ин этой  награды.  Разобраться  в  справедливости  первого  обвинения
сейчас довольно трудно. Прошло много лет, и восстановить  события  по  часам
попросту невозможно. С одинаковой легкостью через четверть века очевидцы,  в
зависимости от своих симпатий и антипатий, могут поддержать  или  отвергнуть
эту версию. Мне сама проблема представляется надуманной: во-первых, и раньше
бывали прецеденты, а во-вторых,  министр  иностранных  дел,  находившийся  в
составе  делегации,  и  протокол  МИДа  подтвердили   адекватность   наград.
Остальное - уже детали, чисто бюрократическая процедура. Как я уже  говорил,
указ последовал без возражений.
   Достоин  или  недостоин   глава   дружественного   государства   награды,
соответствующей  его  рангу,  -  вопрос,  на  мой   взгляд,   обывательский.
Межгосударственные  отношения  строятся  не  на  базе  личных  симпатий  или
антипатий, а  сообразуются  с  высшими  национальными  интересами.  В  таком
контексте вопрос, достойны ли Насер и Амер звания Героя Советского Союза или
нет, очевидно, некорректен. Важно  другое  -  правильной  ли  была  политика
Советского Союза на Ближнем  Востоке,  направленная  на  поддержку  арабских
стран? А уж ответив на это, легко решить, нужен  ли  был  ответный  жест  на
награждение Председателя Совета Министров СССР  высшим  орденом  принимающей
стороны, адекватное награждение признанных  в  то  время  лидеров  арабского
мира.
   Но логика логикой, а слухи  распространяются  по  иным  законам  и  иначе
расставляются акценты. Автору версии нельзя было отказать ни  в  уме,  ни  в
ловкости. Чувствовался высокий профессионализм.
   Еще сложнее вопрос о ценных подарках. Здесь, как водится, все всё  знают,
никого не проведешь. Философия примитивна:  все  берут,  а  если  кто-то  не
берет, значит, уже столько набрал, что больше некуда.
   Однако же я вынужден разочаровать "доброжелателей": ни тогда, ни раньше в
нашем доме ценных подарков не хранилось. За этим следила мама. Все  ценности
сдавались в ЦК чаще нераспакованными или после беглого осмотра отцом. Он сам
к ценным вещам и украшениям  относился  в  высшей  степени  равнодушно,  чем
сильно отличался от Кириченко и Брежнева, которых могла привести  в  восторг
красивая побрякушка. Куда девались эти вещи потом  -  не  знаю.  Одно  время
хотели  устроить  музей,  но,  памятуя  о  Музее  подарков   Сталину,   отец
категорически отверг предложенную идею. Все где-то оприходовалось и оседало.
То и дело среди хранящихся у меня маминых  бумаг  попадаются  описи  сданных
вещей.
   Конечно,  в  доме  накопилось  множество  адресов,  сувениров,  шкатулок,
рисунков. Особенно много было макетов шахтерских ламп. Их дарили отцу все  и
по любому поводу - помнили его бывшую профессию. И сейчас  с  десяток  таких
ламп стоит у нас дома  на  полках.  В  резиденции  на  Ленинских  горах  для
сувениров на первом этаже было сооружено  два  больших  шкафа  -  витрины  с
зеркальными задними стенками. После отставки отца они остались там вместе со
всем содержимым.
   В условиях подготовки смены власти слух о том, что Хрущев нечист на руку,
был,  без  сомнения,  очень   выгоден.   Распространением   его   занимались
профессионалы. Он тщательно  поддерживался,  культивировался  и  подновлялся
новыми  "фактами",  как  только  прежние  переставали  работать.  Причем  не
прекратилось это и после отставки отца.
   Прошло какое-то время. Тяжелые события ушли в прошлое, быт устоялся.  Жил
отец в Петрово-Дальнем. Для его нечастых поездок  была  выделена  машина  из
кремлевского гаража.  Это  был  "ЗИМ"  -  единственный  подобный  автомобиль
устаревшей марки во всем  гараже.  Там  стояли  машины  членов  Политбюро  -
"ЗИЛы",  "Чайки",  "Волги".   Рассказывали,   что   появились   "Мерседесы",
"Кадиллаки", другие престижные иномарки, но сам я, впрочем, их не видел.
   Водители жаловались на "ЗИМ": старый, ломается часто,  а  запчастей  нет,
ищут по всему Союзу.
   Так вот, у этого "ЗИМа" был... частный  номер.  В  гараже  использовались
разные номера - и сменные, и постоянные, но государственные, и  только  один
частный...

   ...Вернусь к поездке в Египет.
   После торжеств в Асуане президент Насер пригласил отца на рыбную ловлю  в
Красном море. 14  мая  на  президентской  яхте  "Аль-Гумхурия",  стоявшей  в
Рас-Бенасе. Кроме самого президента Насера, вице-президента маршала Амера  и
других высших руководителей Объединенной Арабской Республики, отца и  членов
советской делегации собрались: Президент Алжира Бен Белла,  Президент  Ирака
маршал Ареф, Президент Йемена маршал ас-Саляль и другие "рыбаки".
   На следующий день вдали от берега,  журналистов  и  чужих  ушей  на  яхте
велись откровенные  разговоры  о  мире  и  войне  в  регионе,  о  проведении
согласованной политики, о будущем арабского мира, о  намерениях  этих  стран
создать  федерацию.  На  политическом  горизонте,  казалось,   уже   маячило
объединяющее всех арабов Великое арабское государство. Я упоминал, что  отец
относился к этой идее скептически. Не скрывал он своих опасений и здесь,  но
обещал всяческую поддержку новым прогрессивным режимам со стороны Советского
Союза.
   Рыба осталась цела, поскольку за весь день удочки забросили от силы  пару
раз, и то лишь затем, чтобы показать северному гостю красноморскую экзотику.
   На следующий день вернулись в Асуан. Визит проходил без  происшествий,  в
соответствии с хорошо разработанной программой.
   Наконец в понедельник, 25 мая отец самолетом вернулся в Москву, а 15 июня
отбыл с новым визитом в Скандинавские страны. Хрущев опять  отсутствовал.  У
тех, кто готовил его отставку, руки  были  развязаны.  Все  нити  управления
государством и партией сходились к ним.
   На середину июля была назначена четвертая сессия Верховного  Совета  СССР
шестого созыва. На ней предполагалось рассмотреть два вопроса, которые и  на
искушенный взгляд не могли вызвать драмы, разыгравшейся за кулисами в период
подготовки сессии.
   Первым пунктом стоял вопрос  о  мерах  по  выполнению  Программы  КПСС  в
области  повышения  благосостояния  народа:  а)   о   пенсиях   и   пособиях
колхозникам;  б)  о  повышении  заработной  платы  работникам   просвещения,
здравоохранения, жилищно-коммунального хозяйства, торговли  и  общественного
питания и других отраслей народного хозяйства, непосредственно обслуживающих
население; в) о переходе на пятидневную рабочую неделю.
   Вопрос вносился Центральным Комитетом  КПСС  и  Советом  Министров  СССР.
Докладчиком был Хрущев. Инициатива в постановке этой  проблемы  принадлежала
ему.
   Вторым вопросом повестки дня шло утверждение указов Президиума Верховного
Совета СССР. Своей привычной формулировкой, кочующей из сессии в сессию,  он
казался и вовсе незначительным. Однако основные страсти  разыгрались  именно
вокруг  него.  На  этой  сессии  Верховного  Совета  отец  наконец  собрался
окончательно оформить решение  о  переходе  Брежнева  с  поста  Председателя
Президиума Верховного Совета СССР в ЦК.
   Я постараюсь восстановить последовательность развития событий, какой  она
мне представляется сегодня.
   Как я уже упоминал, в апреле 1963 года тяжело заболел Козлов, но отец еще
надеялся на его возвращение к работе. Однако дел было  слишком  много,  и  в
июне 1963 года Брежнева вновь избрали секретарем ЦК, поручив  ему  некоторые
вопросы,  находившиеся  в  ведении  Козлова,  в  первую  очередь   оборонную
промышленность. При этом он сохранил пост Председателя Президиума Верховного
Совета. От Брежнева ждали временной помощи до выздоровления Козлова.
   Видимо, именно в тот момент начал зарождаться блок Брежнев-Подгорный  или
Подгорный-Брежнев.
   Весной, в апреле, отец окончательно объявил о своем  намерении  подыскать
на пост Председателя Президиума Верховного  Совета  другую  кандидатуру.  Он
ничего не подозревал: одному человеку совмещать два таких  поста  тяжело,  а
Брежневу предстоит все силы отдать работе в ЦК.
   Предложений о конкретном кандидате  у  него  на  тот  момент  не  было  -
должность в основном представительская,  на  нее  нецелесообразно  назначать
делового человека, способного приносить пользу  в  другом  месте.  С  другой
стороны - глава государства. Этот пост должен занять человек с непререкаемым
авторитетом, хорошо известный и в партии, и в народе.
   Наконец его выбор остановился на Микояне. Уважаемое в стране и  известное
в мире имя, да и в следующем году ему исполнится 70 лет.  Силы  уже  не  те,
здесь же он будет на месте.
   Когда отец обнародовал  свою  точку  зрения,  Брежнев,  видимо,  отбросил
последние сомнения. Отныне он - активный  участник  в  акции  по  устранению
Хрущева.
   На июльской сессии должен был решиться вопрос о замене Брежнева Микояном.
Последовавшие события показали, насколько важным и притягательным оставалась
для Леонида Ильича должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
Как только Брежнев набрал  силу,  он  пожертвовал  своим  главным  союзником
Николаем Викторовичем Подгорным (сменившим Микояна в 1965  году)  и  наконец
смог опять именоваться Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
   К началу  лета  инициативная  группа  окончательно  сложилась.  Одним  из
основных исполнителей стал Председатель КГБ Семичастный. В 1957 году,  когда
в первый раз хотели сбросить отца, не последнюю роль в  провале  этой  затеи
сыграл генерал И.А.Серов, тогдашний Председатель КГБ,  сохранивший  верность
ЦК  и  его  Первому  секретарю.  Теперь  Председатель  КГБ  выступал  против
Председателя Правительства.
   В июне в  преддверии  сессии  Верховного  Совета  Леонид  Ильич  одолевал
Семичастного    различными    предложениями    устранения    Хрущева.    Как
свидетельствует Семичастный, далеко не джентльменского характера.
   Перед возвращением отца из поездки  в  Объединенную  Арабскую  Республику
Леонид Ильич был  одержим  идеей  отравить  его.  Семичастному  его  замысел
пришелся не по душе. В отстранении Хрущева от власти он  участвовал  охотно.
Это сулило быстрый взлет. Ведь он входил в когорту Шелепина, чьи  люди  были
расставлены  на  ключевых  постах.  Однако  уголовщиной  он  заниматься   не
собирался.   Семичастный   возражал   Брежневу,   выискивал    разнообразные
контраргументы.
   Вот как вспоминает об этом сам  Владимир  Ефимович  в  интервью  главному
редактору "Аргументов и фактов" В.Старкову:
   - Было мне предложено Брежневым: "Может, отравить его?" Тогда  я  сказал:
"Только через мой труп. Ни в коем случае. Никогда я на это не  пойду.  Я  не
заговорщик и не убийца... Потом, обстановка в  стране  не  такая,  и  такими
методами нельзя идти".
   Вопрос: Как отравить?
   Семичастный: Кто-то должен был. Службе я своей  должен  был  приказать...
Поварам.
   Вопрос: Поставить тем самым себя под угрозу?
   Семичастный: Да, дурацкое дело. Я  тогда  приехал,  возразил...  В  конце
концов Брежнев согласился, что идея отравить Хрущева неосуществима.
   Через  несколько  дней  у  Брежнева  появился  новый  план   -   устроить
авиационную катастрофу при перелете из Каира в Москву.
   - Самолет стоит на чужом аэродроме, в чужом государстве. Вся  вина  ляжет
на иностранные спецслужбы, - убеждал он Семичастного.
   С Хрущевым летает преданный ему экипаж. Первый пилот - генерал Цыбин,  вы
знаете, начал летать с ним еще подполковником в 41-м. Прошел всю войну. Да и
как вы все это  представляете?  Мирное  время.  Кроме  Хрущева,  в  самолете
Громыко, Гречко, команда и, наконец,  наши  люди  -  чекисты.  Этот  вариант
абсолютно невыполним, - собеседник отказался наотрез.
   Брежнев на осуществлении своего  плана  больше  не  настаивал.  Советская
делегация благополучно возвратилась в Москву. Никто не знал  о  состоявшемся
разговоре. Однако Брежнев не успокаивался, открытие сессии Верховного Совета
неумолимо приближалось.
   В начале  июня  отец  собирался  в  Ленинград.  На  9-е  число  там  была
запланирована однодневная встреча с Президентом Югославии Иосипом Броз Тито.
Отец выехал днем раньше, решил познакомиться с ходом жилищного строительства
в Ленинграде, подготовиться к  встрече,  да  и  очень  хотелось  съездить  в
Петродворец, взглянуть на восстановленные фонтаны.
   Тогда  Брежневу  пришла  идея  устроить  автокатастрофу.  Но  и  тут  он,
очевидно, не нашел поддержки.
   Из Скандинавии Никита Сергеевич возвращался за неделю до открытия сессии.
У Леонида Ильича совсем не оставалось времени.
   В этом цейтноте появилось последнее,  отчаянное  предложение:  арестовать
Хрущева в  момент  его  возвращения  из  Швеции  и  поместить  в  охотничьем
хозяйстве "Завидово", неподалеку от Калинина. Везти такого пленника в Москву
Брежнев опасался. Однако и это  предложение  не  встретило  одобрения  ни  у
Семичастного, ни у других участников затеи. Они предпочитали более верный  и
менее авантюрный путь.
   К сожалению, свидетельство Семичастного об этом факте лаконично. Он  лишь
отметил:
   - Это длилось  долгое  время...  Так  был  же  вариант  и  такой,  когда,
понимаешь, он приехал из Швеции: остановить поезд где-то в районе  Завидово,
арестовать и привезти. Был и такой вариант...
   Брежневу пришлось смириться с потерей президентского кресла.
   В это же время начались активные  переговоры  с  членами  Президиума  ЦК,
секретарями обкомов, министрами, военными. С одними говорили открыто, других
лишь осторожно прощупывали, третьих решили до поры не посвящать в дело. Ведь
любая утечка информации грозила  пустить  все  прахом.  Дата  окончательного
решения не была определена. В одном сходились все - завершить  дело  надо  к
концу этого года.
   Большое беспокойство вызывало и другое  обстоятельство.  Необходимо  было
принять все меры по дискредитации Хрущева в  стране,  лишить  его  последних
остатков популярности в народе.  И,  кажется,  все  для  этого  делалось.  В
регионах,  с  руководителями  которых  уже  удалось  найти  общий  язык,  из
магазинов исчезли продукты,  предметы  первой  необходимости.  Выстраивались
многочасовые очереди за любыми товарами, в том  числе  и  за  хлебом.  Полки
должны были заполниться снова только после устранения от  власти  "источника
всех бед", буквально на следующий день.
   В этом свете вызывала опасения повестка дня предстоящей сессии Верховного
Совета, открывавшейся в понедельник, 13 июля.
   Отец давно вынашивал вопрос об установлении пенсий колхозникам.  Это  был
не только экономический, но  и  крупный  политический  шаг.  Тем  самым  они
приравнивались к  рабочим,  обретали  равный  со  всеми  социальный  статус.
Одновременно он хотел решить и другой  больной  вопрос:  увеличить  мизерные
ставки учителям, врачам и работникам, занятым в сфере обслуживания.
   И пенсии, и прибавки были невелики, особенно по нынешним меркам, но и  на
них средства отыскать  было  очень  трудно.  В  начале  года  отец  проводил
многочасовые  разговоры  со  специалистами,   руководителями   ведомств.   В
результате деньги наскребли, и он готовил обстоятельный доклад к предстоящей
сессии.
   Отменить или затормозить принятие этих решений было  невозможно.  Слишком
долго и подробно  готовился  вопрос.  Подходящего  предлога  не  находилось.
Брежнев и его "команда" нервничали. Ход их рассуждений, очевидно, был прост:
"Хрущев,  сделав  доклад,   опять   свяжет   свое   имя   с   мероприятиями,
обеспечивающими улучшение условий  жизни  многим  людям.  Это  поднимет  его
популярность, сильно подмоченную недавним повышением цен  на  продукты.  Как
себя поведут люди при его устранении, предсказать трудно..."
   Эти опасения были не слишком обоснованны, но они, вероятно, были. Тем  не
менее изменить им ничего не удалось. Вопрос остался в повестке дня.
   Иначе сложилось с предложением отца установить два выходных дня в неделю.
Этот вопрос не менее тщательно прорабатывался с начала года. На первых порах
особых возражений не было, ведь почти весь мир к тому  времени  строил  свой
трудовой  распорядок  таким  образом.  Но  в  июне  вдруг   возникли   почти
неразрешимые трудности. Отцу стали доказывать, что  переход  на  пятидневную
неделю внесет дезорганизацию в работу многих отраслей народного хозяйства. В
качестве  основных   аргументов   приводились   возможные   затруднения   на
предприятиях с непрерывным характером производства:  в  металлургии,  химии,
нефтехимии.   Высказывались   опасения,   что,   несмотря   на    сохранение
продолжительности рабочей недели в часах, общий объем выпуска продукции  при
переходе на пятидневку может упасть.
   Давление на Хрущева оказывалось планомерно  со  всех  сторон:  ведомства,
аппарат Совета Министров и аппарат Секретариата ЦК.  Отец  спорил,  выдвигал
контрдоводы,  поколебать  его  не  удавалось.  Особенно  рьяным  противником
перехода на новую неделю был секретарь ЦК А.П.Рудаков, отвечавший за  работу
промышленности.
   До сессии оставалась  неделя.  Отец  засел  за  окончательную  подготовку
доклада. Этого дела он никогда не доверял помощникам. На первом  этапе  отец
обычно   диктовал   стенографисткам   черновые   мысли,   часто    вразброс.
Расшифрованный текст приглаживали помощники с  привлечением  необходимых,  в
зависимости   от   темы   выступления,   специалистов   по    международным,
промышленным, военным, сельскохозяйственным и другим вопросам.
   Затем  текст  возвращался  к  отцу  и   начиналось   редактирование.   Он
перекраивал композицию доклада, надиктовывал или выбрасывал отдельные куски,
и так до тех пор, пока не добивался четкого выражения своих мыслей. На  этом
его  активное  участие  в  работе  заканчивалось  -  теперь   помощники   со
специалистами  подбирали   подходящие   примеры,   цитаты   и   представляли
окончательный  вариант.  Отец  его  внимательно  читал,   вносил   последние
коррективы, и текст готов.
   Правда  и  другое.  Очень  часто  в  своих  выступлениях  он   не   любил
придерживаться бумажки, вообще отходил от  написанного  текста.  Отец  любил
повторять одну из заповедей Петра I, запрещавшую читать речи  по  писанному,
"дабы дурость каждого видна была". Такой стиль делал его выступления живыми,
образными, позволял чутко реагировать на конкретную  обстановку  и  выявлять
реакцию слушателей.
   Справедливости ради надо отметить, что иногда  в  запале  выступления  им
высказывались и незрелые мысли, возникшие спонтанно в процессе  произнесения
речи. В этих  случаях  при  подготовке  текста  к  печати  отцу  приходилось
устранять огрехи.
   Все это, конечно, не касалось так  называемых  протокольных  выступлений:
при встречах и проводах иностранных  делегаций,  выступлений  на  приемах  и
других подобных мероприятиях.  Эти  речи,  как  и  во  всем  мире,  готовили
соответствующие службы и представляли их отцу  для  окончательного  зачтения
уже в готовом виде.
   Вот и сейчас он  дошлифовывал  свое  предстоящее  выступление  на  сессии
Верховного Совета.
   Рудаков решил пойти в обход. Ему  удалось  уговорить  Аджубея  попытаться
воздействовать на отца. Не знаю уж, какие аргументы  оказались  для  Алексея
Ивановича решающими, но он согласился.
   Тем летом отец часто ночевал на даче, расположенной неподалеку от совхоза
Горки-II, в сосновом бору на берегу  Москвы-реки.  Построили  этот  дом  для
Председателя Совета Народных Комиссаров Алексея Ивановича Рыкова, но об этом
говорили глухо, вполголоса. Потом дачу занимал Молотов. Сейчас  ее  называют
Горки-9.
   Отцу понравилась обширная территория с длинной прогулочной дорожкой вдоль
забора, без заметных подъемов и спусков, которые становились  для  него  все
более чувствительными. По этой дорожке отец обходил территорию каждый вечер,
возвращаясь с работы. Завершалась прогулка на  лугу,  отделявшем  территорию
дачи от Москвы-реки.
   Если на даче в Усово, где до последнего времени  жил  отец,  пространство
между забором дачи и рекой не было огорожено и заполнялось в  солнечные  дни
массой москвичей, приезжавших позагорать и искупаться, то