к.

- Ох как глупо у нас вышло, - наконец сказала Анна Яковлевна. - Это я сама.
Ты не сердись на меня. Ты... славный.

"Вот этого я и боялся..." Мальчик даже зажмурился.

- Нет, это я виноват, - выдавил он.

- Может быть, ты вернешься? А? - жалобно спросила она.

- Нет. Может, потом. А сейчас другая дорога.

- Да какая дорога? Среди ночи! Вот что! - Голос Анны Яковлевны обрел
знакомую твердость. - Сиди на автовокзале в этих Белых Камнях. Я звоню
папе. Он звонит Валерию Матвеевичу, и они на его машине едут за тобой.

- И дают мне нахлобучку.

- Заслуженную.

- Нет уж... Лучше поголосую на обочине.

- Я тебе поголосую! Делай, что велят... Кстати, почему ты сам не позвонил в
Черемховск?

- Да нету с ними линии! С вами есть, а...

"Гу-у, гу-у, гу-у" - басовито запели прерывистые сигналы. И вдруг стало
очень тихо. И в этой прозрачной тишине голос девушки-телефонистки произнес:

- Кому там нужен Черемховск? Тебе, мальчик?

- Ага... - растерянно сказал он.

- Набери ноль восемьдесят шесть.

- Да его в списке нет!

- Набери, набери.

- У меня и денег больше нет...

Разговаривая с Анной Яковлевной, он сам не заметил, как высадил в щель все
пятнадчики.

- Набери без денег... - И "гу-у, гу-у, гу-у...".

Что это? Опять огонек удачи на дороге? По пробовать?

Несмелыми пальцами он покрутил диск. Тонко пело, позванивало, потрескивало
в трубке. Потом пошли долгие гудки. Ох, какие долгие... И вдруг щелкнуло,
сердитый голосок прокричал:

- Квартира Находкиных! Вам кого?!

- Майка!

- Павлик! Это ты?!

- Май-ка... - выдохнул он с ощущением, будто уже дома. - Это я. Ты чего не
спишь? Позови папу.

- А папа и ма... тетя Зоя пошли в кино. На девять часов. И все их нет и
нет... - Она всхлипнула.

- Перестань! Ты что, одна?

- Одна...

- Они спятили? Почему одну оставили?!

- Я сама осталась, потому что большая. Обещала спать.

- Ох ты, горюшко, - не сдержался Павлик. - Не спится птахе?

Она заревела.

- Ну-ка, перестань! - Павлик Находкин сразу стал строгим братом. - Ты вот
что...

- Я боюсь...

- Я понимаю. Ты вот что. Возьми этот страх и прогони. Скажи: "Пошел вон из
меня!" Пусть сидит отдельно, где-нибудь на дворе.

- Ты мне зубы не заговаривай, - сказала Майка сквозь слезы, но уже бодрее.
- Все куда-то исчезли, а я тут пропадай пропадом.

- А ты не пропадай! Папа и... они скоро придут!

- Лучше ты приходи скорее! Ты с автостанции звонишь? Уже приехал? Тетя Аня
сегодня днем звонила, что ты на пароходе уплыл домой!

- Сегодня звонила?

- Ну да! Ты где?

- Майка! Пароход - это ведь долго! Я еще еду!

- Не морочь мне голову, - сказала она упрямо. Павлик знал этот
капризно-твердый тон. Тут уж Майку не переубедишь. - Ты приехал и по
телефону валяешь дурака. Немедленно домой!

- Да Майка же...

- Сию же минуту! - опять заплакала она. - Сию же минуту чтобы ты был дома!

Он увидел, как она, растрепанная, с расплетенными косами, в мятой
рубашонке, стоит у телефона и, глотая слезы, топает голой пяткой: "Сию же
минуту!"

И желание немедленно оказаться дома резануло Павлика Находкина нестерпимо.
Ворваться в комнату, прижать Майку, вытереть ей, глупой, мокрые щеки...
Закостенев с прижатой к щеке трубкой, он в то же время всеми нервами, всей
душой метнулся к себе - на Онежскую улицу, к трехэтажному угловому дому.

...И на миг показалось даже, что он в Черемховске.

Телефонная будка - такая же, как рядом с городским автовокзалом. Все такое
же - аппарат, лампочка, даже извилистая щель на боковом стекле. И так же
красные искры дрожат на изломах трещины - будто от горящей рекламы:
"Пользуйтесь услугами Межгоравтотранспорта"... А на самом деле откуда?
Хвостовые сигналы машин? Так много? Колонна идет, что ли?

Вывернув шею, Павлик глянул через стеклянную дверь.

"Пользуйтесь услугами... ежгоравтотранспорта!" Буква "М", как всегда, не
горит...

- Сию же минуту марш домой! - плакала в трубке Майка.

Павлик, обмерев, постоял секунду. Медленно повесил трубку. Вскрикнул и
двумя ладонями толкнул дверь.

Тепло было в городе Черемховске. Безветренно. Пахло нагретым за день
асфальтом, подсыхающими тополями, бензином и садовым шиповником с ближнего
газона...


Этого не может быть!

Но сознание Павлика, защищаясь от непосильного чуда, уже подбросило
спасительную выдумку. Будто была попутная "Волга" с добрым пожилым
пассажиром и молчаливым водителем. И она, эта машина, в шуршании колес и
свисте встречного воздуха стремительно донесла полусонного мальчишку от
Белых Камней до Черемховска. Павлик даже ясно представил эту "Волгу" - с
ковровым сиденьем, с мурлыкающим магнитофоном и пляшущим игрушечным
лягушонком на ветровом стекле...

Павлик метнулся глазами к часам на вокзальной башне. Если он ехал на
машине, то времени сейчас не меньше полуночи. Но ветки растущего за дорогой
тополя заслоняли циферблат.

А под тополем, в круге света от ближнего фонаря, сидели на рюкзаках
студенты. Негромко звенела гитара, напомнив песню об Угличе.

Павлик шагнул в сторону, чтобы все-таки взглянуть на часы. Но тут же стало
не до них: шурша и приседая на рессорах, подкатил к остановке - рядом с
будкой! - желтый городской автобус. И Павлик понял, что через десять минут
он может оказаться у себя на Онежской!

Он бросился через тротуар, вскочил в заднюю дверь.

Часто дыша, встал у тумбочки со стеклянной кассой, зашарил по карманам. И
вспомнил - все деньги опустил в телефон. В кармане - лишь пуговица от
парусиновой куртки... Ну и пусть. Пассажиров мало, никто не смотрит на
Мальчишку. А контролеры в такую пору не ходят...

Плафоны мигнули, автобус поехал. Павлик опустился на заднее сиденье,
положил на колени сумку. Привалился к упругой спинке. Спокойствие сошло на
него, словно кто-то провел по лицу и плечам прохладными ладонями.

Пуговицу он все еще держал в ладони. Обтянутая парусиной, она была тяжелая
- наверно, металлическая внутри.

С левой стороны, у железной петельки, парусина была стянута нитками. Нитки
разошлись. Кромки материи лохматились и распускались. Павлик потянул
кончик. Нитка выдернулась, и края парусины раскрылись, как бутон. Павлик
увидел черную изнанку пуговицы с мелкими буквами по кругу. Он не стал
разбирать их, стряхнул клочок материи, перевернул пуговицу.

Чистая свежая медь заблестела под плафоном. Искорка скакнула на витой
ободок. На маленький якорь. На рукоятки скрещенных шпаг. На половинку
солнца, увенчанного острыми лучами...

Разом не стало спокойствия. Медленно, гулко заударялось сердце. И все
вернулось к Павлику - пароход, Пассажир, мыс Город, ночной лес, Юкки с
девочкой... И не только это. Еще и ожидание чего-то нового - тревожного и
зовущего. Такого, от чего не уйдешь, не спрячешься.

Да он и не хотел уходить! Не хотел прятаться! Только сначала - чтобы не
плакала Майка!

... - Мальчик на заднем сиденье! У тебя есть билет? - Усатый шофер вышел из
кабины и встал у открывшейся передней двери. А заднюю не открыл.

- Конечно есть. Вот... - Павлик надел сумку и очень спокойно пошел через
автобус. В протянутом кулаке он сжимал пуговицу. В шаге от водителя Павлик
присел, нырнул под шоферскую руку и оказался на свободе. Помчался, слыша за
спиной басовитую ругань и обещания.

Дом был уже недалеко. И путь под уклон! Сейчас будет поворот - и дом сразу
виден! А в нем - светлое окно на втором этаже. Майка наверняка не спит,
ждет.

Еще немного!

Павлик не бежал - летел. Сумка не успевала за ним, летела на ремешке сзади.
Козырек перевернутой кепки вибрировал на затылке, как трещотка воздушного
змея.

И в то же время странное, непохожее на бег ощущение не оставляло Павлика.
Будто он не только мчится. Будто в то же время он сидит на скамье нижней
палубы рядом со старым Пассажиром. И смотрит, как плывет в небе край обрыва
с тонким силуэтом мальчишки.


...Монетка звякнула.

- Это моя! - Буфетчица накрыла ее пухлой ладонью.

Пассажир быстро нагнулся. Деликатно, но решительно взял тетушку за
перетянутое браслетом запястье.

- Оч-чень прошу прощения, но это не ваша. Таких у вас быть не могло,
смотрите сами... Убедились? Вот так-то...

Он проводил глазами смущенную буфетчицу и повернулся к мальчику. Мальчик
дернул себя за губу и решился, спросил:

- Значит, они догонят Гальку?

- Будем надеяться... Только не надо думать, что Юкки и девочка - это
обязательно Лотик и Вьюшка. Не так все просто на свете...

- Понимаю, - вздохнул мальчик.

- И к тому же это все равно не конец истории... У нее, наверно, до сих пор
нет конца.

- Как у Дороги?


Павлик по диагонали проскочил перекресток с одиноким фонарем. Асфальт
сквозь истертые резиновые подошвы крепко бил по ступням. Угловой дом в
конце квартала накатывался навстречу, как пароход. И окно на втором этаже -
светилось!

Павлик, хватая ртом воздух, смеялся на бегу. И сжимал в кулаке тяжелую
пуговицу. И чувствовал, как впечатывается в горячую ладонь командорский
знак. Якорь - символ надежды, скрещенные шпаги - эмблема чести и встающее



    Владислав Крапивин.
    Сказки о рыбаках и рыбках.


Повесть

Цикл В ГЛУБИНЕ ВЕЛИКОГО КРИСТАЛЛА -- 6

Вступление. РЫБОЛОВ

Эти заросшие диким укропом и лебедой улицы были как воспоминание детства.
Причем не его детства, не Валентина, - он-то провел свою ребячью пору среди
блочных пятиэтажек, - а детства давнего, уютного и теплого, когда мальчишки
гоняли по дощатым тротуарам обручи от бочек, запускали с невысоких крыш
змеев и если дрались, то всегда честно, один на один...

Любопытно, что выросший в Краснохолмске Валентин в школьные годы эту часть
города почти не знал. Если в ту пору он и оказывался здесь изредка, то
смотрел вокруг без интереса. Не понимал... И лишь когда узнал про
"Репейник", стал ходить сюда чуть не каждый день.

На востоке эти не тронутые временем деревянные кварталы обрывались на
берегу Васильевского озера, с запада их отрезал от центра проспект
Космонавтов, с юга и севера теснили горные хребты типовых двадцатиэтажных
микрорайонов. В южном Валентин жил. В северном находился клуб "Репейник" -
новые друзья Валентина, его самая большая отрада в нынешние времена.

От дома до "Репейника" добираться проще всего было на троллейбусе, по
проспекту. Но Валентину нравилось ходить пешком, пересекая от края до края
тихую городскую старину. При этом он старался каждый раз выбрать новую
дорогу. Путаница извилистых улочек, переходов, тропинок среди ветхих
заборов манила своей причудливостью...

Вот и сегодня Валентин свернул наугад - на дорожку за переделанной под
керосиновую лавку часовенкой - и оказался в незнакомом ему до сей поры
переулке с симпатичным названием Ручейковый проезд (хотя на проезд было не
похоже - в заброшенных колеях росли аптечная ромашка и подорожник).

Вот здесь-то Валентин и увидел маленького рыболова.

У осевшего в лопухи бревенчатого дома была под мятой водосточной трубой
врыта бочка. Глубоко врыта - над травой торчала круглым заборчиком лишь ее
верхняя кромка с клепаным обручем. Видимо, хозяева добывали здесь для
стирки мягкую дождевую воду. Над краем бочки, на самодельной лавочке из
кирпичей и доски, сидел мальчонка лет восьми. В красных плавках и куцей,
выше пояса, рыжей майке. Полуденное солнце блестящими точками горело в его
давно не стриженных ржаных волосах. Он рыбачил - держал в руках короткую
удочку, и леска от нее уходила в бочку. А на лавочке рядом с ним стояли
новые алые сандалетки. И на лице, и в позе мальчика была такая
сосредоточенность, такая готовность вот-вот выудить из дождевой бочки
настоящую рыбку, что смеяться над ним - не вслух, а даже про себя - было
грешно...

Однако над рыбаком смеялись. Двое мальчишек лет двенадцати (вполне славные,
не вредные с виду) и растрепанная девчонка в мятых шортах стояли шагах в
десяти от бочки, держались за велосипед и бросали в пространство громкие
ядовитые фразы.

- Тра-та-та, тра-та-та, я поймал вчера кита, - заявил один мальчишка.

- Насадил кита на шпильку и поймал на это кильку, - подхватил второй.

А девчонка выдала целое четверостишие:

Я ловить всегда готов,
Только больше нет китов.
Все киты ушли на дно,
В бочке плавает... хи-хи...

"Хи-хи" - это потому, что она заметила Валентина. А то, глядишь, и
срифмовала бы.

А мальчик у бочки не реагировал. Тощенькая спина его спокойно презирала
дразнильщиков.

Валентин полюбовался маленьким рыболовом, радуясь, запоминая, впитывая эту
картинку, чтобы сегодня же обязательно сделать рисунок в альбоме. Потом
подошел к ребятам.

- Зачем вы его дразните? Пускай играет, как хочет...

Мальчишки вроде бы смутились. А девчонка дерзко фыркнула:

- Подумаешь!.. Дело не в том, что играет, а в том, что хвастун. Всем
говорил, что щуку вытянет, а сам таскает одну мелочь... - И громко
окликнула рыбака: - Эй, Князь! Ты хотя бы карася поймал! А то твою мелочь
даже кошки не едят!

Мальчик не шелохнулся. А Валентин в это время думал удивленно: "Какая
мелочь?.. В бочке кто-то водится? Может, жуки-плавунцы или головастики?"

Он спросил:

- А почему вы его Князем дразните?

- Мы не дразним! - обиделся смуглый, будто закопченный мальчик. - Просто
прозвище такое. У каждого прозвище есть. Я, например, Дым, а вот он, - Дым
кивнул на светлого круглолицего приятеля, - Оладя... А вот она - Швабра!

Девчонка дурашливо замахнулась на него, мальчишки со смехом дернули
велосипед. Оладя скакнул на раму, Дым на седло. Рванулись вперед. Девчонка
догнала их, прыгнула на багажник, и троица покатила вдоль забора, вихляя
колесами в лебеде.

Валентин подошел к рыбаку. Тот не двинулся. А Валентин увидел рядом с
бочкой то, что не заметил раньше. В одуванчиках стояла трехлитровая банка,
в ней плавали несколько окунят и ершиков размером со взрослый мизинец.
Чудеса!

Валентин заглянул в бочку. Воды было почти доверху. Солнце просвечивало ее
до дна, там блестели две пивные пробки. И больше ничего в бочке не было -
только мальчишкины ноги, которые в воде казались зеленоватыми. Рыболов
тихонько шевелил пальцами. На Валентина не смотрел.

- Неужели тут что-то водится? - осторожно сказал Валентин.

Вопрос был глупый - откуда же тогда рыба в банке. И другой мальчишка -
повзрослее и посмелее - наверняка съехидничал бы в ответ. Но этот лишь
взглянул спокойными серыми глазами и ответил без улыбки:

- Понемножку... - И вдруг откинулся, дернул удочку, на леске взлетела
блестящая рыбешка, сорвалась. Мальчик поймал ее в ладонь. Опустил в банку
плотвичку.

- Чудеса, - повторил Валентин уже вслух, дивясь, что не очень удивляется
чудесам. Сел на корточки у банки. И чтобы чуть-чуть польстить мальчишке,
заметил: - Не такая уж это мелочь. Почему они говорили, что кошки не едят?

Мальчик через плечо глянул туда, где недавно стояли обидчики. Слегка
насупился и объяснил:

- А они и по правде не едят. Я ведь их не даю кошкам, рыбок-то...

- А для чего ловишь? На уху?

Мальчик повел облупленным плечом.

- Вот еще... Я их просто так... Наловлю, а потом отпускаю.

"Вот как!" - почему-то обрадовался Валентин. И спросил осторожно:

- Думаешь, рыбки не погибнут? Крючок-то их ранит...

Мальчик опять повернулся к Валентину. Сказал со снисходительной досадой на
его непонятливость:

- Ну разве же я крючком ловлю? Я магнитом...

Валентин поскреб бородку.

- Каким магнитом?

- Обыкновенным. Из хлебного мякиша.

- Шутишь, что ли?

Мальчик опять повел плечами: вот, мол, принесло на мою голову какого-то
курчавого-бородатого. И бестолкового. Но выдернул из воды леску. Показал на
ее конце темный шарик с дрожащей каплей.

- Разве это магнит? - Валентин вынул из нагрудного кармана карандаш со
стальным колпачком, поднес к шарику. Тот не качнулся. А мальчик вдруг
тихонько развеселился:

- Ой, ну что вы... Это же не железный магнит, а для рыбок! Специальный...
Вот! - Он опустил шарик на леске в банку и тут же выдернул назад - с
прилипшим к нему пескариком.

"Чудеса!" - подумал Валентин и не сказал это лишь потому, что повторяться
так было уже неприлично. Только опять заскреб в отросшей бородке. Мальчик
стряхнул пескарика в банку и проговорил с неожиданной доверительностью:

- Это же случайная добыча. Вот если бы щуку...

"Бедняжка, он и правда верит в такое", - вздохнул про себя Валентин. И
спросил со всей серьезностью:

- Думаешь, такой магнит щуку удержит?

- Не сомневаюсь, - очень по-взрослому ответил мальчик.

- Ну а с ней... что будешь делать, если поймаешь? Маме принесешь на уху?

Тень возмущения метнулась в мальчишкиных глазах.

- Ну вы сказали!.. Я думал, вы понимаете. Это же не простая щука!

- А какая?

- Та самая, - со вздохом отозвался он. И булькнул в бочке ногами. - Которая
"по щучьему велению"...

- А! - весело подыграл Валентин. - Это, значит, чтобы любое желание
выполнялось...

Плечи мальчика как-то поникли. Он сказал полушепотом:

- Мне любое не надо... Одно бы...

- А... какое? - посерьезнел Валентин. - Не секрет?

Мальчик еле слышно сказал:

- Секрет...

- Ну извини...

Мальчик шевельнул спиной: ладно, мол, чего там... Он словно повзрослел на
глазах.

Если и было все это игрой - щука и так далее, - то игрой с каким-то
серьезным, неведомым Валентину смыслом. И Валентин ощутил тяжелую
неловкость из-за своего непрошеного вмешательства. Однако уйти просто так
было тоже неловко. И ничего лучшего не нашел он, как пошутить. Причем
заранее ощутил виноватость от неуклюжести этой шутки:

- Щука для такой бочки все-таки великовата. А вот золотая рыбка - в самый
раз. Она ведь тоже годится для желаний...

Реакция была неожиданной. Мальчик встряхнулся. Выдернул из воды ноги,
крутанулся к Валентину. В серых глазах его словно трепыхались желтые
мотыльки.

- Ой, правда ведь... А я не догадался.

Совесть царапнула Валентина. "Зачем я малышу голову морочу..." Но, не
устояв перед мальчишеской радостью, он опять подыграл ему.

- Только ведь золотых рыбок сетями ловят...

- Я знаю! У деда авоська есть, тонкая такая, шелковая. На обруч натяну -
будет сачок. Тут ведь большая сеть не нужна! - Он радовался теперь так
открыто и заразительно, что Валентина просто душой потянуло к этому
необыкновенному пацаненку. В "Репейник" бы такого!

"А что, - подумал он, - мальчик-то местный, разыщу потом и приведу..."

А маленький рыболов доверительно поделился с Валентином:

- Надо только дождаться, когда солнце здесь отразится. Тогда уж точно
выловлю. Потому что наговор для невода я даже лучше знаю, чем для
магнита...

- Ну... ни пуха ни пера, - сказал на прощанье Валентин. И неожиданно, будто
за язык дернули, добавил: - Князь...

Короткие светлые брови мальчика удивленно дрогнули, но отозвался он сразу -
легко и озорно:

- Ага! Ни чешуйки, ни хвоста!.. - Вскочил на шаткую лавочку, начал мотать
на удилище леску.

Валентин, улыбаясь, отошел, оглянулся, неловко помахал мальчику ладонью. И
тот в ответ замахал Валентину...

Таким Валентин и запомнил маленького рыбака - как он стоит под июльским
жарким солнцем со вскинутой головой, с поднятой над плечом ладошкой,
похожей на крылышко. Веселый, коричневый, в мятой и смешно оттопыренной на
животе майке...

...Ни разу потом не встретил Валентин этого мальчика. Мало того, не мог он
отыскать даже этот дом с бочкой под водосточной трубой. Тропинка от часовни
приводила то на заброшенный стадион, то на Водопроводную улицу. Да и сама
часовенка при ближайшем рассмотрении оказалась отключенной трансформаторной
будкой. Выйти же в Ручейковый проезд никак не получалось. А расспрашивать
Валентин почему-то стеснялся. К тому же наступили такие дни, что стало и не
до этого.

Но пока все было хорошо, и он шагал, бережно унося из Ручейкового проезда
ласковую память о встрече с маленьким ловцом золотой рыбки.

В этом настроении Валентин и добрался до "Репейника". Старые кварталы
остались позади. Клуб располагался в цокольном этаже новой двадцатиэтажки.
Над приземистой дверью голубела вывеска с названием клуба и эмблемой:
мальчик и девочка,