- А на шиша. Если хочет монету, придет без клятвы.

...Три дня подряд платил Ежики дань "садовым троликам" - так называла себя
компания Тына ("тролик" - это помесь подземного тролля и дикого
австралийского кролика, так объяснил Тын). В сводчатом подземелье, под
фундаментом срытой усадьбы, у троликов было убежище - они называли его
бункером. Ежики, маясь от стыда, носил в бункер то банку натуральных
засахаренных вишен, то коробку с большими орехами, где в некоторых не
ядрышки, а мелкие игрушки-сюрпризы, то магнитный диск с фильмом-серией про
Маугли. Носил, конечно, тайком от мамы, и потому было тошно вдвойне. И
никому ничего не говорил.

Можно было признаться во всем Ярику, можно было поднять на ноги Морских
орлят. Уж отряду-то шайка троликов была вполне по силам. Но пришлось бы
рассказать ребятам, как позорно, без боя отдал монетку. При мысли об этом
лицо и уши обдавало горячим паром.

Тролики встречали Ежики добродушно. Говорили спасибо. Усаживали с собой.
Угощали сваренным на старой микроволновой печке густым, как смола, чаем.
Рассказывали истории, от которых было тошно, будто босыми ногами вляпался в
какую-то мерзость. Один раз дали даже глотнуть дыма из старинного черного
мундштука с набалдашником - трубка мира, мол. Он закашлялся, поплыло в
глазах.

- Хватит! - приказал Тын. - Мальчик нежный, мужские забавы не для него...

Ежики все терпел. Ради монетки. Потому что вернуть ее было для него теперь
самым важным делом на свете. Казалось, что тогда искупит он свою трусость,
а мальчика - того, чей портрет на денежке, - вызволит из постыдного плена.

И на третий день, уже притерпевшись к компании и осмелев, Ежики потребовал:

- Все! Давайте монету!

Тролики захихикали.

- У вас хоть какая-то совесть есть? - опять чуть не заплакал Ежики.

- Есть, есть, - успокоил Тын. - Только все надо по правилам. Сперва ты
должен пройти испытание и вступить в наше общество.

- Не буду я вступать! Мы не договаривались!

- Как хочешь. А испытание все равно пройти обязан. Тебе же на пользу.
Научишься аутотренингу иттов.

- Чего?

- Не "чего", а "кого". Иттов... Было такое племя на древнем Марсе. Суровые
воины. Им ни жара, ни холод, ни боль не страшны, они как камень. Могли
неделями на раскаленных вулканических камнях лежать или, наоборот, на льду,
врага поджидать. И не дрогнут, не шелохнутся, будто по правде каменные.
Скажут себе: "Я ничего не чувствую, я итт, я неподвижен". И как мертвые...

Тын все врал. Никаких иттов на Марсе никогда не было. Там, правда, найдены
остатки длинных стен и строений, но ученые не знают, кто и когда их
построил... Странно даже, что Тын говорил так серьезно, будто и сам верил.

- Не хочу я, - сказал Ежики, - никаких иттов...

- Не хочешь - гуляй.

- Сами обещали, а теперь...

- А мы с трусами честных дел не имеем. Труса надуть - себя порадовать!

- Я не трус, я просто не хочу! Вы опять обманете!

Тын сцепил мизинцы:

- Кто сломает два кольца, будет гадом без лица!.. Выдержишь испытание иттов
- отдадим деньгу!

В общем, велели ему снять майку. Положили спиной на широкую, как ствол
дуба, железную трубу - она проходила по краю подвала. Какая-то подземная
фабрика сливала по ней в дальние отстойники свои отходы. Труба иногда была
тепловатой, а иногда горячей. Сейчас - нормально, терпеть можно сколько
хочешь.

- Ну, и что дальше?

- Подожди...

Привязали его за ноги, за живот, за плечи толстой веревкой. Рядом, на
каменный выступ стены, поставили песочные часы.

- Вот! Если выдержишь, пока весь песок не пересыплется, получишь монету и
звание итта-оруженосца. Заорешь раньше - сам виноват.

Колбочки часов были с мелкий апельсин. Ежики прикинул, что песка в часах -
минут на десять. Ладно, плевать. Металл вовсе не обжигает, приятно даже...

Тын куда-то ушел. Четверо сели в дальнем углу играть в шери-раш на орехи,
которые принес вчера Ежики. Играли без шума, ругались шепотом. Стало слышно
даже, как шуршит струйка в часах...

А может, в самом деле были на свете марсианские воины-итты? Наверно, на
конях, в бронзовых панцирях и шлемах. Лица коричнево-красные, как
марсианский песок... Конские копыта мягко ступают по песку. На нем -
длинные тени: маленькое солнце в лиловом небе висит низко над дюнами...

Стало припекать. Горячие мухи побежали по лопаткам, по икрам. Ладно,
ничего... Лучше не смотреть на часы, смотреть вверх и представлять холодное
марсианское небо. А мимо проезжают всадники, поглядывают на лежащего
мальчишку... А кусачие мухи - вовсе не горячие. Это, наоборот, уколы холода
от песка, заледеневшего на вечной мерзлоте... А всадники едут, едут мимо
мальчишки, который, наверно, и не настоящий вовсе, а вырезан из гранита
древними мастерами...

- А-а!! Вы что, психи!! - Это ворвался в бункер Тын. Полоснул ножом по
веревкам. Рванул Ежики с трубы. Орал и замахивался на троликов, которые с
испуга роняли выигранные орехи. - Сволочи! Оставить нельзя одних!.. Он же
совсем изжарился!

Ежики недоуменно глянул на часы. Песок пересыпался. Видимо, давно. Болел
надавленный железом затылок. Но больше ничего не болело. Мальчишки щупали,
оглаживали его спину и ноги.

- Никаких же следов нету, Тын...

Ежики дернулся, чтобы не лапали, коснулся ногой трубы. Ахнул, отскочил.
Тронул ладонью. Труба была как раскаленная электропечь.

Он обвел глазами растерянных троликов. Резко сказал:

- Монету!

- Отдай, - велел Тын Жиже. Тот замигал. - Ну! - грозно произнес Тын. - Я
обещал, что без обмана.

- Нету же ее... - Жижа осип с перепугу. - Я... ее...

- Что-о? - Тын взял писклявика за свитер на груди. - Убью, киса...

Жижа тихонько заревел:

- Я думал, он все равно не выдержит... Я ее вчера на излучатель поменял для
фотонного самострела... а-а...

- Вот и доверяй таким, - скорбно сказал Тын. - Что я теперь объясню
Консулу?.. У, рожа... Гудзик и Лапочка, веревку! И... пшигу.

Услышав про неизвестную Ежики и, видимо, страшную "пшигу", Жижа заорал
благим матом:

- Я все отдам! Не надо!! А-а! Я ему Яшку отдам!

И стало тихо.

- Чего-чего? - не поверил Тын.

- Я... Яшку...

- Откуда он у тебя?

- Выиграл у Канючки... На той неделе...

- И молчал, м-морда...

Ежики не верил ушам. Яшка - это было главное богатство среди ребячьих
ценностей. По крайней мере, в границах Полуострова. Дороже всяких игрушек и
многосерийных дисков. О нем ходили легенды. По слухам, он попадал то к
одному, то к другому счастливчику: то как выигрыш в споре, то в обмен на
какие-то сокровища... Ни сам Ежики, ни его друзья никогда Яшку не видели. И
не надеялись увидеть... И вдруг - У этого писклявого тролика...

- Покажи! - велел Тын. - Да... Черт возьми, это он, хоть кольцами, хоть чем
поклянусь... Везет же всяким недоумкам.

- Не надо отдавать, - сказал толстый Куча.

- Дурак! Консул обещал: если обманем, головы снимет. Ну что, берешь Яшку?
Монету все равно не вернуть. Бери... И больше у нас носа не кажи. На...

Холодный, синевато-прозрачный, размером с огрызок толстого карандаша
кристалл впечатался в ладонь Ежики.


Про Яшку рассказывали всякое. Говорили даже, что он - пришелец с какой-то
звездной системы, где кристаллическая жизнь. Мол, скорее всего, летели эти
жители в экспедицию к другим звездам, корабль взорвался, а Яшку занесло на
Землю. От взрыва Яшка "сдвинулся в уме" и многое забыл. А может, он был
просто пацаненок среди взрослых кристаллов-космонавтов и поэтому толком
ничего объяснить не может. Как малыш, потерявшийся в центральном
супермаркете...

Более рассудительные люди высказывали догадку, что Яшка - осколок
кристаллической памяти со станции-спутника "Око". Эту станцию с
искусственным мозгом Всемирный институт прогнозов запустил на дальнюю
орбиту семь лет назад, чтобы вести наблюдения за всей жизнью планеты и
давать предсказания во всех областях человеческой жизни. В общем, был это
эксперимент большущего масштаба, и ученые возлагали на всевидящее "Око"
массу надежд. Но станция, выйдя на орбиту, рванула белым пламенем и
разлетелась на мелкие осколки...

Взрослые, однако, утверждали, что память "Ока" была не кристаллическая, а
из биомассы искусственных нейронов. Ну да взрослые всегда спорят с
ребятами, а потом выясняется, что все напутали...

Несмотря на кашу в голове (если представить, что у Яшки была голова), знал
он ужасно много. Примерно как целая Академия наук. Обладатель Яшки мог не
заботиться о школьных письменных заданиях: маленький кристалл выдавал на
принтер сочинения по любому вопросу, причем ловко подделывал стиль ученика.
Он мог рассказывать сказки и всякие истории о людях из неведомых стран,
делал расчеты для электронных моделей, показывал удивительные фильмы, о
которых никто раньше и слыхом не слыхивал. Или просто болтал и пел песенки.
Но все это - если Яшка был в ударе. В хорошем настроении. А случалось и
так, что он показывал на экране большую стереоскопическую фигу и выдавал
стихотворную дразнилку, да такую ехидную, что хотелось расшибить дисплей и
самого Яшку (но его поди расшиби, он как алмаз).

Бывало (и нередко), что Яшка просто нес околесицу - как справочный робот, у
которого перепутались волноводы...

...Это все, конечно, Ежики знал, как и всякий мальчишка Полуострова. Сжал
он холодный кристалл во взмокшей от волнения ладони и кинулся из бункера
домой. Схватил там свой школьный "Собеседник", свинтил заднюю крышку (что,
разумеется, не разрешалось), выдернул блок расшифровки программ, разогнул
контакты и вставил между ними Яшку.

Экран мигнул. На нем появился большой знак вопроса - в виде червяка с
кукольной головкой: глазки, уши и капризный рот.

- Ну, чего надо? - отозвался Яшка голосом невыспавшегося дошкольника.

- Я... не знаю... Здравствуй, - выдохнул Ежики.

- Чего-чего? - тоненько удивился Яшка.

- Здравствуй, - опять сказал Ежики и почему-то застеснялся.

- Это ты со мной здороваешься? - подозрительно спросил Яшка.

- Ну... да. А что?

- Тогда хорошо, - совсем по-мальчишечьи вздохнул Яшка. Знак вопроса исчез,
побежали цветные волны. - Я думал, дразниться будешь.

- Я? Зачем?

- Не знаю... Все дразнятся. По крайней мере, сперва, когда знакомятся.

- Не, я не буду...

Они оба замолчали. На целую минуту. Потом Яшка спросил:

- Тебе что? Сочинение?

- Нет... У нас ведь каникулы.

- Тогда кино?

- Нет. Я просто так. Поговорить...

- Правда? Тогда говори.

- Яшка... Ты кто?

Цветные полосы метнулись, на экране расплылась черная амеба. Яшкин голосок
обиженно задребезжал:

- А говорил, не будешь дразниться!

- Да я же... Чего я такого сказал-то?

- Я тыщ-щ-щу раз объяснял: не помню я, кто я такой! Чтоб не приставали! А
ты опять!

- Но я же не знал! Я с тобой первый раз!.. Яшка... ну, извини.

Махнуло розовым светом, затем почему-то появились на экране желтые
одуванчики, по одному шла божья коровка.

- Ладно... Я же правда не знаю, кто я... У меня на этом месте скол...

- Что?

- Ну, ты же видел! С одного конца я острый, а с другого обломанный. Это я
откололся от корня... Там, за этим обломом, осталось такое... ну, не
помню... Тебя как зовут?

- M-м... Матвей Юлиус Радомир.

- Покороче-то можно?

- M-м... можно... Ежики.

- Ежики... Ты почему молчишь?

- Не знаю...

- Нет, по-че-му?

- А что говорить?.. Мне тебя жалко. Что ты откололся, - признался Ежики.

Божья коровка улетела, одуванчики стремительно отцвели, опушились, потом на
них дунуло, семена унеслись. Только один парашютик повис посреди экрана.
Увеличился. Превратился в силуэт человечка. Смешно почесал ножку о ножку.
Яшка сказал со снисходительным вздохом:

- Ты ничего парнишка. Я у такого давно не был...

- Можно я тебя с Яриком познакомлю? - неловко спросил Ежики.

- А он хороший? Как ты?

- Да в сто раз лучше! - искренне сказал Ежики.


Но с Яриком он Яшку не познакомил. Не мог решиться. Надо было тогда
рассказать Ярику про все. И как струсил, отдал монетку. И как таскал
"садовым троликам" постыдную дань... Конечно, потом он выдержал испытание
иттов, и тролики его даже зауважали. Но ведь монетку он все равно не
вернул...

"Это же пустяк, - уговаривал себя Ежики. - Она ведь не была еще йхоло. Зато
- Яшка!.. Он же гораздо лучше этой денежки. И я выручил его от тех, кто его
дразнил... А Ярику можно просто сказать, что выменял Яшку на монетку. Это
почти правда..."

"Почти..."

Ежики знал, что соврать Ярику он не сможет, а сказать правду... надо
собраться с духом. Он бы, конечно, сказал... Но скоро случилось то, что
поломало жизнь. И стало не до Яшки. Лишь через три месяца Ежики побывал
дома, забрал кое-какие вещи. Тогда и Яшку нашел в кармане старой капитанки.

Ночью, сделав шалаш из одеяла, Ежики устроился в нем с дисплеем.

- Яшка...

Экран ответил темной глубиной.

- Яш... - испуганно повторил Ежики.

- Чего? - Голосок был обиженный.

- Ты сердишься?

- Почему ты меня так долго не включал?

- Яшка... у меня... - Капля побежала по выпуклости экрана.

- Да знаю я, что тебе плохо, - насупленно отозвался Яшка.

- Все знаешь?

- Не все. Я ведь был отключен. Просто чувствую... Ну, чего там у тебя,
говори...

Ежики, тихонько плача под одеялом, рассказал.

- Ты, значит, тоже откололся от корня... - тихим мальчишечьим шепотом
произнес Яшка. Мелькнул на экране блеск стеклянного излома, затем - на
полсекунды - возникло лицо растрепанного пацаненка с тоскливыми глазами и
мокрыми щеками. Ежики судорожно вздохнул и погладил выпуклость экрана...
Яшка сказал: - А все-таки тебе легче...

- Почему?! - горестно возмутился Ежики.

- Ты хотя бы помнишь свою маму... А я...

- А у тебя... разве тоже была?

- Но ведь я живой! Кто-то меня родил на свет.

Тогда Ежики спросил о том, что давно его мучило:

- Яш... Есть на свете Судьба?

Взвихрились на экране спирали, пересеклись белые и черные линии, словно
Яшка хотел выстроить схему Судьбы. Потом распались. Появился плоский
ребячий рисунок: домик и человечек.

- Не знаю... - сумрачно сказал Яшка. - По-моему, никто во Вселенной не
знает.

- А ты знаешь про всю Вселенную?

- Если это не за сколом... Зачем тебе Судьба?

- Яш... А может, это мне... то, что случилось... это мне за то, что отдал
монетку? Мама сказала, что на ней Хранитель. А я его... будто предал. И он
меня не сохранил...

Человечек на рисунке заложил руки за спину, ушел в дом. На крыльце сердито
оглянулся. Яшка отозвался взрослым тоном:

- Что за чушь говоришь. Судьба не может быть такая подлая, а Хранители не
мстят. Особенно детям...

- Расскажи про Хранителей.

Рисунок стал цветным - синий вечер. В домике зажглось желтым светом окошко.
Яшка сказал неуверенно:

- Про них много легенд. Но я путаюсь... Это как раз на грани скола... Опиши
мне монетку. Она какая?

Ежики, вздыхая, рассказал про буквы, про колосок, про мальчика. На экране
заметались пятна.

- Вот помнится что-то... а не знаю, - печально признался Яшка. И другим уже
голосом твердо пообещал: - Раз эта монетка такая дорогая тебе, то вернется.

- Теперь-то зачем? - горько сказал Ежики. - Чем она мне поможет?

Яшка, погасив экран, прошептал:

- Ну, не тебе, так мне... - И вдруг спохватился. Проговорил, почти как
мама: - Спи, Ежики, спи...


Она вернулась, монетка! Может, не та самая, но такая же! В этом было
продолжение вчерашних чудес и тревог...

- Хранитель... - тихо сказал Ежики и поглядел на Гусенка. - Откуда?

Тот смотрел доверчиво, без всякой загадочности:

- У меня знакомый есть в Белогорске, у него коллекция... Таких у него
много, он говорит, их в древнем городе Лехтенстаарне чеканили...

"Какой-то старый североевропейский язык. Лехтенстаарн - Свет звезды, -
отметил про себе Ежики, знакомый теперь с азами сравнительного языкознания.
- Из коллекции? Значит, не та... Но все равно..."

- А этот мальчик на ней - он кто?

- Ты же сам сказал - Хранитель!

- Но я не знаю точно...

- Точно и я не знаю, - вздохнул Гусенок. - Его, кажется, звали Итан. Он,
говорят, спас город, когда напали враги. Заиграл тревогу, хотя его могли
убить.

- Не убили?

- Нет... Его братишка спас: оттолкнул, и копье пролетело мимо... А может,
не братишка, а сестренка...

Ежики спрятал монетку в кулаке. Все, что случилось, уже не помещалось в
сознании. Надо было выплеснуть, рассказать, выяснить, обсудить! Спросить
совета!

У кого? Только у Яшки. У того, кто все (или почти все) на свете знает, и с
кем Ежики в долгих разговорах много раз отводил душу.

Но Яшка остался в кармане форменных брюк, в камере хранения. Всегда-всегда
Ежики носил его с собой, но если убегал на Кольцо - оставлял. Яшка был
живой, значит - попутчик. А на Кольце, где Голос, Ежики хотел быть совсем
один.

Солнце встало уже высоко. С лестницы видно было, как за платанами бульвара
Трех Адмиралов ртутным блеском сияет море. Становилось жарко. Снизу по
лестнице бежали стайки учеников. Хорошо, что пока ни одного лицеиста. Не
увидят, как Ежики "линяет" от гимназии... Впрочем, Кантор сам разрешил не
ходить сегодня на лекции.

Мальчик с якорьком нерешительно переступил рядом помидорными сандалиями.
Словно напоминал о себе.

- Спасибо тебе, - шепотом сказал Ежики. И побежал вниз.

5. РЕТТЕРХАЛЬМ. КРИСТАЛЛ

Ежики любил вокзалы. А этот, Южный, - с громадными подземными залами,
запутанными переходами, с неожиданно открывающимися закутками кафе,
видеокомнат, "зеленых уголков" с фонтанами - любил особенно. Здесь у Ежики
возникало ожидание. Странная надежда, что может в его жизни случиться
что-то новое. Чувство это смешивалось с другим - с ощущением Дороги.

Загадочная Дорога жила везде - в цветных светящихся указателях, в широких
экранах оповещения и мерцающих табло, в шорохе эскалаторов и официальных
голосах динамиков. В особом вокзальном запахе и мелькании тысяч людей.

Отсюда уходили за Перешеек дальние поезда, разбегались по всему Полуострову
автобусы. Они увозили пассажиров и к взлетным полосам Воздушных линий, и к
стартовым полям далекого Новочельского космопорта.

Ежики отсюда никуда не уезжал. Только на Кольцо. Но Кольцо - тоже Дорога.
Думаете, замкнутая, без выхода? Но вот же - вывела на Якорное поле!
Ожидание не обмануло...

Рассказать про все Яшке, спросить, что он про это думает... Бедный Яшка!
Ежики теперь мучила совесть: оставил Яшку в глухой железной камере почти на
сутки!

Прыгая по эскалаторам, виляя в толпе, как электронный заяц в старой игре
"Ну, погоди!", ныряя под плывущие на спинах туристов рюкзаки, он примчался
в зал хранения багажа. Вот и дверца с любимым числом 333, вторая снизу...
Чуть присев, Ежики прижал правую ладонь к черной пластине дешифратора.
Сейчас, в полсекунды, электронные датчики снимут рисунок кожи, проверят и
пересчитают тепловые точки... Ну же!

Бронированная дверца не шевелилась. А над ней, на матовом стекле, зажглось:

"Извините, Вы пользуетесь этой камерой уже десятый раз. Следует заплатить
15 к."

Новое дело! Вот тебе и любимые цифры! Брал бы каждый раз новую ячейку -
никаких забот. А теперь... Конечно, пятнашка - сумма грошовая, да в
кармане-то ничего, кроме нескольких мелких дырок. Будь у Ежики, как у
взрослого, магнитная чековая плашка, прижал бы к дешифратору, и все дела.
Плашка такая есть, с мамиными сбережениями, но она у Кантора. Чтобы
получить мелочь на всякие пустяки, надо каждый раз идти, выпрашивать.
Противно. А сейчас тем более: "Матиуш, я же просил вас не уходить из
лицея..." Да и бежать туда-обратно - полчаса уйдет!

Ежики остервенело почесал затылок сжатым кулаком. А в кулаке-то - монетка...

Размером точно с пятнашку...

Попробовать?

"Не надо, Ежики. Один раз уже отдал..."

"Но тогда я с перепугу! А сейчас, чтобы Яшку выручить!"

"Полчаса-то еще он потерпит..."

Но сам Ежики терпеть столько не мог. И слова кристаллика о том, что
монетка, если вернется, поможет ему, Яшке, вспомнились отчетливо. Чего же
тут думать!

А все же не по себе. Будто опять он делает что-то не то... Но ничего
страшного с ним случиться все равно не может.