Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
ли святым.
В четвертой нише красовался бюст японца. Разглядев лицо этого японца
и узнав его, я, как и следовало ожидать, ощутил грусть.
- Это Куникида Доппо, - сказал настоятель. - Поэт, до конца понявший
душу рабочего, погибшего под колесами поезда. Думаю, говорить вам о нем
что-либо еще не имеет смысла. Поглядите на пятую нишу...
- Это, кажется, Вагнер?
- Да. Революционер, являвшийся другом короля. Святой Вагнер на склоне
лет читал даже застольные молитвы. И все же он был скорее последователем
"религии жизни", чем христианином. Из писем, оставшихся после Вагнера,
явствует, что мирские страдания не раз подводили этого святого к мысли о
смерти.
Настоятель все еще говорил о Вагнере, когда мы остановились перед
шестой нишей.
- А это друг святого Стриндберга, француз-художник. Он бросил свою
многодетную жену и взял себе четырнадцатилетнюю таитянку. В широких жилах
этого святого текла кровь моряка. Но взгляните на его губы. Они изъедены
мышьяком или чем-то вроде этого. Что же касается седьмой ниши... Но вы,
кажется, уже утомились. Извольте пройти сюда.
Я действительно устал. Вслед за настоятелем я и Рапп прошли по
коридору, пронизанному ароматом благовоний, и очутились в какой-то
комнате. Комната была мала, в углу возвышалась черная статуя Венеры, у ног
статуи лежала кисть винограда. Я ожидал увидеть строгую монашескую келью
безо всяких украшений и был несколько смущен. Видимо, настоятель
почувствовал мое недоумение. Прежде чем предложить нам сесть, он сказал с
состраданием:
- Не забывайте, пожалуйста, что наша религия - это "религия жизни".
Ведь наш бог... наше "древо жизни" учит: "Живите вовсю". Да, господин
Рапп, вы уже показывали этому господину наше священное писание?
- Нет, - ответил Рапп и честно признался, почесывая блюдце на голове:
- По правде говоря, я и сам его толком не читал.
Настоятель по-прежнему спокойно улыбаясь, продолжал:
- Тогда, разумеется, вам еще не все понятно. Наш бог создал вселенную
за один день. ("Древо жизни" хоть и древо, но для него нет ничего
невозможного). Мало того, он создал еще и самку. Самка же, соскучившись,
принялась искать самца. Наш бог внял ее печали, взял у нее мозг и из этого
мозга приготовил самца. И сказал наш бог этой паре капп: "Жрите,
совокупляйтесь, живите вовсю..."
Слушая настоятеля, я вспоминал поэта Токка. К своему несчастью, поэт
Токк, так же как и я, был атеистом. Я не каппа и поэтому понятия не имел о
"религии жизни". Но Токк, родившийся и проживший всю свою жизнь в стране
водяных, не мог не знать, что такое "древо жизни". Мне стало жаль Токка,
не принявшего такого учения, и я, перебив настоятеля, спросил, что он
думает об этом поэте.
- А-а, этот поэт достоин всяческого сожаления, - сказал настоятель,
тяжело вздохнув. - Что определяет нашу сущность? Вера, обстоятельства,
случай. Вы, вероятно присовокупите сюда еще и наследственность. К
несчастью, господин Токк не был верующим.
- Наверное, Токк завидовал вам. Вот и я тоже завидую. Да и молодежь
как, например, Рапп...
- Если бы клюв у меня был цел, я, быть может, и стал бы оптимистом.
Настоятель снова глубоко вздохнул. Глаза его были полны слез, он
неподвижно глядел на черную Венеру.
- Сказать по правде... - вымолвил он. - Только не говорите это
никому, это мой секрет... Сказать по правде, я тоже не в состоянии верить
в нашего бога. Когда-нибудь мои моления...
Настоятель не успел закончить. Как раз в этот момент дверь
распахнулась, в комнату ворвалась огромная самка и набросилась на него. Мы
попытались было остановить ее, но она в одно мгновение повергла настоятеля
на пол.
- Ах ты дрянной старикашка! - вопила она. - Опять сегодня стащил у
меня из кошелька деньги на выпивку!
Минут через десять, оставив позади настоятеля и его супругу, мы почти
бегом спускались по ступеням храма. Некоторое время мы молчали, затем Рапп
сказал:
- Теперь понятно, почему настоятель тоже не верит в "древо жизни".
Я не ответил. Я невольно оглянулся на храм. Храм по-прежнему, словно
бесчисленными пальцами, тянулся в туманное небо высокими башнями и
круглыми куполами. И от него веяло жутью, какую испытываешь при виде
миражей в пустыне...
15
Примерно через неделю я услыхал от доктора Чакка необычайную новость.
Оказывается, в доме покойного Токка завелось привидение. К тому времени
сожительница нашего несчастного друга куда-то уехала, и в доме открылась
фотостудия. По словам Чакка, на всех снимках, сделанных в этой студии,
позади изображения клиента непременно запечатлевается неясный силуэт
Токка. Впрочем, Чакк, будучи убежденным материалистом, не верил в
загробную жизнь. Рассказав обо всем этом, он с ядовитой усмешкой
прокомментировал: "Надо полагать, сие привидение так же материально, как и
мы с вами". Я тоже не верил в привидения и в этом отношении не слишком
отличался от Чакка. Но я очень любил Токка, а потому немедленно бросился в
книжную лавку и скупил все газеты и журналы со статьями о призраке Токка и
с фотографиями привидения. И в самом деле, на фотографиях, за спинами
старых и молодых капп, туманным силуэтом выделялось нечто напоминающее
фигуру каппы. Еще больше, нежели фотографии привидения, меня поразили
статьи о призраке Токка - особенно один отчет спиритического общества. Я
перевел для себя эту статью почти дословно и привожу ее здесь по памяти.
"Отчет о беседе с призраком Токка ("Журнал спиритического общества"
N_8274).
Специальное заседание комиссии нашего общества в бывшей резиденции
покончившего самоубийством поэта Токка, ныне фотостудии г-на имярек - в
доме N_251 по улице NN. На заседании присутствовали члены общества (Имена
опускаю).
Мы, семнадцать членов общества, во главе с председателем общества
господином Пэкком, двадцать седьмого сентября в десять часов тридцать
минут собрались в одной из комнат названной фотостудии. В качестве медиума
нас сопровождала госпожа Хопп, пользующаяся нашим безграничным доверием.
Едва оказавшись в названной студии, госпожа Хопп немедленно ощутила
приближение духа. У нее начались конвульсии, и ее несколько раз вырвало.
По ее словам, это было вызвано тем, что покойный господин Токк при жизни
отличался сильной приверженностью к табаку, и теперь дух его оказался
пропитанным никотином.
Члены комиссии и госпожа Хопп в молчании заняли места за круглым
столом. Спустя три минуты двадцать пять секунд госпожа Хопп внезапно впала
в состояние глубокого транса, и дух поэта Токка вошел в нее. Мы, члены
комиссии, в порядке старшинства по возрасту задали духу господина Токка,
вселившемуся в тело госпожи Хопп, следующие вопросы и получили следующие
ответы:
В_о_п_р_о_с: Для чего ты вновь посетил этот мир?
О_т_в_е_т: Чтобы познать посмертную славу.
В_о_п_р_о_с: Ты и остальные господа духи - разве вы жаждете славы и
после смерти?
О_т_в_е_т: Я, во всяком случае, не могу не жаждать. Но один поэт,
японец, которого я как-то встретил, - он презирает посмертную славу.
В_о_п_р_о_с: Ты знаешь имя этого поэта? [Здесь имеется в виду великий
японский поэт Басе (1644-1694)]
О_т_в_е_т: К сожалению, я его забыл. Помню только одно его любимое
стихотворение.
В_о_п_р_о_с: Что же это за стихотворение?
О_т_в_е_т: Старый пруд. Прыгнула воду лягушка. Всплеск в тишине
[Перевод В. Марковой].
В_о_п_р_о_с: И ты считаешь, что это выдающееся произведение?
О_т_в_е_т: Разумеется, я не считаю его плохим. Только я бы заменил
слово "лягушка" на "каппа", а вместо слова "прыгнула" употребил бы
выражение "блистательно взлетела".
В_о_п_р_о_с: Почему?
О_т_в_е_т: Нам, каппам, свойственно в лбом произведении искусства
настойчиво искать каппу.
Здесь председатель общества господин Пэкк прерывает беседу и
напоминает членам комиссии, что они находятся на спиритическом сеансе, а
не на литературной дискуссии.
В_о_п_р_о_с: Каков образ жизни господ духов?
О_т_в_е_т: Ничем не отличается от вашего.
В_о_п_р_о_с: Сожалеешь ли ты в таком случае о своем самоубийстве?
О_т_в_е_т: Разумеется, нет. Если мне наскучит жизнь призрака, я снова
возьму пистолет и покончу самовоскрешением.
В_о_п_р_о_с: Легко ли кончать самовоскрешением?
Этот вопрос призрак Токка парирует вопросом. Такая манера Токка
известна всем, кто знал его при жизни.
О_т_в_е_т: А легко ли кончать самоубийством?
В_о_п_р_о_с: Духи живут вечно?
О_т_в_е_т: Относительно продолжительности нашей жизни существует
масса теорий, и ни одна из них не внушает доверия. Не следует забывать,
что и среди нас есть приверженцы различных религий - христиане, буддисты,
мусульмане, огнепоклонники.
В_о_п_р_о_с: А какую религию исповедуешь ты?
О_т_в_е_т: Я всегда скептик.
В_о_п_р_о_с: Но в существовании духов ты, по-видимому, все же не
сомневаешься?
О_т_в_е_т: В существовании духов я убежден меньше, чем вы.
В_о_п_р_о_с: Много ли у тебя друзей в этом твоем мире?
О_т_в_е_т: У меня не меньше трехсот друзей во всех временах и
народах.
В_о_п_р_о_с: Все твои друзья - самоубийцы?
О_т_в_е_т: Отнюдь нет. Правда, например, Монтень, оправдывающий
самоубийства, является одним из моих наиболее почитаемых друзей. А с этим
типом Шопенгауэром - этим пессимистом, так и не убившем себя, - я знаться
не желаю.
В_о_п_р_о_с: Здоров ли Шопенгауэр?
О_т_в_е_т: В настоящее время он носится со своим новым учеником
пессимизме духов и выясняет, хорошо или плохо кончать самовоскрешением.
Впрочем, узнав, что холера тоже инфекционное заболевание, он, кажется,
немного успокоился.
Затем мы, члены комиссии, задали вопросы о духах Наполеона, Конфуция,
Достоевского, Дарвина, Клеопатры, Сакья Муни, Данте и других выдающихся
личностей. Однако ничего интересного о них Токк, к сожалению, не сообщил
и, в свою очередь принялся нам задавать вопросы о самом себе.
В_о_п_р_о_с: Что говорят обо мне после моей смерти?
О_т_в_е_т: Какой-то критик назвал тебя "одним из заурядных поэтов".
В_о_п_р_о_с: Это один из обиженных, которому я не подарил сборника
своих стихов. Издано ли полное собрание моих сочинений?
О_т_в_е_т: Издано, говорят, почти не раскупается.
В_о_п_р_о_с: Через триста лет, когда исчезнет понятие об авторском
праве, мои сочинения будут покупать миллионы людей. Что стало с моей
самкой и подругой?
О_т_в_е_т: Она вышла замуж за господина Ракка, хозяина книжной лавки.
В_о_п_р_о_с: Бедняга, она, должно быть, еще не знает, что у Ракка
вставной глаз. А мои дети?
О_т_в_е_т: Кажется, они в государственном приюте для сирот.
Некоторое время Токк молчит, затем задает следующий вопрос.
В_о_п_р_о_с: Что с моим домом?
О_т_в_е_т: Сейчас в нес студия фотографа какого-то.
В_о_п_р_о_с: А что с моим письменным столом?
О_т_в_е_т: Мы не знаем.
В_о_п_р_о_с: В ящике стола я тайно хранил некоторые письма... Но вас,
господа, как занятых людей, это, к частью, не касается. А теперь в нашем
мире наступают сумерки, и я вынужден проститься с вами. Прощайте, господа,
прощайте. Прощайте, мои добрые господа.
При этих последних словах госпожа Хопп внезапно вышла из состояния
транса. Мы все, семнадцать членов комиссии, перед лицом бога небесного
клятвенно подтверждаем истинность изложенной беседы. (Примечание: наша
достойная всяческого доверия госпожа Хопп получила в качестве
вознаграждения сумму, которую она выручала за день в бытность свою
актрисой)".
16
После того, как я прочитал эту статью, мною постепенно овладело
уныние, я больше не хотел оставаться в этой стране и стал думать о том,
как вернуться в наш мир, мир людей. Я ходил и искал, но так и не смог
найти яму, через которую когда-то провалился сюда. Между тем рыбак Багг
однажды рассказал мне, что где-то на краю страны водяных живет в тишине и
покое один старый каппа, который проводит свои дни в чтении книг и игре на
флейте. "Что, если попробовать обратиться к этому каппе? - подумал я. -
Может быть, он укажет мне путь из этой страны? - подумал я." И я тут же
отправился на окраину города. Но там, в маленькой хижине, я увидел не
старика, а каппу-юношу, двенадцати или тринадцать лет, с еще мягким
блюдцем на голове. Он тихонько наигрывал на флейте. Разумеется, я решил,
что ошибся домом. Чтобы проверить себя, я обратился к нему по имени,
которое мне назвал Багг. Нет, это оказался тот самый старый каппа.
- Но вы выглядите совсем ребенком... - пробормотал я.
- А ты разве не знал? Волею судеб я покинул чрево своей матери седым
старцем. А затем я становился все моложе и моложе и вот теперь превратился
в мальчика. Но на самом деле, когда я родился, мне было, по крайней мере,
лет шестьдесят, так что в настоящее время мне что-то около ста пятидесяти
или ста шестидесяти лет.
Я оглядел комнату. Может быть, у меня было такое настроение, но мне
показалось, что здесь, среди простых стульев и столиков, разлито какое-то
ясное счастье.
- Видимо, вы живете более счастливо, чем все остальные каппы?
- Вполне возможно. В юности я был старцем, а к старости стал молодым.
Я не высох от неутоленных желаний, как это свойственно старикам, и не
предаюсь плотским страстям, как это делают молодые. Во всяком случае,
жизнь моя, если и не была счастливой, то уж наверняка была спокойной.
- Да, при таких обстоятельствах жизнь ваша должна быть спокойной.
- Ну, одного этого для спокойствия еще не достаточно. У меня всю
жизнь было отличное здоровье и состояние достаточное, чтобы прокормиться.
Но, конечно, самое счастливое обстоятельство в моей жизни это то, что я
родился стариком.
Некоторое время мы беседовали. Говорили о самоубийце Токке, о Гэре,
который ежедневно вызывает к себе врача. Но почему-то лицо старого каппы
не выражало никакого интереса к этим разговорам. Я наконец спросил:
- Вы, наверное, не испытывает такой привязанности к жизни, как другие
каппы?
Глядя мне в лицо, старый каппа тихо ответил:
- Как и другие каппы, я покинул чрево матери не раньше, чем мой отец
спросил меня, хочу ли я появиться в этом мире.
- А вот я оказался в этом мире совершенно случайным образом, - сказал
я. - Так будьте добры, расскажите, как отсюда выбраться.
- Отсюда есть только одна дорога.
- Какая же?
- Дорога, которой ты попал сюда.
Когда я услыхал это, волосы мои встали дыбом.
- Мне не найти эту дорогу, - пробормотал я.
Старый каппа пристально поглядел на меня своими чистыми, как ключевая
вода глазами. Затем он поднялся, отошел в угол комнаты и поднял свисавшую
с потолка веревку. Сейчас же в потолке открылся круглый люк, которого я
раньше не замечал. И за этим люком, над ветвями сосен и кипарисов, я
увидел огромное ясное синее небо. А в небо, подобно гигантскому
наконечнику стрелы, поднимался пик Яригатакэ. Я даже подпрыгнул от
восторга, словно ребенок при виде аэроплана.
- Ну вот, сказал старый каппа. - Можешь уходить.
С этими словами он указал мне ан веревку. Но это была не веревка, как
мне показалось вначале. Это была веревочная лестница.
- Что ж, - сказал я, - с вашего разрешения, я пойду.
- Только подумай прежде. Как бы тебе не пожалеть потом.
- Ничего, - сказал я. - Жалеть не буду.
Я уже поднимался по лестнице, цепляясь за перекладины. Поглядывая
вниз, я видел далеко под собою блюдце на голове старого каппы.
17
Вернувшись из страны водяных, я долго не мог привыкнуть к запаху
человеческой кожи. Ведь каппы необычайно чистоплотны по сравнению с нами.
Мало того, я так привык видеть вокруг себя одних только капп, что лица
людей представлялись мне просто безобразными. Вам, вероятно, этого не
понять. Ну, глаза и рты еще туда-сюда, но вот носы вызывали у меня чувство
какого-то странного ужаса. Естественно, что в первое время я старался ни с
кем не встречаться. Затем я понемногу стал, видимо, привыкать к людям и
уже через полгода смог бывать где угодно. Неприятности доставляло лишь то
обстоятельство, что в разговоре у меня то и дело вырывались слова из языка
страны водяных. Получалось примерно так:
- Ты завтра будешь дома?
- Qua.
- Что ты сказал?
- Да-да, буду.
Через год после возвращения я разорился на одной спекуляции и
поэтому...
(Тут доктор С. заметил: "Об этом рассказывать не стоит". Он сообщил
мне, что, как только больной начинает говорить об этом, он впадает в такое
буйство, что с ним не могут справиться несколько сторожей.
Хорошо, об этом не буду. Словом, разорившись на одной спекуляции, я
захотел снова вернуться в страну водяных. Да, именно вернуться. Не
отправиться, не поехать, а вернуться. Потому что к тому времени я уже
ощущал страну водяных как свою родину. Я потихоньку ушел из дому и
попытался сесть на поезд Центральной линии. К сожалению, я был схвачен
полицией, и меня водворили в эту больницу. Но и здесь я некоторое время
продолжал тосковать по стране водяных. Чем сейчас занят доктор Чакк? А
философ Магг? Наверное, он по-прежнему размышляет под своим семицветным
фонарем. А мой добрый друг студент Раппа со сгнившим клювом? Однажды, я в
такой же туманный, как сегодня день, я, по обыкновению, погрузился в
воспоминания о своих друзьях и вдруг чуть не закричал от изумления, увидев
рыбака Багга. Не знаю, когда он проник ко мне, но он сидел передо мной на
корточках и кланялся, приветствуя меня. Когда я немного успокоился... не
помню, плакал я или смеялся. Помню только, с какой радостью я впервые
после долгого перерыва заговорил на языке страны водяных.
- Послушай, Багг, зачем ты пришел сюда?
- Проведать вас. Вы, говорят, заболели.
- Откуда же ты узнал?
- Услыхал по радио.
- А как ты сюда добрался?
- Ну, это дело не трудное. Реки и рвы в Токио для нас, капп, все
равно что улицы.
И я вспомнил, словно только что узнал об этом, что каппы относятся к
классу земноводных, как и лягушки.
- Но ведь здесь поблизости нигде реки нет.
- Нет. Сюда я пробрался по водопроводным трубам. А здесь я приоткрыл
пожарный кран...
- Открыл пожарный кран?
- Вы что, забыли, господин? Ведь и среди капп есть механики.
Каппы стали навещать меня раз в два-три дня. Доктор С. считает, что я
болен demenia praecox [раннее слабоумие (лат)]. Но вот доктор Чакк
(простите за откровенность) утверждает, что никакого demenia praecox у
меня нет, что это вы сами, все, начиная с доктора С., страдаете demenia
praecox. Само собой разумеется, что раз уж доктор Чакк приходит ко мне, то
навещают меня и студент Рапп и философ Магг. Впрочем, если не считать
рыбака Багга, никто из них не является в дневное время. Они приходят по
двое, по трое, и всегда ночью... в лунные ночи. Вот и вчера ночью при
свете луны я беседовал с директором стекольной фирмы Гэром и философом
Маггом. А композитор Крабак играл мне на скрипке. Видите на столе этот
букет черных лилий? Это мне принес в подарок вчера ночью Крабак...
(Я обернулся. Конечно, на столе никаких лилий не было. Стол был пуст.
)
Вот эту книгу мне принес философ Магг. Прочтите первые стихи.
Впрочем, нет. Вы