
английское "turd" - попросту дерьмо. Итак: "бастард" - вонючее дерьмо; взять
меня, к примеру.
x x x
Через две недели после того, как утих скандал, затеянный из-за
поведения моих будущих родителей Оливером д'Этом, его навестил, проникнув
ночью сквозь дырочку в москитной сетке, некий весьма зловредный комарик.
Скорым и заслуженным следствием этого визита романтического мстителя стало
то, что священник заболел малярией и, несмотря на самоотверженную заботу,
денно и нощно проявляемую вдовой Элфинстоун, несмотря на все прохладные
компрессы ее несбыточных надежд, он пылал, и исходил потом, и спустя
недолгое время скончался.
Знаете, я сегодня сочувственно настроен - бывает же такое. Может, мне и
этого поганца жалко.
* Индия-мать, наша Индия (хиндустани).
** Здесь и далее цитаты из "Венецианского купца" В. Шекспира даны в
переводе Т. Щепкиной-Куперник.
*** Имя Оливер д'Эт созвучно английским словам "allover death" -
"всеобщая смерть".
****Мемсахиб - госпожа (почтительное обращение к замужней европейской
женщине).
***** Ути (Утакаманд) - горный курорт в южной Индии.
****** Евангелие от Матфея, 12, 25.
******* "Кабинет доктора Калигари" - фильм режиссера Р. Вине (1919 г.),
программное произведение немецкого экспрессионизма.
******** Рыба - один из важнейших христианских символов.
********* Lobo (португ.) - волк.
8
Помимо двух публичных скандалов, было в истории нашей семьи и нечто
такое, самое, может быть, скандальное, что не стало пока достоянием
гласности; однако теперь, когда мой отец Авраам Зогойби в возрасте девяноста
лет испустил дух, у меня нет причин долее хранить щекотливые тайны... "Лучше
самим побеждать", - таков был его неизменный девиз, и едва он вошел в жизнь
Ауроры, как она почувствовала, что это не пустые слова; потому что не успел
утихнуть тарарам из-за их романа, как, изрыгнув из труб клубы дыма и громко
прогудев хум-хум-хум, торговое судно "Марко Поло" отправилось в плавание к
лондонским докам.
В тот вечер Авраам вернулся на остров Кабрал, пробыв в отлучке весь
день, и по одной только игривости, с какой он погладил бульдога
Джавахарлала, можно было заключить, что его распирает от восторга. Аурора,
во всем своем властном великолепии, потребовала, чтобы он объяснил, где был
и чем занимался. В ответ он показал на удаляющийся пароход и сделал жест,
который ей пришлось потом видеть много раз, жест, означавший не спрашивай:
он словно повесил на губы воображаемый замок, вставил ключик и повернул.
- Я обещал тебе, - сказал он, - что позабочусь о менее важном; но для
этого мне иногда придется держать рот на замке.
В те дни в газетах, радиопередачах, разговорах людей на улицах была
только война, война, война; по правде говоря, Гитлер и Черчилль сыграли не
последнюю роль в том, что моих мятежных родителей оставили в покое, и начало
второй мировой войны оказалось великолепным отвлекающим фактором. Из-за
потери немецкого рынка цены на перец и прочие специи стали нестабильны, и
ходили упорные толки об опасностях, подстерегающих грузовые суда. Особенную
тревогу рождали слухи о планах немцев развязать морскую войну в Индийском и
Атлантическом океанах - слово "подлодки" было у всех на устах - с тем, чтобы
парализовать экономику Британской империи, и никто не сомневался, что
торговые суда будут такой же лакомой целью для субмарин, как военные; кроме
того, само собой, еще мины. Вопреки всему этому Аврааму удался некий фокус -
и вот вам пожалуйста: "Марко Поло" выходит из кочинской гавани и берет курс
на запад. "Не спрашивай", - говорил он всем своим видом; и Аурора, моя
царственная мать, вскинув руки, немножко ему поаплодировала и воздержалась
от расспросов. Она сказала только:
- О ком я всегда мечтала, это о чародее. Выходит -нашла?
Думая об этом, я не устаю удивляться поведению матери. Как сумела она
обуздать свое любопытство? Авраам совершил невозможное, и она примирилась с
тем, что не знает, как это ему удалось; она готова была жить в неведении,
готова была к роли девочки со своим маленьким замочком и ключиком. Неужели
за все последующие годы, когда фамильный бизнес рос как на дрожжах,
триумфально распространяясь во всех мыслимых направлениях, когда скромные
Гаты* богатств семьи да Гама превратились под рукой Зогойби в заоблачные
Гималаи, - неужели ей ни разу не пришло в голову - неужели она не
заподозрила - нет, такого, конечно, не могло быть; она сознательно выбрала
слепоту, войдя с ним в молчаливый сговор: мол, не рассказывайте мне о том,
чего я знать не желаю, и тише, я работаю над очередным шедевром. И такова
была сила ее слепоты,- что мы, ее дети, также ничем не интересовались. Какое
надежное прикрытие она создала для деятельности Авраама Зогойби! Какой
величественный легализующий фасад... но я не буду забегать вперед. Пока что
необходимо предать гласности только то обстоятельство - давным-давно пора,
чтобы кто-нибудь предал его гласности! - что мой отец Авраам Зогойби обладал
выдающимся талантом к переубеждению строптивцев.
Мне из первых рук известно, что, отлучаясь по своим таинственным делам,
он большую часть времени проводил среди портовых рабочих; выбирая самых
рослых и сильных из тех, кого он знал, он отводил их в сторонку и объяснял
им, что если нацистам удастся их блокада и, вследствие этого, фирмы,
подобные торговому дому "Камоинш - пятьдесят процентов", разорятся, то их,
грузчиков, с семьями ждет нищета.
- Этот капитан "Марко Поло", этот жалкий трус, - цедил он презрительно,
- своим отказом плыть крадет еду у твоих детей.
Сколотив себе маленькую армию, способную в случае необходимости одолеть
команду парохода, Авраам в одиночку отправился говорить с главными
управляющими. Господа Перчандал, Тминсвами и Чиликарри встретили его с едва
скрываемым неудовольствием - ведь до недавнего времени он был всего-навсего
их мелким подчиненным, которым они могли распоряжаться как им вздумается. А
теперь, скажите пожалуйста, - соблазнил эту дешевую шлюшку, собственницу
фирмы, и имеет наглость являться и командовать, как невесть какое
начальство... Но делать нечего, пришлось повиноваться. Хозяевам и капитану
"Марко Поло были посланы срочные телеграммы, составленные в категорической
форме, и чуть погодя Авраам Зогойби, по-прежнему один, сопровождаемый лишь
портовым лоцманом, отправился на торговое судно.
Разговор с капитаном был короткий.
- Я ему выложил все как есть, - рассказывал мне отец в глубокой
старости. - Необходимость прибрать к рукам, не теряя времени, британский
рынок, чтобы возместить потерю доходов в Германии, и так далее, и тому
подобное, л не скупился на обещания - в переговорах это всегда полезно. Ваша
отвага, говорю, сделает вас богатым человеком. Я едва вы войдете в
Ост-Индский док. Это ему понравилось. Он ко мне расположился. - Отец умолк,
переводя дыхание, силясь наполнить воздухом остатки изорванных легких. - Ну,
разумеется, у меня для него не только блюдо с халвой Ьыло припасено, но и
большая бамбуковая палка. Если, говорю, до захода солнца согласия не будет,
то должен вас предупредить как деловой человек делового человека, что, к
моему искреннему сожалению, корабль и его капитан отправятся на дно
кочинской бухты.
Я спросил отца, готов ли он был исполнить угрозу. На мгновение мне
почудилось, что он тянется за своим невидимым замком и ключиком; но вдруг на
него напал неудержимый кашель, он перхал и харкал, из его подернутых слезой
старческих глаз струилась влага. Лишь когда конвульсии чуть поутихли, я
понял, что это был смех.
- Эх, мальчик, мальчик, - прохрипел Авраам Зогойби, ставить ультиматум
надо только в том случае, когда ты не просто готов, но и желаешь исполнить
угрозу.
Капитан "Марко Поло" не посмел ослушаться; план Авраама Зогойби
сорвался в силу иных обстоятельств. Подняв якорь вопреки тревожным слухам,
вопреки трезвому расчету, торговое судно шло через океан, пока немецкий
крейсер "Медея" не продырявил его лишь в нескольких часах плавания от
острова Сокотра, что у Африканского Рога. Пароход затонул немедленно; все
члены экипажа погибли, груз пропал.
- Я зашел с туза, - сказал