торг.  Нас  послали  разыскивать
провизию, и нам нельзя возвращаться с пустыми руками. Давайте нам  телегу  и
навьючьте ее хлебом и овощами; кроме того, давайте дюжину быков.  Я  вам  за
это обещаю уладить дело с драгунами, а кроме того, вам за все,  что  вы  нам
дадите, заплатят по настоящей цене. Приезжайте только в лагерь Монмауза.
     - Быков дам я, - произнес старик, которого мы спасли и который пришел в
сознание, - если уж мою бедную старуху убили, то, стало быть, мне все равно,
есть ли у меня стадо или нет.  Я  вот  похороню  старуху-то  на  Доретонском
кладбище, а потом приеду к вам в лагерь. Если мне удастся убить хоть  одного
из этих воплощенных дьяволов, то я умру спокойно.
     - Верно вы говорите, дедушка!  -  воскликнул  Гектор  Мэрот.  -  Так  и
подобает говорить настоящему англичанину. Я вижу, вон там  у  вас  на  крюке
висит хорошенькое охотничье ружьецо. Пули, наверное, тоже найдутся. Возьмите
ружьецо и начинайте стрелять этих красных птиц.
     - Она мне  была  верной  подругой  в  течение  целых  тридцати  лет,  -
продолжал старик, слезы между тем струились по его морщинистым щекам.  -  Мы
тридцать раз сеяли семена и собрали тридцать урожаев.  А  теперь  вот  вышел
такой посев, что от него должен выйти кровавый урожай. Только бы мне рука не
изменила. Один из крестьян произнес:
     - Если ты пойдешь  на  войну,  дедушка  Свен,  мы  приглядим  за  твоим
хозяйством. А что касается хлеба и зерен, то мы, господин, погрузим  вам  не
одну, а три телеги. Подождите полчаса времени, и все будет готово.  Если  вы
не возьмете их, королевские солдаты возьмут, а нам хочется, чтобы наше добро
пошло на доброе дело. Буди-ка рабочих, Майльз, пусть они  как  можно  скорее
грузят в телеги рожь, картофель и вяленое мясо.
     - Стало быть, и нам надо приниматься за  наше  дело,  -  сказал  Гектор
Мэрот.
     При помощи наших солдат мы вынесли трупы драгун и сержанта Голловея  на
лужайку около дороги. Траву кругом мы вытоптали лошадьми  так,  чтобы  можно
было подумать, что тут происходила кавалерийская стычка. Пока мы были заняты
этим делом, рабочие вымыли пол в комнате, где происходила резня и все  следы
трагедии были уничтожены. Тело убитой хозяйки фермы  унесли  в  ее  комнату.
Бедный старик фермер продолжал сидеть на прежнем месте, на полу;  он  сидел,
подперев  подбородок  своими  жилистыми,  мозолистыми   руками,   и   глядел
неподвижным, каменным взглядом, не замечая ничего, что делалось около  него.
Жаль было глядеть на этого убитого горем старика.
     Телеги были быстро нагружены, а быки, отправляемые в лагерь, ходили  по
лужайке. Мы уже собирались двинуться в обратный путь. Вдруг подъехал молодой
крестьянин и сообщил нам, что между нами  и  лагерем  находится  целая  рота
королевской конницы. Это была очень важная и неприятная  новость,  нас  было
всего семь человек, и двигаться нам со своим  обозом  и  быками  приходилось
медленно.
     - А как же теперь быть с Гукером? - спросил я. - Надо его предупредить,
послать кого-нибудь, что ли, к нему?
     - Я поеду к нему,  -  вызвался  крестьянин,  -  если  я  его  найду  на
Ательнейской дороге, то предупрежу об опасности.
     Крестьянин пришпорил лошадь и исчез в ночной мгле.
     - Вот, - произнес я, - у нас находятся добровольные  разведчики.  Сразу
же видно, что  симпатия  народа  на  нашей  стороне.  Ну,  да  о  Гукере  не
приходится хлопотать.
     У него две конные роты, и он сумеет за себя постоять.  Вот  нам-то  что
делать?
     - А что, Кларк, не превратить ли нам эту ферму в -крепость? - предложил
сэр Гервасий. - И мы, право, можем  держаться  и  отражать  врага,  поджидая
возвращения Гукера. Тогда мы и присоединимся  к  нему.  Тогда  наш  страшный
командир сумеет показать себя. Он сразится с неприятелем  по  всем  правилам
искусства.
     - Ну нет, - ответил я, - мы с  майором  Гукером  расстались  не  совсем
по-приятельски, и теперь нам будет неловко просить его о  помощи.  Лучше  бы
было обойтись без него.
     - Ха-ха-ха! - расхохотался баронет. - Однако, дружок Михей, я вижу, что
ваша  стоическая  философия  не  очень-то  глубока.   Вы   только   кажетесь
равнодушным и холодным. Беда затронуть вашу гордость  и  честь.  Ну  что  ж,
попытаемся пробраться к лагерю. Я готов поставить крону, что мы не  встретим
красных мундиров.
     Разбойник, сидевший на красивой гнедой лошадке, сказал:
     - Послушайтесь моего совета, господа, - самое  лучшее  будет,  если  вы
возьмете меня в проводники. Я стану во главе отряда  и  благополучно  доведу
вас до Бриджуотера. Было бы удивительно, если бы я не нашел способа обмануть
этих бродячих солдат. Положитесь на меня.
     - Мудрое  и  своевременное  предложение!  -  воскликнул  сэр  Гервасий,
открывая табакерку и угощая разбойника. - Щепоточку табачку,  мэстер  Мэрот.
Ничто так не способствует дружбе, как нюхательный табак. Да,  мэстер  Мэрот,
мы, к сожалению, мало знаем друг друга. Все наше знакомство сводится к тому,
что я чуть-чуть вас не повесил. И, однако, сегодня я проникся к вам  большой
любовью и уважением. Жаль мне только вас, что вы  такую  специальность  себе
выбрали. Право, мэстер Мэрот, отчего бы вам не заняться каким-нибудь  другим
делом?
     - Мне иногда и самому  приходят  такие  мысли,  -  ответил  посмеиваясь
Мэрот, - но нам пора в путь. На востоке пошли  белые  полосы,  и,  когда  мы
доберемся до Бриджуотера, будет совсем светло.
     Мы  покинули  злополучную  ферму  и  двинулись  в  путь,   приняв   все
предосторожности. Мэрот и я ехали несколько впереди.  Двое  солдат  охраняли
обоз сзади. Было совсем темно, и только едва заметная,  белесоватая  полоска
на горизонте показывала, что близок рассвет. Несмотря на непроницаемую мглу,
наш проводник смело и уверенно двигался вперед, ведя нас по  сети  лужаек  и
тропинок. Мы переходили через поля и болота, причем колеса телег  увязали  в
грязи. Иногда грунт становился каменистый, и наши телеги начинали прыгать по
камням. Мы так часто делали повороты и меняли направление пути, что  я  стал
бояться, как бы Гек-тор  Мэрот  сам  не  запутался.  Но  мои  опасения  были
напрасны. Едва только первые лучи солнца осветили местность, как мы  увидали
прямо перед собой колокольню бриджуотерской церкви.
     - Вот так человек! - воскликнул сэр Гервасий. - У вас,  надо  полагать,
кошачьи глаза. Вы даже в темноте  находите  дорогу.  Я  очень  рад,  что  мы
наконец добрались до города. Мои бедные телеги так скрипели и  трещали,  что
мне даже грустно  стало.  Мэстер  Мэрот,  мы  приносим  вам  нашу  искреннюю
благодарность.
     - Эта местность вам, должно быть, хорошо знакома, - сказал  я,  -  или,
может быть, вы так же хорошо знаете весь юг?
     Мэрот закурил короткую черную трубку и ответил:
     - Я работаю на всем пространстве между Кентом и Корнуэлем, к северу  от
Темзы и Бристольского канала я уже не бываю, но на этом пространстве нет  ни
одной дороги, ни одной тропинки, которую бы я не знал. Я даже все  сломанные
заборы знаю и найду их в темноте. Это мой талант, мое призвание.  Но  только
работа уж не та теперь, что прежде. Если бы у меня был сын,  я  не  стал  бы
пускать его по своему делу. Дело наше погибло  оттого,  что  омнибусы  стали
сопровождаться вооруженными солдатами, и кроме того, нам  подгадили  поганые
ювелиры, пооткрывавшие банки: золото  и  серебро  они  попрятали  к  себе  в
сундуки, а заместо этого пустили в свет лоскутки бумаги. А нам эти  лоскутки
так же бесполезны, как старая газетная бумага. Да вот хотя бы я остановил  в
прошлую пятницу скотовода, ехавшего с Бландфордской  ярмарки,  и  отобрал  у
него семьсот гиней. Но деньги эти были  в  этих  бумажных  чеках  и  поэтому
оказались для меня совершенно ненужными. Будь эта сумма в золоте, я  мог  бы
кутить в течение целых трех месяцев. Нечего сказать, хорошо  государство,  в
котором бумажный хлам заменяет настоящее,  отчеканенное  на  монетном  дворе
золото!
     - Зачем вы продолжаете заниматься таким делом? - спросил я. -  Ведь  вы
же сами знаете, что это вас приведет к позору и виселице. Неужели  вы  знали
людей, которые получили от этого занятия пользу?
     - Знал таких, - живо ответил Гектор Мэрот, - был некий Кингстон  Джонс,
работал он несколько лет подряд в Хунелоу. Однажды ему  пришлось  заработать
сразу десять тысяч золотых круглячков., Джонс был умный парень  и  дал  себе
слово не рисковать более своей шеей. Он перебрался в Чишайр, где распустил о
себе слухи, будто приехал  из  Индии.  Джонс  купил  себе  имение  и  теперь
считается богатым помещиком. Репутация у него отличная, и его даже выбрали в
мировые судьи. Сидит себе важным барином и присуждает в тюрьму какого-нибудь
бродягу за кражу дюжины яиц. Потеха и глядеть-то. Чистый театр!
     - Но, - продолжал настаивать, - мы убедились, что вы  человек  сильный,
храбрый и прекрасно владеете оружием. Вы могли бы легко сделать себе военную
карьеру. Не лучше  ли  употребить  свои  таланты  на  приобретение  славы  и
всеобщего уважения. Ведь вы губите себя, ;вы идете к позору и виселице.
     Разбойник затянулся, выпустил густой клуб дыма и ответил:
     - О виселице я забочусь ровно  столько  же  -  сколько  о  прошлогоднем
снеге. Всем нам, рано или поздно, придется заплатить дань природе: умру ли я
в сапогах или в пуховой постели, умру ли я через год или через десять лет  -
не все ли равно? Мне это безразлично, так же,  как  и  вам,  воинам.  А  что
касается до бесчестья, то это как смотреть  на  вещи.  Я  не  вижу  никакого
позора в том, что беру налог с богатых, тем более что я рискую своей  шкурой
сам.
     - Извините, - ответил я, - право - одно, а бесправие .-  другое.  Ничем
вы не докажете правоту неправого дела и, кроме всего прочего, шутки с правом
опасны.
     Сэр Гервасий вмешался в разговор.
     - Ну, допустим, что вы справедливо  говорите  насчет  собственности,  -
сказал он, обращаясь к  разбойнику.  -  Но  ведь  ваше  занятие  опасно.  Вы
подвергаете риску и свою, и чужую жизнь.
     - Ну, - ответил тот, - это все та же охота. Правда,  бывает,  что  дичь
начинает нападать на вас и превращается в охотника, а вы обращаетесь в дичь.
Но что же делать? Игра опасная, но ведь игроков двое и у каждого  есть  шанс
выиграть. Фальши здесь никакой нет, плутовства не полагается. Несколько дней
тому назад еду я по большой дороге и вижу трех  развеселых  фермеров.  Летят
они по полям, а впереди них мчится свора собак. Вся эта компания гналась  за
маленьким, безобидным зайчонком. Было это, господа, в глухой  местности,  на
берегу Эксмура. Я и подумал: отчего и мне тоже не заняться и не  поохотиться
за охотниками? Черт возьми! Преинтересная это была  охота.  Мои  джентльмены
мчатся вперед, орут как сумасшедшие, фалды у них развеваются,  собаки  лают,
ну, одним словом, развеселое занятие. Ну, а меня-то они не заметили. А я еду
вслед за самым крикливым из них и любуюсь. Право, господа,  не  хватало  еще
полицейских стражников, а то бы вышла форменная игра в  кошку-мышку.  Знаете
игру, в которую мальчики в деревнях играют? Выходила бы  аккурат  эта  игра.
Фермеры гонятся за зайцем, я за фермерами, а полицейские за мной.
     И разбойник беззвучно рассмеялся.
     - Ну, а что же было дальше? - спросил я.
     - А дальше было вот что:  мои  три  приятеля  догнали  своего  зайца  и
вытащили фляжки. Надо же отдохнуть от трудов праведных. Сперва они  попивали
винцо и смеялись, глядя на убитого зайца, а затем один из них слез  с  коня,
чтобы отрезать у зайца уши. Тут-то я к ним и подскакал:
     "Здравствуйте, - говорю, господа: хорошо мы с вами поохотились". Они на
меня посмотрели этак удивленно, а один  из  них  спрашивает  меня:  "Как  вы
смеете ввязываться в чужую охоту? Мы вас не приглашали в свою  компанию".  -
"Да что вы, господа, - отвечаю я, - я не думал охотиться за вашим зайцем". -
"Чего же вам в таком случае надо?" - спрашивает один. А я ему  говорю:  "Как
чего? Да ведь я охотился за вами, и никогда у меня  не  было  такой  удачной
охоты". С этими словами я вытащил пистолеты из кармана и  в  кратких  словах
объяснил фермерам их положение. Ну, тут они  начали  потихоньку  вытаскивать
из-за пазух свои кожаные кошельки. Вы бы рассмеялись, если бы  поглядели  на
них тогда. Заработал я в это утро семьдесят один фунт. Это немножко получше,
чем заячьи уши.
     - Ну и конечно, они подняли весь околоток в погоню за вами?- спросил я.
     - Этого я  не  боюсь.  Моя  Черная  Алиса  мчится  как  ветер:  новости
расходятся скоро, а моя кобыла скачет еще скорее.
     - А вот и наши передовые посты, - произнес  сэр  Гервасий,  -  ну,  мой
честный друг, для нас вы были честным, а другие пусть  говорят,  как  хотят.
Поедемте-ка с нами и примите участие в святом деле. У вас много  на  совести
грехов, которые надо искупить, право.  Сделайте  же  доброе  дело,  рискните
жизнью для протестантской веры.
     - Ни в коем случае, - ответил разбойник, вскакивая на лошадь.  -  Своей
шкуры я не жалею, но с какой стати будет рисковать  жизнью  моя  лошадь  для
такого дурацкого дела? Представьте себе, что ее  убьют  в  сражении.  Где  я
найду такую лошадь? И затем, моей Черной Алисе  решительно  все  равно,  кто
сидит на английском престоле: папист  или  протестант.  Не  правда  ли,  моя
красавица? - прибавил он, хлопая лошадь по шее.
     - Но вы можете рассчитывать на карьеру, - сказал  я.  -  Наш  полковник
Децимус Саксон любит хороших бойцов на саблях. Он имеет  большое  влияние  у
короля Монмауза и может замолвить за вас слово у него.
     -  Будет  рассказывать,  -  недовольно  проворчал   Гектор   Мэрот.   -
Предоставьте каждому заниматься своим делом. Вот конный  полк  Кирке  -  это
другое дело. С ним я всегда буду воевать. Эти красные подлецы повесили моего
приятеля, старого слепца Джима Хустона из Мильвертона; я уж отправил на  тот
свет семерых из этих негодяев. И если мне будет время, я перережу весь полк.
А теперь, господа, я должен с вами проститься, у меня много дела. Прощайте!
     - Прощайте! Прощайте! - кричали мы, пожимая его жесткую, смуглую  руку.
- Спасибо вам за проводы.
     Гектор Мэрот поднял шляпу,  тряхнул  уздечкой  и  помчался  по  дороге,
поднимая клубы пыли.
     -  Черт  меня  подери,  если  я  стану  когда-нибудь  ругать  воров!  -
воскликнул сэр Гервасий. - Во всю свою жизнь я не встречал человека, который
бы так прекрасно владел саблей. И стреляет он, должно быть, отлично. Ведь он
уложил в одну минуту двух  здоровенных  ребят.  Но  поглядите-ка  вон  туда,
Кларк, видите вы полки в красных мундирах?
     Я взглянул на  широкую,  поросшую  тростником  серую  равнину,  которая
раскинулась между  берегами  извилистого  Паррета  и  далекими  Польденскими
горами.
     - Конечно, вижу, - ответил я. - Я вижу их  повсюду  и  вон  там,  около
Вестонзойланда. Они краснеются, словно мак во ржаном поле.
     - А вон там,  налево,  около  Чедзоя,  их  еще  больше,  -  сказал  сэр
Гервасий. - Раз, два, три! Еще один,  еще  два  позади.  Всего  здесь  шесть
пехотных полков. А вон там я, кажется, различаю блестящие латы кавалеристов.
Среди неприятелей движение. Да, если Монмауз хочет надеть на голову  золотой
ободок, он  теперь  должен  сражаться.  Вся  армия  короля  Иакова  на  него
надвинулась.
     - Так нам надо, значит, ехать к своему полку, - сказал  я.  -  Если  не
ошибаюсь, на базарной площади развеваются наши знамена.
     Мы пришпорили усталых коней. За нами двинулись наши спутники и припасы,
которые нам удалось собрать. Скоро мы очутились  в  казармах,  где  голодные
товарищи приветствовали нас с восторгом. Пригнанные нами еще до полудня быки
были превращены в ростбифы и бифштексы, был приготовлен обед, последний  для
многих из нас... Майор Гукер прибыл  вскоре  после  нас  с  большим  запасом
провизии, но не совсем благополучно. У него была стычка с  драгунами,  и  он
потерял восемь или десять солдат. Он  отправился  немедленно  в  королевский
совет и принес на нас жалобу. Но крупные события надвинулись так быстро, что
этого дела так-и не пришлось разбирать.
     Я, милые дети, откровенно сознаюсь, что майор Гукер  был  вполне  прав.
Наше  поведение  было  противно  всякой  дисциплине  и  поэтому   совершенно
неизвинительно. Но, дети, крик женщины, просящей о помощи, великое дело.  Я,
вот теперь седой, дряхлый старик, и то всегда готов защищать слабую женщину.
Защита слабых это наша  святая  обязанность.  Это  обязанность  выше  всяких
других обязанностей, это долг сердца. И сели даже человек  надел  солдатский
мундир, то сердце у него не делается от этого более жестким.


     Глава XXXI
     БОЛОТНАЯ ДЕВОЧКА

     Когда мы приехали в Бриджуотер, весь город был в движении.  Только  что
стало известно, что войска короля Иакова приблизились к городу  и  находятся
на Седжемурской долине. По-видимому, неприятели хотели  двигаться  вперед  и
штурмовать город. Настоящих укреплений, как я уже сказал, в  Бриджуотере  не
было. Только со стороны Истовера были возведены кое-какие  валы,  и  на  них
были поставлены две бригады пехоты. Остальная  армия  стояла  в  резерве  на
базарной площади и  на  Дворцовом  поле.  После  полудня,  однако,  в  город
вернулись наши разведочные конные отряды и сообщили, что, по всей видимости,
неприятель  не  собирается  штурмовать  Бриджуотер.  То  же  подтвердили   и
пришедшие  в  город  крестьяне,  жители  окрестных  болот.  По  их   словам,
королевские войска очень комфортабельно расположились в окрестных  деревнях.
С местных крестьян они взяли контрибуцию сидром и пивом и не  обнаружили  ни
малейшего желания двигаться вперед.
     Город был полон женщин. Из близких и далеких мест пришли жены, матери и
сестры восставших. Всем им хотелось взглянуть еще хоть один раз  на  любимых
людей. Даже на базарных площадях Лондона не увидишь такой тесноты  и  давки,
какая была в этот день на узких улицах и переулках маленького  сомерсстского
городка. Повсюду, бродили солдаты в высоких сапогах и темно-желтых мундирах.
Красные милиционеры,  суровые  жители  Таунтона,  одетые  в  темные  одежды,
пиконосцы  в  сермягах,  загорелые  моряки,  дикие,   оборванные   углекопы,
неопрятные крестьяне, худощавые обитатели северных гор - все это толпилось и
толкалось, образуя огромную, разношерстную массу.  Повсюду  между  солдатами
были видны деревенские женщины в соломенных шляпах.  Они  шумно  целовались,
плакали  и  убеждали  солдат.  Среди  этих  разноцветных  людей,  сверкавших
оружием, двигались угрюмые фигуры пуританских проповедников в темных  плащах
и  широкополых  шляпах.  По  временам  эти  проповедники  останавливались  и
начинали  говорить  зажигательные  речи,  сыпя  текстами  из   Библии.   Эти
проповедники действовали опьяняюще на толпу. То и дело  она  подымала  дикий
вопль. Толпа эта была похожа на громадного  пса,  который  рвется  на  своей
своре и стремится схватить за горло своего врага.
     Как только стало ясно, что Фивершам не хочет атаковать нас, наши  полки
были сняты с позиции, и мы  занялись  припасами,  которые  добыли  благодаря
ночной фуражировке.
     Было воскресенье. День был хороший, теплый, на ясном небе не  виднелось
ни облачка, веял легкий ветерок,  насыщенный  ароматом  деревенских  цветов.
Весь день в соседних деревнях звонили в колокола. Эта музыка наполняла собою
всю залитую  золотыми  лучами  окрестность.  Верхние  окна  и  крыши  домов,
покрытые красной черепицей, были  усеяны  бледными  от  страха  женщинами  и
детьми,  напряженно  глядевшими  в  восточном  направлении.  В   темно-серой
болотистой равнине виднелись там и сям красные пятна. Это были позиции наших
врагов.
     В четыре часа Монмауз созвал последний военный совет. Совет был  собран
в нижнем этаже колокольни, откуда открывался прекрасный вид на  окрестности.
После моей поездки меня всегда приглашали на военные советы, несмотря на мой
маленький чин. Всего собралось тридцать советников, именно столько,  сколько
могло вмести