она:

   Числа, записываемые в счета на территории  ресторанов,  не  подчиняются
математическим законам, которые управляют числами, записываемыми на  любых
других листках бумаги в любых других уголках Вселенной.

   Этот простой факт вызвал  бурю  в  научном  мире.  Произошла  настоящая
революция.  Хорошие  рестораны  стали   ареной   стольких   математических
конференций, что многие  из  лучших  умов  своего  времени  скончались  от
тучности и сердечных болезней, что отбросило теоретическую  математику  на
много лет назад.
   Однако постепенно люди начали осознавать смысл этого тезиса. Вначале он
казался слишком голым, слишком безумным, слишком похожим на те, о  которых
человек с улицы сказал бы: "Ну  как  же,  я  и  сам  до  этого  давно  уже
додумался".      Затем      были      изобретены      словоформы      типа
"Интерактивно-субъективное моделирование", и все смогли вздохнуть спокойно
и заняться делом.
   Маленькие группки монахов, которые  взяли  за  обычай  болтаться  около
крупных научных институтов  и  петь  странные  псалмы  во  имя  идеи,  что
Вселенная - лишь крупица  ее  собственного  воображения,  куда-то  сгинули
после того, как получили от правительства дотацию на  организацию  уличных
представлений.



8

   -  При   передвижении   по   космосу,   знаете   ли...   -   проговорил
Слартибартфаст, возясь с  оборудованием  Зала  информационных  иллюзий,  -
...при передвижении по космосу... - Не договорив, он принялся озираться по
сторонам.
   После фантасмагорического балагана "основного  вычислительного  центра"
Зал информационных иллюзий был настоящим отдохновением для глаз. В нем  не
было ничего. Ни информации, ни иллюзий - только они трое, белые  стены  да
несколько мелких устройств, которые, по-видимому, следовало  подключить  к
некой розетке. Ее-то и пытался найти Слартибартфаст.
   - Ну и? - тревожно  вопросил  Артур.  Он  заразился  у  Слартибартфаста
беспокойством, хоть и не понимал его причин.
   - Что "ну и"? - поинтересовался старец.
   - Вы начали говорить...
   Слартибартфаст пронзительно взглянул на него и заявил:
   - Числа - настоящий бич божий.
   После чего возобновил розыски.
   Артур мудро кивнул сам себе.  Однако  через  некоторое  время  до  него
дошло, что он недалеко продвинулся и все же следует спросить: "Это в каком
плане?"
   - При передвижении по космосу, - повторил  Слартибартфаст,  -  числа  -
настоящий бич божий.
   Артур опять кивнул и умоляюще покосился на Форда,  но  тот  репетировал
мину униженного и оскорбленного - не без успеха.
   - Я только, - продолжил Слартибартфаст со вздохом,  -  я  только  хотел
упредить ваш вопрос  и  заранее  пояснить,  почему  на  моем  корабле  все
вычисления производятся в блокноте официанта.
   Артур наморщил лоб:
   - А почему на вашем корабле все вычисления... - И прикусил язык.
   Слартибартфаст сказал:
   - Потому что при передвижении по космосу числа - настоящий бич божий. -
Чувствуя, что собеседники все еще недоумевают, он снизошел до разъяснений:
- Слушайте. У официанта в блокноте числа пляшут. Вы наверняка сталкивались
с этим феноменом в жизни.
   - Ну...
   -  У  официанта  в  блокноте   реальное   и   ирреальное   вступают   в
противоборство на столь глубинном уровне, что одно переходит  в  другое  и
наоборот,  благодаря  чему  возможно  практически   все   при   соблюдении
определенных принципов.
   - А что это за принципы?
   - Сформулировать их невозможно, - сказал Слартибартфаст. -  Собственно,
невозможность их формулирования и  есть  один  из  самих  этих  принципов.
Странно, но факт. По крайней мере мне это кажется странным, - добавил  он,
- а то, что это факт, я знаю по опыту.
   Тут он обнаружил в стене искомое отверстие и с хрустом воткнул  в  него
вилку прибора.
   - Не пугайтесь, - сказал он и немедленно испуганно воззрился на прибор,
- это...
   Конца его фразы Форд с Артуром не услышали, ибо в этот момент  корабль,
в котором они находились, просто испарился. Из тьмы прямо на них  вылетел,
изрыгая  лазерный  огонь,  боевой  звездокрейсер  размером   с   небольшой
промышленный город.
   Слепящий свет, подобно цунами, захлестнул мрак  и  откатился,  унося  с
собой большой кусок планеты, что висела прямо под их ногами.
   Форд с Артуром так и обмерли, подавившись собственным воплем.



9

   Другая планета, другой рассвет совсем другого дня.
   Неслышно появилась узенькая серебряная каемка ранней зари.
   Несколько биллионов триллионов тонн  сверхразогретых,  лопающихся  ядер
водорода  медленно  вознеслись  над  горизонтом,  прикинувшись  при   этом
маленькими, холодными и чуточку сырыми.
   В каждом рассвете есть миг, когда свет не льется вниз,  а  парит,  миг,
когда возможно чудо. У всего мира перехватывает дыхание.
   Этот миг пришел и миновал без происшествий, как и бывало обычно на Зете
Прутивнобендзы.
   Над болотами расстилался туман, обесцвечивая деревья,  обращая  высокие
заросли осоки в сплошные стены. Туман висел  неподвижно,  точно  то  самое
перехваченное на полдороге дыхание.
   Ничто не шевелилось.
   Царила тишина.
   Солнце нехотя попыталось одолеть туман, пробуя то тут добавить немножко
тепла, то вон туда запустить несколько лучиков, но, судя по всему, сегодня
его ожидала очередная тягомотная прогулка от горизонта до горизонта.
   По-прежнему ничто не шевелилось.
   И тишина без конца.
   На Зете Прутивнобендзы целые дни подобной бездвижности случались  очень
часто, и этот обещал ничем не отличаться от прочих.
   Спустя четырнадцать часов солнце хмуро  опустилось  за  противоположный
горизонт с чувством зазря потраченного труда.
   А спустя еще несколько часов вылезло вновь, расправило  плечи  и  опять
принялось карабкаться вверх по небу.
   Однако на сей раз внизу что-то происходило. Какой-то матрасс только что
повстречался с каким-то роботом.
   - Здравствуйте, робот, - поздоровался матрасс.
   - Фгм, - произнес робот и вернулся к своему  занятию,  а  именно  очень
медленному хождению по очень маленькому кругу.
   - Вам весело? - спросил матрасс.
   Робот, остановившись,  уставился  на  матрасса.  С  большим  ехидством.
Однако матрасс попался какой-то уж очень глупый и лишь воззрился на него в
ответ круглыми глазами.
   Досчитав про себя до десяти  значительных  десятеричных  концептов  (то
есть отмерив паузу, призванную выразить общее презрение ко всем  матрассам
и самой идее матрассности), робот  вновь  принялся  описывать  миниатюрные
круги.
   - Мы могли бы побеседовать, - сказал матрасе, - хотите?
   Матрасс был крупный, по-видимому, один из лучших в своем роде.  В  наше
время мало что производится на фабриках, поскольку в  бесконечно  огромной
Вселенной - например, в нашей  -  большинство  вещей  и  предметов,  какие
только может вообразить человек (а также масса  абсолютно  невообразимых),
где-нибудь да произрастает само.
   Недавно был открыт лес, где почти все деревья в  качестве  плодов  дают
отвертки  с  храповиком.  Жизненный  цикл  отвертки  с  храповиком  весьма
занятен. После сбора ее следует  положить  в  темный  пыльный  ящик  и  не
трогать много лет. Затем однажды ночью она внезапно созревает, отбрасывает
внешнюю оболочку, которая рассыпается в прах, и выходит на  свет  божий  в
обличье крайне загадочного маленького металлического предмета с фланцами с
обоих концов, чем-то вроде дырки под винт и чем-то вроде  гребешка.  Когда
ее находят, то выкидывают на помойку.  Никто  не  знает,  что  за  радость
находит отвертка в подобной жизни. Вероятно, природа - в  своей  безмерной
мудрости - работает над этим.
   Также никому не известно, что за радость находят в своем  образе  жизни
матрассы. Это крупные, благодушные, чехольно-пружинные  существа,  живущие
тихой, уединенной жизнью в болотах  Зеты  Прутивнобендзы.  Многие  их  них
попадаются  в  силки  охотников,  после  чего  их   убивают,   высушивают,
экспортируют и кладут на кровати, чтобы  люди  на  них  спали.  Ни  одного
матрасса это, по-видимому, не удручает. Всех их зовут одинаково - Зем.
   - Нет, - заявил Марвин.
   - Я - Зем, - представился матрасс. - Мы могли бы перекинуться словечком
о погоде.
   Марвин отвлекся от своего утомительного кругового обхода.
   - Роса, - заметил он, - выпала сегодня на  растительность  с  редкостно
отвратительным хлюпающим звуком.
   И вновь зашагал. По-видимому, это словесное излияние вдохновило его  на
новый взлет к высотам уныния и отчаяния. Он упорно работал суставами. Будь
у него зубы, он скрипел бы ими. Но зубы ему не требовались. Все было  ясно
из самой его походки.
   Матрасс флепал  вокруг  него.  Глагол  "флепать"  обозначает  действие,
посильное  лишь   живым   матрассам   на   болоте,   чем   и   объясняется
малораспространенность этого слова. Он флепал сочувственно, активно колыша
при этом воду. Гладь болота украсилась очаровательными пузырьками.  Робкий
солнечный луч, случайно пробившийся сквозь туман, высветил синие  и  белые
полоски на шкуре матрасса, чем немало его напугал.
   Марвин шагал.
   - Видимо, вы поглощены размышлениями, - плучительно сказал матрасс.
   - Глубже, чем вы можете вообразить, - процедил Марвин. - Мощность  моей
мыслительной деятельности на всех ее уровнях и во всех ее  аспектах  столь
же безгранична, как бескрайние просторы самой Вселенной. И только мощность
моего блока счастья подкачала.
   Хлюп, хлюп - шагал он по болоту.
   - Мощность моего блока счастья,  -  пояснил  он,  -  можно  уместить  в
спичечный коробок. Не вынимая спичек.
   Матрасс момнухнул. Это звук, который  издают  живые  матрассы  в  своей
естественной среде обитания, приняв  близко  к  сердцу  чью-то  повесть  о
жизненной драме. Другое  значение  этого  слова  (согласно  "Ультраполному
Максимегалонскому словарю всех возможных языков и наречий")  -  это  звук,
который вырвался у Его Светлости лорда Соньвальтяпа  Пустецийского,  когда
до него дошло, что он второй год подряд позабыл о дне рождения своей жены.
Поскольку  в  истории  был  лишь  один  Его  Светлость  лорд   Соньвальтяп
Пустецийский, да  и  тот  умер  холостяком,  слово  употребляется  лишь  в
отрицательном  или  в   гипотетическом   смысле.   Ширится   мнение,   что
"Максимегалонский словарь" не заслуживает целого полка грузовиков, который
используется для транспортировки его микрофильмированной  версии.  Как  ни
странно, за пределами словаря  осталось  слово  "плучительно",  означающее
просто-напросто "с плучительностью".
   Матрасс момнухнул еще раз.
   - Осмелюсь заметить, что ваши диоды полны глубокой печали, - влючал  он
(чтобы узнать значение слова "влючать", купите либо трактат "Речь  жителей
болот Прутивнобендзы" - имеется  на  любом  складе  уцененных  книг,  либо
"Максимегалонский словарь", чем страшно порадуете университет, вынужденный
отводить под его хранение свою драгоценную  автостоянку),  -  и  это  меня
очень огорчает. Попытайтесь взять пример с нас, матрассов. Мы живем тихой,
уединенной жизнью на болоте, радостно  флепаем  и  влючим,  а  на  сырость
смотрим плучительными глазами. Некоторые из нас гибнут от  рук  охотников,
но, поскольку всех нас зовут  Земами,  утраты  проходят  незамеченными,  и
момнуханье таким образом остается минимальным. Почему вы ходите кругами?
   - Потому что у меня нога завязла, - сказал Марвин без обиняков.
   -  На  мой  взгляд,  -  сказал   матрасс,   сочувственно   рассматривая
вышеуказанную конечность, - это не такая уж замечательная нога.
   - Вы правы, - сказал Марвин.
   - Ву-ун, - заметил матрасс.
   - Что я и ожидал услышать, - продолжил  Марвин,  -  а  также  я  ожидаю
узнать, что идея робота с искусственной ногой вас немало забавляет. Можете
рассказать это вместо анекдота своим друзьям Зему и  Зему  при  первой  же
встрече - они животики надорвут, если я их знаю. (Естественно, я  не  знаю
их лично, но я знаю природу всех органических  живых  существ,  и  гораздо
более досконально, чем хотел бы.) Ха! О, жизнь моя - жестянка, жестянка на
червячном ходу!
   И снова побрел  вокруг  своей  тонкой  стальной  ноги-протеза,  которая
вращалась в грязи, но никак не поддавалась.
   - Но зачем вы все ходите и ходите кругами? - спросил матрасс.
   - Выражаю свою позицию, - процедил Марвин, не переставая описывать круг
за кругом.
   - Считайте, что вы ее  уже  выразили,  мой  дорогой  друг,  -  флюрбнул
матрасс, - считайте, что вы ее уже выразили.
   - Еще миллион лет, - заявил Марвин, - еще миллиончик. Тогда я  попробую
ходить задом наперед. Из чистой любви к переменам, сами понимаете.
   Всеми фибрами своего пружинного сознания матрасс чувствовал, что  робот
горячо мечтает, чтобы его спросили, давно ли он совершает это бесплодное и
бессмысленное топтание. Что матрасс и сделал,  испустив  еще  одно  легкое
флюпчание.
   - О, сущие пустяки. Примерно одну целую и пять десятых миллиона  единиц
времени. Около того, - сказал Марвин  надменно.  -  Ну  же,  спросите,  не
бывает ли мне скучно.
   Матрасс спросил.
   Марвин не удостоил его ответа и  лишь  с  усиленной  демонстративностью
заработал суставами.
   - Однажды мне довелось произнести речь, - сказал он  внезапно,  как  бы
безо всякой связи с предыдущим. - Возможно, до вас не  сразу  дойдет,  что
именно навело меня на это воспоминание, - таков уж мой мозг. Скорость  его
функционирования  феноменальна.  Если  грубо  округлить  параметры,  я   в
тридцать биллионов раз  интеллектуальнее  вас.  Для  примера  -  задумайте
число, любое число.
   - Э-э, пять, - сказал матрасс.
   - Неверно, - пробурчал Марвин. - Вот видите?
   Это произвело на матрасса весьма сильное впечатление. Он  осознал,  что
удостоился знакомства с носителем незаурядного ума. Матрасс зауйломикал  с
головы до пят, отчего гладь мелкой, заросшей  ряской  протоки  подернулась
восторженной рябью.
   А потом даже гумкнул от избытка чувств.
   - Расскажите  о  речи,  которую  вам  однажды  довелось  произнести,  -
взмолился он. - Жду с нетерпением!
   - Она была принята очень плохо, - сказал Марвин, - по многим  причинам.
Я выступил с ней, - тут он сделал  паузу,  чтобы  сделать  неуклюжий  жест
своей здоровой рукой (относительно здоровой по сравнению с другой, наглухо
приваренной к его корпусу слева), - во-он там, примерно в миле отсюда.
   Еле-еле - подчеркнуто еле-еле - удерживая на весу руку, он простер ее к
участку болота за туманом и зарослями, удивительно похожему на все  другие
участки болота.
   -  Вон  там,  -  повторил  он.  -  Тогда  я  был  в  некотором   смысле
знаменитостью.
   Матрасс пришел в возбуждение. Он  никогда  не  слышал,  чтобы  на  Зете
Прутивнобендзы выступали с речами, а тем более знаменитости. С его шкурки,
заплимтавшей от умиления, во все стороны полетели брызги воды.
   Затем он совершил нечто, что матрассы обычно делать ленятся. Собрав все
силы, он выпрямил свое длинное тело, встал  на  дыбы  и  несколько  секунд
простоял на цыпочках, вглядываясь в  туман.  Он  увидел  место,  указанное
Марвином, и не был разочарован, осознав, что оно в точности похоже на  все
остальные участки болота. Тут  силы  матрасса  иссякли,  и  он  флюмкнулся
обратно в протоку, обрушив на Марвина струю мокрой тины  с  водорослями  и
мхом.
   - Мне довелось побыть знаменитостью, - скорбно завывал робот, -  совсем
недолго благодаря моему чудесному и весьма досадному  спасению  от  удела,
сравнимого разве что с такой удачей, как гибель в сердце пылающей  звезды.
По моему состоянию вы можете заключить, что я едва  спасся.  Меня  выручил
сборщик металлолома - можете себе это представить? Меня, мозг  масштаба...
ну да ладно.
   Он сделал несколько яростных шагов.
   - И он же снабдил меня этим протезом. Каков мерзавец? И продал  меня  в
Психозоопарк. Я стал звездой экспозиции. Меня заставляли сидеть на ящике и
рассказывать мою историю,  а  зрители  уговаривали  меня  приободриться  и
мыслить позитивно. "Брось дуться, лапочка робот! - кричали они.  -  Ну-ка,
улыбочку, усмешечку!" Я разъяснял, что для того, чтобы мое  лицо  исказила
улыбка, нужно отнести его в мастерскую  и  часа  два  поработать  над  ним
кувалдой. Эта фраза проходила на ура.
   - Речь, - взмолился матрасс. - Жду с нетерпением вашего рассказа о речи
на болоте.
   -  Над  болотами  был  сооружен  мост.  Гипермост   с   кибернетическим
интеллектом,  во  много  сотен  миль  длиной,  по  которому  должны   были
перебираться через болото ионные багги и товарные составы.
   - Мост? - не поверил своим ушам матрасс. - Здесь, на болоте?
   - Мост, - подтвердил  Марвин.  -  Здесь,  на  болоте.  Он  был  призван
воскресить экономику системы Прутивнобендзы, напрочь подорванную расходами
на его строительство. Они попросили меня открыть мост. Бедные кретины.
   Начал моросить дождь. Мелкие капли едва просачивались сквозь туман.
   - Я стоял на центральной платформе. В обе стороны, на сотни миль передо
мной и на сотни миль позади меня, тянулось полотно моста.
   - И он сверкал? - воскликнул очарованный матрасс.
   - Сверкал-сверкал.
   - Он гордо возносился над водами?
   - Да, он гордо возносился над водами.
   - Серебряной нитью пронзал незримый туман и скрывался за горизонтом?
   - Еще как, - процедил Марвин. - Вы хотите  дослушать  эту  историю  или
что?
   - Мне хотелось бы услышать вашу речь, - заявил матрасс.
   - Вот что я сказал. Я сказал: "Я хотел бы  сказать,  что  выступить  на
открытии этого моста для меня большая честь, радость и удача, но не могу -
все мои цепи лжи вышли из строя. Я ненавижу и презираю вас  всех.  На  сем
разрешите объявить это злополучное киберсооружение открытым для  бездумных
издевательств всякого,  кого  понесет  нелегкая  ступить  на  него".  И  я
подключился к цепи открытия моста.
   Марвин помедлил, отдавшись воспоминаниям.
   Матрасс клюшивал и фнукивал. А также флепал, гумкал и уйломикивал.  Это
последнее он совершал с большой плучительностью.
   - Ву-ун, - враднул он наконец. - И это было величественное зрелище?
   - Довольно величественное. Весь мост, мост длинный, титано-чугунный, на
тысячу миль, моментально  свернул  свое  сверкающее  полотно  и  с  плачем
утопился в трясине, унося с собой всех до последнего прутивнобендзянина.
   На миг воцарилась скорбная тишина, но тут же ее нарушил  громкий  ропот
(будто сотня тысяч невидимых людей вымолвила: "Уф!"),  и  с  небес,  точно
пушинки с одуванчика, посыпались белые роботы. Правда, роботы сыпались  не
абы как, а четким военным строем. На миг болото буквально вскипело: роботы
все разом накинулись на Марвина, оторвали  его  ногу-протез  и  вознеслись
обратно на свой корабль, который вымолвил: "Фу!"
   - Вот видите, с какими издевательствами  мне  приходится  смиряться?  -
сказал Марвин момишкающему матрассу.
   И вдруг роботы вернулись, снова начался кавардак, и на этот  раз  после
их  отлета  матрасс  остался  на  болоте  один.  Он  зафлепал   туда-сюда,
ошеломленный и взволнованный. Он чуть не взлел  со  страху.  Он  встал  на
дыбы, чтобы заглянуть за заросли, но смотреть было не на что.  Ни  робота,
ни сверкающего моста, ни корабля - одни камыши да ряска.  Он  прислушался,
но  в  свист  ветра  вплетались  лишь  привычные  голоса   полусумасшедших
энтомологов, перекликающихся через мрачную трясину.



10

   Тело Артура Дента завертелось.
   Окружающая его Вселенная распалась на  мириады  блестящих  осколков,  и
каждый осколочек тихо вращался в пустоте, отражая своей  серебряной  кожей
все то же жуткое пиршество огня и смерти.
   А потом тьма  позади  Вселенной  взорвалась,  и  каждый  лоскуток  тьмы
обернулся косматым дымом преисподней.
   А потом и ничто, что находилось  позади  тьмы  позади  Вселенной,  тоже
раскололось вдребезги, а за этим ничто позади тьмы позади расколошмаченной
Вселенной возникла черная  фигура  человека-исполина,  который  произносил
исполинские слова.
   - То были, -  проговорила  фигура,  восседающая  в  исполинском  мягком
кресле,  -  криккитские  войны,  величайшая  к