на  доставшейся  в
наследство от Молотова даче проходы на луг с двух сторон  были  перегорожены
колючей проволокой. Правда, состояние ее было не  лучшим:  то  тут,  то  там
зияли огромные дыры.
   Охрана регулярно обходила периметр дачи по этому коридору. Рваная колючая
проволока служила своеобразной приманкой для бродивших  по  окрестным  лесам
парочек. И тут в самый интересный момент из густых кустов появлялся  человек
в  форме  и  требовал  документы.  Обычно  дело  кончалось  мирным  исходом:
ретированием  "нарушителей"  и  красочным  рассказом  бдительного  стража  в
дежурке.
   Однажды здесь, в  кустах,  у  самой  кромки  берега  Москвы-реки,  охрана
наткнулась на любопытную парочку. В ответ на требование предъявить документы
молодой человек долго отнекивался, но когда понял, что выхода  нет,  показал
удостоверение сотрудника посольства Великобритании.
   Обе стороны были в шоковом состоянии. С перепугу охрана задержала  обоих,
хотя "злоумышленники" вразумительно объяснили, что они приплыли на  лодке  с
пляжа на Николиной горе, где обычно летом  отдыхают  сотрудники  иностранных
представительств. Не зная, как поступить, дежурный начальник охраны поспешил
к отцу с докладом о возможных намерениях задержанных  разведать  подступы  к
объекту.
   Отец улыбнулся:
   - А спутница у вашего шпиона симпатичная?
   - Вполне, - замялся офицер.
   - Пусть плывут, куда хотят. Не мешайте людям  отдыхать.  Боюсь,  что  она
интересует вашего "разведчика" значительно больше, чем я, - отмахнулся отец,
приостановив "международный конфликт".
   Когда мы переехали сюда, луг зарос густой  травой.  Справа  в  углу  было
маленькое болотце. Летом здесь жил коростель. Отец, заслышав этот знакомый с
детства голос,  останавливался,  вслушивался,  и  лицо  его  расплывалось  в
улыбке. Эта птица была нашей достопримечательностью. У кромки леса  на  лугу
стояла круглая зеленая беседка, а в ней плетеный стол  и  такие  же  кресла.
Летом по выходным отец читал здесь бумаги или газеты. Тут  же  собирались  и
частые гости. Помню, в один из приездов в  СССР  гостивший  у  нас  на  даче
Фидель Кастро фотографировал здесь нашу семью.
   На этом  лугу  отец  решил  устроить  свое  опытное  сельскохозяйственное
угодье. Вдоль дорожки высадили кусты калины. Отец очень  любил  и  ее  белые
цветы по весне, и красные грозди ягод осенью.  Слева  и  справа  от  дорожки
разбили грядки. На  них  росли  разные  овощи:  морковь,  огурцы,  помидоры,
кабачки, салат - словом, все, что должно расти на хорошем огороде.
   Отдельно   располагались   грядки   с    культурами,    чем-либо    особо
заинтересовавшими отца. Помню, вначале это были просо и чумиза. Отец  помнил
ее еще по Донбассу и решил сам проверить слухи о  высокой  урожайности  этой
китайской гостьи. Чумизу сеяли несколько лет. Каша из нее  стала  регулярным
нашим блюдом. Но сведения  об  урожайности  не  подтвердились:  подмосковный
климат оказался для нее слишком суров.
   Место чумизы заняла кукуруза. Рядками  высевались  разные  сорта,  посевы
делались в разные сроки, по-разному обрабатывались. Отец внимательно  следил
за ростом растений. Это было не просто увлечение. Он  хотел  сам  убедиться,
пощупать результат своими руками. Рапортам он доверял мало, зная, как  часто
урожаи остаются на бумаге. Еще с Украины у него сложилась привычка объезжать
поля, чтобы своими глазами увидеть сев, а потом и урожай.
   Всякий приезд Первого секретаря ЦК в областной центр  местное  начальство
старалось начать с обеда. После него Хрущев, мол, подобреет. В те времена он
ездил по республикам чаще всего в открытой машине. Из нее лучше было  видно,
что творится на полях, можно остановиться в любом месте, расспросить  селян,
узнать их мнение, а оно часто оказывалось ценнее официальных сводок.
   Бронированным "ЗИС-110", положенным членам Политбюро, он не  пользовался.
И тот без дела пылился в гараже ЦК.
   Испытав несколько "теплых" встреч, отец придумал ответный ход.  Он  купил
огромную чугунную сковороду. Чтоб она не пачкалась в  багажнике  автомобиля,
заказал жестяной футляр.  Теперь,  подъезжая  к  областному  центру,  он  не
спешил, находил в придорожных посадках место поуютнее и делал привал. Быстро
разводили костер, доставали вскоре ставшую легендарной сковородку  и  жарили
яичницу с салом и помидорами. Да такую, чтобы хватило всем - и помощникам, и
водителю.
   Отец любил в лицах рассказывать о встречах с секретарями обкомов:
   - С дороги, Никита Сергеевич, просим к обеду.
   Отец хитро улыбался:
   - Спасибо, мы только что пообедали. Давайте лучше займемся делом. Поехали
по полям, а по дороге вы мне все расскажете.
   Конечно, эта хитрость очень скоро стала всеобщим достоянием, но отец и не
делал из своей выдумки секрета.
   Главного он добился: по приезде в обком  начинали  с  работы,  а  обедали
поздно вечером.
   Вернемся к событиям июля 1964 года.
   В один из вечеров недели, остававшейся до сессии  Верховного  Совета,  мы
гуляли по лугу. Кроме отца, меня и Аджубея был, возможно, кто-то еще.
   Алексей  Иванович  со  свойственными  ему  красноречием  и  убежденностью
доказывал, что переход на пятидневную неделю несвоевремен, не подготовлен  и
может повлечь за  собой  серьезные  отрицательные  последствия.  Отец  молча
слушал.
   Хорошо помню этот разговор; я был молод, мне ужасно  хотелось  иметь  два
выходных. Постепенно я заметил, что отец начал колебаться. Алексей  Иванович
находил нужные доводы. Тогда я решил вмешаться и робко возразил.  Получилось
неуклюже, и отец только отмахнулся:
   - Не мешай.
   В конце концов он  сдался.  Алексей  Иванович  просиял.  Третий  подпункт
первого пункта повестки дня был снят. Он  стал  активом  на  послехрущевские
времена.
   Сессия прошла без происшествий. 15 июля после принятия Закона "О  пенсиях
и пособиях членам колхозов" слово вновь взял отец.
   - Товарищи депутаты!
   Вы знаете, что товарищ Брежнев Леонид Ильич на Пленуме  ЦК  в  июне  1963
года был избран секретарем Центрального Комитета партии. Центральный Комитет
считает целесообразным, чтобы товарищ Брежнев сосредоточил свою деятельность
в Центральном Комитете партии как секретарь ЦК КПСС.
   В связи с этим Центральный Комитет вносит предложение освободить товарища
Брежнева от обязанностей Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
   На пост Председателя Президиума  Верховного  Совета  Центральный  Комитет
партии рекомендует для обсуждения  на  данной  сессии  кандидатуру  товарища
Микояна Анастаса Ивановича. При  этом  имеется  в  виду  освободить  его  от
обязанностей первого заместителя Председателя Совета Министров СССР.
   Думаю, что нет надобности давать характеристику товарищу Микояну. Вы  все
знаете, какую большую  политическую  и  государственную  работу  проводил  и
проводит Анастас  Иванович  в  нашей  партии  и  Советском  государстве.  Он
зарекомендовал себя как верный ленинец, активный борец за  дело  коммунизма.
Его деятельность известна  нашему  народу  на  протяжении  десятилетий.  Она
известна не только у нас в стране, но и за ее пределами.
   Центральный Комитет партии считает,  что  товарищ  Микоян  достоин  того,
чтобы доверить ему большой  и  ответственный  пост  Председателя  Президиума
Верховного Совета Советского Союза.
   Товарищи!
   Мы надеемся, что депутаты поддержат  и  примут  предложение  Центрального
Комитета партии. Я позволю себе до голосования - хотя это  может  показаться
несколько преждевременным - выразить сердечную благодарность Леониду  Ильичу
Брежневу  за  его  плодотворную  работу  на  посту  Председателя  Президиума
Верховного Совета, а  Анастасу  Ивановичу  Микояну  от  всей  души  пожелать
больших  успехов  в  его  деятельности  на  посту  Председателя   Президиума
Верховного Совета. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)
   На этом, собственно, все и закончилось. Депутаты дружно проголосовали  за
кандидатуру Микояна и приняли постановление:
   "Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик постановляет:
   В связи с занятостью на работе в ЦК  КПСС  освободить  товарища  Брежнева
Леонида Ильича от обязанностей  Председателя  Президиума  Верховного  Совета
СССР".
   Давно созревшее решение получило юридическое оформление.
   Обстановка, с которой столкнулся в Президиуме Верховного  Совета  Анастас
Иванович после назначения на новый пост, ему крайне  не  понравилась,  и  он
решил навести порядок. Начал с кадров.  Начальнику  Секретариата  Президиума
Верховного Совета Константину Устиновичу Черненко было предложено освободить
место. Пришлось Леониду Ильичу  подыскивать  своему  приятелю  место  в  ЦК.
Большого труда это не составило.
   После сессии и окончательного перехода на новое место  Брежнева,  видимо,
раздирали противоречивые чувства. Очевидно, с одной  стороны,  он  несколько
успокоился, поскольку, хотя решение сессии было малоприятным, тем не менее в
стане его сторонников прибывало,  и  недалек,  казалось,  час  торжества.  С
другой стороны, его, вероятно, не  покидало  беспокойство:  что  произойдет,
если Хрущев хотя бы заподозрит что-то? Но подготовка к смене власти вступала
в решающую фазу, она требовала встреч,  разговоров,  подключения  все  новых
людей. Менять планы уже было поздно.
   После  сессии  в  июле  -  августе  начинался  период   отпусков.   Жизнь
замедлялась. Как обычно, Леонид Ильич отправился в Крым...
   Отцу же о  летнем  отдыхе  думать  пока  не  приходилось:  в  конце  июля
намечался  большой  праздник  в  Польше  -  20-летие  образования  народного
государства. Несколько раз звонил Гомулка, просил приехать, поскольку визиту
Хрущева он придавал особое значение. Отец конечно же не мог отказать  своему
старому другу.
   А затем надо было обязательно проехать по восточным районам страны, чтобы
самому посмотреть, как на целине готовятся к уборке урожая.
   Опять отец уезжал из Москвы, оставив, пока Брежнев  был  в  отпуске,  "на
хозяйстве" Подгорного. Все складывалось для них чрезвычайно благоприятно.
   Нужно было максимально использовать лето, поскольку такого  случая  потом
не представится: секретари обкомов, председатели исполкомов уходили в отпуск
и съезжались в санатории  Крыма  и  Кавказа.  Здесь,  не  привлекая  особого
внимания, в непринужденной обстановке можно было  прощупать  их  настроение.
Ведь поездки по областям и республикам могли возбудить ненужное любопытство.
   Новый пост Второго секретаря  ЦК  в  этом  смысле  предоставлял  обширные
возможности - именно на нем лежала работа с обкомами. Но одно дело  разговор
в кабинете, а другое - за рюмкой хорошего коньяка  на  юге.  В  сомнительном
случае все можно легко перевести в шутку, заглушить анекдотами. Ведь  о  чем
только не болтают на отдыхе?..
   В Крыму Брежневу удалось, насколько это сейчас известно, переговорить  со
многими. Общая кадровая ситуация складывалась в его пользу -  Хрущевым  были
недовольны,  казалось,  все.  Партийных  секретарей  раздражало   разделение
обкомов  и  введение  сменности.   Военных   -   продолжающиеся   сокращения
вооруженных сил. Хозяйственники были  недовольны  организацией  совнархозов:
многим руководителям тогда пришлось покинуть Москву и разъехаться по  разным
регионам. Сколачивалось устойчивое большинство недовольных. Хрущев, судя  по
расстановке сил, не мог иметь поддержки ни в Президиуме ЦК, ни на Пленуме.
   Славословия в адрес Хрущева в выступлениях Брежнева, Подгорного и  других
в то время лились потоком.
   К этому периоду относится вторая беседа Шелеста с Брежневым.
   Вот как вспоминает об этой памятной встрече сам Петр Ефимович.
   "...Визит Брежнева.
   Я отдыхал в Крыму, он неожиданно ко мне приехал. Это  было  в  июле  1964
года.
   Он не уговаривал меня, он просто рыдал, ударялся в слезу.  Он  же  артист
был, большой артист. Вплоть до того, что, когда выпьет, -  взгромоздится  на
стул и декламацию какую-то  несет.  Не  Маяковского  там  и  не  Есенина,  а
какой-то свой каламбур.
   ...Он приехал ко мне:
   - Как живешь? Как дела?
   - Да как живу, - отвечаю, - работа сложная.
   - Как тебя, поддерживают?
   - Если бы не поддерживали, нечего и делать. Только суму брать и  удирать.
Демьян Сергеевич Коротченко оказывает большую  поддержку.  Опытный  человек.
Секретари обкомов поддерживают.
   - А как у тебя взаимоотношения с Хрущевым?
   - Как младшего со старшим. А что ты мне  такой  вопрос  задаешь?  Ты  там
ближе, в Москве работаешь.
   - Он нас ругает, бездельниками обзывает.
   - А может, и правильно?
   - Нет, с ним нельзя работать.
   - А чего же ты тогда  на  семидесятилетии  выступал?  "Наш  товарищ,  наш
любимый, наш вождь, руководитель,  ленинец  и  так  далее".  Что  же  ты  не
выступил и не сказал: "Никита, с вами нельзя работать!"
   - Мы просто не знаем, что с ним делать.
   Я решил держаться на расстоянии.
   - Вы сами там и разбирайтесь. Мы в низах работаем.  Какие  нам  директивы
дают, такие и выполняем... А что вы хотите сделать? -  все-таки  разрешил  я
себе проявить сдержанное любопытство.
   - Мы думаем собрать Пленум и покритиковать его.
   - Так в чем дело? Я - за".
   На этом разговор, больше  напоминающий  осторожный  зондаж,  прекратился.
Брежнев свернул  разговор  и  уехал  -  видимо,  что-то  в  ответах  Шелеста
насторожило его.
   Как я уже писал, когда отец отдыхал в Крыму или  на  Кавказе,  там  часто
проводились совместные встречи руководства  нашей  страны  с  руководителями
социалистических стран, коммунистических партий, к нему приезжали отдыхавшие
поблизости наши ведущие ученые, конструкторы, члены правительства.
   Проходили такие встречи непринужденно. Все приезжавшие  были  с  семьями,
ведь собирались отдыхающие. Обычно такие мероприятия  проводились  в  бывшем
дворце Александра III в горах над Ялтой.
   Очевидно, есть смысл рассказать кое-что об истории крымских дворцов.
   До  войны  в  них  размещались  санатории.   При   подготовке   Ялтинской
конференции  глав  антигитлеровской  коалиции  в  конце  войны  Ливадийский,
Алупкинский и некоторые другие дворцы были  срочно  приведены  в  порядок  и
приспособлены для размещения в них  делегаций.  Конференция  закончилась,  а
дворцы остались в ведении НКВД. Никто уже не вспоминал старый лозунг "Дворцы
должны принадлежать народу!".
   Ливадийский дворец считался дачей  Сталина,  хотя  он  там  отдыхал  лишь
однажды. В Воронцовском, в Алупке, поселился  Молотов.  Остальные  не  имели
персональной привязки. После смерти Сталина отец вспомнил о старом  решении,
предписывавшем  передать  дворцы  знати  в  пользование  народу,  и   провел
постановление правительства об использовании их под профсоюзные дома отдыха.
Однако они оказались плохо приспособленными для массового отдыха, и вскоре в
большинстве из них были устроены музеи. И только Александровский дворец  так
и остался на  правах  государственной  дачи.  Его  решили  использовать  как
резиденцию для приема высоких иностранных гостей. Большую же  часть  времени
он пустовал.
   Отдыхая в Крыму, отец иногда заезжал  туда,  гулял  по  пустынным  аллеям
парка. Видимо, во время этих прогулок у него и возникла  идея  этих  встреч.
Обычно гости собирались  с  утра,  все  вместе  гуляли,  играли  в  городки,
волейбол. Просто сидели на лавочках, беседуя. Заканчивалось  все  обедом  на
открытом воздухе. Без  отца  такие  мероприятия  не  устраивались.  Сначала,
видимо, потому, что  это  была  его  затея,  а  потом,  очевидно,  никто  не
осмеливался занять его место.
   В этом году Леонид Ильич впервые взял инициативу на себя.
   Нужно сказать, что, несмотря на общую непринужденность  подобных  встреч,
этикет здесь выдерживался строго. Гости приезжали с семьями, но отдельно  от
главы семьи ни жен, ни детей сюда, естественно, не приглашали никогда.
   Тем летом в одном из ялтинских санаториев  отдыхала  моя  старшая  сестра
Юлия Никитична. Она была чрезвычайно удивлена, когда получила приглашение на
такую встречу, устраиваемую Брежневым. В этом необычном приглашении, видимо,
сыграли роль прямо противоположные эмоции. С одной стороны,  Леониду  Ильичу
очень хотелось показать и, очевидно, в первую очередь себе, что он  тут  без
пяти  минут  хозяин.  С  другой  -  опасаясь  Хрущева,   он   демонстрировал
верноподданнические чувства, пригласив Юлию Никитичну.
   Сестру буквально поразило поведение Брежнева на приеме.  Причем  говорила
она об этом еще до отставки  отца.  По  ее  словам,  Брежнев  вел  себя  как
полновластный хозяин и был со всеми необычайно фамильярен. Таким она его  не
видела никогда. К концу вечера он даже забрался на стул и стал декламировать
стихи собственного сочинения. По всему  чувствовалось,  что  он  чрезвычайно
доволен собой.
   Резкая перемена в поведении Леонида Ильича вызвала недоумение  у  многих,
но мотивов ее не разгадал никто. Как у нас водится,  решили,  что  он  выпил
лишнего.
   В августе аналогичная история приключилась и со мной. Отца тогда не  было
в Москве, он уехал на целину. По служебным делам  я  с  коллегами  поехал  в
Центр подготовки космонавтов. Приняли  нас  радушно.  Мы  ходили  по  залам,
разглядывали  тренажеры,  разговаривали  с  космонавтами.  Сопровождал   нас
генерал Николай Петрович Каманин, в то время заместитель начальника Главного
штаба ВВС, занимавшийся  вопросами  подготовки  космонавтов.  В  конце  этой
экскурсии мы  зашли  в  одну  из  лабораторий  посмотреть  тренажер  первого
пилотируемого  корабля  "Восток".  Внезапно  в  дверь  вбежал   запыхавшийся
адъютант Каманина:
   - Товарищ генерал! Товарища Хрущева просили позвонить товарищу  Брежневу.
Только что звонили из ЦК.
   Представьте мое удивление: ведь никогда прежде Леонид Ильич мне не звонил
- кто я и кто он?.. Я быстро прошел с адъютантом в кабинет Каманина и набрал
номер телефона Брежнева в ЦК.
   Он поднял трубку:
   - Вот что, - услышал я, - Никиты Сергеевича нет, а завтра открытие  охоты
на уток. Мы все едем в Завидово, приглашаю и тебя. Ты поедешь?
   - Конечно. Спасибо, Леонид Ильич. В субботу вечером буду там, -  обалдело
ответил я, пораженный предложением.
   Я не ожидал от члена Президиума ЦК личного приглашения на  утиную  охоту!
Отец, бывало, брал меня, но исключительно в виде  "бесплатного  приложения".
Иногда привозил с собой сына и Дмитрий Степанович Полянский.  Но  одно  дело
поехать на охоту с отцом, а тут вдруг приглашают на равных. Не скрою,  такое
приглашение мне очень польстило.
   Когда я вернулся в  лабораторию,  Каманин  смотрел  на  меня  влюбленными
глазами.
   - Наверное, Леонид Ильич вам частенько звонит? - спросил он.
   Я не знал, что ответить, и пробормотал:
   - Да. Нет... Не очень...
   В то время я не слишком задумывался  над  этим  звонком,  приняв  его  за
простой знак внимания и симпатии.
   Вернувшись в Москву, отец спросил меня:
   - Ну как поохотился? Мне по телефону Брежнев сказал, что он тебя не забыл
и пригласил с собой в Завидово.
   Видимо, этот звонок был еще одним шагом, чтобы  задобрить  отца.  Другого
объяснения я, признаться, не нахожу.
   Однако едва ли утиная охота была главной целью, привлекшей в тот сезон  в
Завидово Брежнева, Подгорного, Полянского и других "охотников".
   В уютных домиках, вдали от  чужих  любопытных  глаз  и  ушей,  они  имели
большие возможности обработать тех, кого  после  долгих  колебаний  решились
посвятить в свои планы.
   Вот что говорит об этом  Геннадий  Иванович  Воронов,  в  то  время  член
Президиума ЦК, Председатель Совета Министров РСФСР:
   - Все это готовилось примерно с год. Нити вели в  Завидово,  где  Брежнев
обычно охотился. Сам Брежнев в списке членов ЦК ставил против каждой фамилии
плюсы (кто готов поддержать его в борьбе против Хрущева) и  минусы.  Каждого
индивидуально обрабатывали.
   Вопрос: Вас тоже?
   - Да. Целую ночь!
   Нити вели не только в Завидово, но и в Крым, и  на  Кавказ,  и  в  другие
уголки страны.
   Тогда я, понятно, не подозревал, что судьб