снаряд в пасть мортиры.

Бенецкий, Красс и следом за ними Галька сошли с мостика на палубу. Старший
артиллерист скрылся в башне: видимо, встал к прицелу. Желтая заря тускло
отражалась в гладкой стали броневого купола. Опять заурчали смазанные
шестерни, короткий орудийный хобот стал подниматься.

Подошли командиры десантных шлюпок лейтенанты Клотт и Хариус. Они, как и
старшие офицеры, были в белых парадных кителях, с кортиками.

- Господин капитан-командор, честь имеем доложить: десантные группы к
высадке готовы!

- Минуту, господа...

Капитан смотрел на мортиру. Снова загудел механизм, нехотя повернулась
башня. Жерло мортиры глядело уже не в сторону Маячной башни, где был центр
города, а... куда же?

Галька бросился к Бенецкому, который вышел из башни.

- Это же неправильно!.. Не туда!.. Там же форт!

- Именно, - сказал Бенецкий и мягко отстранил Гальку.

- Но вы же!.. Вы говорили...

- Увы, мой друг, военные планы - дело изменчивое.

Галька отчаянно оглянулся на Красса:

- Вы обещали, что никто не пострадает! А там люди!

- Мальчик, эти люди - солдаты. Как и мы. Идет война, без крови она не
бывает.

- Вы меня обманули! - яростно сказал Галька.

Красс ответил невозмутимо:

- Война не бывает без обмана. Ты это знаешь не хуже нас.

"Знаю! - подумал Галька. - Ладно, так вам и надо! Куда ни стреляйте, все
равно будет недолет!"

Но нужно было до конца играть свою роль.

Галька оскорбленно отступил и скрестил руки.

- Я не пойду с десантом! И ничего не буду показывать в городе.

- Еще бы, - хмыкнул лейтенант Хариус. - Ты бы нас там завел... Капитан,
этот петушок, видимо, еще не знает, что его трюк с порохом раскрыт?

Галька обмер.

- Не понимаю, что вы с ним нянчитесь, господин Красс, - развязно сказал
Хариус. - Надо было сразу спустить кожу с этой голой макаки. И посадить его
в цепной ящик.

- А корабль повели бы вы? - холодно отозвался Красс.

Значит, все пропало! Его, Гальку, надули, как последнего дурачка! Гады!
Лицемеры!

Ярость и обида рванули Гальку с места.

- Сам ты макака паршивая! - И он, уже ни о чем не думая, врезал красавчику
Хариусу по щеке! Растопыренной пятерней!

Тот пискнул, взревел, ногой сбил Гальку на палубу...

- Лейтенант! - рявкнул Красс. - Вы что! Смирно! Вам в десант, а вы воюете с
мальчишкой! Позор!

Хариус шумно дышал. Галька от удара в живот корчился на железе, глотал
воздух. Подошел Бенецкий.

- Он сильно тебя ударил?

- Вы паршивые пираты, - плакал Галька.

- Боцман, отведите мальчика на бак и не спускайте глаз, - приказал
капитан-командор.

- Да зачем он нам? - тихо сказал Бенецкий. - Пусть плывет на берег и уходит.

- Он нужен мне. Для последней беседы...

Боцман Яков наполовину отвел, наполовину оттащил Гальку на бак. Посадил на
крышку люка. Пудовыми ручищами держал за плечи. Не убежишь. Да и сил нет
бежать. И куда? И главное, зачем? Как теперь жить? Из-за него сейчас
погибнут артиллеристы форта. Кому какое дело, что Галька этого не хотел?
Кто поверит? Он привел монитор... Он - предатель...

И пострадают-то люди, которые перед Галькой ни капельки не виноваты.
Артиллеристы не подписывали приговор об изгнании! Они не считаются жителями
города, они - форт.

Галька с мальчишками столько раз бывал в форте! Ребят всегда встречали как
приятелей. Угощали солдатской похлебкой, показывали пушки, дарили старые
пряжки от поясов и кокарды. С форт-лейтенантом Зубом Галька играл в
шахматы. Толстый добродушный сержант Бурх недавно, перед началом школьных
занятий, подстригал Гальку портновскими ножницами...

Сейчас эти люди спят и ничего не знают. А через несколько минут многих из
них не будет!

Святые Хранители, за что же это все?

Сквозь пелену боли, сквозь мокрые ресницы Галька увидел, как ушли к острову
десантные шлюпки. Потом из черных кустов замигал фонарик.

- Пора, - отчетливо сказал Красс.

Все прижали к ушам ладони. И боцман! Отпустил Гальку. Лишь сам Галька не
шелохнулся.

...Выстрел показался ему негромким. Но упругая сила смяла, швырнула Гальку
с люка. Он ударился спиной о палубу. А палуба наклонно ушла вниз, ее залила
вода, смыла последние ветки, накрыла Гальке грудь. Мортира выдохнула
снаряд, и, лежа навзничь, Галька видел, как уходил в небо черный мячик.
Сперва - в небо, а потом по дуге все ниже... Галька стремительно сел. Не
на-а-адо! Он вцепился в падающую бомбу глазами. Каждым своим нервом, всем
своим отчаянием он словно стремился задержать в полете этот смертельный
метеор.

Кромка острова прятала от сидящего Гальки бастион. Снаряд упал за остров.
Сейчас грохнет! Сейчас... Сей... что?

Тонко звенела в ушах тишина. Да где-то, кажется, раздался всплеск...

Мокрый Галька поднялся. Вода нехотя уходила с палубы. По железу гулко
бегали. Кричали. С острова опять засигналили фонариком.

- Пишут, что недолет! - громко сказал Красс. - В чем дело, Бенецкий?

- Этого не может быть!

- Увы, это есть. Вы же слышите, нет взрыва. Снаряд упал в воду, фитиль не
догорел. Вон и шлюпки возвращаются. - Красс был странно спокоен.

Бенецкий бросился в башню: наверно, осматривал прицел. Вышел. Сказал: "Все
в порядке".

С размаха въехала на пологую палубу шлюпка, выскочил Хариус. Завопил:

- Как это понимать, капитан-лейтенант Бенецкий?!

- Никак, - сумрачно ответил артиллерист. - Этого не понимаю я, и уж тем
более не поймете вы...

- Это из-за пороха!

- Я же заменил заряд у вас на глазах.

- Значит, тот мальчишка успел снова?! Когда?! Это была ваша вахта, господин
капитан-командор!

- Хариус, вы идиот, - устало сказал Красс.

- Вы оскорбляете меня сегодня второй раз!

- Я называю вещи своими именами.

- А... да! Вы правы, я идиот! Я не понял сразу, что вы изменник! Вы
потворствовали сопляку, чтобы погубить корабль! Вы тайный королевский
лизоблюд!

- Лейтенант Хариус, сдайте оружие, вы арестованы...

- Вы сами арестованы! - Хариус выхватил "смит-и-вессон". В это время
подошла вторая шлюпка. С грохотом высаживались матросы, шагнул на палубу
Клотт. - Лейтенант Клотт. Капитан Красс предал экипаж и корабль, я
арестовал его! - Хариус почти визжал. - Вы поддерживаете меня?

- Охотно, - флегматично сказал Клотт.

- Вот и имей дело с недоучившимися кадетами, - заметил Бенецкий.

- Вы, Бенецкий, тоже арестованы! Матросы, это изменники! Помните, что вы -
люди Юр-Тогоса, а эти северные аристократы... они всегда мечтали
переметнуться к королю! Взять их!

Матросы, топоча и сопя, окружили капитан-командора и артиллериста. Суетливо
сдернули с них пояса с кортиками.

- Судя по всему, они спелись еще на острове, - хладнокровно заметил Красс.
И через головы низкорослых юртогосцев оглянулся на Гальку.

Галька стоял, расставив мокрые ноги, и улыбался. Боли уже не было. Только
спокойная и немного усталая радость. Потому что это случилось. Благодаря
Гальке или нет - не важно! Все равно недолет! Вот вам!..

"А может, это ты помог, маленький Хранитель? Спасибо!"

Хариус тоже взглянул на Гальку. Лицо лейтенанта стало злорадно-задумчивым.
Он почесал подбородок рукояткой отобранного у Красса кортика и небрежно
распорядился:

- А мальчишку расстрелять, немедленно!


Галька ничего особенного не почувствовал. Он был как во сне. Или в театре,
где смотрит пьесу про другого мальчика. Что-то громко говорили Красс и
Бенецкий, что-то насмешливо отвечал Хариус. Гальку толкнули, прислонили к
фок-мачте. Стуча сапогами и прикладами, стали против него шесть человек.
Подошел седьмой - с веревкой. Сейчас... Но страха так и не было. Потому что
теперь все равно. Что еще оставалось Гальке в жизни? Город спасен, а идти
ему, изгнаннику, все равно некуда. О том, что Реттерхальм мог принять его
обратно, у Гальки и мысли не было. Все равно это уже не его город...

Красавчик Хариус прокричал команду, шеренга выравнялась. Троих в шеренге
Галька не знал, не помнил. А трое других были растяпа Уно, тощий пожилой
дядька с длинным прозвищем Щербатая Щука и пухлый низенький матрос по
кличке Каша. Каша позавчера подарил Гальке свистульку, а Щербатая Щука
любил спрашивать, показывая редкие зубы: "Ну, расскажи еще разок, как ты
обезоружил боцмана? Гы-ы..."

И сейчас выстрелят в Гальку?

"Не заплакать бы", - подумал Галька. Плакать хотелось не от боязни, а
просто от грусти. Грусть была смешана с ясным и гордым пониманием, что
погибает он победителем.

Кажется, надо припомнить всю свою жизнь... Ничего толком не вспоминается.
Ну, тогда самое главное! Маму, отца, братьев. И Вьюшку! Маленькая моя...
Галька сглотнул и сжал кулаки в карманах. В правом - монетка с профилем
мальчишки-Хранителя.

"Мы ведь все сделали как надо, верно?" - сказал ему Галька. Словно товарищу.

- Хариус, вы спятили? Это ребенок! - отчетливо произнес в толчее матросов
Красс.

- Вы сами говорили: военные законы одинаковы для всех, - громко отозвался
лейтенант. - Эй, ну что ты там возишься! - Это он матросу. Тот подступил с
веревкой к Гальке.

- Постойте! - звонко сказал Галька. - У меня последняя просьба! Так ведь
полагается - последнее желание! Да?

- Ну... давай, - хмыкнул Хариус в наступившей нехорошей тишине.

- Не привязывайте. Куда я денусь? И еще... Скажите в городе, что это я...
все сделал! - Галька уже не помнил, что недолет случился по непонятной
причине.

- Гм... не привязывайте! - ненатурально бодрым голосом сказал Хариус. - А
насчет известия городу - это гарантировать не могу. Я не собираюсь там
беседовать!

"Они что? Еще не поняли?" - удивился Галька. И открыл рот, чтобы сказать:
"Дураки, куда вы денетесь!" Но Хариус крикнул:

- Матросы, на-а... прицел!

Галька увидел черные дула, прижался спиной к мачте. Мачта была железная,
круглые заклепки впились в спину. "Как пули, - мелькнуло у Гальки. - Только
с той стороны". И еще представилось, как пули пройдут навылет и горячо
расплющатся под спиной о металл. Но этого он уже не почувствует... Лишь бы
не заплакать... Монетка впилась в ладонь...

- Матросы, не стреляйте! - крикнул Бенецкий. - Вы с ума сошли?! Горожане
вам не простят смерти мальчика! Вас самих расстреляют в плену!

Карабины закачались.

- Простят! - с горьким бесстрашием крикнул Галька. - Я им не нужен, я
изгнанник! Стреляйте!

- Кто вам сказал, что мы собираемся в плен?! - визгливо отозвался Хариус.

- А вы надеетесь выбраться отсюда? - Это Красс.

- Да! Матросы! Мы пробьемся! Броня крепкая, а из гаек и запасных заклепок
мы сделаем картечь. Мы дождемся сумерек, обманем врага!.. Уйдем вверх по
течению!

- Господи, какой дурак, - вздохнул Красс. - Клотт, скажите хоть вы ему...

- Мы будем пробиваться, - сказал Клотт.

Галька подался вперед:

- Вы же не сойдете с места! Вы сидите на сваях! - И отчаянно испугался: а
если не вышло? Но ведь такая отдача!..

Над люком показалась голова механика фан Кауфа.

- Господин капитан, беда! Днище пробито, вода так и хлещет! Балкой
заклинило вал!.. Что здесь происходит, господа?

Красс решительно взял у Хариуса свой кортик.

- Еще раз вынужден подчеркнуть, что вы идиот, Хариус. У вас же нет патента
на командование монитором. Если вы попадете в плен в роли командира
корабля, вас повесят как пирата. А заодно и вас... - Он обвел глазами
матросов. - Как разбойничий экипаж.

Шеренга перед Галькой вразнобой опустила карабины.

Справа, за оконечностью острова, громко застучала машина. Видимо, от форта
шел паровой катер: парламентеры или разведка.

Надевая пояс, капитан-командор Красс приказал:

- Лейтенант Хариус, потрудитесь поднять белый флаг. Что? Вам еще не
приходилось поднимать белые флаги? Тем более. В жизни все полезно испытать.


...Когда катер был уже совсем близко, а понурый экипаж выстроился на
полузатопленной палубе, Красс вполголоса сказал задумчивому Гальке:

- Со сваями было рассчитано безукоризненно... А как тебе удалось повторить
это дело с порохом?

- Не повторял я, - честно сказал Галька. - Сам ничего не понимаю...

- Ну, все равно, - усмехнулся Красс. - Хотя ты и жив, я выполню твою
последнюю просьбу.

Часть третья. ЛЕГЕНДА О КОМАНДОРЕ

ПАМЯТНИК

1

Капитан-командор сдержал обещание. Он рассказал офицерам форта, какую роль
в поражении монитора сыграл бывший житель Реттерхальма Галиен Тукк. И
жизнерадостный, румяный форт-майор Дрейк облапил и расцеловал Гальку,
исколов ему щеки могучими усами. Он велел немедля седлать лошадей - для
себя, для Гальки и эскорта, чтобы с триумфом доставить героя в город.

- Ты умеешь ездить верхом?

- Можно я останусь у вас? - тихо попросил Галька. Он был задумчив.

- А почему так?

- Ну, я же... меня ведь прогнали. Я даже права не имею.

- Тысяча каленых ядер в глотку этой обезьяне Биркенштакку! - взревел
форт-майор. - Он будет бросать цветочки под копыта твоей лошади!

- Нет, не надо, - вздохнул Галька. - Можно остаться?.. Только пусть
кто-нибудь скажет у меня дома, что я здесь.

Пленных матросов отправили под конвоем в город, на попечение магистрата.
Офицеров монитора форт-майор Дрейк оставил в форте и обошелся с ними по
всем правилам военного этикета.

- Господа, надеюсь, вы дадите слово не покидать форт и не предпринимать
враждебных действий, пока не будут закончены переговоры об обмене и прочие
формальности? Благодарю... Нет-нет, кортики оставьте при себе, трофейное
оружие мы привыкли брать только в бою.

Дать слово отказался лишь лейтенант Хариус, и его, без кортика, с
извинениями заперли в камере гауптвахты. Остальных тоже разместили в
камерах, но не запертых и обставленных с некоторым комфортом. Лейтенант
Клотт держался с прежней невозмутимостью, хотя Красс, Бенецкий и фан Кауф
разговаривали с ним сквозь зубы. Вскоре в столовой на квартире командира
форта за вполне приятельским столом собрались офицеры-артиллеристы и их
пленники. Хлопнули пробки. Хариусу отправили бутылку в камеру... Да, это
были времена, когда в воюющих армиях еще сохранялись остатки рыцарских
понятий и правил.

Галька тоже был за столом. Неловко прятал под стул босые ноги и жадно грыз
говяжий мосол из жаркого. Форт-майор Дрейк провозгласил тост в честь
отважного и находчивого юноши ("Вы ведь не станете отрицать этих его
качеств, господа моряки?"). Офицеры, звеня шпорами, поднялись. "Юноша" тоже
встал - немного испуганный, неловкий. Встретился глазами с прямым взглядом
Красса и опустил голову. Вытер пальцы о мятые штаны. И вдруг понял, что
хочет спать, неодолимо, смертельно.


...Проснулся он в казарме, на солдатской койке, от которой пахло сеном.
Барабанщик форта, парнишка лет пятнадцати, тряс Гальку за плечо:

- К тебе пришли.

Оказалось - мама и Вьюшка... Ну, тут, конечно, все было: и объятия, и
слезы. Впрочем, недолго. По правде говоря, Галька не был в семье любимцем.
Нельзя упрекнуть родителей, что они относились к нему хуже, чем к другим
детям, но... старших женить пора, масса забот, а младшая, она и есть
младшая, над ней больше, чем над всеми, дрожишь. Средний же - ни то ни
се... Вот и привык Галька жить без особых нежностей:

- Ты чего домой не идешь? Пошли! - требовала Вьюшка.

Галька упрямо качал головой. Мать вздохнула:

- Ободранный-то какой, мятый. Мы тебе выходной костюм принесем.

Галька вздрогнул - вспомнил, как стоял в этом костюме перед советниками
магистрата.

- Не надо, господин Дрейк мне форму обещал.

К вечеру и правда готово было обмундирование. Солдат-портной взял одежду
барабанщика, слегка укоротил брюки, немного ушил куртку - вот и все.
Форт-майор сам вручил Гальке эполеты вольноопределяющегося. Он считал, что
после всего случившегося юный Галиен Тукк имеет полное право на мундир
артиллериста.

Галька улыбнулся и откозырял. Но за улыбкой осталась прежняя задумчивость и
печаль.

- А где же я тебя устрою? - вдруг озадачился форт-майор. - В казарме
теснота. Вот что, живи у меня!

- Если позволите, я хотел бы поселиться с капитан-командором Крассом, -
тихо сказал Галька.

Майор изумился:

- С пленным? В камере?

- Ну и что?.. Я ведь и сам вроде как преступник. Изгнанник, - опять
улыбнулся Галька.

- Снова ты об этом! Да знаешь ли, что из столицы приехал королевский
комиссар? Разбирать твое дело!

- Специально из-за меня?!

- Представь себе! Подробностей не знаю, но скоро этот господин сам будет
здесь.

- Ну, будет так будет. - Прежнее невеселое настроение не оставляло Гальку.
- Значит, можно мне с капитаном?

- А он согласится?

- Я надеюсь.

Несколько раз на дню Галька встречался с Крассом взглядом и чувствовал:
между ними какая-то ниточка.

Появился в форте Лотик. И с ним опять Вьюшка. Оба воззрились на Галькину
темно-красную куртку с золотыми шнурами. Галька взъерошил у Лотика косматую
голову.

- А монетка твоя у меня. Больше не терял. Помогла...

Лотик счастливо вздыхал.

- А что за столичный господин приехал? Знаешь?

Лотик знал, конечно! И Вьюшка знала. Человек этот приехал потому, что в
столице стало известно о бессовестном решении магистрата насчет Гальки.

- Это мадам Валентина в столицу сообщила, - торжествующе сказал Лотик. -
Мо-мен-тально!

- Как моментально? У нас же нет телеграфа!

Лотик серьезно, даже с некоторой важностью разъяснил:

- Мадам Валентина и не такое может. Я с тех пор, как у нее живу, всего
насмотрелся.

- У нее живешь? Почему?

- Он ушел от теток! - ввернула Вьюшка. - Потому что они против тебя тогда
бумагу подписали!

Галька вопросительно посмотрел на головастика. Тот глядел исподлобья - и
смущенно, и упрямо. Галька опять взлохматил его волосы.

- Мы завтра еще придем, - сказал на прощанье Лотик.


Едва они убежали, прибыл верхом из города королевский комиссар. Это был
худой человек в черном мундире военного чиновника министерства юстиции. С
длинным гладким лицом, со светлыми и совершенно бесстрашными глазами.
Офицеры, став шеренгой, откозыряли. Посланец из столицы попросил дать ему
возможность побеседовать с Галиеном Тукком наедине. Форт-майор Дрейк провел
их к себе.

И тут же все разъяснилось.

Сухо и очень понятно чрезвычайный представитель правительства сообщил, что
решение реттерхальмского магистрата незаконно по ряду причин. Главная - та,
что в военное время, находясь под королевским протекторатом, город вообще
не вправе принимать решений по вопросам гражданства. Всякое самоуправство
чревато большими бедами, любое нарушение законов, подобно ржавчине,
разъедает государственный механизм. Это - во-первых.

А во-вторых, вагоновожатый Брукман признался представителям магистрата и
пастору Брюкку, что появление мальчика на рельсах не было причиной аварии.
Трамвай затормозил раньше, сам собой. Что произошло с тормозами, Брукман и
теперь не может объяснить. Но вины господина Тукка здесь нет.

И далее. Полагая, что пора укреплять уважение к законодательству,
соблюдение которого особенно необходимо при военном положении, королевская
прокуратура сочла необходимым отнестись к неправомерным действиям
магистрата и граждан Реттерхальма со всей суровостью - с применением статьи
Одиннадцатой закона 1655 года о так называемом "праве на ответное
действие". По этому закону человек, пострадавший несправедливо, может
требовать, чтобы виновные были наказаны теми несчастьями, которые испытал
он сам.

- Я хочу знать ваше мнение по этому поводу, - сказал военный советник
юстиции первого класса фан Риген.

Галька смотрел на ровное полукруглое пламя керосиновой лампы. Опустишь веки
- и в глазах от пламени зеленые язычки...

- Вы меня поняли, господин Тукк? - спросил фан Риген.

- Я вас понял. Я думаю, - тихо сказал Галька.

- Думайте.

Галька молчал минут десять. Фан Риген больше не торопил его. Сидел прямой,
бесстрастный. Исполнитель закона.

- Хорошо... - прошептал Галька. - Пусть они уходят...

- Что?

- Я сказал, - громче повторил Галька и сощурился на пламя. - Пусть они
уходят из города.

- Кто?

- Все, кто подписал приговор.

- Но... - Впервые в лице фан Ригена мелькнуло что-то живое. - Это почти все
жители.

- Пусть! - сказал Галька.

Советник юстиции встал.

- Хоро