он уже не мог. Просто стоял и ждал. Измученный и счастливый. Вытирал
с мокрых щек прилипший пух летучих семян.

В траве опять затрещал негромкий кузнечик...



    Владислав Крапивин.
    Цикл "В глубине Великого Кристалла--2".


ЖДИТЕ "МАГЕЛЛАН"

1

Кто бывал в Консате, должен помнить узкую и крутую лестницу, вырезанную в
береговых скалах. Лестница начинается у площадки с колоннадой и ведет к
морю. Внизу ее отделяет от воды только узкая полоска земли. Покрытая
ноздреватыми камнями и круглым галечником, она тянется между морем и
желтовато-белыми скалами от Долины Юга до самой Северной Косы, где
наклонной иглой пронзает небо обелиск - памятник погибшим астролетчикам.

Здесь хорошо собирать обточенные волной пестрые камни и охотиться за
черными злыми крабами. Ребята из школьного городка, лежащего к югу от
Ратальского космодрома, по дороге домой всегда задерживаются на берегу.
Набив карманы находками, ценность которых никогда не понимали и не понимают
взрослые, они взбегают по высоким ступеням. Старая лестница нравится им
больше, чем эскалатор, бегущий среди скал в сотне шагов отсюда.

В ту пору я только что закончил отчет о третьей экспедиции в бассейн
Амазонки. Теперь целый месяц можно читать обыкновенные книги, по которым я
так стосковался за эти дни напряженной работы.

Взяв томик стихов или новеллы Рандина, я уходил на верхнюю площадку Старой
лестницы. Место было пустынное. В трещинах каменных плит росла трава. В
завитках тяжелых капителей гнездились птицы.

Сначала я все время проводил на площадке один. Потом туда стал приходить
высокий смуглый человек в серой куртке странного покроя. В первые дни мы,
словно по взаимному уговору, не обращали внимания друг на друга. Но, кроме
нас, здесь почти никто не бывал, и мы, постоянно встречаясь, стали в конце
концов здороваться. Но никогда не разговаривали. Я читал книгу, а
незнакомца все время, видимо, беспокоила какая-то мысль, и, занятый ею, он
не хотел вступать в разговор.

Приходил этот человек всегда вечером. Солнце уже висело над Северной Косой,
за которой громоздились белые здания Консаты. Море теряло синеву, и волны
отливали серым металлом. На востоке, отражая вечернее солнце, окрашивались
в розовый цвет арки старой эстакады. Она стояла на краю Ратальского
космодрома, как памятник тех времен, когда планетные лайнеры не были еще
приспособлены к вертикальному взлету.

Придя на площадку, незнакомец садился на цоколь колонны и молча сидел,
подперев кулаком подбородок.

Он оживлялся, только когда на берегу появлялись школьники. Встав на верхней
ступени лестницы, этот человек следил за их игрой и ждал, когда
светлоголовый мальчуган в черно-оранжевой полосатой куртке-тигровке заметит
его и помчится наверх. Каждый раз он мчался с такой быстротой, что
наброшенная на плечи тигровка развевалась, как пестрое знамя.

И хмурый незнакомец менялся на глазах. Он весело встречал мальчика, и,
оживленно говоря о своих делах, оба уходили, кивнув мне на прощанье.

Я думал сначала, что это отец и сын. Но однажды мальчик на бегу крикнул
кому-то в ответ:

- Я иду встречать брата!

Из разговоров братьев я узнал потом, что старшего зовут Александром.


Это случилось примерно через неделю после того, как я впервые увидел
Александра. Он пришел в обычное время и сел у колонны, насвистывая странный
и немного резкий мотив. Я читал, но невнимательно, потому что "Песню синей
планеты" Валентина Рандина знал почти наизусть. Иногда я бросал поверх
книги взгляд на Александра и думал, что лицо его мне знакомо.

Был небольшой ветер. Переворачивая страницы растрепанного томика, я не
удержал оторванный лист. Прошелестев по камням, он лег почти у самых ног
Александра. Тот поднял его и встал, чтобы отнести мне. Я тоже встал. Мы
встретились на середине площадки.

Я впервые увидел Александра так близко. Он оказался моложе, чем я думал.
Морщины над переносицей делали суровым его лицо. Но Александр улыбнулся, и
морщины исчезли.

- Книга, наверное, не интересная? - спросил он, протягивая листок.

- Просто очень знакомая.

Мне не хотелось обрывать разговор, и я заметил:

- Твой брат задержался...

- Он должен задержаться. А я забыл...

Мы сели рядом. Александр попросил книгу. Было удивительно, что он не знает
новелл Рандина, но я ничего не сказал. Александр открыл книжку и положил на
страницы ладонь, чтобы удержать листы. На тыльной стороне ладони я заметил
у него белый разветвленный шрам. Александр перехватил мой взгляд.

- Это еще там... У Желтой Розы.

Я сразу все вспомнил.

- На Снежной планете?! - воскликнул я. - Александр Снег...

Необычные передачи, экстренные номера журналов, со страниц которых смотрели
Александр Снег и его три товарища, - это было совсем недавно. По всей Земле
тогда с удивлением повторяли их имена.

Я видел перед собой человека, вернувшегося на Землю через триста лет после
старта. Но это не было удивительным. "Бандерилья" и "Муссон" тоже плавали в
космосе более двух веков. И хотя история фотонного фрегата, на котором
вернулся Снег, была необычнее, чем у других, я думал не о его истории.

- Александр, - спросил я, чувствуя, что столкнулся со странной загадкой, -
ведь триста лет... А мальчику не больше двенадцати. Откуда у тебя брат?

- Я знаю, ты археолог, - сказал Александр после некоторого молчания. - Ты
должен чувствовать время лучше, чем другие. И понимать людей... Поможешь
мне, если я расскажу все?

- Постараюсь помочь.

- То, о чем я расскажу, знают, кроме меня, только трое. Но они помочь не
могут... Очень нужен чей-то совет... Только с чего начать?.. Впрочем, все
началось как раз на этой лестнице...

2

Все началось на лестнице.

Нааль впервые после гибели родителей пришел к морю. Море, окаймленное
широкой дугой белого города, сверкало синевой и вспыхивало белыми
гребешками волн. Оно было ласковым и солнечным, словно никогда в его
глубинах не гибли корабли.

Нааль спускался к воде. И чем ближе было море, тем торопливее шагал он по
ступеням. И скоро он мчался во всю мочь навстречу громадной синеве,
брызжущей солнцем, дышащей влажным и соленым ветром.

На неровном камне у него подвернулась нога. Нааль упал. Он ударился, но не
сильно. Прикусив губу и прихрамывая, он стал спускаться дальше. Как и все
мальчишки, Нааль верил, что соленая вода - лучшее лекарство от царапин и
ссадин. Поэтому, сбросив сандалии, он хотел войти в воду. Но среди камней,
то и дело заливаемых легкой волной, Нааль увидел большого черного краба.

Мальчик невольно отскочил. Но одно дело - поддаться секундному страху, а
другое - струсить совсем.

Чтобы проверить свою смелость и отомстить крабу за испуг, Нааль решил
поймать черного отшельника и забросить его далеко в море.

Краб, видимо почуяв опасность, заспешил и скрылся среди камней.

- Ну, держись!.. - прошептал мальчик.



Увлеченный охотой, он стал отваливать камень. Плоский камень плюхнулся в
воду. Краб, видя, что его нашли, заторопился еще больше. Но Нааль уже не
смотрел на него. На мокром гравии он увидел маленькую голубую коробку.
Коробка была гладкая и круглая, как обточенный волнами голыш. Неизвестно,
откуда вынесло ее к этому берегу.

Мальчик сел на гравий и стал разглядывать находку. Коробка оказалась
закупоренной наглухо. Не меньше часа Нааль царапал ее пряжкой своего
пояска, прежде чем сорвал крышку. Завернутый в листок старой бумаги, в
коробке лежал странный значок: золотая ветка, в листьях которой запутались
блестящие звезды. На стебле было выбито короткое слово: "Поиск".

Разглядывая значок, Нааль забыл о бумаге. Он и не вспомнил бы, но ветер
бросил смятый листок ему на колени. Мальчик стал читать, с трудом разбирая
старинный шрифт. Вдруг лицо его сделалось очень серьезным. В конце листа он
нашел слова, неожиданные, как громкий и внезапный звук струны.

Часа через два пришли на берег школьники. Нааль сидел на том же месте. Он
уперся локтями в теплый от солнца камень и смотрел, как вырастают у берега
белые гребни.

- Мы искали тебя, - сказал старший мальчик. - Не знали, что ты ушел к морю.
Зачем ты один сидишь на берегу?

Нааль не слышал. Резче стал ветер, и сильно шумели волны. Вы знаете, как
шумят волны? Сначала растет шум набегающего вала. Потом на камни с плеском
рушится гребень. Волна, распластавшись, с шипением ползет по берегу. А ее
догоняет другая...

3

Среди школьников Долины Юга он не выделялся ничем особенным. Как и все,
любил летать на высоких качелях в опасной близости от корявых и сучковатых
деревьев, гонять пестрый мяч среди стволов в солнечной роще. Не очень любил
учить историю открытия больших планет. Мог многих ребят обогнать в беге, но
не очень умело плавал. Охотно вступал в любую игру, но не был никогда в ней
первым. Лишь один раз он сделал то, что сможет не каждый.

Упругая ветка росшего на берегу куста сорвала с его рубашки значок. Золотой
значок с синими звездами полетел в воду. Было видно в прозрачной воде, как
он уходит в глубину. И тогда, не думая ни секунды, Нааль прыгнул с
шестиметрового обрыва, чудом не задев нагроможденные внизу острые камни.

Скоро он выбрался на берег и, зажав в ладони значок, свободной рукой стал
молча выжимать рубашку.

Никто не знал, откуда у него этот значок и почему он так им дорожит. Никто
и не расспрашивал. Ведь у каждого может быть своя тайна. После гибели
родителей Нааль словно повзрослел и не всегда отвечал на вопросы
сверстников.

Внешне ничего почти не изменилось в его жизни, когда он узнал про свое
горе. Нааль и раньше большую часть времени жил в школе. Отец и мать были
специалистами по изучению больших глубин и часто уходили в экспедиции. Но
теперь мальчик знал, что никогда не вернется батискаф "Олень" и в конце
аллеи не появится человек, к которому можно помчаться навстречу, позабыв
про все на свете.

Проходили месяцы. Были тихие утренние часы школьных занятий, были дни,
полные солнца, шумных игр и веселых дождей. Может, и забылось бы горе. Но
однажды волны вынесли неизвестно откуда на берег у Старой лестницы
маленькую голубую коробку. Нет, она не была памятью о погибшем батискафе...

Ночью, видя в окне оранжевые отблески Ратальских маяков, Нааль доставал из
коробки смятый журнальный лист. Свет был не нужен, каждую строчку мальчик
помнил наизусть. Это был очень старый журнал, изданный лет триста назад.
Текст, отпечатанный на листе, рассказывал о старте фотонного фрегата
"Магеллан".

В учебнике по истории звездных полетов об этом корабле говорилось коротко и
сухо:


"Магеллан" ушел к одной из желтых звезд с целью отыскать планету, подобную
Земле. Видимо, экипаж пользовался неточными сведениями о планете,
полученными от гибнущего фрегата "Глобус". "Магеллан" должен был вернуться
через сто двенадцать лет. Известий от него не поступало. Очевидно, молодые
астролетчики, увлекшиеся легендой и не имеющие опыта, погибли, не достигнув
цели".


В учебнике не было даже их имен. Нааль узнал их из найденного листка.
Капитана звали Александр Снег.

Нааль слышал от отца, что один из его предков был астронавтом. И тогда, на
берегу, прочитав имя "Снег", он почувствовал гордость и обиду. Обиду на
учебник за скупые и, наверно, неправильные слова о космонавтах. Мало ли
почему мог погибнуть фрегат. И был ли виноват экипаж?

"А если они не нашли ничего у той желтой звезды и полетели дальше? А если
они... летят до сих пор?" - подумал Нааль, споря со строчками учебника. Но,
подумав так, вдруг зажмурился, словно испугался собственной мысли. Он
отчетливо увидел длинную и густую аллею школьного парка, а в конце ее -
высокого человека в серебристой куртке астронавта, человека, навстречу
которому можно побежать, позабыв обо всем на свете.

А если он вернется? Он мог бы еще вернуться. Ведь никто не знает, до какой
плотности сжал свое полетное время "Магеллан". Вдруг вернется фрегат? И
тогда Нааль встретил бы не предка, не чужого человека из другого столетия.
Он встретил бы брата. Потому что в конце журнального листа мальчик прочитал
слова, сказанные кем-то экипажу "Магеллана":


"Не забывайте старых имен. Вы вернетесь через много лет. Но внуки ваших
друзей встретят вас, как друзья. Внуки ваших братьев станут вашими
братьями..."


Нааль понимал, что все это просто фантазия. И все-таки отчетливо
представлял, как это может случиться. Будет утро...

Он ясно видел это утро: яркое, уже высоко поднявшееся солнце и такое синее
небо, что на белых зданиях, на белых одеждах, на серебристом корпусе
фрегата лежит голубой отблеск. Вспомогательные ракеты только что осторожно
опустили корабль на поле космопорта. И он замер, опираясь на черные
цилиндры фотонных отражателей, громадный звездный фрегат - сверкающая башня
с черным гребнем длиной в полторы сотни метров. Четко выделяются на гребне
старинные светлые буквы названия: "Магеллан". Нааль видит, как маленькие
фигурки астролетчиков медленно спускаются по спиральному трапу. Сейчас
космонавты ступят на землю и пойдут навстречу людям. Нааль встретит их
первым, встанет впереди других. Он сразу спросит, кто из них Александр
Снег. А потом... Нет, он не будет говорить много. Сначала просто назовет
свое имя. Ведь он тоже Снег...

Нааль не привык скрывать свои радости и печали. Но об этом не сказал
никому. Ведь сам не желая того, он начал мечтать о чуде. А кто же станет
верить в чудо? Но иногда по ночам, глядя на отблески маяков космодрома,
Нааль доставал мятый листок. Ведь каждый имеет право на свою мечту, если
даже она несбыточная.

Чудес не бывает. Но в силу странного совпадения в этом же году Пятая
лоцманская станция приняла всколыхнувший всю планету позывной: "Земля...
Дайте ответный сигнал. Я иду. Я "Магеллан".

4

Луна еще не вставала, но верхняя часть Энергетического Кольца уже поднялась
над холмами крутой неправильной дугой. Его желтоватый рассеянный свет
скользнул в окно и широкой полосой лег на ковер.

Нааль выключил наручный приемник. Новых сообщений не было. Но он не мог
больше ждать. Мальчик колебался еще секунду, потом вскочил, мгновенно убрал
постель и оделся. Бросив на плечо куртку, он подошел к окну. Окно было
полуоткрыто. Оно никогда не закрывалось полностью, потому что снаружи,
цепляясь крошечными шипами за карниз, пробрался в комнату пунцовый
марсианский вьюнок. Тонкий стебель был бы перерезан, если бы стекло
задвинули до конца.

За окном искрились в свете Кольца мокрые от недавнего дождя кусты. Они
бросали едва заметный зеленоватый отблеск на белые стены и широкие стекла
школьных зданий. Над холмами вздрогнул и погас на редких облаках оранжевый
луч: вновь сигналил кому-то Ратальский космодром.

Нааль отодвинул стекло и шагнул на протоптанную тропинку.


Ректор школы Алексей Оскар еще не спал. Он читал. Свежий, пахнущий дождем
воздух вошел в открывшуюся дверь и шевельнул книжные листы.

В двери стоял мальчик.

- Нааль?

Слегка сбиваясь и торопясь закончить разговор, Нааль впервые рассказал все.

Оскар встал и отвернулся к окну. Вопреки общему мнению, он не считал себя
опытным педагогом. Просто была у него способность вовремя находить
правильное решение. Но он

растерялся сейчас. Что он мог сказать? Попробовать что-то объяснить,
отговорить мальчика? Но можно ли отговорить? И будет ли он тогда прав?..

Ректор молчал, а время шло, и молчать дальше было нельзя.

- Слушай, Нааль, - начал ректор, не зная еще, что скажет дальше. -
Сейчас... ночь...

- Оскар, отпусти меня на Берег Лета, - тихо сказал мальчик. Это не было
даже просьбой. В голосе его послышалась тоска, похожая на ту непобедимую
тоску по Земле, которая заставляет космонавтов совершать отчаянные поступки.

Есть вещи, перед которыми обычные понятия и правила бессильны. Что мог
сказать Оскар? Только то, что уже ночь и надо бы выехать утром. Но какое
это имело значение?

- Я отвезу тебя на станцию, - сказал Оскар.

- Не надо. Лучше я пойду. Один...

Мальчик ушел.

Оскар, подойдя к видеофону, вызвал Берег Лета и, набрав позывной лоцманской
станции, отчаянно надавил клавишу срочного вызова. Никто не ответил. Лишь
автомат успокоил: "Все благополучно".

НОЧНАЯ ДОРОГА

1

Лучше бы он не ходил этой дорогой!

Думая сократить путь, Нааль решил пройти к станции через холмы.

За четверть часа он добрался до перевала.

Над круглыми вершинами висела белая Луна в светлом эллипсе Энергетического
Кольца. Справа медленно гасли и загорались Ратальские маяки. Слева, отчасти
скрытые грядой невысоких холмов, сияли огни Консаты. Они раскинулись
широкой дугой, а за ними стояла, слабо мерцая в лунном свете, туманная
стена моря.

А вся долина была пересечена черной громадой Ратальского моста - старинной
эстакады.

До сих пор Нааль не боялся встречи и ни в чем не сомневался. Слишком
неожиданным и чудесным было сообщение о "Магеллане", и радость не оставила
места для тревоги.

И тревоги не было до той минуты, пока Нааль не увидел эстакаду. Он не мог
бы объяснить, почему появилось сомнение. Наверно, двухсотметровые арки,
вставшие на пути, как исполинские ворота, были слишком мрачные и громадные.
Они напоминали о непостижимой величине всего, что связано с космосом, о
расстояниях, пройденных "Магелланом", о трех столетиях... "Внуки братьев
станут вашими братьями!" Но мало ли кто какие слова говорил триста лет
назад!..

Черные опоры эстакады стояли, как двойной строй атлантов, и молча
спрашивали мальчишку: куда идет он? зачем? что за нелепые мысли у него в
голове? Мальчик оглянулся, словно искал поддержку. Но огни Долины Юга
скрылись за холмом.

Тогда он замер на миг и вдруг, рванувшись, побежал к эстакаде. Он мчался
напрямик по высокой, еще сырой траве. Какое-то колючее растение оцарапало
ему ногу. Нааль остановился, яростно вырвал его с корнем и побежал опять.
Скорей, скорей, чтобы не догнала непонятная звенящая тревога! Сейчас он
пересечет широкую полосу тени и минует черные ворота Ратальского моста...

2

Вагон кольцевого экспресса, идущего через Берег Лета на северную
оконечность материка, был пуст. Нааль забрался с ногами в кресло и смотрел,
как со скоростью пятьсот километров в час пролетает за окнами темнота.

Нааль устал. В другое время он, конечно, заснул бы, но сейчас снова
зазвенела, как надоедливая струна, тревога: "А если он ничего не скажет в
ответ? Или подумает, что это просто шутка? И до мальчишки ли будет герою
космоса, вернувшемуся на Землю через триста лет?"

Мальчик представил вдруг громадное поле космодрома, заполненное тысячами
встречающих. Тысячи приветствий, тысячи протянутых для рукопожатия ладоней.
А что будет делать там он? Что скажет?

И вдруг появилась мысль, что не надо ночевать в городе, ждать утра и
приземления корабля. Надо обо всем сказать Александру сейчас. "Лоцман-5"
держит связь с фрегатом. Станция в сорока километрах от Берега Лета. Ехать
нужно еще пять минут.

Дождавшись очередного поворота, Нааль вышел на движущийся кольцевой перрон.
Прыгая по замедляющим свой бег кругам, Нааль добрался до неподвижного
центра и через тоннель вышел за платформы.

Перед ним лежало черное поле. Сзади горели неяркие огни перрона, далеко
впереди светился синий шпиль лоцманской станции. Тихо шумел ветер. Этот шум
почему-то успокоил мальчика. Раздвигая ногами высокую траву, Нааль побрел
прямо на синий шпиль.

Здесь, видимо, тоже недавно прошел дождь. Мокрые листья липли к коленям.
Ветер был теплым и влажным.

Скоро Нааль вышел на дорогу и зашагал быстрее. Ветер тоже быстрей полетел
навстречу, стараясь сорвать с плеч мальчика легкую куртку.

3

Станция "Лоцман-5" уже давно отказывалась давать подробную информацию. На
все запросы коротко отвечал автомат: "Все благополучно". Многие пытались
настроиться на волну связи с кораблем, но не удавалось: никто не знал
старинной системы передач.

Первое сообщение с приближающегося фотонного фрегата приняла промежуточная
станция Юпитера. Но теперь у Земли уже была прямая связь с кораблем.
Лоцманы не покидали станцию ни на минуту. Трое дежурили у векторного