закрой глаза. Или в данном случае, когда сам ударился.
     Поэтому только из-за ощущения, схожего с приземлением на песок, и оттого, что тот осыпался, он автоматически принял его за дюну.
     Ну, а что такое дюна, как не осыпающаяся куча песка? Но это была не куча песка. Джилл понял это, как только перекувырнулся и повалился плечом и лицом в данное вещество.
     А также сразу же понял, где именно находится.
     Не песок, а ржавчина, и не дюна, а насыпь. Боже, железнодорожная насыпь, но для поезда самого странного типа, какой только можно себе представить!
     И тут с насыпи съехала, как на салазках, Анжела, и врезалась ему в спину, вышибив у него из легких то, что осталось от воздуха.
     - Спе-е-е-енсе-е-е-ер! - провизжала она и неистово вцепилась в него, когда раскрыла глаза пошире и уставилась безумным взором на все окружающее. А затем уже ахающим, недоверчивым шепотом:
     - Спенсер, ты знаешь.., знаешь, где.., где мы?
     Он кивнул, начал отвечать или начал бы, если бы тут не прибыл, тявкая и подняв тучу ржавчины, Барни. И тогда, отплевываясь от красных хлопьев этой дряни, Джилл, наконец, произнес:
     - О, да, я знаю, где мы. И место это по-прежнему ничуть не похоже на Канзас!
     Слева сидел Кину Сун, стряхивая трясущимися руками ржавую пыль со своей копны волос. За Суном лежал, распростершись, Джордж Уэйт, головой вниз по склону, наполовину зарывшись в красные окислы. Постанывая, он просто лежал там, не двигаясь. Миранда Марш и Фред Стэннерсли остановились справа от Джилла с Анжелой; явно невредимые, но потрясенные до глубины души, они просто съежились там.
     А затем Миранда вздрогнула, встряхнулась, огляделась кругом. И заметила одновременно со всеми остальными.., что Джека Тарнболла с ними нет.
     - Джек! - она, спотыкаясь, поднялась на ноги, повернулась туда-сюда. - Джек!
     - Миранда, - подошел к ней Джилл. - Миранда, не переживай. Он должен быть где-то здесь.
     Но она и слушать его не стала.
     - Джек! Где ты? Ах, ты, дурень здоровенный! Где же ты, черт побери?
     Анжела уже взяла себя в руки и, поднявшись на ноги, велела остальным:
     - Ищите хренова спецагента. - Джиллу впервые довелось услышать, чтобы она употребляла это выражение...
     Но все было без толку. Все остальные были здесь, даже Бар ни. Значит, Тарнболлу тоже полагалось быть здесь. А его не было.
     - Джек! - Миранда теперь выла, спотыкаясь и передвигаясь на четвереньках, когда принялась взбираться на насыпь.
     Кину Сун стоял, опустившись на колено, глядя на Джорджа Уэйта. Анжела подошла к нему и спросила:
     - Он в порядке?
     И Джордж ответил сам:
     - Я не могу, не смею двигаться, - прошептал он. - Моя.., моя голова! - Он лежал, повернув голову на бок;, его дыхание выдувало из уголка рта султанчики ржавчины; все остальное его тело не шевелилось.
     - Больно? - Анжела осторожно смахнула ржавчину с волос Уэйта. А затем, чуть менее осторожно, тщательно осмотрела скальп на макушке и на затылке. Ни одного следа - ни единого признака, вообще никаких свидетельств - того, что он когда-либо был иным, кроме как совершенно нормальным! Все следы выросшей из его головы штуки напрочь исчезли.
     - Она? В смысле, я?.. - Джордж дернулся, напряг мускулы, словно проверяя их, и сжал кулаки.
     - Ты в порядке? - вздохнула Анжела. И приложив все свои силы, перевернула его на спину. Джордж немного съехал по склону, затормозил руками и поднялся в сидячее положение. - Ты с этим справился! - заверила его Анжела, - Точно так же, как и все мы, ты справился со своим личным кошмаром.
     Лицо Джорджа было полукрасным от ржавчины, сделавшись еще темнее от прилившей к голове крови. Но искривившая губы, подергивающаяся усмешка выглядела менее чем нормальной, а глаза горели просто малость слишком ярко.
     Анжела подступила поближе и протянула к нему руки:
     - Ты в порядке, Джордж! - заверила она его. Но Джордж не согласился:
     - У-у, - покачал головой он. - Не совсем. - А затем вдруг схватил ее за плечи и принялся трясти:
     - Нет, думаю, я не в порядке, Анжела! - И теперь его усмешка превратилась в своего рода безумную гримасу.
     Джилл схватил Джорджа за грязный воротник, рывком поднял на ноги и ударил наотмашь тыльной стороной руки. Удар застиг его лишенным равновесия и отправил в полет вниз по склону. Джилл последовал за ним, встал, высясь над Уэйтом, и зарычал на него чуть ли не бешено, но бешено от страсти, а не от безумия.
     - Слушай, - прорычал Джилл. - Мы потеряли Джека Тарнболла. Не знаем, как, но потеряли. Миранду это наполовину свело с ума. И потому нам совсем ни к чему, чтобы ты совсем спятил. Анжела права: ты справился со своим личным кошмаром. Так что прими поздравления, Джордж, но не устраивай кошмаров нам! Мне лично, действительно, ни к чему какие-либо иные вдобавок к тем, какие у меня прямо сейчас.
     И слишком ярко горящие глаза Джорджа постепенно поугасли, и, наконец, он моргнул и покачал головой:
     - Кош.., кошмар? - переспросил он затем. - Но, Господи, Спенсер, побывал бы ты там, со мной! Тебе следовало бы почувствовать это! - Голос его представлял собой одно сплошное содрогание...
     - Спенсер! т - прозвучал с высоты дрожащий испуганный крик Миранды. - Отсюда я вижу солнце. Но это твое солнце. Я хочу сказать, это - твой мир. Твой безумный машинный мир.
     - Старайся не повышать голос, - крикнул в ответ Джилл, но тихо. - Спускайся и не высовывайся. Да, это мой машинный мир, и мы - в ржавой пустыне. Но тут водятся кое-какие машины, о которых ты еще не знаешь. - И, обращаясь к Джорджу:
     - Теперь ты будешь в порядке.
     - Вряд ли, - отозвался тот. - Но хлопот вам доставлять не стану, да.
     Фред Стэннерсли все еще лежал, не шевелясь. Джилл подошел к нему и спросил:
     - Фред, что стряслось?
     Тот посмотрел на него:
     - Это все моя пространственная чувствительность, - прошептал он. - Просто пытаюсь подавить ее, вот и все.
     То наше падение. Оно было странным.
     - Ты хочешь сказать, что тебе не удавалось вычислить время? Мне тоже. Оно длилось вечно, но происходило недолго.
     - Что-то вроде того, - кивнул Фред и сглотнул. - Я чувствовал, как мы падаем через какие-то странные места, Спенсер. Или, скорее, вообще через никакое не место. Эта моя чувствительность: она не клаустрофобия, агорафобия или любая иная фобия, какой можно подыскать название. Полагаю, я просто очень сильно осознаю наши три обыкновенных измерения. А пролетали мы только что не через любое из них.
     Миранда соскользнула по склону ржавой насыпи:
     - Спенсер, Джек отсек ту дрянь от головы Джорджа. Он...
     - Да, он постучал в дверь, - подтвердил Джилл. - Тот гигантский мозг был дверью.
     Она схватила его за руку:
     - Так почему же мы здесь, а Джек - нет?
     Джилл покачал головой и отвел взгляд.
     - Он угодил в свой личный ад? - Ладонь Миранды взметнулась ко рту. - Без нас? Но как такое может быть?
     К ним подошла Анжела:
     - Когда нас в первый раз забрал Дом Дверей, то случилось то же самое, - сказала она. - Только тогда это было еще хуже. Как-то раз мы все отправились каждый своим путем.
     - Но мы все снова соединились, - быстро вставил Джилл. - И такое может случиться опять. Так что еще просто-напросто не все кончено. Миранда, ты только помни одно: где бы там ни оказался Джек, он постарается вернуться к тебе. А мы постараемся сами добраться до него.
     Миранда посмотрела на него и сжала челюсти на узнанный им лад. На манер той железной леди, какую он знал в начале их авантюры.
     - Верно, - согласилась она. И скомандовала:
     - Пошли, все вы. - И (изумительное дело!) принялась снова взбираться на насыпь.
     - Что? - не понял юмора Джилл.
     Она обернулась и посмотрела на него:
     - Куда идут эти поезда?
     - Поезда? - нахмурясь, повторил он. - Ты имеешь в виду, вроде того, что взорвался, когда мы находились в умирающем машинном городе?
     Она кивнула:
     - Куда они едут?
     - В обе стороны, - ответил, пожав плечами, Джилл. - Некоторые выезжают в ржавую пустыню, а другие едут обратно в город.
     - Ну, тут один подъезжает, - сообщила она ему, - и, по-моему, нам следует сесть на него. Мы должны сесть на него, потому что если здесь Джека нет, то мы должны отправиться туда, где он есть.
     И тут Джилл впервые услышал очень слабый, но совершенно безошибочный чуждый лязг безумной машины, словно сошедшей с рисунков Хит-Робинсона: "Бум-бам!.. Бум-бам!.. Бум-бам!" В любом ином месте он знал бы, что она близко, почувствовал бы ее сразу, ощутил бы ее присутствие, но в этом мире его машинный талант работал из рук вон плохо. Окруженный ненормальностью, в ненормальной машинной вселенной с гудящими в голове помехами, смахивающими на гул от гигантской динамо-машины, он старался сосредоточиться, чтобы не слышать его.
     Но Миранда была права. Если поезд ехал сюда, неважно, с какого направления, то им следует проголосовать. И впрямь следует, так как в то время, как поезд был безвредным, тут водилисъ-таки другие машины, которых Миранда, Фред и Кину Сун пока еще не видели, и они "жили" в этой красной ржавой пустыне.
     Анжела схватила Джилла за руку:
     - А что, если он едет в пустыню? Я имею в виду, в глубь нее?
     - Там, в глубине, есть нечто, которое куда больше, чем пара гнезд ржавчервей, - ответил Джилл. - Там есть Дом Дверей - и нам известно, где именно.
     - Но что, если программа изменена?
     - Мы должны надеяться, что эта часть осталась неизменной.
     - А если поезд едет обратно в город?
     - То нам известно, где там двери, - кивнул Джилл. - А также знаем, каких надо избегать. Брось, пошли.
     Кину Сун и Фред помогли Джорджу, который казался хрупким, как бумажная кукла. Миранда ни в какой помощи не нуждалась, она беспокоилась о ком-то другом, она снова поднялась на насыпь так, словно родилась здесь. А Барни, конечно же, опередил их всех.
     - Вон в той стороне город, - показал Джилл, когда все стояли на насыпи. - А в другой стороне - гнезда ржавчервей и Дом Дверей.
     - Ржавчервей? - немного встревожено переспросили хором Фред с Джорджем. Последний, вероятно, читал о них в докладе Джилла, но все еще пребывал в ошеломленной состоянии, непригодном для попыток что-либо толком припомнить.
     - Просто молитесь, чтобы мы не наткнулись на какого-нибудь из них, - ответил Джилл.
     Анжела показала вдоль серебряных нитей рельсов на громыхающий объект, становящийся с каждым мгновеньем все больше и больше.
     - Этот поезд едет из города, - определил она. - И значит, мы отправимся к гнездам.
     - Верно, - кивнул Джилл. - Тот же поезд, те же гнезда, та же чертова история. А это означает, что, ржавчервей мы, вероятно, тоже увидим.
     - Тот же поезд? - озадаченно переспросила Миранда.
     - Тот, что взорвался, - ответил Джилл. - Если я прав, то все должно сложиться схожим образом по всем пунктам.
     - Все как прежде, все как прежде, - продемонстрировал Фред малую толику своего привычного чувства юмора, пусть и сомнительного.
     Но Джордж, хотя и стоял теперь на ногах намного тверже, все же выглядел сбитым с толку.
     - Тот, что взорвался? - нахмурился он.
     - Все стало таким же, как было, - попытался объяснить Джилл. - За исключением того, что мы вошли в программу в иное время и в ином месте. На этот раз мы не побывали в городе, и поэтому никакого скорпиона не забили в нутро поезда, и потому поезд не взорвался.
     - Поэтому, - продолжала Анжела, - с этого места в программе все должно произойти примерно так же, как в прошлый раз. Но.., как же мы сядем на поезд?
     - Поищите какие-нибудь куски мусора, утиля, чего угодно, лишь бы побольше, - распорядился Джилл. - Мы свалим все на рельсы. Этот малый по ходу дела расчищает путь, производит ремонт. А когда он остановится поработать с нашим препятствием, мы и заберемся на борт. Идет?
     И все принялись за работу. Даже Джордж...

***

     А в "Альт Дойчехаузе", в Берлине тысяча девятьсот семидесятого года, никогда не существовавшем нигде, кроме как в голове и в памяти Джека Тарнболла, начало, наконец, что-то происходить. И началось это с мерцавших на экранах бесстыдной процессии порнографических фильмов. Или правильнее сказать, на совсем особенном экране над стойкой, на том, который находился прямо перед развалившимся на стуле в угловой нише Тарнболлом.
     Первое, что привлекло внимание Джека и приковало к себе его сонный взгляд, это непривычный цвет, тот факт, что фильм перестал быть черно-белым. И это, и его неожиданно высокое качество - в смысле, техническое качество собственно пленки в противоположность сомнительному содержанию - заставило спецагента сосредоточиться. На самом-то деле он дернулся, резко выпрямившись на стуле, чуть-чуть не вскочил на ноги, когда там, прямо у него перед глазами, начал разворачиваться в отличном цвете этот новый образчик порнографии больше натуральной величины.
     Цвет, отчетливые подробности, кажущаяся близость актеров там, где те заполняли центр экрана и, наконец, сами актеры - притянули к себе взгляд спецагента, словно железные опилки к магниту. Их было всего двое, лишь двое актеров, или точнее, игроков, в хорошо освещенной комнате с рельефными, хотя неяркими и разноцветными занавесками и нейтральными коврами, где все выглядело идеально скоординированным - с расчетом приковать взгляд зрителя к круглой постели с черной простыней. И к игрокам, конечно же.
     Игроки...
     Одним из них являлся Сит-Баннермен, стоящий нагим, подбоченясь рядом с постелью, и лицом к зрителям; фактически, лицом к Джеку Тарнболлу. Не возникало никаких сомнений, что с экрана смотрит именно красивое человеческое (нечеловеческое) лицо Сита - или, скорее, лицо конструкции-Баннермена, скрывавшее его истинное, пришельческое обличье - но Тарнболл смог очень даже запросто усомниться насчет его тела. Так как, несмотря на то, что тело было тем же самым, имелось одно огромное отличие.
     Та первоначальная конструкция - Сит-Баннермен, которому спецагент разнес руку (оружие) на несколько алых сарделек той ночью в Киллине, в Шотландии, который попытался растоптать его, словно здоровенный бешеный бык, прежде чем скрыться в ночи - была всего лишь инопланетной конструкцией. А конструкция, инопланетная или любая иная (если она не являлась "куклой" того типа, к которому благоволили лица, имевшие трудности с чисто человеческими отношениями или хитроумной моделью для студентов, изучающих анатомию), не нуждалась в том "оборудовании", которым оказалась снаряжена эта. Фактически, первоначальный Сит-Баннермен был совершенно бесполым. О, с виду-то эта конструкция походила на мужчину, но зачем глубоководному скафандру - или космическому скафандру, если уж на то пошло - пенис и яички?
     Но там, где Тарнболл описывал конструкцию Сита-Баннермена в ее первоначальном виде как "здоровенный бешеный бык", это новое создание он мог бы описать только словами "висюлька, как у быка". И, пожалуй, не преувеличил бы.
     Прочие завсегдатаи "Альт Дойчехаузе" пораженно ахнули. Для них это тоже оказалось в новинку. Вполне естественно, так как демонстрируемое действо являлось сработанным синтезатором сюжетом из кошмара спецагента. Или, скорее, садистским дополнением к программе со стороны Сита.
     Что же касается другого актера - или актрисы - то та находилась на постели, которая, как теперь стало видно, вращалась, но медленно-премедленно. Она стояла на коленях, раздвинув ноги, широко разведя руки в стороны и опустив плечи. И стояла она спиной к зрителю. Все показывалось предельно отчетливо, в черно-розовом цвете на фоне многослойных, неярких комнатных занавесок и шелкрвисто-черном заднике простыней, когда вращение постели постепенно привело ее в профиль, но лицом не к Ситу-Баннермену.
     Именно это и происходило на экране, это послужило прелюдией к откровенно и даже пугающе сексуальной сцене. А вне экрана посетители "Альт Дойчехаузе" впали в совершенно нехарактерное безмолвие. Они привыкли и даже приучились к дешевым, дрянным, бородавки-и-все-такое-прочее порнофильмам.., но это было нечто иное. И в голове у Джека Тарнболла гремел глухой, отдаленный рев, становящийся с каждой секундой все громче и громче, и, затмевая все прочее, когда черная постель продолжала вращаться, стоящая на ней в эротической позе женская фигура постепенно поворачивалась лицом к зрителям.
     Но лицо ее оставалось направленным прочь от камеры, она оглядывалась на проделанный ею путь, и волосы спали ей на щеку и подбородок так, что спецагент не мог пока разглядеть ее лица... Не мог быть уверен в том, что более чем наполовину подозревал. С другой стороны, Сит-Баннермен выглядел вполне уверенным. И даже самоуверенным. Направляя двумя руками свой чудовищный, восставший член, он дождался, пока женщина не оказалась точно на нужном месте, а затем забрался на постель.
     И, Господи, она была готова принять его! Она толкнула зад, насаживая себя! И лицо ее свесилось с противоположной стороны постели, а груди подпрыгнули, когда он вонзал себя в цель, вновь, вновь и вновь.
     А постель продолжала вращаться...

***

     Сит-ггуддн смотрел через тот же экран на Тарнболла, как тот сидел в углу с отвисшей квадратной челюстью.
     Его голубые глаза больше не заволакивались туманом под полуопущенными веками, а вылезали из орбит, и тело сделалось напряженным, но (предполагал Сит) бессильно оцепеневшим. И Сит точно знал, что именно видел Тарнболл, так как та же сцена проигрывалась на одном из экранов компьютера в центре управления.
     В самом-то деле Сит оказался в весьма затруднительном положении, решая, на каком же предмете ему лучше всего сосредоточиться: на настоящем человеке или же на целиком вымышленном, созданном компьютером событии, являвшимся частью кошмара этого человека - и все же только половиной его настоящей сущности.
     Потому что другой половиной, наверняка, являлось бессилие самого Тарнболла, вызванное его губительным пристрастием!
     И вот он сидит, застыв на своем стуле - с отхлынувшей от лица кровью и все еще прилипшей к подбородку не то слюной, не то пеной от последней выпитой им кружки пива - и теперь кожа в уголке рта у него подергивалась в тике. Неандерталец, спецагент Джек Тарнболл, бессильный сдержать в узде свою склонность к пьянству и теперь сделавшийся еще более бессильным в силу таких излишеств. А черная постель по-прежнему вращалась, но уже повернулась под таким градусом, где Тарнболлу, наконец, будет позволено увидеть лицо женщины. Лицо Миранды Марш!
     Но такое лицо. Лицо, полное неописуемой похоти, когда ее груди так и подпрыгивали, а рука тянулась назад и вверх у нее между ног, чтобы схватить и потянуть за бешено бьющиеся яйца Баннермена. Истекающий слюной, ахающий рот, дергающийся в гримасе боли, страсти и невыносимого наслаждения. Ноздри раздуты, бешено втягивая воздух, чтобы придать сил ее экзерциям, когда она подавалась назад почти с такой же силой, как эта штука подавалась вперед!
     А потом ее взгляд встретился со взглядом зрителя - а конкретно, со взглядом Джека Тарнболла - и ее покрытые слюной губы изогнулись в ах-какой-понимающей улыбке! И беззвучный, но оглушительный хохот Сита-Баннермена, когда тот сжал ей ягодицы на своем здоровенном колу пениса и продолжал вонзать его в цель, глядя в то же время прямо в глаза спецагенту!
     Внимание Сита сосредоточилось теперь на сексуальном акте. Синтезатор превзошел самого себя. Сит лишь не мог понять, почему же ему дозволили так долго наблюдать. Потому что это, должно быть, самая жестокая из всех мук, грань, где Тарнболл, наверняка, должен опуститься, впав в животное бешенство. Но нет, нет - это будет следующим действием, когда рослого спецагента уволокут отсюда, бросят в камеру и оставят там гнить; и рассудок его тоже будет гнить, с ужасом осознавая, чему он только что стал свидетелем.
     И вот оно началось: рослый чернокожий капрал военной полиции и двое младших капралов появились из-за изогнутой дугой перегородки, поднялись по ступенькам и направлялись к пьяному и плачущему навзрыд Тарнболлу. И все трое чертовски ра