ю, собирались кучками,  обменивались  новостями,  шутили.
Никто не курил: отец не выносил табачного дыма.
   Виновник торжества запаздывал. Наконец улыбающийся, нарядно  одетый  отец
появился на залитой солнцем дубовой  лестнице.  Гости  двинулись  навстречу.
Рукопожатия, пожелания  здоровья  и  счастья  -  словом,  все,  как  обычно,
независимо от  ранга  юбиляра.  Брежнев  расцеловал  отца.  Понемногу  суета
улеглась. Отец пригласил  всех  в  столовую.  Большой  стол  был  празднично
накрыт. В другие дни, даже торжественные, редко набиралось гостей наполовину
стола, сегодня мест не хватало, люди теснились, усаживались на углах.
   Эта  комната  была  свидетельницей  многих  событий  -  и   семейных,   и
государственных.  Именно  здесь,  вернувшись  из  Кремля,  до  поздней  ночи
обсуждали члены  Президиума  ЦК  события  карибского  кризиса.  Отсюда  отец
диктовал свои послания президенту Кеннеди. Правда, в  самый  кульминационный
момент он ночевал в своем кабинете в Кремле.
   Сюда же осенним вечером 1963 года позвонил  Андрей  Андреевич  Громыко  и
сообщил о покушении на Президента  Соединенных  Штатов.  Взволнованный  отец
попросил срочно связаться с послом США, узнать подробности. Ответа долго  не
было. Отец в  нетерпении  перезвонил  Громыко,  тот  ответил,  что  заказали
Вашингтон.
   - Я же просил позвонить американскому послу. Ведь это быстрее, - поправил
его отец.
   Через несколько минут стало известно, что  президент  Кеннеди  скончался.
Тут же было  принято  решение  о  направлении  советской  делегации  в  США.
Возглавил ее Микоян...
   А сегодня здесь был праздник.
   Брежнев, как Председатель Президиума  Верховного  Совета  СССР,  начинает
первым, он зачитывает поздравление, подписанное собравшимися здесь членами и
кандидатами в члены Президиума Центрального Комитета партии, секретарями ЦК.
   "Дорогой Никита Сергеевич!
   Мы, Ваши ближайшие соратники, члены  Президиума  ЦК,  кандидаты  в  члены
Президиума ЦК, секретари ЦК КПСС, особо приветствуем  и  горячо  поздравляем
Вас, нашего самого близкого друга и товарища, в день Вашего семидесятилетия.
(Все зааплодировали.)
   Мы, как и вся наша партия, весь советский  народ,  видим  в  Вашем  лице,
дорогой Никита Сергеевич, выдающегося марксиста-ленинца, виднейшего  деятеля
Коммунистической   партии   и   Советского    государства,    международного
коммунистического  и   рабочего   движения,   мужественного   борца   против
империализма и колониализма, за мир, демократию и социализм. (Аплодисменты.)
   Ваша  кипучая  политическая  и  государственная  деятельность,   огромный
жизненный опыт  и  мудрость,  неиссякаемая  энергия  и  революционная  воля,
стойкость и непоколебимая  принципиальность  снискали  глубокое  уважение  и
любовь к Вам всех коммунистов, всех советских людей. (Аплодисменты.)
   Мы счастливы работать рука об руку с Вами и брать с Вас пример ленинского
подхода к решению вопросов партийной жизни и государственного строительства,
быть всегда вместе с народом, отдавать ему все  свои  силы,  идти  вперед  и
вперед к великой цели - построению коммунистического общества.
   От всей души желаем Вам, Никита Сергеевич, доброго здоровья,  многих  лет
жизни и новых успехов в Вашей  огромной  и  чудесной  деятельности.  (Бурные
аплодисменты.)
   Мы считаем, наш дорогой друг, что Вами  прожита  только  половина  жизни.
Желаем Вам жить еще по меньшей мере столько же, и столь  же  блистательно  и
плодотворно. Сердечно обнимаем Вас в этот знаменательный день.
   Тут стоят подписи Ваших верных  друзей  и  соратников,  сидящих  за  этим
столом, и к ним присоединяются многие и многие по всей стране".
   Леонид Ильич расчувствовался, смахнул слезу и  обнял  Никиту  Сергеевича.
Все подходили, чокались, говорили подходящие к случаю фразы. Наконец  прошли
все, и Брежнев вручил  юбиляру  красивую  папку  с  только  что  прочитанным
адресом, подписанным в соответствии с алфавитом и табелью о рангах:
   Л.Брежнев Л.Ефремов
   Г.Воронов К.Мазуров
   А.Кириленко В.Мжаванадзе
   Ф.Козлов П.Шелест
   А.Косыгин Ю.Андропов
   О.Куусинен П.Демичев
   А.Микоян Л.Ильичев
   Н.Подгорный Б.Пономарев
   Д.Полянский В.Поляков
   М.Суслов А.Рудаков
   Н.Шверник В.Титов
   В.Гришин А.Шелепин
   Ш.Рашидов

   Эта папка впоследствии  не  давала  покоя  ее  авторам  до  самой  смерти
юбиляра...
   Перечитал приветствие, и вспомнилось, что в то время фамилии всех  членов
Президиума ЦК, без исключения, печатали строго по алфавиту. Поэтому во  всех
перечислениях отец оказывался в конце.
   После отставки отца порядок изменили, первым стали упоминать Генерального
секретаря. Сам этот титул и новый табель о рангах введен был уже Брежневым.
   Вручение адреса как бы подвело  черту  под  официальными  поздравлениями.
Началась  обычная,  присущая  таким  случаям  суета.  По  очереди   вставали
соратники отца, с которыми пройден  такой  непростой  путь.  Потоком  лились
поздравления, пожелания, здравицы. Часа через два пришла  пора  расходиться:
впереди официальные поздравления  в  Кремле,  а  вечером  предстоял  большой
прием.
   На юбилейные  торжества  приехали  руководители  социалистических  стран,
секретари ЦК братских коммунистических партий. Прибыл и Президент  Финляндии
Урхо Кекконен. Его связывала с отцом давняя дружба.
   Многие привезли  с  собой  ордена.  Так  что  к  концу  церемонии  пиджак
утомленного речами и рукопожатиями отца изрядно потяжелел.
   На следующий день все вошло в обычную рабочую колею. Праздник  остался  в
прошлом, нужно было думать о будущем.
   В Москве в те дни находилась польская делегация во главе с  Гомулкой.  19
апреля поляки отправились домой, а 25-го с визитом прибывал Президент Алжира
Ахмед Бен Белла. После первомайских праздников отец вместе  с  ним  уехал  в
Крым. Проводив оттуда гостей, он  хотел  немного  отдохнуть  и  из  Ялты  на
теплоходе  отправиться  с  официальным  визитом  в  Египет.  Его  ждали   на
торжественный пуск Асуанской плотины.
   Отец считал дружеские отношения с арабскими странами чрезвычайно важными.
Казалось, наш союз с арабским миром складывался прочно, поскольку основу ему
заложил   удачный   внешнеполитический    маневр    Хрущева,    во    многом
способствовавший прекращению в период суэцкого кризиса в 1956  году  военных
действий западных стран против молодой Египетской республики.
   Отец гордился своим успехом. Любил вспоминать о переговорах с  тогдашними
руководителями Великобритании и Франции сэром  Антони  Иденом  и  Ги  Молле,
приведшими и к молниеносному окончанию войны,  и  к  выводу  войск  из  зоны
Суэцкого канала.
   События 1956 года перевернули арабский мир. Раньше эти страны традиционно
ориентировались на Западную Европу и о Советском Союзе знали  так  же  мало,
как и мы о  них.  Провал  карательной  акции,  направленной  против  молодых
офицеров  в  Египте,  сменил  ориентацию  большинства  стран  региона.  Отец
развивал достигнутый успех. В арабские страны пошло сначала чехословацкое, а
затем советское оружие, расширялась экономическая помощь. Вся  наша  военная
мощь  демонстративно  приводилась  в  движение  при   возникновении   угрозы
союзникам на Ближнем Востоке.
   Правда, пришлось пожертвовать добрыми отношениями с Израилем. Отец  пошел
на это с большой внутренней неохотой.
   Выбирать  тут  не   приходилось.   Он   предпочел   укрепить   дружбу   с
многомиллионным арабским миром. Нужно сказать, что отец часто возвращался  к
мыслям о возможных путях примирения враждующих сторон,  не  раз  говорил  об
этом и с Насером.
   Встав на сторону арабов, он тем не менее не раз вспоминал с  симпатией  о
своих встречах с Голдой Меир в Москве.
   - Когда-нибудь и там наступит мир. Все перемелется, - бывало,  философски
замечал он.
   Вершиной развития  дружбы  с  Египтом  было  соглашение  о  строительстве
высотной Асуанской плотины и Хелуанского  металлургического  комбината.  Эти
шаги продемонстрировали всем арабам, кто их настоящие друзья. В нашей стране
не  все  одобряли  ближневосточную  политику  отца.  Раздавались  голоса   о
растранжиривании народных денег, о  неоправданности  нашей  экономической  и
военной помощи.
   В условиях оформляющейся оппозиции в ЦК эти настроения можно  было  умело
использовать. На разговоры о зря выброшенных на помощь слаборазвитым странам
миллионах отец обычно приводил пример Афганистана. Мы  даем  королю  десятки
миллионов, говорил он, помогаем ему строить дороги,  предприятия,  развивать
сельское хозяйство. Зато  мы  имеем  спокойную  границу.  На  ее  укрепление
понадобились бы миллиарды. Так что, оказывая помощь, мы имеем прямую выгоду.
   К описываемому периоду относится и попытка  реализации  идеи  объединения
всех арабов в едином  государстве  -  Объединенной  Арабской  Республике.  К
государственному слиянию  арабских  стран  отец  относился  скептически.  Он
предостерегал Насера от поспешных шагов в интеграции с Сирией,  считая,  что
разница в политических свободах и экономическом развитии  скоро  приведет  к
конфликту.
   Отец гордился нашими достижениями на Ближнем Востоке, в значительной мере
числя их на своем счету, и теперь хотел увидеть все сам. Поездке на  Ближний
Восток  долгое   время   препятствовало   одно   серьезное   обстоятельство.
Коммунистические  партии  в  большинстве  арабских  стран  были   запрещены,
действовали в подполье, а многие коммунисты находились в тюрьмах. В  течение
всей  подготовки  к  визиту  этот  вопрос  неоднократно   поднимался.   Наше
руководство ставило условие: без решения вопроса о коммунистах, томящихся  в
тюремных застенках, визит состояться не может.
   Наконец Насер заверил, что заключенные  будут  освобождены.  Отец  сделал
вид, будто его удовлетворили данные заверения, последняя преграда  к  визиту
была снята.
   В поездку отец решил взять и  меня.  В  Крым  я  с  ним  поехать  не  мог
(задерживала работа) и потому прилетел перед самым отъездом.  Вся  делегация
была  в  сборе:   А.А.Громыко,   М.П.Георгадзе,   А.А.Гречко,   П.А.Сатюков,
А.И.Аджубей и другие.
   Делегация отправлялась в путь на небольшом теплоходе  "Армения".  Он  уже
стоял у причала Ялтинского порта.  Этот  отъезд  Хрущева  с  государственным
визитом мало отличался от любого другого, разве что южным солнцем и  голубым
морем. Провожал нас Брежнев.
   В предотъездной  суете  мне  бросилась  в  глаза  непонятная  перемена  в
поведении Леонида Ильича. Его всегда отличала широкая располагающая  улыбка,
готовая сорваться с языка шутка. На сей раз он был мрачен, даже отцу отвечал
односложно, почти  грубо.  Остальных  же  просто  не  замечал.  А  ведь  еще
несколько недель назад при встрече он расцветал, широко  раскрывал  объятия,
за чем неизменно следовали пахнущие дорогим коньяком и одеколоном поцелуи.
   Я был в недоумении. Наконец объяснение нашлось. Брежнев  обижен  на  отца
предполагаемым в скором времени перемещением с поста Председателя Президиума
Верховного Совета СССР в ЦК. Отказаться он не мог и теперь переживал.
   Эта примитивная версия владела  мною  многие  годы.  Только  в  последнее
время, когда  стали  известны  многие  обстоятельства  тех  лет,  все  стало
выглядеть в ином свете. Очевидно,  к  маю  окончательно  оформилось  решение
избавиться от Хрущева. Оставалось,  видимо,  продумать  детали  и  возможные
сроки. Тогда, в Ялте, Брежнев, вероятно, не  смог  скрыть  своего  истинного
отношения к отцу.
   Конечно, в тот солнечный день я не слишком задумывался о причинах дурного
настроения Брежнева.
   Корабль отошел от причала, и путешествие  началось.  Отец  с  помощниками
засели за бумаги, остальные члены делегации наслаждались майским солнцем или
занимались своими делами. Всякого рода игры были в то время не приняты. Отца
побаивались, а он не любил игр, считая их  пустым  времяпрепровождением.  Ни
футбол, ни домино, ни карты никогда не занимали его внимания и время. В  его
присутствии коллеги, за редким исключением, тоже  не  проявляли  интереса  к
подобным  развлечениям.  Предпочитали  беседу.  Темами  были  строительство,
сельское хозяйство или военные проблемы, в зависимости  от  обстоятельств  и
компании. Другое дело, когда отец уходил к себе.

   Мне невольно вспомнилось недавнее прошлое. Тогда  отец  присутствовал  на
маневрах  Черноморского  флота.  Наше  Опытное  конструкторское   бюро,   им
руководил академик Владимир Николаевич Челомей,  тоже  демонстрировало  свои
достижения, и я находился  среди  участников.  Все  внимательно  следили  за
пусками ракет,  заинтересованно  обсуждали  доклады  гражданских  и  военных
специалистов. Затем объявили двухчасовой перерыв. Отец привычно собрал  свою
объемистую коричневую папку, позвал помощника и отправился в каюту.
   - Пойду почитаю почту и поработаю над постановлением по флоту,  -  бросил
он.
   Отец ушел. На палубе  остались  Брежнев,  Подгорный,  Кириленко,  Гречко,
Устинов,  министры,  адмиралы,  конструкторы.   У   Леонида   Ильича   спало
напряженно-внимательное выражение. Глаза его повеселели.
   - Что ж, Коля, - обратился он к Подгорному, - забьем козла?
   Принесли домино. Брежнев, Подгорный, Кириленко и Гречко отдались любимому
занятию. К возвращению отца стол очистили.

   "Армения" пересекала Черное море в направлении проливов. Все, кроме отца,
отдыхали.  К  вечеру  мы  входили  в  проливы.  Сопровождавшие  нас  корабли
Черноморского флота, отсалютовав, легли на обратный курс.
   Весь следующий день отец  готовился  к  предстоящей  встрече.  На  палубе
вокруг легкого столика  собрались  члены  делегации,  советники,  помощники.
Проблем было много, но главной темой были  более  чем  неаккуратные  платежи
египтян, их безалаберность. Наши корабли неделями ждали в портах  разгрузки.
Возникли  и  другие  нелегкие  проблемы.  Военных  беспокоило  положение   в
египетской армии. Несмотря  на  современное  вооружение,  ее  боеспособность
оставалась крайне низкой.
   Наконец путешествие подошло к концу. На пирсе Александрийского порта  нас
встречал  президент  Гамаль  Абдель  Насер  и  другие  высшие   руководители
республики. По всему многокилометровому пути до Каира делегацию  восторженно
приветствовали толпы египтян.
   Насер   понравился   отцу   своей   напористостью,   искренним   желанием
преобразовать страну. Правда, многое в его  позиции  настораживало  отца:  и
расплывчатость положений арабского социализма, и планы создания  гигантского
арабского государства.
   Переговоры проходили сложно. Заседания затягивались, нарушался отведенный
протоколом регламент.  Насер  просил  еще  и  еще  оружия,  отец  соглашался
удовлетворить  его  запросы,  но  настаивал  на  мирном  сосуществовании   с
соседями. Не раз казалось, что  согласованное  решение  найдено,  оставалось
последнее слово, последняя формулировка... И тут все начиналось сначала.
   Споры, впрочем, не влияли на взаимное  дружеское  расположение,  и  когда
раскрывались двери комнаты переговоров, руководители обеих стран  появлялись
с ослепительными улыбками на лицах.
   В конце концов противоречия были преодолены.
   Из Каира наш путь лежал в Асуан. На торжества открытия плотины  собрались
руководители  дружественных  арабских  стран.  Отец  хотел   воспользоваться
благоприятным  случаем  и  обсудить  с  ними   тенденции   политического   и
экономического развития региона.  Наконец  долгожданное  событие  произошло.
Насер и Хрущев одновременно нажали на кнопку, раздался взрыв,  и  воды  Нила
хлынули в  котлован.  Всем  присутствующим  были  вручены  памятные  золотые
медали. Еще в день приезда президент Насер объявил о награждении отца высшей
наградой Объединенной Арабской Республики орденом "Ожерелье  Нила",  которым
отмечали лишь за особые заслуги, и то чрезвычайно  редко.  Этим  жестом  нам
хотели продемонстрировать глубокое уважение к нашей  стране,  подчеркивались
особые отношения между государствами арабского региона и Советским Союзом.
   Сопутствовавшие   этому   награждению   обстоятельства   вызвали    много
кривотолков. А поскольку они были прямо связаны  с  последующими  событиями,
остановлюсь на них подробнее.
   В соответствии с принятым международным этикетом и в знак особо дружеских
отношений между странами необходимо было произвести  адекватное  награждение
хозяев.  Возникла  проблема:  каким  советским   орденом   можно   наградить
президента Насера и вице-президента, главнокомандующего вооруженными  силами
маршала Мухаммеда Амера.
   Такие вопросы возникали и раньше. С руководителями  братских  стран  было
проще. Они придерживались социалистической ориентации, идеологическая основа
у нас была единой, и легко находился  эквивалент  ордену  Карла  Маркса  или
Георгия Димитрова.
   В случае капиталистических или развивающихся  стран  все  усложнялось.  В
первую очередь ни мы, ни они  не  хотели  награждения  знаком,  связанным  с
нашими идеологическими, коммунистическими  принципами.  Отец  несколько  раз
возвращался к вопросу об учреждении нового ордена  со  статутом,  отражающим
заслуги в укреплении дружбы между народами и государствами. Но  надолго  его
внимание на этом вопросе не задерживалось. Он не был сторонником  увеличения
числа наград и, как только разрешалась возникшая проблема, терял  интерес  к
новому ордену.
   Когда посетивший нас с государственным визитом  император  Эфиопии  Хайле
Селассие  I  наградил  Председателя  Президиума   Верховного   Совета   СССР
К.Е.Ворошилова высшим орденом империи, все встали в тупик. Ведь не наградишь
же монарха орденом Ленина или  Красного  Знамени.  Наконец  нашли  выход  из
положения. Вручили ему орден Суворова  I  степени.  Вспомнили,  что  высокий
гость руководил борьбой своего народа с итальянскими фашистами.
   Вот  и  сейчас  Никита  Сергеевич  поинтересовался,  какая  наша  награда
соответствует ордену "Ожерелье Нила"? Из Президиума Верховного  Совета  СССР
ответили:  "Высшая".  Такой  наградой,  не  несшей  впрямую   идеологической
нагрузки, у нас было звание Героя Советского  Союза.  Вспомнили  прецеденты,
когда это звание было присвоено Фиделю Кастро и Яношу Кадару.
   Поэтому отец, долго не  раздумывая,  принял  представление  о  присвоении
звания Героя Советского Союза президенту Насеру и - по  предложению  маршала
Гречко -  маршалу  Амеру.  Андрей  Андреевич  Громыко,  человек  дотошный  и
чувствующий нюансы в международных отношениях, одобрил решение.
   В  Москву  ушла  соответствующая   шифровка,   и   вскоре   был   получен
положительный ответ в  виде  Указа  Президиума  Верховного  Совета  СССР  за
подписью Брежнева. Привезли и запечатанный  сургучными  печатями  сверток  с
наградами.
   В торжественной обстановке отец вручил ордена Насеру и  Амеру.  Казалось,
вопрос исчерпан, международный этикет и ритуал соблюдены.
   Но не тут-то было.
   Неожиданно  начались  неприятные  разговоры  о  том,  что  Хрущев,   мол,
путешествуя за границей, самовольно раздает ордена по принципу "ты - мне,  я
- тебе", игнорируя при этом Президиум ЦК и Президиум Верховного Совета СССР.
К этому добавлялись слухи о якобы  дорогих  подарках,  полученных  отцом  от
правительства ОАР.
   Я долго раздумывал, останавливаться  ли  мне  в  своих  воспоминаниях  на
подобных щекотливых моментах. Ведь  это  тот  случай,  когда  ничего  нельзя
доказать, а любое оправдание и опровержение выглядят даже в глазах  дружески
настроенного читателя более чем подозрительными. Легче было бы  отмолчаться.
Тем не менее я решил не уходить от обсуждения возникших  летом  кривотолков.
Сегодня я убежден: это была очень тонко рассчитанная акция, направленная  на
дискредитацию  отца,  подготавливавшая  общественное  мнение  и   выяснявшая
расстановку сил.
   Суть первой части выдвинутых  впоследствии  обвинений  сводилась  к  двум
пунктам. Отцу инкриминировали, что он публично  объявил  о  награждении,  не
дожидаясь согласия Президиума ЦК, а,  кроме  того,  президент  Насер  вообще
недосто