как стыдился я самого себя! Мне казалось, будто я  негодяй,
который украдкой от людей готов совершить злодейство. Нет, не  "будто".  Я
на самом деле был извергом, который, скрыв совершенное им  преступление  -
убийство, теперь замышляет украсть у семьи Н. дочь и состояние.  Лицо  мое
залила краска, сердце мучительно сжалось. И  мне  захотелось,  если  будет
возможность, тут же честно признаться в том, как я убил жену.  Этот  порыв
бурей забушевал у меня в душе. В это  время  на  татами  прямо  перед  тем
местом, где я сидел, словно во сне появились белые атласные таби. За  ними
показалось кимоно, на подоле которого, на  фоне  волнистого  неба,  как  в
тумане, вырисовывались сосны и цапли. Потом глазам моим представился  пояс
из золотой парчи, серебряная цепочка, белый  воротничок  и  далее  высокая
прическа, в которой тускло блестели черепаховые гребни и шпильки. Когда  я
все это увидел, горло мне сжал смертельный страх,  и,  с  трудом  переводя
дыхание, я, не помня себя, низко  склонился,  положил  руки  на  татами  и
отчаянным голосом крикнул: "Я убийца! Я ужасный преступник!.."


   Закончив  этими  словами  рассказ,  Накамура  Гэндо   некоторое   время
пристально смотрел на меня и потом с вымученной улыбкой на губах:
   - Что было дальше, незачем рассказывать. Единственное, что я  хочу  вам
сказать, это что я до нынешнего дня принужден доживать свою жалкую  жизнь,
слывя сумасшедшим. Действительно ли я сумасшедший, это я всецело  оставляю
на суд сэнсэя. Но если я и сумасшедший, то не сделало ли меня им чудовище,
которое у нас, людей, таится в самой глубине души? Пока живо это  чудовище
и среди тех, кто сегодня насмешливо зовет меня сумасшедшим,  завтра  может
появиться такой же сумасшедший, как я... Так я думаю, но не знаю...
   Между  мной  и  моим  жутким  гостем  по-прежнему  в  весеннем  холодке
колебалось тусклое пламя лампы. Не  забывая  о  том,  что  позади  "Ивовая
Каннон", я даже не смел спросить, отчего у него нет одного пальца,  и  мог
лишь сидеть и молчать.

   Июнь 1919 г.



   Акутагава Рюноскэ.
   Дзюриано Китискэ

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. с яп. - Н.Фельдман.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   1

   Дзюриано Китискэ был родом из деревни Ураками  уезда  Соноки  провинции
Хидзэн. Рано лишившись отца и матери, он с малых лет поступил в  услужение
к местному жителю Отона Сабурбдзи. Но, отроду придурковатый, он  постоянно
служил посмешищем для  товарищей,  которые  помыкали  им,  как  скотом,  и
принуждали выполнять самую тяжелую работу.
   Этот Китискэ в возрасте восемнадцати  -  девятнадцати  лет  влюбился  в
единственную дочь Сабуродзи - Канэ. Канэ, разумеется, не обращала внимания
на чувства слуги. Вдобавок злые товарищи, быстро  все  подметившие,  стали
еще больше над ним издеваться. При всей своей глупости,  Китискэ,  видимо,
стало невмоготу терпеть эти мучения, и однажды ночью он  потихоньку  бежал
из ставшего родным дома.
   С тех пор в течение трех лет о Китискэ не было ни слуху ни духу.
   Однако потом он нищим оборванцем снова вернулся в  деревню  Ураками.  И
опять стал служить в доме у Сабуродзи. Теперь  он  не  принимал  к  сердцу
презрение товарищей и только старательно работал. Дочери хозяина  Канэ  он
был предан как собака. Канэ уже была замужем и жила с  мужем  на  редкость
счастливо.
   Так без всяких происшествий миновали год-два. Но тем временем  товарищи
почуяли в поведении Китискэ что-то подозрительное. Одержимые любопытством,
они принялись внимательно следить за ним. И действительно обнаружили,  что
по утрам и вечерам он крестит себе лоб и шепчет  молитву.  Они  сейчас  же
донесли об этом хозяину. Видимо, опасаясь  плохих  для  себя  последствий,
Сабуродзи тотчас препроводил Китискэ в управление деревни Ураками.
   Когда стражники вели его в нагасакскую тюрьму, он не выказывал  никаких
признаков страха. Нет, как говорит легенда, глуповатое лицо Китискэ в  это
время  исполнено  было  такого  удивительного  величия,  что  можно   было
подумать, будто его озаряет небесный свет.



   2

   Приведенный к судье, Китискэ открыто признался в том, что принадлежит к
секте христиан. Тогда между ним и судьей состоялся такой диалог:
   Судья. Как называются боги твоей секты?
   Китискэ. Принц страны Бэрэн  [искаж.  португ.  Belem  -  Вифлеем],  Эсу
Киристосама [Эсу Киристо-сама - Иисус Христос (сама - вежливая приставка);
христианство проникло в Японию во второй половине XVI в., но в 1587 г. уже
было  запрещено,  и  христиане  стали  жестоко  преследоваться;  поскольку
проводниками  христианства  были   преимущественно   португальские   (реже
испанские) миссионеры, в язык японских христиан вошли  европейские  имена,
названия и понятия из португальского языка,  измененные  согласно  законам
японского   произношения],   а   также   принцесса    соседнего    царства
Санта-Мария-сама.
   Судья. Какого же они вида?
   Китискэ. Эсу Киристо, являющийся нам во сне, красивый юноша, облаченный
в лиловое офурисодэ. Принцесса Санта-Мария в каидори [офурисодэ и  каидори
- старинные костюмы японской знати], расшитом золотом и серебром.
   Судья. Какие же основания к тому, что они стали богами этой секты?
   Китискэ. Эсу Киристо-сама влюбился в  принцессу  Санта-Мария,  умер  от
любви и потому стал богом, помышляя спасти тех, кто страдает так  же,  как
он.
   Судья. Откуда и от кого ты принял такое учение?
   Китискэ. В течение трех лет я скитался по разным  местам.  И  тогда  на
берегу моря меня просветил незнакомый мне рыжеволосый человек.
   Судья. Какой обряд был совершен при твоем посвящении?
   Китискэ. Я принял святую воду и был наречен Дзюриано.
   Судья. А куда направился потом тот рыжеволосый человек?
   Китискэ. Это дивная вещь. Он ступил на бурные волны и куда-то скрылся.
   Судья. Твой конец близок, а ты  рассказываешь  небылицы!  Смотри,  тебе
плохо придется.
   Китискэ. Я не лгу. Все чистая правда.
   Судье речи Китискэ показались странными. Они совершенно  расходились  с
речами христиан, которых  он  допрашивал  раньше.  Однако  сколько  он  ни
допрашивал Китискэ со всей строгостью, тот упорно не отступал от того, что
сказал раньше.



   3

   Согласно законам страны, Дзюриано Китискэ в конце концов был приговорен
к распятию [в XVII в. в Японии христианство каралось смертной казнью путем
распятия так же, как  в  средние  века  казнили  крестьянских  повстанцев,
поэтому сам этот способ казни не был связан с христианством как таковым].
   В назначенный день его провели по всему городу, а затем на лобном месте
безжалостно пригвоздили к кресту. Крест  вырисовывался  силуэтом  на  фоне
неба высоко над окружающей  бамбуковой  оградой.  Подняв  взор  к  небу  и
громким голосом возглашая молитву, Китискэ бесстрашно перенес удары  копий
палачей. Когда он начал молиться, в небе над его головой сгустились  клубы
туч и на лобное место потоками хлынул ужасающий дождь.  Когда  небо  опять
прояснилось, распятый Дзюриано Китискэ уже испустил дух. Но тем, кто стоял
за оградой, казалось, что в воздухе еще  разносится  его  голос,  творящий
молитву.
   Это была простая, бесхитростная молитва: "О принц страны Бэрэн, где  ты
теперь? Слава тебе!"
   Когда его тело сняли с креста, палачи изумились:  оно  источало  дивный
аромат. А изо рта у него, сияя свежей белизной, расцвела лилия.
   Такова жизнь Дзюриано Китискэ, как она рассказана в "Нагасаки-темонсю",
"Коке-идзи", "Кэйкохайсекудан" [все названия хроник автором  вымышлены]  и
так далее. И из всех  японских  мучеников  веры  это  жизнь  моего  самого
любимого святого глупца [святой глупец - калька немецкого "Heiliges Narr";
выражение заимствовано из либретто к опере Р.Вагнера "Парсифаль"].

   Август 1919 г.



   Акутагава Рюноскэ.
   Чудеса магии

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. с яп. - В.Маркова.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Был дождливый осенний вечер. Рикша, который вез меня, бежал  то  вверх,
то вниз по крутым  холмам  предместья  Омори.  Наконец  он  остановился  и
опустил оглобли перед маленьким домиком  европейского  типа,  спрятавшимся
посреди бамбуковой рощи.
   В тесном подъезде, где серая краска  давно  облупилась  и  висела,  как
лохмотья,  я  прочел  надпись,  сделанную  японскими  знаками   на   новой
фарфоровой дощечке: "Индиец Матирам Мисра".
   Теперь, должно быть, многие из вас знают о  Матираме  Мисре.  Мисра-кун
[вымышленный  персонаж  из  новеллы  Танидзаки  Дзюнъитиро   "Хассан-хан";
Хассан-хан - главный герой этой новеллы, философ и маг,  тоже  вымышленный
персонаж],  патриот,  родом   из   Калькутты,   был   горячим   поборником
независимости Индии. В то же  время  он  был  великим  мастером  искусства
магии, изучив ее тайны под руководством знаменитого брахмана Хассан-хана.
   За месяц до этого один мой приятель познакомил меня с Мисрой-куном.  Мы
с ним много спорили  по  разным  политическим  вопросам,  но  мне  еще  не
довелось видеть, как он совершает свои удивительные  магические  опыты.  И
потому, послав ему заранее письмо с просьбой показать  мне  нынче  вечером
чудеса магии, я взял  рикшу  и  поехал  в  унылое  предместье  Омори,  где
проживал тогда Мисра-кун.
   Стоя под проливным дождем, я  при  тусклом  свете  фонаря  отыскал  под
фамильной дощечкой звонок и нажал кнопку. Мне  сразу  отперли.  Из  дверей
высунулась низкорослая старушка-японка, бывшая в услужении у Мисры-куна.
   - Господин Мисра дома?
   - Как же, как же, пожалуйте! Он давно вас поджидает.
   С этими радушными словами старушка прямо из  прихожей  провела  меня  в
комнату Мисры-куна.
   - Добрый вечер! Очень любезно с вашей стороны, что вы приехали в  такой
дождь!
   Смуглолицый  и  большеглазый,  с  мягкими  усами,  Мисра-кун  оживленно
приветствовал меня, припуская  фитиль  в  стоявшей  на  столе  керосиновой
лампе.
   - Нет, право, ради того чтобы посмотреть  чудеса  вашего  искусства,  я
готов приехать в любую погоду. Стоит ли говорить о дожде!
   Я опустился на стул  и  оглядел  слабо  освещенную  керосиновой  лампой
мрачную комнату.
   Бедная обстановка в европейском стиле. Посередине большой  стол,  возле
стены удобный книжный шкаф, столик перед окном... Да  еще  два  стула  для
нас, вот и все. И стулья и столы  -  старые,  обшарпанные.  Даже  нарядная
скатерть с вытканными по краю красными цветами истрепалась  до  того,  что
кое-где плешинами обнаружилась основа.
   Но вот обмен приветствиями закончился.  Некоторое  время  я  безотчетно
слушал, как шумит дождь в бамбуковой роще. Вскоре опять  появилась  старая
служанка и подала нам по чашке зеленого чая.
   Мисра-кун открыл коробку с сигарами:
   - Прошу вас, возьмите сигару!
   - Благодарю!
   Я без дальнейших церемоний выбрал сигару и, зажигая ее, сказал:
   - Наверно, подвластный вам дух называется джинном. А скажите,  это  при
его помощи будут совершены чудеса магии, которые я сейчас увижу?
   Мисра-кун тоже закурил сигару и, лукаво посмеиваясь,  выпустил  струйку
ароматного дыма.
   - В джиннов верили много столетий назад. Ну, скажем, в эпоху "Тысячи  и
одной ночи". Магия, которой я обучался у Хассан-хана, - не  волшебство.  И
вы могли бы делать то же, если б захотели. Это всего лишь гипноз, согласно
последнему слову науки. Взгляните! Достаточно сделать рукою вот так...
   Мисра-кун поднял руку и два-три раза начертил  в  воздухе  перед  моими
глазами какое-то подобие треугольника, потом поднес руку к столу и  сорвал
красный  цветок,  вытканный  на  краю  скатерти.  Изумившись,  я  невольно
придвинул свой стул  поближе  и  начал  внимательно  разглядывать  цветок.
Сомнения не было:  только  сейчас  он  составлял  часть  узора.  Но  когда
Мисра-кун поднес  этот  цветок  к  моему  носу,  на  меня  повеяло  густым
ароматом, напоминавшим запах мускуса.
   Я так был поражен, что не мог сдержать возгласа  удивления.  Мисра-кун,
продолжая улыбаться, будто случайно уронил цветок  на  стол.  И  не  успел
цветок коснуться скатерти, как снова слился с узором. Сорвать этот цветок?
Да разве можно было теперь хотя бы пошевелить один из его лепестков!
   - Ну, что скажете? Невероятно, правда? А  теперь  взгляните-ка  на  эту
лампу.
   С этими словами Мисра-кун слегка передвинул стоявшую на столе лампу.  И
в тот же миг, неизвестно почему, лампа вдруг завертелась  волчком,  причем
осью вращения служило ламповое стекло. Сперва я даже перепугался, сердце у
меня так и замирало при мысли, что вот-вот вспыхнет пожар. А тем  временем
Мисра-кун с самым беззаботным  видом  попивал  чай.  Испуг  мой  понемногу
прошел, и я стал, не отрывая глаз, смотреть, как лампа вертится все скорее
и скорее.
   Это в самом деле было красивое, поразительное зрелище! Абажур  в  своем
стремительном круженье поднял ветер, а желтый огонек хотя бы раз мигнул!
   Лампа, наконец, начала вертеться с такой быстротой, что мне показалось,
будто она стоит на  месте.  Мгновение  -  и  я  понял:  она,  как  прежде,
неподвижно стоит посреди стола. Ламповое стекло даже не накренилось.
   - Вы изумлены? А ведь это фокусы для детей! Но если  хотите,  я  покажу
вам еще кое-что.
   Мисра-кун обернулся и поглядел на книжный шкаф. Потом протянул  к  нему
руку и словно кого-то поманил пальцем. Вдруг книги, тесным строем стоявшие
в шкафу, зашевелились и одна за другой стали перелетать на стол.  На  лету
они широко распахивали створки переплета и  легко  реяли  в  воздухе,  как
летучие мыши летним вечером. Я как был с сигарой в зубах, так  и  оцепенел
от неожиданности. Книги свободно кружились  в  кругу  тусклого  света  над
лампой, а затем друг за дружкой, в  строгом  порядке,  стали  ложиться  на
стол, пока перед нами не выросла  целая  пирамида.  И  в  том  же  строгом
порядке стали по очереди, от первой до последней, перелетать в шкаф.
   И вот что было любопытней всего! Одна из книг в тонкой бумажной обложке
вдруг раскрылась так, словно у нее распустились крылья, и взмыла к  самому
потолку. Некоторое время она описывала круги над столом - и  вдруг,  шурша
страницами, стремительно упала мне на колени. "В чем тут дело?" -  подумал
я и бросил взгляд на обложку. Это был  новый  французский  роман,  который
неделю назад я дал почитать Мисре-куну.
   - Позвольте вернуть вам с благодарностью, - все еще  улыбаясь,  любезно
сказал мне Мисра-кун.
   Все книги уже успели перелететь обратно в шкаф. Я будто от сна  очнулся
и с минуту не мог вымолвить ни слова. Вдруг мне припомнилось,  что  сказал
Мисра-кун: "И вы могли бы делать то же, если б захотели".
   - Да, я слышал о вас много удивительного. И все же,  должен  сознаться,
ваше искусство превзошло мои  ожидания.  Но  вы  сказали,  что  и  я  могу
научиться этому искусству. Вы, вероятно, пошутили?
   - Уверяю вас, нет! Каждый может обучиться магии без особого  труда.  Но
только...
   Пристально глядя мне в лицо, Мисра-кун вдруг перешел на серьезный тон.
   -  Только  не  человек,  одержимый  корыстью!  Если  вы  правда  хотите
научиться  искусству  Хассан-хана,  вам  нужно  сначала  победить  в  себе
корыстолюбие. В вашей ли это власти?
   - Надеюсь, что так, - ответил я.  Но,  почувствовав  в  душе  некоторую
неуверенность, поспешил добавить: - Лишь  бы  вы  согласились  стать  моим
наставником!
   Лицо Мисры-куна продолжало выражать сомнение. Но,  видно,  он  подумал,
что  упорствовать  дальше  было  бы  неучтиво,   и   наконец   великодушно
согласился.
   - Ну что ж, буду вас учить. Наука простая, но так сразу она не  дается,
нужно время. Оставайтесь сегодня ночевать у меня.
   - О, я бесконечно вам признателен!
   Вне себя от радости, что буду учиться искусству магии, я  рассыпался  в
благодарности. Но Мисра-кун, словно ничего не слыша, спокойно поднялся  со
стула и позвал:
   - Бабушка!  Бабушка!  Гость  сегодня  ночует  у  нас.  Приготовьте  ему
постель.
   Сердце у меня сильно забилось. Позабыв  стряхнуть  пепел  с  сигары,  я
невольно поднял глаза и поглядел в упор на Мисру-куна, на его  приветливое
лицо, озаренное светом лампы.


   Прошел месяц с тех пор, как я начал учиться магии у Мисры-куна. В точно
такой же дождливый вечер я вел легкий  разговор  с  несколькими  друзьями,
сидя возле пылающего камина в комнате одного из клубов на улице Гиндза.
   Как-никак это было в  центре  Токио,  и  потому  шум  дождя,  лившегося
потоком на крыши бесчисленных автомобилей и  экипажей,  не  казался  столь
печальным, как тогда в бамбуковой чаще Омори.
   Да и клубная комната выглядела такой веселой: яркий электрический свет,
большие кресла, обтянутые кожей, гладкий сверкающий паркет - все это  было
так  непохоже  на  мрачную  комнату  Мисры-куна,  где,  казалось,  вот-вот
появятся привидения...
   Мы беседовали в облаках сигарного дыма  о  скачках  и  охоте.  Один  из
приятелей небрежно бросил окурок сигары в камин и повернулся ко мне.
   - Говорят, последнее  время  вы  занимаетесь  магическими  опытами.  Не
покажете ли нам что-нибудь?
   - Что ж, пожалуй, - ответил я,  запрокинув  голову  на  спинку  кресла,
таким самоуверенным тоном, словно был уже великим магом.
   - Тогда покажите что угодно - по вашему  выбору.  Но  пусть  это  будет
чудо, недоступное обыкновенному фокуснику.
   Все поддержали его и придвинули стулья поближе, словно  приглашая  меня
приступить к делу.
   Я медленно поднялся с места.
   - Смотрите внимательно. Искусство магии не  требует  никаких  уловок  и
ухищрений!
   Говоря это, я завернул  манжеты  рубашки  и  спокойно  сгреб  в  ладони
несколько раскаленных угольков из камина. Но даже и эта безделица насмерть
перепугала зрителей. Они невольно подались назад из страха, что обожгутся.
   Я же, сохраняя  полное  спокойствие,  некоторое  время  показывал,  как
пылают на моих ладонях угли, а потом разбросал их  по  паркету.  И  вдруг,
заглушая шум дождя за окнами, по всему полу  словно  забарабанили  тяжелые
капли...  Огненные  угольки,  вылетая  из   моих   рук,   превращались   в
бесчисленные  сверкающие  червонцы  и  золотым  дождем  сыпались  на  пол.
Приятелям  моим  казалось,  будто  они  видят   сон.   Они   забыли   даже
аплодировать.
   - Ну вот вам - сущий пустячок!
   И я, улыбаясь с видом победителя, спокойно сел в свое кресло.
   - Послушайте, неужели это настоящие червонцы?  -  спросил  минут  через
пять один из моих пораженных изумлением друзей.
   - Самые настоящие червонцы. Если не верите, попробуйте  возьмите  их  в
руки.
   - Ну уж нет! Кому охота обжечься?
   И все же один из зрителей боязливо поднял с пола червонец и воскликнул:
   - В самом деле - чистое  золото,  без  обмана!  Эй,  официант,  принеси
метелку и совок и подбери все монеты с пола.
   Официант, как ему было приказано, собрал в совок золотые и  высыпал  их
горкой на стол. Мои приятели сгрудились тесной толпой.
   - Ого, здесь, пожалуй, наберется тысяч на двести иен!
   - Нет, нет, больше. Хорошо, что попался крепкий стол, а то не  выдержал
бы, подломился.
   - Нечего и говорить, вы научились замечательному  волшебству.  Подумать
только, в один миг превращать угли в золотые монеты!
   - Да этак и недели не пройдет,  как  вы  станете  архимиллионером,  под
стать самому Ивасаки или Мицуи [крупнейшие японские капиталисты].
   Зрители наперебой восхищались моим  искусством,  а  я,  откинувшись  на
спинку кресла, дымил сигарой.
   - О нет, используй я хоть однажды искусство магии ради низкой  корысти,
во второй раз ничего бы не получилось. Вот и эти червонцы...  если  вы  уж
довольно нагляделись на них, я сейчас же брошу обратно, в камин.
   Услышав эти слова, приятели дружно запротестовали, словно сговорились.
   - Такое огромное богатство снова  превратить  в  уголья,  да  ведь  эт