не  входила  церемония  официального  открытия.  Мы  не  хотели
раздражать власти - всякие речи  неизбежно  вызовут  резонанс,  привлекут  к
памятнику  ненужное  внимание.  Наученные  горьким  опытом,  мы  не  брались
предсказать, чем это может кончиться. Приказом  снести  памятник?  Жизненный
опыт говорил, что это предположение не так  уж  абсурдно.  Более  вероятными
были неприятности для тех, кто нам помог -  думаю,  не  исключая  и  Алексея
Николаевича Косыгина.
   Мне  вспомнились  слова  Евтушенко:  "В  молчании   есть   что-то   более
значительное", - и  я  решил  последовать  его  рекомендации.  Однако  жизнь
распорядилась иначе.
   В годовщину смерти мама собиралась  прийти  на  кладбище  попозже,  после
закрытия, когда посетители разойдутся и можно будет тихо постоять у  могилы.
11 сентября 1975 года было пасмурно, холодно, временами шел дождь. Когда  мы
подъехали к воротам кладбища, там собралась большая толпа. К тем, кто каждый
год в этот день приходил почтить  память  отца,  на  сей  раз  добавились  и
незнакомые его почитатели, иностранные корреспонденты.
   К машине подбежал Женя Евтушенко. Он открыл дверцу, бережно поддержал под
локоть маму, помог ей выйти. Раскрыл над ней большой зонт. Все время он  был
рядом с ней, в центре внимания. Тихонько спросил меня:
   - Кто будет говорить?
   Видимо, отказ от выступления четыре года назад  не  давал  ему  покоя,  и
теперь он хотел исправить свою ошибку. Но мы не хотели ни митинга, ни речей.
Тем не менее у памятника он сказал несколько теплых слов об отце.
   Вспыхивали блицы,  нас  фотографировали  иностранные  корреспонденты,  но
вопросов не задавали - момент был не подходящим для интервью. Через  полчаса
мы разошлись. За спиной в темноте остался заваленный цветами памятник.
   Когда через несколько дней мы встретились с  Неизвестным,  он  рассказал,
что его  посетила  делегация  бывших  заключенных  сталинских  лагерей.  Они
пытались вручить ему собранные ими деньги в знак благодарности за  памятник.
"Мы  установили  дежурство  у  памятника.  Каждый  день  меняем  цветы",   -
рассказывали они Неизвестному.
   Какой-то армянский скульптор положил к подножию  памятника  сделанный  им
мраморный лик отца, сопроводив свое подношение трогательной запиской.
   Ежедневно у памятника  собиралась  огромная  толпа.  Она  то  растекалась
вокруг, то сжималась. То тут то там вспыхивали жаркие споры. Равнодушных  не
было.
   Это, конечно, не прошло мимо внимания тех, кто  по  долгу  службы  должен
знать все. Оправдывались "мрачные" прогнозы - памятник всколыхнул, поднял на
поверхность интерес к Хрущеву.  Возродил  затухнувшие  было  воспоминания  о
бурных шестидесятых. Теперь они объединились - Хрущев  и  Неизвестный,  -  и
слава одного поддерживала, подсвечивала славу другого.
   Долго  этого  терпеть  не  могли.  Новодевичье   кладбище   закрыли   для
посетителей "в связи с ремонтом". Так оно и  простояло  "на  ремонте"  более
десяти лет. Теперь запрет снят, по кладбищу водят экскурсии, незнакомые люди
приносят на могилу отца живые цветы...