к себе, теплого и колючего.

- Сашка, ну что тебе во мне? В старом насупленном дядьке с душевными
копаниями и всякими хворями. Разве мы ровня?

- Ага, - сказал он уже с нахальной ноткой.

- Всыпать бы тебе в самом деле...

- Фигушки... - И он теснее придвинулся ко мне.

- Ну и... куда ты собрался теперь меня тащить... раз контракт еще
действует? - мрачно поинтересовался я.

- Через пески...

- Что?!

- Через Оранжевые Пески, - сказал он отчетливо. - На плато, что рядом с
Подгорьем, - пустыня. Горячая, с большим оранжевым солнцем...

Я вздрогнул. И, пряча испуг, сказал пренебрежительно:

- Что за бред. Какая может быть пустыня в той местности?

- Может...

- Почему я там никогда про нее не слышал?

- А никто не слышал. Потому что никто не бывал там. Никто не поднимался на
плато.

- Ты спятил! Рядом с городом...

- Да! Все думают, что поднимались другие, и делают вид, что там ничего
такого. Просто так, пустыри. И говорят об этом друг другу, и сами верят. А
на самом деле... Я не вру, честное-расчестное слово! Ну, Чибу спросите!

- Ладно, допустим, - сказал я, переглатывая тревогу. - Ну и тем более...
Нечего туда соваться.

- Есть чего!

- Нет, Сашка... Спасибо тебе, что догнал меня. За все спасибо. Но давай
здесь и попрощаемся...

- Но почему? - с горечью сказал он.

- Да потому... Нечего тебе делать в Песках, а мне тем более.

- А вот как раз и есть!

- Нет, Сашка, - вздохнул я, решив идти напрямик. - Не получится. У меня, по
крайней мере... пороху не хватит. Несколько лет назад я... в силу некоторых
обстоятельств... залез в одну зону. И получил кое-чего сверх нормы. И вот
недавно это сказалось, в крови... И сколько теперь мне осталось - трудно
угадать. Но в любом случае наш контракт оказался бы недолгим... Так что
отпусти уж меня... пока есть виндсерфер.

- Он никуда не уйдет, - буркнул Сашка. - Успеете еще.

Серфер качался у причала, кивал в темноте верхушкой мачты - с тем
пониманием и терпеливостью, с какой покачивает головой покладистая лошадка.

Но я сказал угрюмо:

- Могу и не успеть.

Сашка опять повозился у меня под боком.

- Ну, чего вы... Я же знаю. Потому и поведу через Пески. Там такое солнце,
оно прожаривает человека насквозь и любую кровь делает здоровой... если
человек сумеет пройти... А мы сумеем, пройдем.

- Выдумщик ты, - вздохнул я.

- Да нет же, это правда!

И я почувствовал, что он на грани слез. Торопливо попросил:

- Сашка, только без сырости!

- А вы... тогда тоже! Без того...

- Без чего?

- Без дурацкого упрямства...

- Нахал!

- Ага, - с готовностью сказал он.

- И... липучка.

- Ага! - ничуть не обиделся он. - А если вы со мной не пойдете, я не
отдам...

- Что?

- Одну важную вещь...

- Какую?

- Очень важную. Я ведь говорил вам сегодня!.. Это тайна. Пока не дадите
честное слово, что останетесь... - Он вдруг вскочил и опять засветился в
двух шагах, как слабо проступивший в темноте негатив.

- Ну, что там у тебя? - сказал я с неожиданным и резким беспокойством.

- А слово?

- Интриган ты...

- Ага... Все равно не отдам.

- И шантажист.

- Ага...

- Но должен же я знать, что там у тебя, прежде чем лезть в ярмо!

- Ладно уж...

В темноте я не увидел, а скорее догадался, что он расстегнул рубашку и
что-то достал из-за пояска.

- Вот...

- Что это?

- Ваша Тетрадь.

4. "Это повесть о Дороге..."

Я вскочил, охнул, осел на больную ногу. Вцепился в то, что протягивал мне
Сашка. Клеенчатые корочки, разлохмаченные углы. Забухало сердце.

- Ч-черт! Хоть глаз выколи...

- Идите сюда. - Сашка потянул меня за рукав.

Шагов через пять мы оказались у бетонного столба. Сашка трахнул по нему
кулаком. На столбе зажглась лампочка. Я не удивился, не до этого было.
Тетрадь. Такая, как помнил. Пухлая, мягкая, с царапинами на тисненом
коричневом ледерине. Правда она?

Я открыл первый лист. Мелкими буквами в правом углу было написано:

"Какой бы сложной и многомерной ни была природа Великого Кристалла
Вселенной, такое понятие, как Дорога, еще более непостижимо. И в структуре
Кристалла места для Дороги нет. Ибо Кристалл замкнут хотя и в бесконечное,
но все-таки в Кольцо, а Дорогу замкнуть нельзя. И если мы хотим иметь пусть
и упрощенный, но зримый образ, то должны представить Кристалл, обвитый
нескончаемым серпантином снаружи, вне своих граней.
Академик Я.М Скицын.
Постулаты Альфреда де Ришелье".

Почерк был явно не мой. Корявый и детский.

- Это что же? Ты сам писал, Сашка?

Он отозвался все так же насупленно:

- Не важно. Вы сперва посмотрите. А потом уж, если хотите, выбрасывайте...

Я перевернул лист. "Глава первая. Побег... Утро было прекрасное.
Сверкающее..."

Вздрогнув, я залистал, выхватывая глазами куски текста...

"Это повесть о Дороге. Точнее, о людях, которые ищут Дорогу..."

"Он стоял перед махиной гранитной стены, уходящей гребнем в желтоватые
волокна тумана. Маленький - перед миллионами тонн глухого камня..."

"- Я не знаю, - сказал Александр. - Я потом никогда эту рукопись не мог
вспомнить. Знаю только, как выглядела Тетрадь...

И тогда Решка ответил:

- Это уже кое-что..."

"Решка обвисал у Александра на руках, горячий, беспомощный и сразу ставший
тяжелым. А большой рогатый месяц смотрел в круглое окно и ничем не мог
помочь..."

"Решка никогда не успел бы побывать на всех улицах и напасть на след, если
бы не велосипед - легонький и стрекочущий, как стрекоза..."

Я понял, что в Тетради - многое из того, что случилось со мной и с Сашкой.
Но много и такого, чего я не знал. Это был рассказ о взрослом
путешественнике и маленьком проводнике. Только проводника звали не Сашка, а
почему-то Решка. А взрослого звали Александр...

И еще я понял: тот, кто писал это (Сашка? Или кто-то другой?), немало
начитался моих книжек. Потому что язык был точно мой. Если бы не почерк, я
уверовал бы тут же, что сам когда-то написал все это, а потом забыл...

Очень про многое хотелось мне спросить. Но я чувствовал, как натянуты у
Сашки все нервы. И спрашивать ничего не стал, сунул тетрадку за брючный
ремень и сказал:

- Хорошо. Идем...

- Вы ботинки-то наденьте, - напомнил Сашка.

- Ах ты, черт, в самом деле...

Я обулся, отыскал в темноте пиджак и галстук.

- Держитесь за меня, - все еще хмурым тоном потребовал Сашка. И пошел
впереди.

Я держал его за плечо с твердым лоцманским погончиком. Скоро начался склон,
покрытый частым кустарником - с мелкими листьями, ягодами и колючками. Судя
по всему, барбарис. И не было тропинки. Колючки хватали меня за штаны.
Сашка шипел и несколько раз помянул "ишкин свет".

- Какая холера тебя тут понесла? Рядом же лестница...

- Нету никакой лестницы...

- Ну что ты споришь! Ты же сам бежал сюда до ней, подошвами стучал!

Сашка сердито усмехнулся в темноте.

- Это было до полуночи. А сейчас... Вы думаете, мы все еще в Кан'Орре?

- Господи, а где?

- Увидим...

- Увидишь тут. Раньше без глаз останешься.

Но заросший склон кончился, мы оказались на ровной каменистой дороге, и тут
же позади нас мигнула колючая белая вспышка, бросила сквозь тьму короткий
сигнал. Потом еще... Маяк.

Полной тьмы уже не было, мерцали корабельные и береговые огоньки, на
каком-то судне зажегся прожектор, с маху рубанул пространство голубым
лучом... Но не было и намека на многоэтажное сияние и радужные рекламы
Кан'Орры.

- Где мы, Сашка?

- Судя по всему, порт Бугенвиль, Звездная область... Здесь, говорят, где-то
таверна "Перекресток"...

Шумная птица опустилась на Сашкино плечо рядом с моей ладонью.

- Пер-рекресток! Скар-рее!.. - При новой вспышке маяка я разглядел, что это
большой попугай.

Глава 11. ПУТЬ ЧЕРЕЗ ПЕСКИ

1. Приют капитанов

"Перекресток" - это была классическая таверна. Как в старом романе. Видимо,
она действительно стояла на перекрестке навигационных путей. Служила
временным приютом для морских, воздушных и, судя по всему, межзвездных
покорителей пространств. За сколоченными из длинных плах столами ели, пили
и шумели люди в форме всех мастей, а также в костюмах без погон и шевронов,
но тоже крайне живописных. Мерцали по углам цветные мигалки, мелькали
видеоэкраны, магнитофонная мелодия ритмично расталкивала воздух, а с
потолочных балок спускались граненые решетчатые фонари, снятые, видимо, со
старых фрегатов. Они своим ровным желтым светом успокаивали, приглушали
электронно-современное мелькание и бряканье.

На разлапистой дубовой подставке чернел посреди зала метровый шар небесного
глобуса в широкой меди опоясывающих колец и с позолоченными гвоздиками
звезд.

- Кр-расота, - сказал на плече Сашки попугай Чиба.

А я оробел. Остановился на пороге. Место было явно не для хилых
интеллигентов и уж, конечно, не для детей. Сашка оглянулся на меня
понимающе.

- Ужинать-то все равно надо. И ночлег нужен... - И пошел между столами.
Этакий пескарик среди китов и акул...

"Акулы", однако, затихали, оглядываясь на нас. Кто-то негромко присвистнул.
Кто-то поспешно отодвинул с пути у Сашки стул (могучее сооружение со
спинкой из трехдюймовой доски, в которой был вырезан сквозной трефовый
туз). Кто-то сказал вслед утробным шепотом:

- Клянусь бородатой галактикой, кавторанг лоцманского корпуса. Во, нынешние
ребята...

Навстречу вышел непомерных объемов дядька. Его кожаный жилет распирался
изнутри так, словно под ним прятался еще один глобус-великан.

- Приветствую юного капитана. Рад вас видеть, кэп. Чем могу служить, кэп?

На его круглом лице не было никакого намека на иронию. Ни капельки взрослой
снисходительности. Только добродушие и самое искреннее желание сделать
что-нибудь хорошее для гостя, которому он рад и которого уважает.

- Поужинать бы, - скромно, однако без робости попросил Сашка. - Мы вдвоем.

- Прошу юного капитана... и его спутника... - Наконец-то на меня обратили
внимание. - Там у окна есть еще свободный стол для двоих...

Хозяин усадил нас на дубовые тесаные троны со сквозными тузами на спинках.
И обещал сию минуту прислать "расторопного юношу". В самом деле, тут же
явился парень в белой куртке - длинный, гладко причесанный и крайне
вежливый по отношению к Сашке. Он согнулся над ним (и над Чибой, усевшимся
на спинку стула).

- Что угодно капитану?

- Заказывайте, Игорь Петрович, - сказал Сашка. И небрежно разъяснил парню:
- Это мой наставник, консультант-межпространственник...

Почтительность и готовность ко всяческим услугам тут же излилась и на меня.

- Слушаю вас, док. Ужин, док?

- На двоих...

- И... к ужину, док?

- Мне стакан хорошего портвейна, - расхрабрился я. - А... юному капитану
пепси-колу.

- Простите?

- Ну, что-нибудь прохладительное.

- Слушаю...

- А майонез у вас есть? - спросил Сашка.

- Одну минуту, капитан!

Скоро появилось жареное мясо, тушеные овощи и салаты - в количестве,
способном накормить экипаж среднего траулера.

- Сашка, - шепотом сказал я. - А какой валютой здесь расплачиваются? Наши
деньги берут?

- Всякие берут... Да вы не беспокойтесь, у меня есть.

- Нет уж, дорогой. Контракт не закрыт, а в нем сказано, что "клиент" обязан
заботиться о пропитании проводника.

Сашка смущенно хихикнул и стал намазывать на ломоть майонез.

- Не злоупотребляй, - предупредил я и отхлебнул рубиновую жидкость.

- А вы... тоже не злоупотребляйте. Ничего себе "стакан". Цистерна такая...

У меня пробежало по животу тепло, слегка поплыла голова. И в этот момент у
Сашкиного стула оказался детина в ковбойской шляпе с кокардой и меховом
жилете, с которого свисал эполет с тремя звездочками космонавигаторской
службы.

- Прошу прощения, кэп. Два слова, кэп... Не рассчитали малость мы на нашей
"Бригитте". Засела в барьере между гранями, аккурат пополам. В носу часы
еле ползут, в корме вертятся как угорелые, темпоральный дисбаланс в полной
натуре. Приборы - вдрызг...

На Сашкином лице появился сдержанный интерес. Он поставил пятки на сиденье,
стер с колена майонезную кляксу, облизал палец. Сказал небрежно:

- Юпитер и Сатурн почти на одной линии, а вас понесло поперек вектора. О
чем думали?

- Да ни о чем не думали, - сокрушенно признался детина. - Хотели как
скорее. Кабы знать заранее... Теперь никакими силами самим не выбраться,
нужен лоцман вроде вас... А то ведь что! Носовая команда просаживает
прошлые премиальные в Реттерберге, мы торчим здесь, а "Бригитта" - разом в
пяти координатах и трещит по швам. А компания прогорает.

- У вас коммерческое судно? - деловито осведомился Сашка.

- Да, кэп... Вы не думайте, никакой контрабанды. Все документы в ажуре! И
договор на спасение будет немедля! Десять процентов прибыли ваши, как
положено...

Сашка сказал снисходительно:

- Да ладно, и так рассчитаю развертку... - Он поднял глаза к потолку. -
Только при таком-то Юпитере никуда сейчас не сунетесь. Можно лишь завтра
после полудня.

- Хорошо, кэп! Где прикажете вас найти, кэп?

- Здесь и встретимся.

- Спасибо, кэп! И если что - за нами не пропадет. В любой момент...

- Да не надо ничего... Хотя... У вас есть в этом секторе вертолет?

- Найдем, кэп!

- Надо нас подбросить на Оранжевое плато у города Овражки. Это недалеко...
И еще. Нужно снаряжение для перехода через пески. Рюкзаки, еда, фляги.
Запас дня на три...

- Завтра к утру будет, кэп!.. А может, вас просто перебросить через Пески?

- Это не "просто", - вздохнул Сашка. - Это вообще нельзя, если по воздуху,
там барьер. Можно только пешком...

2. Опять волчок...

На верхнем этаже таверны нашлась для нас комната, и хозяин лично проводил
туда "юного капитана и его почтенного наставника". Мы остались наконец
одни, и тогда я сказал:

- Благодарствую, конечно, что ты произвел меня в лоцманский ранг. Но что
будет, если эти арматоры и у меня попросят помощи? Скандал и позорное
разоблачение...

- А вы набирайтесь опыта, - легкомысленно хихикнул Сашка. - А у вас ведь
уже получалось.

- Не городи чепуху.

- Вы просто сами не замечали... Тогда из Подгорья мы как попали в Овражки?
Думаете, это я сделал? Я только чуть подтолкнул, дохлый был...

"Ладно, пусть фантазирует", - подумал я.

Сашка выкладывал на широченную кровать с полосатым одеялом имущество из
своей сумки: полотенце, мыльницу, пасту. И... книгу "Плутония". Покосился
на меня, улыбнулся чуть-чуть. Потом вытащил темно-клетчатый пушистый платок
с бахромой. Большущий. Смутился почему-то.

- Это мамин... Дала вместо пледа, если где-нибудь спать придется без
постели.

- Молодец твоя мама.

- Ага... - вздохнул он.

Я вытянул из-под ремешка на брюках Тетрадь. Еще раз быстро пролистал. Она
была записана наполовину, каждый лист - с двух сторон. Это, выходит, не
меньше чем по странице в день сочинял Сашка мою повесть... Зачем? Что его
толкало на это?.. "Не задавай дурацких вопросов", - сказал я себе. Но все
же задал вопрос:

- Долго ты это писал, Сашка?

Он сидел на кровати, кутаясь в платок, будто в плащ. Смотрел серьезно и
ответил тоже серьезно:

- Не один же я писал.

- А кто еще?

Тогда он улыбнулся:

- А еще - вы...

- Ох и выдумщик ты...

- Ага... Я придумывал, будто я - это вы. И тогда получалось. Иногда
придумывал, что я - это вы большой, а иногда - будто Решка... Смотрите, там
и почерк даже не мой.

- Ну... и не мой. И в детстве я не так писал... Хотя, может, и похоже
немного...

- Конечно! Потому что они смешались, наши почерки! Наложились друг на
дружку, как фотокарточки в стереоскопе...

- Я смотрю, ты не забываешь свою теорию...

- А зачем забывать!

- И ты хочешь сказать, что потому и возникла Тетрадь? В новом измерении?

Сашка сказал спокойно и уверенно:

- Возникло еще одно новое пространство. В котором теперь мы и я... Тоже
чуть-чуть новые.

- Что-то я не замечаю в себе... ничего нового.

Сашка прыгнул с кровати. Стал шарить в сумке, достал картонный кружок и
спички, соорудил волчок.

- Идите сюда, к столу. Попробуйте...

- Что?

Сашка запустил волчок. Взял мою ладонь, повернул ее над волчком, распрямил
пальцы.

- Держите так. И попробуйте, чтобы завертелся обратно.

- Нет, дружище, поздно мне учиться таким премудростям.

Но Сашка удерживал мою руку. Спичка словно выросла, щекочуще, не больно
воткнулась в ладонь, завертелась среди мышечных волокон. Это почему-то
рассердило меня, я усилием нервов остановил зудящее вращение. И убрал руку,
уверенный, что волчок лежит на боку. Но он вращался. А когда замедлил бег,
стало ясно - крутится в обратную сторону.

- Ну вот, - довольно заметил Сашка. - Это первое упражнение. А потом надо
попробовать увидеть через стены окружающее пространство. Кто умеет, тот,
значит, уже чувствует четырехмерность.

- Не надо мне было допивать портвейн, - сказал я. - А то я теперь и
десятимерность могу ощутить.

Сашка заливисто рассмеялся и опять сел на кровать. А я - в глубокое
старомодное кресло. Никакого пространства сквозь стены я не видел, но
ощущал, что оно есть. Громадное, бесконечное, оно вокруг и во мне. И я
чувствовал, как журчащими ручейками течет по граням Кристалла время...

Мягкая, без сонливости, усталость окутывала меня. Я пересилил ее, опять
подошел к столу. Крутнул волчок. Снова, снова... И держал над ним ладонь.
Три раза ничего не получалось, а на четвертый он все-таки завертелся
вспять.

- Смотри, Сашка, вышло!

Но Сашка уже спал на широченной кровати, свернувшись калачиком и накрывшись
платком.

Я хотел растолкать его и сказать, что надо раздеться и лечь в постель
по-человечески. Но не стал. Пусть пока спит под маминым платком, так,
наверно, лучше... И опять сел в кресло. Взял Тетрадь. Открыл наугад.

3. Пока лоцман спит...

"...Жара стояла нестерпимая, а вода на третий день кончилась.

- Кажется, я не рассчитал расстояние, - признался Решка. Провел языком по
сухим губам. На них была выступившая из трещинок и запекшаяся кровь..."

Это был рассказ, как Александр и Решка шли через горячие пески. Как
маленький проводник в конце концов совсем изнемог и Александр нес его,
увязая ногами в сыпучих оранжевых заносах, и голова рвалась на части от
апельсинового солнца - громадного и беспощадного. Последнюю воду Александр
отдал Решке и бросил фляжку в песок. Бросил и другие вещи. Он теперь уже ни
на что не надеялся, просто шел из последних сил, решая две задачи: не
уронить мальчишку и переставлять без остановки ноги. В оранжевой жаре
поднимались иногда развалины желтых зданий, кое-где стояли каменные идолы и
почему-то гипсовые горнисты с отбитыми руками и головами...

Зачем Сашка придумал все это?.. Или не Сашка?

"...На исходе четвертого дня Александр с Решкой на руках добрался до края
песков и увидел там локаторы и вагончики. Это была темпорально-радарная
служба обсерватории "Кристалл". Лаборантка Рая - медик по совместительству
- развернула в одном из вагончиков лазарет и двое суток возилась с
путешественниками, приводя их в более или менее нормальное состояние.
Впрочем, Александр был на ногах уже через сутки".

Таким образом, конец оказался благополучный. Но я перевернул пару листов
назад и опять погрузился в оранжевый жар пустыни. И, несмотря на этот жар,
мороз меня подрал по спине: что за фантазия у мальчишки! А может, он
думает, что и впрямь будет такое? Нет уж, голубчик, ни на какое плато я с
тобой не пойду.

Уж не вслух ли я это сказал? Потому что Сашка пробормотал сонно:

- Тогда я один пойду...

Я вздрогнул, уронил тетрадку. Но Сашка спал как ни в чем не бывало,
посапывал. Показалось мне, что ли?

Кто-то весело засмеялся мелким, кукольным смехом. Рядом с креслом, на полу,
устроился, оказывается, тряпичный клоун. Свернулся калачиком, как Сашка: я,
мол, тоже сплю.

- Ладно, не валяй дурака, Чиба, - сказал я.

Он стрельнул в меня живыми синими глазками и уткнул хитрую резиновую рожицу
в кружевной воротник. Сунул под щеку ладошку.

- Пройдоха, - сказал я.

Чиба отозвался насмешливо-картавым голоском:

- Ну, чего пр-ристал? Спать хочу...

- Иди сюда, обормот, ухи надеру...

Он хихикнул