ы вместе с Кину Суном, постоянно кашлял и давился. Стэннерсли поотстал на полдюжины шагов, чтобы помочь Суну волочь Уэйта вперед и вверх. Оглядываясь назад, Джилл увидел, что они проигрывают битву, но не понял - почему.
     "Туман" рассеялся так же внезапно, как и возник; и впереди вырос голый холм из того, что с виду походило на покрытую бороздами почву, а позади от страшных горизонтов накатывалось медленно клубящееся море из того же материала.
     - Эти пары, или чего оно там такое, слоистые, - показал дрожащим пальцем на клубы тумана Джилл. - Но здесь, наверху, они, кажется, рассеиваются. Мы сможем действительно дышать.
     - Это достаточно верно, - кивнул рослый спецагент. - Но, Спенсер, твоей двери лучше бы тоже быть там, наверху, потому что мы не сможем снова спуститься в эту дрянь.
     И словно для того чтобы опровергнуть его, сзади раздался крик. Внизу, в клубящемся тумане, неясные фигуры, казалось, с чем-то боролись.
     - Не сможем спуститься обратно? - застонал Джилл. - Ну, похоже, нам все-таки придется это сделать.
     Рухнувших на эту упругую, покрытую странными бороздами "почву" Миранду и Анжелу оставили откашливаться и отхаркиваться, успокаивая друг друга, тогда как Джилл с Тарнболлом спустились в зловонные испарения.
     И там они обнаружили Суна и Стэннерсли, бьющимися со струпом, который, похоже, атаковал Джорджа Уэйта!
     Длинные, похожие на ветви папоротника, лоскутья вещества вырастали у его ног, раздувались, словно какие-то странные грибки, обвивались вокруг его ног, бедер, талии. Трепещущие, покрытые белыми чешуйками усики казались живыми.., они и были живыми и шарили вслепую по его лицу, норовя залезть в ноздри, уши и рот. А Джордж тонул: дымящаяся воронка образовалась прямо под ним, его засасывало в хлюпающий центр, который пузырился едкой влагой.
     - Что за черт? - Рослый спецагент не мог взять в толк увиденное, но Джилл считал, что ему достаточно хорошо известно, что это за черт.
     - Это кошмар, Уэйта, - прокашлял он в тошнотворной вони. - Разве ты не знаешь, что это за грязный материал? Что такое, в самом деле, это место?
     Но Тарнболл уже сражался вместе с Суном и Стэннерсли за Джорджа, что, пожалуй, и к лучшему. Потому что если бы Джилл объяснил ему свою теорию.., то даже спецагент мог бы испугаться и вернуться на холм в более чистую атмосферу.
     Джилл испытывал желание именно так и поступить, как поступило бы большинство людей, но был сильнее своих желаний и знал, что это - Дом Дверей, и что вся группа проходят сейчас испытание, и бедного Уэйта испытывают до предела в его личном кошмаре.
     - Оставьте меня! - пронзительно кричал Уэйт. - Убирайтесь! Уходите, пока она и до вас тоже не добралась! Неужели вы не видите, что она живая? Она жила во мне.., а теперь живет вне меня. Но она по-прежнему хочет поглотить меня... Боже, о. Боже.., она по-прежнему хочет поглотить меня!
     Воронка раскрылась шире, и Уэйт снова вскрикнул, соскользнув еще глубже. Стэннерсли и Кину Сун держали его за одну руку, а Джилл с Тарнболлом крепко вцепились в другую. Но Джорджа всасывало с невероятной силой, и мякоть у них под ногами содрогалась, делаясь черной и болезненно желтой по мере того, как расширялась окружность воронки, угрожая засосать и их тоже.
     А чувствующие и целеустремленные усики пробились в рот, нос и уши Джорджа.., и лицо у него покраснело от крови, хлынувшей их них!
     Обессилев от ужаса, четверо спутников отшатнулись от этого невыносимого зрелища и почувствовали, как руки, запястья и пальцы Джорджа выскальзывают из их рук и пальцев, и услышали чавкающие звуки "antant", звуки этой мерзостной земли, которая в буквальном смысле съела их спутника! От Джорджа осталась лишь плавающая на подвижной поверхности сумка-баул... После чего они, держась друг за друга, принялись с трудом карабкаться обратно на холм...

***

     - Спенсер, - подняла на него взгляд Анжела, когда он, шатаясь, подошел ближе. Она подняла руку, и он помог ей подняться на ноги. Затем она посмотрела на пришедших вместе с ним: Суна, Стэннерсли и рослого спецагента. Но.., где Джордж Уэйт? Глаза ее расширились, когда она увидела выражения их лиц; эти изможденные лица, эти запавшие глаза, и не только из-за дымов. - Джордж?
     Джилл растерянно покачал головой.
     - Джордж... - проговорил он, - погрузился в гниль, в воронку. Те грязные струпья - живые. Во всяком случае, это какая-то разновидность жизни. Она.., она его съела.
     - Фактически, она и была им, - Тарнболл помог Миранде подняться и посмотрел на Джилла в поисках подтверждения. И Джилл понял, что ему не нужно беспокоиться из-за него, что спецагент уже угадал правду.
     - Да, что-то вроде того, - сказал Джилл. - Это кошмарный мир Уэйта, а вещество и есть его личный, самый страшный кошмар. Какая-то своего рода раковая культура, заражающая весь.., что, мир?
     Не успел он договорить, как почва у них под ногами задрожала. Она задрожала вновь, тряся их, пульсируя от внутренних толчков.
     - Вулканическая деятельность, - определил Стэннерсли. - Это может быть только она. Эти газы - результат вулканической деятельности. И под ногами у нас не почва, а своего рода пемза, лава. Она мягкая, теплая и проседает под ногами. А борозды или извилины вызваны медленной рябью, когда это вещество вытекает на поверхность. А то тускло-красное свечение под ней, возможно, течение настоящей лавы, поднимающейся, пузырясь, снизу.
     Миранду забила неудержимая дрожь в объятиях Тарнболла, и она прильнула к нему, посмотрев на волнистую поверхность.
     - Это похоже на какой-то безобразный коралл-мозговик, - содрогнулась она. И Джилл понял, что должен сообщить им самое худшее.
     - Мягкий, теплый, в извилинах и безопасный на вид, - перечислил он. - Но это не вулканическая деятельность и не лава или коралл. А на мозг он похож, потому что...
     - Потому что.., это и есть мозг! - Анжела попыталась оторвать ноги от поверхности, чуть не упала сама и почти уронила Джилла.
     - Боже милостивый! - воскликнул Джек Тарнболл.
     Лицо его сделалось пепельно-серым, таким же серым, как этот отвратительный ландшафт. - Кошмар Уэйта: мозг, пораженный раком! Там, внизу, под этим холмом - больной участок. Воронки - это распространяющийся рак, а эти мерзостные испарения - вонь его гниения!
     Он еще не договорил, а все шестеро уже ступали с предельной осторожностью, поглядывая на дрожащую под ногами поверхность, и замечая, словно впервые увидев, пульсирующие прожилки тусклого цвета, словно подводные течения под ее массой.
     - Какой-то.., какой-то живой мозг, - Миранда пошатнулась и чуть не упала. - В некотором смысле, мозг бедняги Джорджа в последней стадии смертельной болезни! - Она собиралась упасть в обморок, только обхватившая за талию рука Тарнболла удержала ее на ногах.
     - Черт побери, Спенсер! - выкрикнул спецагент. - Где эта гребаная дверь?
     Перед безнадежной схваткой за спасение Джорджа Уэйта Джилл спрятал для сохранности жало в сумке-бауле. Теперь он рывком открыл сумку, вынул антенну и направил ее вверх по склону холма, примерно в ту же сторону, куда и раньше. Возможно, подействовала настоятельная необходимость спасения или его талант пришел в себя, но, как бы там ни было, ментальная щекотка ощущалась по-прежнему.
     - Там, наверху! - сообщил он. - Она должна быть там, наверху.
     - Там ничего нет, - покачала головой Анжела, проведя языком по губам. - Всего лишь макушка какого-то холма. - В действительности она хотела сказать - макушка огромного мозга.
     - Нет, - скрипнул зубами Джилл. - Говорю вам, я чувствую - наверху должно что-то быть.
     Они с трудом двинулись на вершину, стараясь ступать как можно легче на это пульсирующее вещество у них под ногами. Но на гребне макушки увидеть ничего не довелось. Только клубящийся повсюду океан грязно-серого тумана.
     И по мере того как они приближались к вершине, Рука Джилла постепенно опускалась из горизонтального положения вниз, пока не стала указывать на волнистые контуры самого мозга.., указывать вертикально вниз, на "землю" у них под ногами. И он покачал головой.
     - Я.., я не понимаю.
     - В таком случае, мы все в одной лодке, - отозвался Стэннерсли, - так как я знаю, что я-то уж точно ни черта не понимаю. - И он почувствовал, как к горлу его внезапно подступил неудержимый смех. Но он знал, что должен сдерживаться, что и все испытывают, по меньшей мере, столь же сильный ужас, что и он. - Я.., я сожалею, - извинился он. - Но, Боже - этот мир действительно достает меня!
     - Именно это ему и полагается делать, - сжал ему плечи Тарнболл. - И именно этого мы и не должны позволять ему делать!
     Но слова его словно каким-то образом накликали беду, так как теперь Миранда принялась перескакивать с ноги на ногу, прыгая на цыпочках, чтобы избежать чего-то, увиденного ею:
     - Боже мой! Господи, Боже мой! Смотрите! Смотрите!
     Все посмотрели, попятились и уставились друг на друга в полнейшей панике. В том, что они считали твердым веществом мозга, образовались серые воронки. И из этих воронок извергался поток гнилой серой мерзости, раздуваясь, словно в восходящем потоке! Рак, живой и явно чувствующий, живущий в кошмарном мозге Уэйта! Шероховатые усики и щупики следовали за раковым струпом, разворачиваясь в воздухе, слепо шаря в направлении шестерки. Барни тявкнул и метнулся прочь, когда один усик хлестнул и обвился вокруг него.
     Но Тарнболл перерубил это щупальце своим оружием из клешни, и оно упало, извиваясь, на волнистый мозг - и прорыло себе ход внутрь!
     - Он распространяется! - Анжела на мгновение поддалась страху - и столь же быстро взяла себя в руки.
     И обратилась" к Джиллу:
     - Спенсер. Спенсер Джилл! Просто-напросто вытащи нас отсюда к чертовой матери!
     Эти воронки, раковые клетки, всплывали к поверхности и делали гниющим до сих пор здоровое вещество вокруг себя, а Джилл так и стоял, направив инопланетную антенну на "землю". И голос его дрожал, когда он ответил:
     - Она здесь. Она действительно здесь, глубоко внутри.., этого. И притягивает с каждым мгновением все сильнее. Джек, Анжела, все вы, держитесь. Ради Бога, не уходите сейчас. Что-то.., что-то надвигается.
     Громадный мозг теперь бился, пульсировал, и шестерку окружила дюжина воронок, выбрасывавших во все стороны усики, свои дрейфующие слои раковых струпьев и выворачивающие внутренности дымы. И что еще хуже, эти усики, похоже, знали, где находятся Джилл и остальные, их щупики изгибались внутрь, все время приближаясь.
     - Черт побери! - прохрипел Тарнболл. - Мы же дышим этой мерзостью. Я хочу сказать, она затрагивает нас! - Теперь пробрало даже его, главным образом потому, что, похоже, не виделось никакого выхода. Казалось, вся сила и решимость в мире не помогут спецагенту, Миранде или любому из них выбраться из этого мира.
     И это выглядело несправедливым, потому что бедняга Джордж Уэйт уже заплатил цену.
     Но Джилл по-прежнему охал:
     - Оно надвигается. Оно надвигается!
     И в следующий миг оно все-таки надвинулось. Волнистые контуры огромного мозга у них под ногами внезапно вспучились, раскололись, словно лопнувший пузырь, когда толстые слои серого мяса сложились гармошкой. А из пульсирующей пульпы у них под ногами поднялась пара содрогающихся ступней, голеней, ног... нижней части туловища человека. И по одежде на этом теле все поняли, что это Джордж Уэйт. Он вышел ногами вперед, точно так же, как вошел. Ноги у него спазматически брыкались, вырываясь за края этого извержения, а остальное тело продолжало выходить без остановки.
     Выглядело так, словно громадный мозг рожает.
     И из этой кашицы вынырнула спина, тяжело подымающаяся и опускающаяся грудь, затем появились беспорядочно молотящие руки, возникла шея, и, наконец, голова. Ужасная голова Джорджа.
     Его глаза оставались открытыми, выпученными. Челюсть у него отвисла, и рот издавал звуки, которые никогда не смог бы издать никакой человек. Но голову его, казалось, что-то удерживало, и подбородок нацеливался круто вверх, словно кто-то пытался втащить его обратно за волосы. Затем серая, рифленая поверхность еще раз вспучилась и начала раскалываться, словно огромная перезрелая дыня. И, наконец.., шестерка увидела, что же его держало.
     Это был просто-напросто вес его же головы - или того, чем стала его голова.
     Потому что когда щель расширилась и по коралловым извилинам мозга потекла кровь, похожая на pacтекающуюся по каналам лабиринта краску.., то на поверхность поднялась и остальная часть головы Уэйта.
     И это был настоящий рак, страшная мутация культуры, которая вдвое переросла тело своего хозяина.
     Джордж лежал, дергаясь и хныча, словно идиот, а в разрыве покрытой извилинами поверхности огромного мозга - холма с макушкой - к поверхности пробивалась эта штука, которая расширяла и раздвигала чудовищный разрез, достигая трехфутовой длины и была в два-три фута шириной. Чудовищная опухоль росла из центра черепа Джорджа, кожа и кость там сделались желтыми, мягкими от гнилости, изъеденными, словно яблоко, изгрызенное осами. И этот ужасный мешок раковых соков, весь в прожилках и пучках волос, лежал, пульсируя совершенно самостоятельной жизнью, с корнями, погруженными в голову Уэйта и гнилую пульпу, которая когда-то была его настоящим мозгом!
     И все же, наверное, что-то от здорового мозга оставалось даже сейчас, потому что невнятные бормотания вдруг сделались осмысленными.
     - Убейте меня! - взмолился урод с текущей изо рта кашицей и руками со скрюченными пальцами, елозящими, словно какие-то белые пауки, туда-сюда по пульсирующей поверхности расколотой макушки. - Убейте меня сейчас же! - Тут выпученные глаза Джорджа сфокусировались и посмотрели прямо на рослого спецагента. И он воззвал к нему:
     - Джек! Ради Бога, покончи с этим...
     Усики приближались, покачивались, шаря, ища. Но спецагент думал только об Уэйте: как выполнить то, о чем он умолял, и положить конец его страданиям. Тарнболл издал страшный, полупридушенный крик, опустился на колени и поднял оружие, сделанное из клешни...
     И Джилл заорал:
     - Нет! - и бросился на спецагента, отворачивая в сторону его размашистый удар. И вместо того чтобы обрушиться на подставленное горло Джорджа, волнистый край клешни ударил по соединению его расколотого черепа с тем раковым пузырем, напрочь отсекая его.
     Более того, оружие вонзилось глубоко в болезненную кашицу гигантского мозга, на котором они все стояли.
     И мозг провалился!
     Он выпал у них из-под ног, бросая всех семерых, а также и Барни навстречу тому, что, по идее, должно бы стать отвратительной смертью.
     Но не стало...

Глава тридцать четвертая

     Когда громадный мозг вскрылся, Джек Тарнболл стоял на коленях. В этой-то позе он и упал, и падал долю секунды, которая запросто могла быть часом, который все продолжался и продолжался, и все же не достаточно долго для того, чтобы он смог выпрямить ноги и не упасть на колени. Таким образом, он приземлился в той же позе, коленями вперед, и настолько утратив равновесие, что чуть-чуть не опрокинулся, и ему пришлось, чтобы не ткнуться лицом, опустить руку к скользкому от дождя тротуару. На самом-то деле (раз ноги его не ощутили никакого столкновения или боли) можно лишь строить догадки, а упал ли он вообще или же его просто переместили. Или не просто переместили.
     Но "переместили" его совершенно определенно.
     К мокрому тротуару, и холодному косому дождю, и прохожим с зонтиками, с любопытством посматривающим на него, и.., неужели Берлин?
     Он понял это сразу же, точно знал, где именно окажется - ведь это было одно из любимейших его мест.
     Несколько секунд он также думал, что знает и когда: сейчас, конечно же. Но это было не так. Или скорее, это сейчас - не тогда, когда ему думалось. И это ошеломляло ничуть не меньше, чем падение.
     Боже, когда же он последний раз видел Берлин таким? Видел ли он его вообще когда-либо таким? Да, видел, молодым солдатом, когда ему еще и девятнадцати не исполнилось. Но это же было аж в тысяча девятьсот семидесятом году! В более же недавние времена город изменился, в данном конкретном месте, возможно, и незаметно, бесконечно мало, но определенно - изменился. Спецагент понял это, потому что был здесь всего - сколько же? Неделю назад? Меньше недели? Ну, с тех пор, как его подобрали люди Уэйта, когда бы там это ни произошло. Так что же здесь происходит? Сон? Кошмар? Все сразу? Не может ли это быть именно тем, что происходит, когда умираешь: ты просто отправляешься назад по линии времени?
     Или это был его кошмар? Его кошмарный мир!
     Да, он этого добился! Он "постучал" в дверь, которая была гнилостной опухолью Уэйта! И он тут же осадил себя: "Я несу чушь! - подумал он. - Про себя, но, тем не менее, несу чушь!"
     Прямо перед ним на тротуаре стояла на расстоянии вытянутой руки одна из тех характерных для немецких городов афишных тумб. В самом низу, почти у края тротуара, на тумбе виднелись вмятины там, где многочисленные слои афиш в дюйм толщиной были содраны с угла, вероятно, заскочившей на тротуар машиной. И та афиша, что виднелась - нижняя, самая старая из них - все еще оставалась твердо приклеенной к тумбе.
     И на ней просматривалась дата. 1967 год.
     Все еще оставаясь на коленях, Тарнболл пополз вперед, ухватился за мокрый, оторванный участок и отодрал большую полосу папье-маше. И открывшаяся афиша гласила:

     Апрель 1967
     - СПОРТПАЛЕСТ -
     Норманн Гранц Продукцион
     РЭЙ ЧАРЛЬЗ!
     Дас Рэй Чарльз Оркестер!
     Ди Рэлеттес!
     Апрель 1967

     Тарнболл все пялился и пялился на эту афишу. Она должна быть, по меньшей мере, трехлетней глубины.
     Что же тогда получается, 1970 год? Тысяча девятьсот семидесятый год сейчас? В Берлине? Ведь разве не именно так он и подумал, когда только-только прибыл.., сюда?
     Черт возьми, он ведь был на том представлении! Он даже помнил номера: "Требуха с засахаренным картофелем", "Разоренный", "Освободи мое сердце", "Не нужен мне врач", "Джорджия" - все те великие песни.
     И, конечно же, под занавес - "Что мне сказать".
     "Ладно, ладно, спокойно, - велел он себе. - Но.., я все еще стою на коленях". - И народ начинал обращать на него внимание. Чья-то рука опустилась ему на плечо, взяла под мышки и поставила его на ноги. Чтобы проделать такое, надо быть человеком немалых габаритов.
     И это был человек рослый! Чернокожий, в безукоризненном мундире USMP , с нарукавной повязкой поверх плаща, близ правого плеча, и с пришпиленным к этой повязке отполированным бронзовым шевроном с двумя полосами.

***

     А перед ним находился Джек Тарнболл в потрепанной армейской полевой форме со все еще заметными темными пятнами на плечах, где прежде красовались погоны и знаки различия. Джек Тарнболл, агент.., с полуторадневной щетиной, со сложенным автоматом на плече, с зажатой в руке клешней в хитиновой броне и затуманенным, но все же диким взором на исхудалом лице, выражавшим откровенное недоверие собственным глазам.
     - Ты в порядке, приятель? - крякнул капрал.
     - Нет, - сразу же ответил Тарнболл. И тут же, едва переводя дыхание:
     - Да. Я.., со мной все в порядке.
     Поскользнулся, вот и все. Мокрый тротуар. - Он пожал плечами, усмехнулся, попытался вернуть взбаламученные чувства в какое-то подобие упорядоченности.
     Капрал кивнул, сузив глаза:
     - Таким он и становится, когда идет дождь, - заметил он. - Так что же здесь происходит? - И взглянув на оружие на плече у Тарнболла, еще больше нахмурился. - Вы ведь военный, верно? Может быть, лягушатник?
     Это дало Тарнболлу возможность отбрехаться.
     - Брит, - тут же поправил он. И, гадая, какое же полагается наказание за незаконное присвоение себе офицерского звания в разделенном городе, который официально все еще считался оккупированным:
     - Я - полковник Джек Тарнболл из разведкорпуса. - Потому что, он, конечно же, не имел такого чина ни сейчас, ни вообще когда-либо.
     Капрал чуть выпрямилс