я и отпустил руку спецагента:
     - Да, сэр! - рявкнул он, и снова посмотрел на Тарнболла. - Э, это как-то связано с той военной игрой, которую проводят на стадионе? - Он имел в виду Олимпийский стадион 1938 года, штаб-квартиру английского сектора Берлина. Еще одна возможность отбрехаться.
     - Вы хорошо осведомлены, капрал, - одобрительно произнес спецагент. - Я и не подозревал, что американцам известно об этом... Но да, я лидер команды "беглецов в розыске". - Что в некотором смысле могло быть близко к истине.
     Капрал покачал головой.
     - Ну, слыхал я, что вы, бриты, играете жестоко, но... - Он снова покачал головой, окинув взглядом Тарнболла. - В любом случае, могу ли я что-нибудь для вас сделать, сэр? Могу я вам чем-нибудь помочь?
     - Нет, - покачал головой Тарнболл и снова передумал:
     - Ну, есть одна малость.
     - Да, сэр?
     - У вас есть с собой полицейский блокнот?
     - Да, сэр, - и извлек его.
     - Мне нужно доказательство, что я был здесь, - пояснил ему Тарнболл. - Своего рода график движения, контрольный пункт, понимаете?
     - Разумеется. Так что же я могу сделать?
     - Запишите: "Видел полковника Джека Тарнболла около Банхоффа <Банхофф (нем.) - вокаал.> "Шарлоттенберг", Берлин", - продиктовал спецагент. - И проставьте дату и время, а потом распишитесь. - И когда капрал закончил:
     - А теперь вырвите эту страничку и отдайте ее мне.

***

     - Э-э? - нахмурился рослый ВП. - Но, полковник, это же будет повреждением официального документа, сэр.
     Тарнболл кивнул.
     - Это ничего - я распишусь на следующей страничке, как изъявший. Сколько у вас вообще-то подписей полковников, капрал?
     - Ни одной! - усмехнулся тот. - Вплоть до этой минуты.
     Тарнболл взял вырванный из блокнота листок, посмотрел на время и дату: 18:00 часов, 24 апреля 1970 года. И это решало вопрос. Но теперь он покачнулся, когда до него, наконец, дошло все, что вытекало из данной ситуации. И громадный капрал участливо спросил:
     - Вы уверены, что с вами все в порядке, сэр полковник?
     "Нет, черт возьми!" - хотел сказать Тарнболл, но сказал вместо этого:
     - Да, я в порядке. Просто устал и проголодался. - Он похлопал себя по карманам. - Беглецам ведь не выдают каких-то денег, понимаете?
     Капрал откинул в сторону полу плаща, вынул пачку денег и усомнился:
     - А разве это не будет считаться нечестным?
     - Вовсе нет, - заверил его Тарнболл. - Это называется инициативой. А уж чего-чего, а ее-то у меня в избытке. - "Чертовски верно!"
     - Двадцати хватит?
     Двадцать дойчмарок? В Берлине 1970 года? Несколько кружек пива, чертовски хорошая закуска, место в "клоповнике" и завтрак на следующее утро - ну, если будет какое-то следующее утро. Но он для виду принялся отнекиваться:
     - Нет, я не могу этого сделать, - отказался было Тарнболл, и спросил себя: "Что? Почему бы, и нет, черт возьми? Он же не настоящий! Он лишь то, как мне запомнилась обстановка, вот и все".
     - Разумеется, можете, сэр полковник. Я хочу сказать, для меня это будет честью. Моя фамилия у вас на листке есть. Когда игра закончится, вы можете прислать мне двадцатку.
     - Вы чертовски хороший парень, капрал, - пожал ему руку спецагент.
     - И может быть, я смогу вас куда-то подбросить? - Рослый негр кивнул на улицу, на стоящий там, у тротуара, "воронок" ВПСШ. И Тарнболл сразу же понял, куда ему хочется отправиться больше всего на свете и прямо сейчас. О, ему действительно хотелось бы отправиться туда, где бы там ни находилась Миранда. Но, поскольку он даже не знал, где это, то должно сойти и то, другое местечко. Пиво, закуска, "клоповник" и завтрак, все в одном флаконе. Если дело протянется столь долго. Если не случится ничего, мешающего ему протянуть столь долго.
     - Э, "Альт Дойчехаузе"? - вопросительно посмотрел он на капрала.
     И негр снова нахмурился:
     - То заведение? Туда не положено ходить военным, сэр полковник.
     - Верно, - согласился Тарнболл. - Именно потому-то никто и не будет ожидать обнаружить меня там. И это мой следующий контрольный пункт. Он здесь как раз по пути, понимаете? Но, видите ли, я не могу позволить себе, чтобы меня увидели входящим туда. Эй, гляньте-ка на меня! Ведь сразу же видно, что я из "беглецов"?
     Капрал помог ему забраться в машину, своего рода "черный воронок", и сам занял сиденье водителя. Позади них, в клетке, составлявшей основную массу этого автофургона, двое сильно избитых чернокожих солдат в форме, американцы, глянули на Тарнболла через забранное стальной решеткой окошечко.
     - Дерьмо, - выругался под нос один из них. - Нас там, куда не положено ходить, забирают, - а его туда доставляют!
     - Привилегия звания, солдат, - уведомил его Тарнболл и задвинул дверку окошечка у него перед носом.
     А затем, обращаясь к капралу:
     - Именно потому-то вы и здесь, в английском секторе? Забрать этих двоих? Где они гуляли?
     - Там, где им бывать не полагалось, - усмехнулся во весь рот капрал. - Они были в "Альт Дойчехаузе", сэр полковник!
     Тарнболл кивнул и поинтересовался:
     - И это вы их так отделали?
     - Минимум силы, сэр, - пожал плечами капрал. Они в самоволке, набрались пива и сопротивлялись при аресте.
     - Хорошая работа, - снова кивнул Тарнболл. И сильно порадовался, что полевое обмундирование на нем английское. - Но скажите-ка мне кое-что: почему вы не проверили мое удостоверение? Ведь при всем, что вам известно, вы, возможно, помогаете преступнику.
     - У-у, - покачал громадной головой американец. - Когда вы сказали, что служите в Разведке, я сразу понял, что так оно и есть. Вон тот автомат? Английский?
     Понимаете, я немного разбираюсь в автоматах: "Имеешь автомат, будешь путешествовать", улавливаете? - но такого я никогда раньше не видывал. Специальное оружие для элитного корпуса, верно? И в любом случае, будь вы преступником, то как, черт возьми, вы по-вашему сумеете остаться на воле в Берлине, а? И как выберетесь отсюда? Никак, сэр полковник. Берлин - это, черт возьми, самая большая тюрьма в мире!
     - Вы - украшаете собой ВП, капрал, - похвалил его Тарнболл. - Да и все равно никакого удостоверения у меня нет. Противник хватает "беглеца", обнаруживает его удостоверение, и он конченный человек. Особенно полковник разведкорпуса.
     И капрал понимающе кивнул.
     - Мне вполне ясно, как такое получится, сэр. Да, сэр!
     И через несколько минут он высадил Тарнболла у "Альт Дойчехаухе"...

***

     "Альт Дойчехаузе" был одним из тех заведений. В юности оно завораживало Тарнболла. Ведем речь о "Kultur"? В мире, который он временно (как он надеялся) оставил, если бы кафе "Жесткая Попса" назвали "Жесткая Попка" и соответственно декорировали, то какой-нибудь "Альт Дойчехаузе" нашелся бы в любом крупном городе или столице западного мира. И Тарнболл знал, что действительно несколько таких притонов имелось здесь, в Берлине, и в Сохо, и на Стрейт-стрит или "Кишке" в Ла-Валетте, и в Гамбурге, и в Париже, и так далее, и тому подобное. Знал потому, что часто посещал большинство из них. Э-э, по долгу службы, конечно же.
     Конечно, в те времена - времена "Последнего танго" и "Глубокой глотки", отечественные фильмы и журналы с голяками, где женские тела показывались изнутри столь же часто, как и извне - это выглядело устаревшим.
     Ха! В те времена! Но тут же 1970 год, и это - Берлин. Или, во всяком случае, нечто, чертовски на него похожее. Чертовски верно, он очень похож, так как был извлечен прямиком из его головы. Если он все-таки не напрочь выжил из ума! Оккупированный, разделенный, Берлин-аквариум, город, где невозможно уединиться, где так называемая "Kultur" и декаданс шли рука об руку. Или (в заведениях, вроде "Альт Дойчехаузе") с х.., хреном под руку.
     Выглядел Тарнболл непрезентабельно. Но это-то завсегдатаев "Альт Дойхехаузе" особо не взволнует. Сложенный приклад его пистолет-путемета не очень-то выпирал из-под свободносшитой его камуфляжной куртки. Да и что, если бы и выпирал? Поскольку Тарнболл смахивал с виду на бродягу, то там, вероятно, бутылка.
     А с другой стороны его уравновешивала клешня скорпиона, которую он тоже засунул в один из своих огромных внутренних карманов. В любом случае, никакого швейцара при входе в "Альт Дойчехаузе" не наблюдалось.
     Внутри заведения все оказалось точь-в-точь таким, каким он помнил (что естественно), но Тарнболл все же. на миг остановился - миг, скорее нестареющего, всегда свежего удивления, чем настоящей ностальгии - глянуть на стены. Потому что выше доходящих до пояса деревянных панелей эти стены служили киноэкранами.
     Выкрашенные в не совсем белый цвет, они мерцали, живя дергающейся жизнью, демонстрируя порнографические фильмы, проецируемые с противоположных сторон помещения. Но жужжание кинопроекторов терялось в гомоне посетителей, и лучи пробивались сквозь клубы сигаретного дыма. Иной раз кто-нибудь загораживал экран, пересекая, неуверенно пошатываясь, пивной зал, и титьки или иные части тел проплывали по его ничего не подозревающей спине или морде либо по обеим, если он стоял там, где лучи пересекались.
     Тарнболл поднырнул под лучами, прошел к стойке и заказал "шультхайс" потной женщине, которая запросто могла быть переодетым в женское платье бывшим командиром танка.., или, может, самим танком.
     - Унд айн циммер? - спросил он, когда она доставала пенящуюся поллитровую кружку. - Ну, знаете, комната? Вас костет?
     Она чуть склонила голову на бок и усмехнулась:
     - Мит одер оне?
     С или без. И она имела в виду отнюдь не ванную.
     Спецагент пожал плечами, посмотрел на свое пиво:
     - Нах фюнф одер сехс, - хмыкнул он, - эс махт нихт. - После пяти-шести кружек пива это не будет иметь ни малейшего значения.
     - Ден тринкен зи драй! - рассмеялась она.
     И Тарнболл тоже рассмеялся. Тогда ему следует выпить только три, посоветовала она ему. Да, неужели?
     Но при виде пива у него уже слюнки потекли. Бочковое "шультхайс" - Боже правый!
     Он протянул ей деньги, но она отказалась, мол, нет, первая бесплатно. И так как он казался таким милым парнем, то она даже принесет ему вторую кружку к его столику. Бесплатно, если он остается и покупает. Э-э, он ведь остается, не так ли? И будет платить?
     В голове у спецагента тревожно зазвенела сигнализация, но он все равно кивнул. Да, он останется. Он вдруг начал понимать, почему вообще заявился сюда: его привел инстинкт. И ему требовалось лишь немного времени, чтобы все обдумать, подробно проанализировать.
     - Ин ди экке, - указал он на столик в нише стены-перегородки с занавесом из унизанных бусами нитей, где парочка могла найти хотя бы небольшое уединение.
     Но в подобном заведении парочка кого?
     К его столику вели две покрытые ковром ступеньки, и он стоял за парой замызганных комнатных растений в ненадежно уравновешенных терракотовых кадках; с этого наблюдательного пункта ему открывался приличный обзор почти всего зала по его сторону изгибающейся дугой перегородки. Заняв свое место, сидя спиной к наружной стене, он обвел взглядом помещение. Правда разглядеть чего-либо не очень-то удавалось. В "Альт Дойчехаузе" всегда царил своего рода вечный мрак, даже среди бела дня.
     Народу еще не набилось битком, и не набьется еще часов до десяти, а то и десяти тридцати. А потом он повалит сюда толпой, главным образом, неудачники. Что же касалось геев, то они направятся в "Сумеречный Драй унд Драйциг" неподалеку от Банхоффа, железнодорожного вокзала Шарлоттенбурга, откуда он только что и приехал. А "туристы", те, кто пришел сюда только ради пива, они скоро сцепят руки и будут раскачиваться направо-налево под мелодии одетого в ледерхозен <Ледерхозен - баварские кожаные шорты.>, хлопающего по коленям ум-па-па, ум-па-па оркестра в "Хофбраухаузе" на Курфюрстендам.

***

     Боже, как он любил этот город молодым солдатом! А теперь ему бы хотелось убраться отсюда куда подальше.
     И в то же время у Джека Тарнболла зуд пробегал по каждому корню каждого волоса на голове, когда он смотрел на белую шапку пены на своем пиве. Когда спецагент поднял кружку, у него дрожала рука. А когда он прикоснулся к ней губами, то затрепетал уже всем телом. Дармовое пиво, здесь в Берлине. Да при том еще "шультхайс". И никакого Спенсера Джилла, способного остановить его, никакой Анжелы Денхольм, способной разозлиться на него, и никакой.., никакой Миранды.
     Личный ад Джека Тарнболла? Ладно, тогда кто же он тут? Падший ангел? В таком случае - и оставляя за скобками отсутствие Миранды - все могло обстоять лишь так, что он пал в обратную сторону, из ада в рай!
     И снова он спросил себя: да ну? Но этим синтезированным кошмарам полагалось воздействовать совсем не так, не правда ли?
     Он снова окинул взглядом помещение и прислушался. Тихие, журчащие голоса; звон бокалов, бутылок; грохот музыкального автомата, вероятно, наверху. Теневые фигуры, видимые сквозь клубы сигаретного дыма; пылание кончиков сигарет; лица в профиль, мерцающие под жужжание кинопроекторов. И черно-белые фильмы на стенах, искаженные тела, гротескные акты.
     И запах пива и шнапса.
     Тарнболл снова поднял кружку. Быть или не быть?
     Ад или рай, или смесь того и другого?
     Через несколько минут кельнерша - та, смахивающая на панцер <Пандер (нем ) - танк.> барменша, - подошла к нему со второй кружкой пива. И на этот раз:
     - Эссен, - попросил он. - Хабен зи этвас? - Он шлепнул двадцатку на стол, накренился вперед и сжал ей бедро.
     - Боквюрст? - она игриво шлепнула его по руке. - Одер шинкенбротхен?
     - Сэндвич с ветчиной? Да! - одобрил спецагент. - И боквюрст? Хот-дог? Подойдет. С картофельным салатом - я хотел сказать, э-э, картоффельн залат?
     Она кивнула и спросила:
     - Унд сенф?
     - С немецкой горчицей, - вздохнул Тарнболл. И причмокнул:
     - Чертовски верно! - А затем, когда она повернулась и отошла от его столика, поднял свою вторую кружку...

***

     Сит-ггуддн радовался от души. Еще со времени своего предыдущего пребывания здесь в качестве фонского наблюдателя, Сит кое-что понял в губительных пристрастиях человечества. А также кое-что в его вожделениях. В тот раз на Королевской Миле в Эдинбурге, в ту ночь под Новый год, он увидел, с какой лихорадочной быстротой поглощают они спиртное, а также увидел, что оно делало с мужчинами. И получил свидетельство из первых рук по части того, какими потаскушками оно могло сделать определенных женщин.
     Конечно, все это было для него "чуждыми" понятиями, но фоны (а теперь ггуддны) хорошо разбирались в обычаях чуждых рас. Приходится разбираться в них, когда занимаешься таким делом, как колонизация. А что касается огромного компьютера, синтезатора, Дома Дверей, - то все это мероприятие вообще было бы невозможным, не умей он проникать в мысли, чувства и эмоции чуждых разумов и расшифровывать их. Но он умел, проникал, расшифровывал, и, благодаря прежним знаниям синтезатора и Сита, последний вполне понимал затруднительное положение Джека Тарнболла. Бурная радость Сита проистекала из того, что Тарнболл не устоял и попал в это затруднительное положение, поддался этому губительному пристрастию, и более того, что ему скоро придется поплатиться за это.
     Телохранитель - агент - Джек Тарнболл? Ха! Стоит лишь отобрать у него грозную силу, его решительность, а потом поиздеваться над ним, указав на его же слабость и разложение всего самого дорогого.., и это совершенно уничтожит его!
     Следя за ним весь последний час, Сит наблюдал за тем, как Тарнболл постепенно впадает в алкогольное оцепенение. Ну, не совсем в оцепенение, пока еще нет... но оно, безусловно, надвигалось. Сущий ад для рослого спецагента? О, да: он быстро настигал его прямо здесь, в этом варианте Берлина. Сит подтвердил первоначальную проекцию синтезатора и согласился с его планом атаки, но также применил, какое сумел, вето по вопросу кратчайшего пути к данной цели. Потому что он, конечно же, хотел насладиться муками спецагента до самого конца. Однако так как компьютер был машиной фонов, у него имелись встроенные реле отключений. Даже сейчас Сит не мог сказать наверняка, насколько далеко позволит зайти синтезатор. Он полагал, что это в основном зависит от степени психической дегенерации Тарнболла ближе к концу теста. Но пока компьютер, похоже, принимал дополнительные директивы Сита.
     Да, принимал их, и все же.., приводил в замешательство, так как одновременно не давал доступа. Сит мог наблюдать за тем, как организуется это тяжелое испытание, как оно воздействует на субъекта, Джека Тарнболла, но не мог "настроиться на его волну" и прочувствовать его с точки зрения спецагента. Надо полагать, синтезатор считал это выходящим за рамки его моральных ориентиров; именно тут и срабатывал один из его отключателей, так как ему не полагалось, чтобы наблюдатель наслаждался муками жертв... (или, скорее, испытаниями тестируемых образчиков).
     Но в любом случае Сит наслаждался, просто наблюдая. Наблюдая, как доставлялось пиво; видя, как спецагент поглощал его, и радуясь, что оно поглощало этого... этого неандертальца. Жалко, что в "Альт Дойчехаузе" нет освещения получше. Но то, как Тарнболл сидел, привалившись к стене, вытянув под столом ноги; то, как он покачивался то в одну, то в другую сторону, когда алкоголь пропитывал его систему, и то, как глядел из-под полуопущенных век на противоположную стену - фактически, смотрел прямо на Сита, но, конечно же, не видя его. Становилось очевидным, что усталость, как психологическая, так и физическая, взяла свою дань. Верно, он закусывал, но съеденное привело лишь к тому, что он расслабился. Оно никак не смягчило одурманивающее воздействие пива.
     Личный ад спецагента? Это пьяное состояние, достижение, которого доставляло ему такое большое удовольствие? Ну, пока еще не его ад - всего лишь пока, - но он теперь уже очень близок. Фактически, выбор времени синтезатор оставлял полностью на усмотрение Сита, так как тот лично организовал начало операции.
     И сам привел ее в движение.., и наблюдал за тем, как мир и мышление Тарнболла дезинтегрируются в хаос, который мог закончится только полнейшим и необратимым безумием.
     И эта последнее соображение было вдохновляющей мыслью, пришедшей на ум в такой удачный момент.
     Локоть спецагента скользнул по мокрому столу, отправив кружку на пол, чтобы разлететься вдребезги, а голова дернулась, сорвавшись с подставленной ладони, и свисла на много принявшую грудь. Сит решил больше не ждать, а действовать немедленно...

Глава тридцать пятая

     Со звенящим в ушах криком ужаса Анжелы, Спенсер Джилл падал или ему казалось, что падал, достаточно долго. И пока падал, думал: "Если тот мозг был настоящим мозгом, и если мы падаем прямо сквозь какую-то гигантскую личность с головы до пят, то умрем все до одного задолго до того, как ударимся. Или же сразу после падения".
     Да, сумасшедшая мысль.., но, впрочем, разве идея не заключалась именно в этом? Что синтезатор подведет их к самым пределам безумия? Нет, идея не в том. Идея заключалась в этом прежде, до того, как Сит изменил правила. Но теперь не существовало никаких пределов.
     Если они не навязывались самим синтезатором.
     И Анжела тоже должна падать - падала, потому что он по-прежнему слышал ее отзывающийся эхом крик - и Миранда, Фред, Джек, Кину Сун, Барни, и даже (изумительное дело) бедный Джордж Уэйт. Или, может быть, не такой уж и бедный, если им удалось пережить подобное испытание, и если рассудок Джорджа по-прежнему оставался в целости. Такими были некоторые из мыслей Джилла в те секунды, минуты или в любое иное время, когда они падали.
     А затем...
     Хрясъ! И тонкая корка песка поддалась у него под ногами, и он скатился по крутому склону дюны. Джилл всего этого не видел; он скорее чувствовал, чем видел это, так как катился с полузакрытыми глазами. Ожидая боли и даже смерти, он не хотел увидеть приход Костлявой. Тут действовал тот же принцип, какой он использовал мальчишкой на Кипре, когда встречал лицом большую волну - ударит вал, а ты зажми нос и