гом, а там ведь безвоздушное
пространство...

- Ученые говорят, что в них атомные процессы идут. А в общем, до конца это
еще не изучено.

- И главное, вечно горят...

- Не совсем вечно. У звезд тоже бывает рождение и конец.

- Ну, все равно. Миллиарды лет...

- С чего это ты о звездах задумался, Володька?

Он серьезно сказал:

- А что? Я о них часто думаю... Вот смотри: если бы не было звезд, не было
бы планет. Значит, не было бы людей. Вообще ничего хорошего не было бы... И
мы с тобой никогда бы не подружились...

"А ведь в самом деле..." - подумал я и покрепче взялся за Володькино
плечо...

Шли мы уже минут пятнадцать, а улица все тянулась. "Удивительно, - думал я.
- Это же поселок, а не город..."

Сделалось теплее. Володька откинул капюшон.

Улица стала узкой, дома вплотную подступили к дороге. В мерцающем полусвете
облаков я разглядел, что это необычные дома. Точнее, это были всего два
очень длинных дома - справа и слева. Они и составляли улицу. С правой
стороны тускло поблескивал бесконечный ряд полукруглых окон, с левой
тянулась перед домом длинная терраса или галерея - столбы с навесами.

Мы подошли совсем близко, и я увидел, что столбы покрыты резьбой: их
оплетали деревянные листья и цветы. А вверху, на карнизе, я смутно различил
какие-то смеющиеся маски.

- Что это за дома, Володька?

- Не знаю, - шепотом сказал он. - Я их раньше не видел.

Даже в полумраке я различил, какие опять встревоженные сделались у него
глаза.

Ощутимой волной прошел вдоль домов теплый воздух, и я уловил в нем запах
травы. Той серебристой травы, что росла у стен Валеркиного Города.

- Что? - поспешно прошептал Володька. - Это... уже? Это правда?

Я сжал ему руку и повел мимо резных столбов. Я не знал еще точно, где мы,
но от волнения перехватило горло.

Так шли мы полминуты. Улица оборвалась наконец, и в тот же миг из-за
просветлевшей кромки облака выглянул краешек луны. Я остановился и радостно
прижал к себе Володьку. Луна могла светить только там. У Валерки. У нас
было новолуние.

Яркий круг выкатился из-за облака целиком, и словно включили голубой
прожектор.

- Ой! Ура... - с тихим восторгом сказал Володька. - Смотри.

Я смотрел. Но глаза не сразу привыкли к странному серебристо-голубому миру.

Слева на холме, в километре от нас, я разглядел белые домики. А справа и
впереди, занимая половину пространства, стояла туманная мерцающая стена. И
неясно было: вблизи она или очень-очень далеко. Только то, что находилось
совсем рядом, я видел отчетливо: кусты и нагромождение камней.

Не знаю, что меня толкнуло, но я моментально решил забраться на камни и
осмотреться. Держа в руках раковину, я по гранитным уступам взбежал наверх
и тут услышал Володькин крик:

- А я?! Подожди, я с тобой!

Чтобы успокоить его, я обернулся. Из-под ноги выскользнул камень. Я шагнул
в сторону, однако нога не нашла опоры. Качнувшись, я замахал руками... и
ухнул в пустоту.

4

У меня есть приятели-альпинисты, кое-чему я у них научился. Извернувшись, я
ухватился за каменный карниз. Раковина, конечно, улетела, но мне было не до
нее. Острый толчок опасности как бы встряхнул меня, и я сразу все понял.
Понял, что туманная стена с лунными искрами - это океан и что я повис на
краю обрывистого берега - видимо, очень высокого. И если разожму пальцы,
грохнусь об утесы или окажусь под водой (а какой из меня пловец в сапогах и
плаще?).

- Володька! - сдавленно крикнул я. Но, услышав, как из-под ног у него
посыпались камешки, испугался: - Не подходи, сорвешься!

Это было глупо. Кто, кроме него, мог помочь?

Ну а он? Разве он вытащит? Я висел на закаменевших пальцах и чувствовал,
какое нескладное и тяжелое у меня тело.

Что внизу, я не видел. Видел только перед носом темный камень. Ноги
болтались и не находили, за что уцепиться.

- Сейчас! - крикнул Володька. - Не бойся!

Я отчаянно попытался подтянуться, но пальцы едва не сорвались. Я поднял
лицо, но увидел над собой лишь каменный козырек.

- Тихо ты, - почти со слезами сказал Володька. - На, держи.

По пальцам левой руки, по кисти скользнула и закачалась у щеки знакомая
веревочка. С узелками и петлей на конце. Умница Володька!

Я знал, что капроновый шнурок выдержит меня. Ухвачусь, раскачаюсь, заброшу
на карниз локоть и ногу. Володька вцепится в плащ, поможет выбраться...
Только удержу ли я в ладонях тонкую скользкую веревочку?

Из последних сил я вцепился в камень правой рукой, а левую освободил на
миг, сунул в страховочную петлю и сжал узелки. Но правая рука подвела:
пальцы сорвались. От рывка узелки выскочили из ладони, тонкая петля
затянула кисть, и я повис, вращаясь на шнуре.

Режущая боль была такой дикой, что я ничего не увидел, хотя сделал на
веревке полный оборот.

Я застонал и схватился правой рукой за шнур, повыше петли. Он был совсем
тоненький и гладкий, не удержать. А до узелков теперь не дотянуться. Боль
от кисти уже подкатила к плечу, и я побоялся, что потеряю сознание.

"Не смей", - сказал я и широко открыл глаза. Я опять висел лицом к обрыву,
но ниже, чем раньше: веревка опустилась приблизительно на метр. Зато
недалеко был выступ: если раскачаться, можно встать на него и ухватиться за
гранитный гребешок. Лишь бы выдержать!

- Володька! - со стоном крикнул я. - Ты хорошо привязал?

И услышал глухой, хриплый какой-то ответ:

- Я не успел... Я держу.

На миг я забыл даже про боль. Ужас бывает сильнее боли.

- Отпусти! - приказал я.

Мне вовсе не хотелось в герои, и я не мечтал о подвиге. Я даже успел всей
душой понадеяться, что, может быть, падая, зацеплюсь за какой-нибудь
выступ. Или свалюсь в воду и все-таки выберусь. А Володьке не выбраться.
Он-то уж точно грохнется насмерть, если сорвется.

- Отпусти сейчас же!

- Не отпущу... Выбирайся...

- Брось, ты не удержишь!

- Удержу. Я ногами зацепился. - Он говорил глухо и с трудом.

Какие же отчаянные силы появились у него, если своими тощими ручонками он
удерживал меня - взрослого тяжелого дядьку!

Я представил, как тугие капроновые пряди врезаются в Володькины ладошки, и
закричал изо всей мочи:

- Брось веревку!!

- Не брошу, - сказал он и, кажется, заплакал.

Тогда я от страха за него и за себя, от боли и отчаяния начал орать на
Володьку. Орал и висел неподвижно, потому что чувствовал: если чуть качнусь
- Володька сорвется с каменной площадки. Потом оборвал крик. Вспомнил про
нож.

Опять я повис на левой руке (она уже онемела в петле), сунул правую ладонь
в карман, ухватил рукоятку. Все напряглось во мне от предчувствия жуткого
падения. Но я же не погибну, нет! Рывком я сбросил с клинка ножны и тяжелым
отточенным лезвием рубанул натянутый шнур...

Я им гвозди рубил когда-то, этим ножом. Но от Володькиной веревочки клинок
отлетел как от стального троса. Упругая отдача вырвала нож из ладони.

Несмотря на всђ отчаяние и страх, я так изумился, что повис как мешок. Нож
тихо звякнул где-то далеко внизу. Это привело меня в чувство. Я опять хотел
заорать на Володьку, но почувствовал, что меня поднимают. Перед глазами
появился край обрыва, потом чьи-то пальцы яростно ухватили мой плащ и
потянули вверх. Я уцепился за карниз локтем, лег грудью, забросил колено.
Перевалился через левое плечо на спину и от последнего толчка боли закрыл
глаза.


Видимо, с полминуты я все же был без сознания. По крайней мере, не помню,
как снимали у меня с запястья петлю. Я ощутил прикосновение прохладной
мякоти к содранной коже. Эта прохлада всосала в себя и растворила боль.
Только щекочущие мурашки бегали по левой руке, словно я ее отлежал.

Я открыл глаза и увидел Володек. Двух Володек. Они стояли надо мной
рядышком. Один Володька был в своей штормовке, а другой - в светлой
шелковистой рубашонке, подпоясанной тонким блестящим ремешком.

- Ну, ты чего? - жалобно сказал Володька в штормовке. - Ты живой?

А Володька в рубашке сел на корточки и поправил на моей руке накладку из
влажных листьев. Под луной вспыхнули его светлые волосы. И хотя лицо
осталось в тени, я все равно узнал. Сразу же. Он засмущался и спросил:

- Ну, как ваша рука? Не сильно болит?

- Василек! - сказал я почти с испугом. - Ты что? Ты почему говоришь мне
"вы"?

Он улыбнулся знакомой своей улыбкой: нерешительной, но очень славной.

- Ну... ты такой большой теперь.

В самом деле! Он же никогда раньше не видел меня большим. Валерка видел, а
Братик - ни разу. Я всегда приходил к нему мальчишкой. Двенадцатилетним
пацаном с выгоревшими волосами и засохшими ссадинами на острых локтях...

- Ну и что же, что большой! Какая разница, Василек!

- Все равно глупый, - негромко добавил Володька.

Я не рассердился. Мне стало вдруг очень стыдно, что я, такой здоровенный,
раскис и валяюсь перед ребятами. Я вскочил. Боль опять прошила руку, но я
сдержался.

- Не скачи, снова загремишь, - хмуро предупредил Володька. - Лучше погляди,
куда ты собирался лететь.

Далеко внизу штурмовали берег длинные водяные валы, а между утесами
вырастали белые деревья: это вставали громадные столбы брызг. Только сейчас
я понял, что в воздухе висит шум прибоя. Он был такой ровный, что казался
частью тишины.

От края обрыва до прибоя было не меньше сотни метров.

- Ну, что? - сумрачно сказал Володька.

- Как ты меня удержал? - тихо спросил я.

Володька шевельнул плечом. Потом объяснил:

- Вон видишь камень? Я на нем лежал на спине. А ноги согнул и цеплялся за
край...

Значит, он лежал навзничь на этой квадратной глыбе. Острая каменная грань
врезалась ему под коленки, а веревка, намотанная на руки, срывала с ладоней
кожу...

- Хорошо, что он подоспел, - шепотом сказал Володька и кивнул на Братика. -
Сразу как вцепился тебе в воротник...

Два таких малька - и вытянули меня.

- Покажи руки, Володька.

Он ворчливо объяснил:

- Видишь, я штаны держу. Если отпущу, свалятся.

Он и правда еще не успел подпоясаться веревочкой.

- Никуда штаны не денутся. Покажи ладони.

Володька вздохнул, надул живот, чтобы штаны и вправду не съехали, и
протянул руки. На ладонях были темные полосы. Но не такие страшные, как я
ожидал.

Подошел Братик и застенчиво объяснил:

- Мы сразу листья приложили. Это черепашья трава, ее здесь много. Она тут
же залечивает.

Это я и сам чувствовал: боль в руке опять утихла.

Володька подобрал с камней свою веревочку.

- Хорошая ты моя. Надежненькая... А этот вредный дядька тебя ножом. Тоже
мне, Смок Белью...

- Откуда ты знаешь про нож? Ты же не видел.

- "Откуда"... Догадался. Мало ли чего я не видел? Зато слышал много... Как
ты там висишь и ругаешься.

- Прости, малыш, - сказал я.

- Ладно уж, - снисходительно буркнул Володька и запоздало огрызнулся: - Сам
малыш!

Братик засмеялся. Тогда засмеялся и Володька, и они посмотрели друг на
друга.

А я обрадовался и рассердился. Рассердился на себя - за то, что до сих пор
как бы в плену у жуткого случая. Все кончилось хорошо, сколько же еще
вздрагивать? А обрадовался потому, что наконец понял: вот же он, Братик!
Самый настоящий!

Теперь самое время начаться главным событиям. Не зря же Валерка послал нам
раковину! Не для того же мы с Володькой пришли сюда, чтобы я поболтался на
веревочке!

Было уже две Сказки: одна печальная и ласковая, другая - жестокая, но с
хорошим концом. Должна быть и третья. Неизвестно какая, но должна.

...А Володька и Василек все смотрели друг на друга, словно шел между ними
молчаливый разговор.

- Вы хоть познакомьтесь, - сказал я.

Володька небрежно глянул на меня:

- А чего нам знакомиться? Мы и так знаем...

Он взял Братика за руку, и мы стали спускаться с камней.

На ходу Володька негромко сказал Братику:

- Он про тебя много рассказывал... Тебя Васильком зовут? А можно Васькой?

Я поморщился. Но Братик сказал весело и просто:

- Можно, конечно.

Мы пошли по тропе среди травы. Я шагал сзади и видел только ребячьи
затылки, освещенные луной. Оба лохматые и порядком заросшие. Темно-русый
Володькин и совсем светлый Василька. Но я представлял, какие у Володьки и
Братика сейчас лица. Володька пытается скрыть стеснительность за
беззаботной улыбкой, а Василек поглядывает на него сбоку - смущенно и
слегка нерешительно: кажется, хочет что-то сказать.

Наконец он проговорил вполголоса:

- Я про тебя тоже слышал...

- Он рассказывал? - торопливо спросил Володька.

- Он тебя во сне звал... В тот раз, после боя...

Володька перестал, кажется, улыбаться. Братик сказал:

- Я тогда и понял...

- Что?

- Ну... какой ты.

Володька помолчал и скованно спросил:

- Какой?

- Ну, такой... - Братик опять засмущался и не сразу нашел ответ. Потом
серьезно сказал: - Как твоя веревочка...

Володька сбил шаг, и у них с Васильком дрогнули сомкнутые руки. Но не
разорвались, а сцепились покрепче - ладонь в ладони.

Мне стало даже капельку обидно, что они идут рядом, а я один остался. Но в
этот же миг Братик и Володька обернулись.

- Догоняй, - сказал Братик. - Ты не устал?

А Володька сурово заметил:

- Надо вместе ходить, а то опять куда-нибудь свалишься... Беда с этими
взрослыми: ноги длинные, а толку никакого.

Я обрадованно догнал их, и они ухватили меня за руки с двух сторон. И
пошли, крепко прижавшись ко мне. Может быть, потому, что тропа была
неширокая, а по краям стояли высокие стебли с жесткими зубчатыми листьями.

- Василек, а что случилось? - спросил я. - Вы позвали...

- Ничего не случилось, - беззаботно сказал он. - Ну, ничего такого... Скоро
дальнее плавание, на целый год. Брат хотел повидаться перед уходом.

- А как вы послали раковину? - вмешался Володька.

Все так же беззаботно Братик объяснил:

- Их посылают по солнечным лучам, когда полуденный ветер... Брат знает, он
эти хитрости изучал, а я пока не разбираюсь.

- Мы к нему идем? - спросил я.

- К нему.

5

Скоро мы вошли в поселок. Белые домики с полукруглыми окнами и множеством
деревянных лестниц в беспорядке толпились на склоне холма. Склон опускался
к морю. По берегу шла высокая набережная. Она была выложена бугристыми
плитами. Вдоль набережной стояли шесты, и между ними тянулись развешанные
сети. На сетях, как выловленные в море серебряные монетки, сверкали крупные
рыбьи чешуйки.

В лицо нам дул теплый ветерок, сети медленно качались. Пахло бочками из-под
рыбы, сладковатой травой и морской солью.

Володька вертел головой, глаза у него блестели.

Изредка попадались навстречу мужчины в кожаных шляпах и полосатых фуфайках.
Без удивления провожали нас взглядами.

Море шумело, и брызги иногда перелетали через парапет набережной.

У самого моря, за парапетом, поднимался еще один дом, не похожий на другие.
Он был темный, с тремя рядами узких решетчатых окон, с тяжелыми звериными
фигурами и узорчатыми фонарями на выпуклом фасаде. И я вдруг сообразил, что
это высокая корма парусного корабля.

Мы подошли ближе. Округлый борт с балюстрадой навис над нами. На плиты
набережной был спущен гибкий трап.

По трапу сбежал к нам Валерка.

Он без улыбки взял мои ладони и сказал:

- Здравствуй.

И с Володькой поздоровался. Как с давно знакомым. Володька смущенно засопел.

Валерка выглядел старше, чем в прошлый раз. Было ему на вид лет пятнадцать.
Над губой темнели волоски, лицо стало худым и казалось очень смуглым. Он
был в узкой черной форме. На плечах и рукавах его короткой куртки неярко
блестело серебряное шитье. На боку висел тонкий палаш в черных ножнах.

- Он капитан? - шепотом спросил Володька у Братика.

Валерка услышал и улыбнулся:

- Штурман...

Мы поднялись по трапу, и несколько личностей пиратского вида почтительно
расступились перед нами. Валерка привел нас в просторную каюту. Мягким, но
сильным светом горела круглая лампа, подвешенная к выгнутой балке потолка.
На широком столе были раскинуты карты. На картах спал большущий рыжий кот.

- У, какой! Больше Митьки, - с завистью сказал Володька.

- Это Рыжик наш, - сказал Братик.

Он потянул Володьку на обтянутую кожей койку, а мы с Валеркой сели у стола.

Была в нас какая-то скованность.

- Ты не сердись, - проговорил Валерка. - Я не встретил... Третий день
погрузка, а сегодня еще подвязывали паруса.

Братик встрепенулся:

- Уже сделали? Мы пойдем, я покажу Володьке корабль!

Они вмиг исчезли из каюты. Я с тревогой посмотрел вслед.

- Да ничего, - успокоил Валерка. - Там кругом матросы...

- Значит, отстроили все же корабли, - сказал я.

- Да. Это сумели...

- И теперь в плавание? Далеко?

- Далеко... Почти наугад. Говорят, на юге есть большой материк. А что там,
никто не знает. Может быть, на нем целые страны и люди лучше нас живут. И
умнее... Ты ведь знаешь, как мы жили: всђ на свете провоевали. Что помнили
- забыли, что умели - разучились. Теперь открываем планету заново.

- Но главное, что плывете. Ты штурман теперь... А Братик?

Валерка вздохнул и прикусил нижнюю губу. Посмотрел на меня жалобно, как
маленький.

- Ему нельзя плыть.

- Опасно?

- Не то что опасно. Смертельно.

Я, не понимая, молчал.

- Мы пойдем через полуденную черту, - сказал Валерка. - Там бешеное солнце,
стальные лучи. Взрослые могут вытерпеть, а такие, как Василек... Понимаешь,
у них не выдерживает кровь. Становится желтой, как лимонный сок, жидкой
делается. Из любой царапинки бежит без остановки. Даже старые шрамы будто
тают и начинают кровоточить. А ты ведь помнишь, у него на плече...

Еще бы не помнить! Этот жуткий треугольный глазок от рапиры гвардейца...

- Как же Братик будет без тебя? - спросил я.

- Вот так и будет, - печально сказал Валерка. - Поживет с Рыжиком у рыбаков.

Легко сказать "поживет у рыбаков". Это Василек-то, у которого старший брат
- единственный свет в окошке!

Но тут я вспомнил, какой Братик сегодня. Он вовсе не казался печальным.
Смеялся, прыгал. Я удивленно посмотрел на Валерку, и он понял. Он сказал:

- Все уже было. Сколько слез пролилось... Но мы собираемся давно, и он
привык к мысли, что мне придется уплыть. И он твердый все-таки... А сегодня
еще вы пришли, вот он и радуется.

- Мы будем его навещать. Ведь это можно, да?

У Валерки нервно дрогнули брови. Он собрался что-то ответить. Но в это
время завизжала дверь, и в проеме показалась могучая фигура - в кожаных
штанах, сапогах, в клетчатой рубахе и драной шляпе, из-под которой торчали
концы пестрой косынки. Этакая глыба с лицом, заросшим шерстью.

Глыба стащила шляпу и сквозь косынку поскребла скрюченным пальцем затылок.
И заговорила почтительно приглушенным басом:

- Прошу прощения у Светлого штурмана Иту Лариу Дэна, только матросы в
полном недоумении. Капитан велел грузить сначала волокно, а сверху бочки с
солониной.

- Ну и делайте, как велел капитан, - нетерпеливо откликнулся Валерка. - Ему
лучше знать.

- Оно вроде бы справедливо, - прогудел рыжий великан. - Только осмелюсь
заметить Светлому штурману, что бочки тяжелые. Их если погрузить высоко, на
волне появится лишняя раскачка. Вам трудно будет инструментами звезды
ловить.

Валерка улыбнулся:

- Ладно, поймаю...

- Опять же при такой погрузке запасные цепи придется укладывать под палубой
у бизани. А там рядом компаса...

- О, черт, - сказал Валерка и встал. - Извини, я сейчас.

Он выскочил из каюты, зацепив рукояткой палаша косяк. А я подумал, что мне
трудно будет называть его Валеркой. Теперь это Светлый штурман Иту Лариу
Дэн, знающий тайны звезд и моря. И видимо, имеющий власть на корабле не
меньше власти капитана.

Вернулся он через две минуты. Виновато проговорил:

- Капитан очень хороший человек, но в компасах и картах - во... - Он
постучал ногтем по большому глобусу с очертаниями незнакомых земель. Спящий
Рыжик недовольно дернул хвостом.

Я опять хотел спросить, можно ли будет навещать Братика. И снова появилась
в двери голова в косынке на рыжих космах.

- Осмелюсь еще раз побеспокоить Светлого штурмана и его гостя. Ваш юный
брат и его друг носятся по вантам и между мачтами, как летучие обезьяны.
Смотреть, конечно, полная радость, только