предполагало,  что   эти   относительно   примитивные   протеины,
воздействуя на центральную нервную систему особей, дают тонизирующий эффект.
Однако без более длительного анализа иммунной системы пленников и  уточнения
некоторых других деталей гнездо не могло дать  этому  веществу  всесторонней
оценки. На многие вопросы оно так и не получило ответов. Одно  было  ясно  -
где-то существуют другие миры, и в одном из них возникли особи данного вида.
   Однако  гнездо  ставило  вопрос  шире:  где  находятся  хитины,   которые
управляют этими особями? И как именно осуществляется контроль над ними? Быть
может, посредством коммуникационных протеинов? Откуда пришли его пленники  -
из Мирового улья? Тогда не  знаменует  ли  их  приход  окончание  длительной
ссылки в этом "ненастоящем" мире?
   От всех этих вопросов великое гнездо пришло в такое  возбуждение,  что  у
него даже несколько нарушилась  координация.  Оно  поняло,  что  потребуется
гораздо более длительное наблюдение за пленниками.
   Вот только состояние их оставляло желать лучшего. Они могли с  минуты  на
минуту умереть или впасть в кому, наподобие самки - та до  сих  пор  лежала,
свернувшись калачиком, в сферической камере визирей, сплошь покрытая светлым
налетом хитиновых экскрементов, совершенно не реагируя на укусы воинов.
   Если пленники умрут, то  у  гнезда  не  останется  никакой  надежды,  оно
никогда уже не сможет ответить на великие вопросы, не дававшие ему покоя.  И
потому гнездо неутомимо трудилось над созданием  коммуникационных  протеинов
более высокой пробы, в принципе схожих с пластичными фарамоловыми тороидами,
но гораздо  более  сложных  по  строению,  идеально  подогнанных  к  нервным
окончаниям гуманоидов, годных для химического интерфейса, к  которому  можно
будет легко подключить коммуникационные протеины других визирей.
   А в другой области гнезда "дегустаторы" все больше беспокоились по поводу
протеинов,   управляющих   репродуктивным   процессом,   -   эти    протеины
присутствовали в  большинстве  клеток  тела  гуманоидов.  Хитины  обнаружили
довольно странную вещь: оказывается, вселенная гораздо старше, чем это могло
себе представить гнездо. Протеины, регулирующие процесс  воспроизводства,  -
ДНК, как их называли люди, - невероятно сложны по своему  строению  и  имеют
очень длинную историю - намного длиннее, чем у большинства обитателей  этого
"ненастоящего" мира.
   Гнездо хорошо разбиралось в подобных вещах. За изучаемыми  им  протеинами
стоял долгий и сложный  эволюционный  процесс.  Этим  они  и  отличались  от
хитиновых репродуцирующих протеинов, недолговечных и чрезвычайно податливых,
позволяющих улью  постоянно  модифицировать  рабочих  по  собственной  воле,
приспосабливая их к своим нуждам.
   В этих невероятно сложных тройных спиралях гнездо обнаружило сведения  об
океанах докембрийского периода, о последующем  всплеске  активности  в  мире
беспозвоночных, о развитии рыб в девонский период, возникновении  амфибий  и
рептилий в самом конце палеозоя. Там же  хранились  смутные  воспоминания  о
событиях конца пермского периода, которые почти свели на нет  земную  жизнь.
Весь  процесс  эволюции,  растянувшийся  на   миллиард   или   больше   лет,
запечатлелся до мельчайших деталей на  громоздких  ДНК  внутри  человеческих
клеток.
   Оказалось, что история развития позвоночных далеко выходит за  рамки  тех
знаний о жизни  позвоночных  на  "ненастоящей"  планете,  которыми  обладало
гнездо. Гнездо "распробовало" земные организмы, от амебы до человека, и даже
уловило привкус гораздо более ранних эпох,  когда  нуклеотиды,  плавающие  в
океанах,   впервые   стали   соединяться   вместе,    образовывая    сложные
репродуцирующие кислоты. Конечно, эти биохимические  процессы  были  знакомы
хитинам. Однако у самих хитинов, зародившихся на Ксерксе,  не  было  периода
массового вымирания после удара кометы. Благодаря ускоренным темпам эволюции
их древние предки из великих гнезд  заняли  доминирующие  позиции,  подчинив
весь мир интересам улья". Теперь же гнездо существовало  в  каком-то  другом
мире.
   Итак, сама вселенная тоже оказалась намного сложнее, чем  думало  гнездо.
Помимо хитинового мира,  существовал  "ненастоящий"  мир,  и  еще  один,  из
которого пришли подопытные особи.
   Но особенно  гнездо  интересовало,  где  находится  хитиновая  популяция,
контролирующая этих особей. А может быть, хитины из изначального мира пришли
в мир этих гуманоидов, а потом уже перебрались сюда - в  "ненастоящий"  мир?
Может быть, эти миры тянутся непрерывной  линией,  так  же  как  и  планеты,
вращающиеся вокруг солнца? Давно уже склоняясь  к  этой  теории,  гнездо  по
ночам отправляло специальных рабочих хитинов на  вершины  великих  деревьев,
чтобы наблюдать за огнями, вспыхивающими на небе. Траектории  движения  этих
огней много лет назад подвели его к выводу о том, что их мир круглый.  Чтобы
проверить эту  гипотезу,  гнездо  с  различными  интервалами  измеряло  угол
наклона солнечных лучей.
   Возможно, нашлось подтверждение его планетарной теории, и все три планеты
- звенья одной цепи, а значит, великие хитины из породившего их мира  пришли
сюда, в "ненастоящий" мир!
   Однако,  чтобы  выяснить  это  наверняка,   гнезду   предстояло   создать
коммуникационный протеин,  "экстракт,  способный  отворить  ходы  в  нервную
систему позвоночных", или просто "экстракт".
   А пока продолжалась работа, Чоузен  корчился  в  судорогах,  не  в  силах
вырваться из плена навязчивых  галлюцинаций.  Тошнота  подступала  к  горлу,
внутренности нестерпимо жгло. Темнота перед ним казалась вздыбившимся полом,
усеянным хитиновыми экскрементами. Чудовищному смраду, исходящему от гнезда,
сопутствовал гул многомиллионного пчелиного роя,  дыхание,  доносившееся  из
горячего безмолвия, пахло сточными водами, льющимися на  давно  уже  мертвый
земной берег.
   И тут мысль о  том,  что  он  умирает,  оглушила  Чоузена,  словно  молот
могучего Тора <Тор - вдревнескандинавской мифологии - бог грома, вооруженный
тяжелым молотом.>. Он проглотил смертельную дозу грибного яда. Сердце бешено
заколотилось, по лицу потекли слезы - Чоузен сам не знал отчего.  То  ли  он
оплакивал свою судьбу, то ли в  его  организм  уже  проник  страшный  грибок
спруипа.
   Бесконечный ряд огромных, высотой с милю могильных плит выстроился в  его
сознании. Пронзительно голубое солнце  сияло  на  грязно-розовом  небе,  все
звуки потонули в тревожном грохоте, и уши его  не  различали  ничего,  кроме
собственного сбивчивого пульса. Пробиваясь сквозь сонное марево, он поплыл в
ту сторону, где  гигантские  скульпторы,  напоминавшие  вудвосов-альбиносов,
высекали из камня  надгробия  для  только  что  усопших.  Несмолкаемый  звон
раздавался оттуда,  окутанные  облаком  каменной  пыли,  двигались  огромные
зубила, вздымались и падали мощные молотки. "Нет!" - слабо вскрикнул Чоузен.
Он вдруг понял - на следующей плите высекут его имя.
   Образ распался, уступая место следующему - к этому моменту  наркотик  уже
проник в самую сердцевину организма. Огромные двери  замелькали  перед  ним,
распахиваясь одна за другой. Нескончаемая череда дверей, украшенных искусной
резьбой. Ужасные лики таращились на  него  с  этих  дверей;  великий  джинн,
властитель пустоты, крокодилы и мантикоры с  выпученными  глазами  встречали
его злобным рыком, а затем разделялись вместе  с  двумя  половинками  двери,
чтобы открыть перед ним новое лицо, пронзающее его  взглядом,  до  тех  пор,
пока наконец он не очутился в  каком-то  замкнутом  пространстве  с  озером,
лунным озером. Его недвижимая поверхность внушала ужас  -  мембрана,  сквозь
которую безвозвратно уходишь во мрак, в мир вечного безмолвия и холода.
   Чоузену не хотелось умирать, но он настолько обессилел  от  тошноты,  что
едва мог пошевелить конечностями. Казалось, смерть  неминуема.  Галлюцинации
были необычайно яркими. Чоузена вдруг потянуло к озеру. Встав на колени,  он
попробовал добраться туда ползком,  но  тут  же  понял  бесполезность  своей
попытки.
   А потом ладонь обожгло болью. Хитиновые воины кусали  его;  он  испуганно
вскрикнул, уловив резкий запах горячего металла, и  замер,  чувствуя  каждым
нервом боль от укуса, многократно усиленную наркотиком.
   - Не двигайся! - закричал он непонятно кому. - Не двигайся, черт бы  тебя
побрал. - Теперь на него пахнуло горелым животным жиром.
   Рабочих все прибывало, они ручейками струились по  его  груди,  и  от  их
прикосновений перед глазами у Чоузена  запрыгали  оранжевые  огоньки.  Очень
скоро он уже корчился  под  сплошным  ковром  насекомых,  доходящим  ему  до
подбородка. В этот момент появились хитины какой-то новой разновидности. Они
стали змейкой взбираться по телам остальных насекомых, словно по  ступенькам
причудливой пирамиды, которую увенчивал алтарь - его рот.
   Наконец  они  достигли  своей  цели.  Среди  них  был  визирь  необычного
строения, выведенный всего несколько секунд назад, но  уже  имевший  длинный
жесткий хоботок,  который  позволял  выстрелить  эссенцию  в  рот  и  другие
отверстия в голове. Когда визирь заполз на пирамиду, воины  впились  в  губы
Чоузена, и он, ахнув, открыл рот.
   Хитин  усовершенствованной  породы  подполз  поближе  и  брызнул   тонкой
струйкой эссенции ему на язык.
   И тут же многослойная живая пирамида, возведенная вокруг  Чоузена,  стала
рушиться.
   Чоузен вдруг почувствовал - что-то изменилось. Лунное озеро  поблескивало
перед ним. Какой-то мощный джинн распоряжался внутри его системы.  Вернулись
тошнота, мучительные судороги, снова рыдания сотрясли его тело,  а  из  глаз
полились слезы.
   Озноб все усиливался, и в один из моментов полного  ослепления  появилось
такое чувство, словно он принял фарамол  чистейшей  пробы,  а  потом  кто-то
огромный и неведомый разорвал своими мощными  руками  лунное  озеро,  словно
темный покров на зеркале, слишком ярком, чтобы смотреть на него при  дневном
свете. И когда оттуда брызнул свет, тело его запело,  и  по  коже  пробежали
ласковые  чувственные  волны,  словно  от   прикосновений   самой   искусной
массажистки.
   Тошнота прошла, в висках перестало стучать. Теперь его мозг  словно  плыл
по бескрайнему темному пространству, усеянному светящимися пятнышками  вроде
звезд. Но звезды эти оказались сладкими  на  вкус  и  поющими  -  их  голоса
звучали приглушенно, словно издалека.
   Он покачал головой и приложил ладони к вискам.
   Лучезарная сила внутри него все крепла, теперь у  него  было  в  точности
такое же ощущение, как после ударной дозы фарамола. Вместо тошноты появилась
неприятная сухость в горле, в носу засвербило, и ему  нестерпимо  захотелось
чихнуть. Он закрыл глаза и застонал.
   А потом, оказав ему первую медицинскую помощь, коммуникационная  эссенция
воздействовала на узловые  точки  его  тела,  превратив  Чоузена  Фандана  в
первого представителя новой расы.
   Он вздрогнул от неожиданности. Из его сознания вдруг разом исчез  элемент
сумбурности, присущий обычному мозгу. У него словно открылась еще одна  пара
глаз, Выросла  еще  одна  пара  ушей,  появились  новые  органы  обоняния  и
осязания. Одновременно он узнал о новом способе самоубийства - стоит  только
захотеть, и его мучения прекратятся навсегда.  Но  Чоузен  Фандан  не  хотел
умирать, более того, он знал, что станет цепляться  за  жизнь  до  последних
мгновений. Даже когда спруипы вцепятся в  него  мертвой  хваткой,  когда  их
споровые  тела  начнут  протискиваться  сквозь  его  плоть,  он,  корчась  в
предсмертных судорогах, постарается перечеркнуть  в  своем  сознании  лунное
озеро.
   А еще он понял с убийственной ясностью, что все это  -  не  галлюцинация,
потому что в следующий момент его телепатическое  поле  распространилось  на
четыре километра во всех направлениях, и при виде новых  миров,  открывшихся
перед ним, у Чоузена перехватило дыхание от изумления и страха.
   Нити  сознания  скручивались  в  многоцветные  образы,   вроде   лиц   на
серебристых пузырьках, которые отражались на радарном экране,  встроенном  в
его мозг. Радар снова и снова шарил вокруг, засекая  мыслительные  импульсы,
словно самолеты. И как только Чоузен "видел", он фокусировался  на  объекте,
чтобы  "почувствовать"  его,  и  с  жадностью  поглощал  содержимое  каждого
небольшого очага сознания. Насекомые мерцали  вокруг  него,  словно  тлеющие
угольки, образуя бескрайнюю галактику.
   Он чувствовал, что где-то совсем рядом находится гнездо - огромный  пласт
сознания, мерцающий конгломерат темных пылинок и  искрящихся  нитей,  нечто,
напоминающее гряду небольших холмов.
   Но телепатический дар еще только просыпался в Чоузене,  он  пока  не  мог
сфокусировать поле должным образом. Да, пройдут месяцы, а то и годы,  прежде
чем он до конца научится пользоваться своими  новыми  способностями.  Гнездо
было мягким, как ладони младенца, и то он едва понимал его.
   Чоузен вдруг вскрикнул от отвращения; нет,  он  слишком  далеко  зашел  в
своем безумии. Так дальше не  может  продолжаться  -  он  теряет  над  собой
контроль. Однако и эта мысль через секунду показалась ему, малоубедительной.
   Его крик имел привкус сырого мяса и грязи. Страх заставил его забиться  в
конвульсиях,  иссушил,  швырнул  его  к  самым  границам  тьмы,  туда,   где
колыхалось лунное озеро, ужасное в своей мертвенной неподвижности, а за  ним
простиралась самая темная из всех ночей.
   Он бросился туда, заглянул в озеро, и тут же нечто вроде глазного  яблока
уставилось на него из тех мест, где умирает время.  Еще  мгновение  -  и  он
окажется там, на обратной  стороне  разрыва.  Теперь,  когда  в  сердце  его
вселилась уверенность, оно уже не колотилось  так  неистово.  Он  знал,  что
происходит с ним. Его мозг теперь словно  испускал  какой-то  всепроникающий
луч. Он посмотрел на Чжао шестого и с легкостью прочитал его мысли, насквозь
пронизанные страхом и смятением. Чжао шестой был в ужасном состоянии. Чоузен
уловил жар, исходящий от него, и понял, что в организм китайца уже  проникли
спруипы. Скоро все они  погибнут  -  даже  он,  наделенный  новыми  органами
чувств.
   Луч скользнул  дальше  -  Чоузен  словно  водил  в  непроглядной  темноте
электрическим фонариком. И тут внезапно он понял  гнездо,  а  гнездо  поняло
его.
   Никогда, даже в самых смелых своих фантазиях, гнездо не  допускало  такой
возможности. Мозг пленника вспыхнул  перед  ним,  словно  болид,  упавший  с
солнца. И огромное гнездо съежилось от страха перед тем существом,  которое,
не ведая того, помогло его создать.
   Гнездо  теперь  представлялось  Чоузену  в  виде  кораллового  рифа.  Его
структуры располагались с плотностью, многократно  превышающей  плотность  в
любых системах искусственной памяти, созданных человеком, будь  то  лазерный
диск  или  ультрамикрофиш.  В  этом  восхитительном   устройстве   хранились
подробнейшие сведения о всех событиях минувших веков.
   Плавно внедряясь в странный, чужеродный разум гнезда, Чоузен понял: видя,
насколько тяжело он болен, гнездо  попыталось  помочь,  введя  ему  какой-то
новый препарат. Что случилось потом  -  неизвестно.  Пока  в  его  организме
действует галлюциногенный наркотик, пока не прошел шок, вызванный появлением
новых органов чувств, он может быть уверен только в одном - в  том,  что  он
жив и по-прежнему находится в гнезде.
   Впрочем, само это уже поразительно - Чоузен был уверен, что его убьют. Но
ведь спруип скоро все изменит. При этой мысли  он  криво  усмехнулся.  Какая
нелепая судьба! Умереть сейчас - значит, сделать свою  смерть,  и  без  того
донельзя глупую, еще более идиотской.
   И тут, осознав, какой потерей обернется его смерть для человеческой  расы
и для самой вселенной, он издал сдавленный стон.
   Быть может, об этом никто так никогда и не узнает! Умирая,  он  унесет  с
собой в могилу весь потенциал человеческих сверхвозможностей.
   Он стал лихорадочно искать выход.
   Что еще знает гнездо? Подстегиваемый  любопытством,  он  не  задумываясь,
так, словно проделывал эту процедуру каждый  день,  устремил  свой  разум  к
рифам и каньонам, образующим лабиринт гнездового разума.
   И едва вторгнувшись туда, почувствовал исходящую из  его  недр  ярость  и
подспудный страх. Настоящая  паника  зрела  в  этих  взбудораженных  пластах
ментальности, за страхом пришла ненависть, и  вот  уже  родился  и  пошел  к
поглаживателям жестокий приказ.
   "Нет! - взмолился он мысленно. - Нет, не надо воинов! Остановитесь!"
   Мыслимо ли это - сдержать миллионы голодных ртов?
   И все-таки ему удалось это сделать, послав мощный нейтрализующий  сигнал.
Последовательно подчиняясь двум противоположным приказам,  воины  сбились  в
плотную массу, а затем рассеялись. Гнездо похолодело и затряслось, скованное
полем невиданной мощности. Уловив его страх, Чоузен едва не  рассмеялся.  Ну
надо же: слон струсил перед мышью. В гнезде было около тридцати тонн  живого
веса, а в нем  -  менее  ста  килограммов.  Ворвавшись  в  самую  сердцевину
гнездового разума, он услышал в ментальной плоскости надрывный вой:
   - ВТОРЖЕНИЕ... ВТОРЖЕНИЕ...
   Беспредельный ужас охватил гнездо,  принявшее  в  свои  недра  троянского
коня. Теперь пытливый разум по собственной прихоти пронзал кору  его  мозга,
разум, вызванный к жизни самим гнездом. И бороться с  ним  было  невозможно.
Впервые за свое долгое существование  гнездо  не  могло  сковать  активность
другой формы жизни. Осознание этого  факта  повергло  гнездо  в  хаотическое
состояние, известное заклинателям хитина как "поток отчаяния". Не залеченный
вовремя, этот  недуг  приводил  к  тому,  что  молодое  гнездо,  раздираемое
гражданскими  войнами  между  отдельными   группировками   визирей,   просто
распадалось на части.
   Но Чоузен, помимо всего  прочего,  мог  предложить  гнезду  то,  чем  оно
дорожило едва ли не больше, чем собственной жизнью: доступ к чужим знаниям и
памяти.
   С великой осторожностью он передал гнезду свои мысли:
   - От меня ты сможешь узнать то, что тебе нужно. - Красные лимоны лопались
у него перед глазами, растекаясь по языку,  -  остаточный  эффект,  даваемый
галлюциногенами. Поморгав, он избавился от них. К этому  времени  ему  стало
намного лучше, слабость и тошнота почти прошли.
   Он снова обратился к гнезду:
   - Я могу передать тебе знания!
   И гнездо услышало его. Всколыхнувшаяся в нем  надежда  перевесила  страх.
Неужели пленник принес с собой новости?
   Оно спроецировало в мозг Чоузена историю о Ксерксе и пришествии  Аризелей
тки Фенриллей. Историю о том, как хитиновые насекомые  поднялись  как  один,
стремясь превратить в единый улей свой мир и  более  того  -  породившую  их
Солнечную систему. Хитиновый  улей  стал  строить  корабли  для  межзвездных
странствий, огромные и сравнительно тихоходные транспорты класса НАФАЛ.
   Хитины проникли в глубины космоса. Они превратили Фенрилль в свою колонию
и разработали программу  по  превращению  планеты  в  улей.  Они  собирались
очистить Фенрилль от нехитиновых форм жизни, вывести  все  леса  и  насадить
вместо них  пищевые  монокультуры.  В  ответ  сработали  защитные  механизмы
планеты, но даже вудвосам хитины оказались не по зубам.
   Аризелям  тки  Фенриллям  пришлось  вернуться  из   своих   межвселенских
странствий, чтобы защитить метрополию и  ее  леса.  Вначале  они  попытались
уладить  дело  по-мирному,  путем   переговоров,   но   вскоре   обнаружили:
коллективный разум хитинов  настолько  косен  и  эгоцентричен,  что  с  ходу
отвергает саму идею  переговоров.  Тогда  Аризель  передвинул  черную  дыру,
поместив ее на орбиту хитиновой метрополии.
   Зглеб был желтой звездой довольно  преклонного  возраста.  От  внезапного
появления черной дыры всего в  нескольких  сотнях  миллионов  километров  он
вспыхнул новой  звездой.  Его  внешнюю  оболочку  сдуло,  огромные  огненные
протуберанцы выбросило  на  орбиты  планет,  наиболее  удаленных  от  центра
системы,