ртвого короля. 
	Она недооценила канал, стараясь не производить шума. Весло стало 
бесполезным, и она беспомощная дрейфовала по течению, ожидая момента, 
когда оно снова вынесет ее на мель. Лодку крутило, но на повороте к острову 
она замедлила свой ход. И тут Джиран лицом к лицу столкнулась со всадником, 
с темной фигурой человека на лошади, которая была по живот в воде. Всадник 
и его лошадь были единым целым. Джиран стала нервно искать дно, не спуская 
со всадника глаз. Страх сковал ее руки, она не могла крепко держать весло. 
Всадник оказался близко к ней, и она увидела под остроконечным шлемом 
бледное лицо молодого человека. Его черная лошадь топталась на месте, 
вращая большими блестящими глазами. 
	Джиран не могла кричать. Он повернулся в ее сторону и что-то 
прокричал ей тонким голосом, рассеявшимся по ветру. Она вспомнила о весле и 
налегла на него, пытаясь отвести лодку в другой канал, ища путь из этого 
лабиринта. Вода за ее спиной плескалась под черной лошадью, она 
чувствовала это даже не оглядываясь назад. Она двигалась теперь больше с 
яростью и испугом, чем с осторожностью. Волосы ослепляли ее. Наконец она 
оглянулась и сквозь пряди волос увидела на фоне освещенной воды его черный 
силуэт. Джиран повернула голову, и в то время, когда плоскодонка проходила 
между двух холмов, впереди замерцал спасительный огонек башни крепости 
Бэрроу. Она изо всех сил старалась не думать о том, что, оказывается, ее 
преследовало. Черный король в маске, чьи непотревоженные кости она 
оставила лежать там, в глубине холма. Ей стало холодно, от усталости она не 
чувствовала рук и ног, лишь биение сердца и покалывающую боль в груди при 
дыхании. 
	Укрепление Бэрроу заняло все ее мысли, она плыла к нему, ловко 
огибая холмы и задевая кусты. Уже на берегу, обернувшись, она даже на 
расстоянии все еще могла различить черного всадника. Она бросила весло на 
землю, за веревку подтащила плоскодонку на берег, скользя по мокрой земле. 
Ей был уже слышен шум приближающегося всадника, и она сложила куски 
золота в свою юбку, затем бросилась бежать, цепляясь босыми ногами за траву. 
Перед и над ней маячил дом, поскрипывающий ставнями на окнах, сквозь 
которые пробивался свет, и старый огонь на башне, направляющий 
заблудившихся детей Бэрроу домой. 
	Она уронила кусочек сокровища, подняла его, опять пустилась бегом. 
Хлестал дождь, ветер со страшной силой бросал капли ей в глаза, доносились 
раскаты грома. Она ощущала хлюпанье воды за своей спиной, чувствовала 
большое тело и, оглянувшись назад, снова увидела черную лошадь и всадника. 
Огни холодно мерцали на воде, освещая его бледное лицо. Стали неистово 
лаять собаки. Она притронулась к своим приносящим счастье амулетам, 
придерживая подол юбки, и продолжала бежать, слыша всадника за своей 
спиной. Трава была скользкой. Джиран уронила кусочек золота, но у нее уже не 
было времени остановиться. Ноги опять поскользнулись на камнях, которыми 
была вымощена дорога, и она бросилась к закрытой двери. 
	-- Дедушка,-- закричала она, стуча по мокрому дереву.-- Быстрее! 
	Она слышала за собой всадника, звуки животного, ступающего по 
мокрой земле, звон металла, тяжелое дыхание. Она опять глянула через плечо и 
увидела, что всадник помогает лошади взбираться на холм. Ноги отказали ему, 
он потерял равновесие и упал, зацепившись за упряжь коня. Джиран видела в 
свете молнии отблеск его шлема. 
	-- Дедушка,-- снова закричала она. 
	Наконец дверь открылась. Она кинулась внутрь, ожидая, что всадник 
исчезнет, как все призраки, но тот не исчез. Он был почти у двери. Тогда она 
выхватила дверь из неверной руки деда и захлопнула ее, задвигая щеколду, 
покрытую золотом. Тарелки и чашки посыпались на пол и стали вращаться, 
пока не замерли. Джиран повернулась и посмотрела на испуганные женские 
лица, собравшихся в комнате. Женщины и дети, мальчики слишком маленькие, 
чтобы быть вместе со взрослыми мужчинами. Здесь была Сил и тетя Джинал и 
тетя Зай. Но здесь не было мужчин, кроме дедушки Кельна. И она устремила на 
него отчаянный испуганный взгляд, потому что понимала, что у дедушки нет 
для нее ответа. Веточки азаля и белые перья анхаран висели над входом в дом и 
над окнами на обоих этажах. Они посмеивались над этим, но ежегодно 
обновляли их, потому что те отваживали смерть от дома. Были определенные 
законы, которые установили мертвые, и все подчинялись им. 
	-- Сигнальный огонь,-- выдохнул дедушка. Его руки тряслись больше 
обычного, он махнул женщинам.-- Зай! И все в доме. Идите наверх и 
спрячьтесь. 
	Полная Зай повернулась и побежала к западной двери, ведущей к 
башне -- позаботиться о сигнальном огне. Другие начали толкать испуганных 
детей к лестницам. Некоторые плакали. Собаки неистово лаяли. Закрытые во 
дворе, они были бесполезны. Старая Джинал стояла как вкопанная, задрав 
острый подбородок. Сил остановилась, ее живот был большим от третьего 
ребенка, а другие дети держались за ее юбки. Сил сняла с себя теплую 
коричневую шаль и обернула им плечи Джиран, обнимая ее. Джиран обняла ее 
в ответ, едва сдерживая слезы. Сзади раздался звон шпор о камни, топот возле 
дверей -- взад-вперед, взад-вперед и к окну. Ставни скрипели, не открываясь. 
Затем в течение долгого времени не было ничего, кроме шумного дыхания 
лошади за окном. 
	-- Это преступник из Охтиджа? -- спросил дед, глядя на Джиран.-- Где 
он начал преследовать тебя? 
	-- Там,-- удалось сказать ей, невольно лязгая зубами. Затем попыталась 
дать какое-то толковое объяснение. 
	Шаги достигли двери, послышался сухой стук. Дети закричали и 
повисли на Сил. 
	-- Бегите,-- сказал дедушка,-- торопитесь. Уводите детей наверх. 
	-- Торопитесь,-- повторила Джиран, толкая Сил, которая пыталась 
заставить ее пойти вместе с ней. Но она не могла оставить деда, такого 
хрупкого. Джинал тоже осталась. 
	Сил побежала к лестнице, ее дети -- за ней. Удары в дверь стали 
ритмичными, и белое дерево раскололось под острием топора. Джиран 
почувствовала, как рука деда обнимает ее, и схватилась за него, вся дрожа, 
глядя на разламывающуюся дверь. Эта дверь не предназначалась для такой 
атаки, никто из преступников не отважился бы разрушать дом. Целая доска 
отлетела. Дверь повисла на петлях, и рука вооруженного человека проникла 
внутрь, пытаясь ее выломать. 
	-- Нет,-- закричала Джиран, освобождаясь от деда, и побежала на 
кухню за разделочным ножом, думая только о необходимости защиты. Но 
раздался треск, дверь распахнулась. Она застыла на полшаге и увидела еле 
державшуюся на петлях дверь. За ней в струях дождя стоял король-воин. В его 
руке был топор, лук висел за плечом, а из-за плеча виднелась рукоять меча. 
Дождь хлестал и делал его лицо похожим на лицо утопленника. Он стоял, с 
лошадью за спиной, и оглядывал комнату, словно искал что-то. 
	-- Возьми золото,-- предложил ему дедушка голосом, каким обычно 
говорил в те времена, когда был священником. 
	Но незнакомец, казалось, был не заинтересован в этом. Он ступил через 
порог и повел свое высокое животное вперед -- такую лошадь, какую в Хиюдже 
не видели давно, со времен падения морской стены. Она помедлила в проеме, а 
затем поспешно вошла внутрь, ее круп задел висящую дверь и окончательно 
сорвал ее с петель. Золотая чашка была раздавлена ее копытами и отскочила, 
вращаясь, словно обычный камень. Никто из них не двигался, воин тоже. Он 
возвышался в центре их маленькой комнаты и смотрел по сторонам. Грязная 
вода с него и лошади капала на каменный пол и смешивалась с кровью, 
которая текла из раны на его ноге. Дети наверху кричали. Он глянул на 
лестницу и направился к ней, и сердце Джиран упало. Затем он увидел камин, 
отпустил вожжи лошади и подтолкнул ее вперед, поближе к очагу, направляясь 
туда же сам, оставляя за собой мокрый кроваво-водянистый след. Там, стоя 
спиной к мерцающему огню, он наконец взглянул на них своими дикими 
глазами. Они были темными, эти глаза, темными были и его волосы, такие же, 
как у повелителей севера, как слышала Джиран. Он был высокий и в древних 
доспехах. В нем было какое-то изящество, и это подчеркивало нищету их 
маленькой крепости. Она знала, кто он такой. Ей это было известно. Чайка 
была возле ее груди, она сняла и протянула ее ему в руки в надежде, что он 
уйдет и вернется туда, откуда пришел. Невольно она встретилась с его глазами, 
и холод пробежал по ее телу. На нем не было следов паутины, которые могли 
бы быть заметны при свете огня. Он отбрасывал на пол длинную тень, капли 
воды стекали с его волос, и потому длинные волосы воина, завязанные в пучок, 
как носили их древние короли, выглядели прилизанными. Его грудь 
поднималась и опускалась, слышно было тяжелое дыхание. 
	-- Женщина,-- сказал он дрожащим голосом. И она смогла разобрать 
акцент, какой никогда раньше не слышала, может быть, не слышала даже в 
самых старинных песнях.-- Женщина-всадник, весь... весь белый... 
	-- Нет,-- сказала Джиран, притрагиваясь к белому перу-амулету.-- Нет.-- 
Она не хотела, чтобы он говорил. В отчаянии она открыла рот, чтобы 
приказать ему замолчать и отослать домой, как поступила бы с забредшим 
сюда болотником. Но он был так далек, так далек от подобного, и она 
чувствовала себя бессильной. Ее дед не шевелился -- священник, все 
религиозные чары которого потерпели поражение. Ни слова не произнесла и 
Джинел. За стеной крепости бушевала гроза, дождь попадал в разрушенный 
проем двери, которая должна была защитить людей от поднимающейся воды. 
Гость смотрел на них со странным, потерянным выражением, словно чего-то 
хотел, а затем, с трудом и очевидной болью, он повернулся и, с помощью 
рукоятки топора подцепив чайник, висящий над очагом, наклонил его. Пар 
заклубился из огня, пахнущий травами тетушки Зай. На каминной полке 
стояли деревянные плошки. Он наполнил одну из них и прислонился к камням 
там, где стоял. Черная лошадь неожиданно встряхнулась, разбрызгивая по всей 
комнате грязную воду. 
	-- Убирайся отсюда,-- закричал дед Кельн голосом, полным отчаяния и 
страха. 
	Чужак глянул на него, не отвечая, очень усталым взглядом. Он не 
двинулся, лишь поднял клубящуюся плошку к губам, чтобы отхлебнуть 
бульона, по-прежнему воинственно глядя на людей. Его рука дрогнула, и он 
разлил часть содержимого. Лошадь выглядела печальной, с понурой головой, и 
ногами, ободранными, когда она пробиралась по течению. Джиран плотнее 
обмотала сухой шалью свою шею и заставила себя прекратить дрожать, решив, 
что им не грозит никакая опасность. Внезапно она двинулась через комнату к 
полкам и вытащила одно из одеял, которые они использовали во времена 
холодов. Она вручила это вторгшемуся в их дом, и когда он, поняв ее 
намерения, нагнулся вперед, она обернула его этим одеялом. Он взглянул вверх, 
держа чашку в одной руке, а другой подбирая одеяло. Он сделал жест, 
показывая на чайник, затем на нее, щедро предлагая им угощаться их 
собственной едой. 
	-- Спасибо,-- сказала она, пытаясь сдержать дрожь в голосе. Она была 
голодной, холодной и несчастной. И чтобы показаться смелее, чем была на 
самом деле, Джиран пододвинула к себе чайник, взяла другую миску и 
зачерпнула бульон ковшом. 
	-- Все ели? -- спросила она спокойным голосом. 
	-- Да,-- сказала Джинал. 
	Она увидела, что еды оставалось еще достаточно. Ей показалось, что 
чужак может заподозрить, что другие еще не накормлены, и сможет определить 
количество людей в доме. Она оттолкнула чайник подальше от его взгляда, 
насколько могла, села напротив него и стала есть, несмотря на ужас, который 
сдавил ее желудок. Веточки азаля и белые перья,-- подумала она,-- совершенно 
бесполезны, точно так же, как и силы ее дедушки. Она побывала там, где ей 
быть не следовало -- и появился тот, который не мог появиться. Он смотрел на 
нее, словно больше никого не существовало, словно его не волновали ни 
старик, ни старая женщина, которым он обязан был огнем и едой. 
	-- Я хотела бы, чтобы ты покинул наш дом,-- неожиданно объявила 
Джиран, обращаясь к нему, словно он был разбойником, как предположил ее 
дед, и желая подтвердить это. Его бледное со щетиной лицо не выказало 
никаких признаков обиды. Он взглянул на нее с такой усталостью в глазах, 
что, казалось, едва мог держать их открытыми, и чашка стала выскальзывать 
из его руки. Он поймал ее и сел прямо. 
	-- Мир,-- пробормотал он,-- мир всем вам. 
	Затем прислонил голову к камню и несколько раз моргнул. 
	-- Женщина,-- сказал он.-- Женщина на серой лошади. Вы видели ее? 
	-- Нет,-- сказал строго дедушка.-- Ничего подобного. Нет. 
	Глаза чужака уставились на сорванную дверь с таким неистовством, 
что Джиран проследила за его взглядом, словно ожидая увидеть эту женщину 
прямо здесь. Но был только дождь, и холодный ветер дул из открытого проема. 
Он обратил внимание на ту дверь, которая была на западной стене. 
	-- Куда она ведет? 
	-- В стойло,-- сказал дед. И осторожно добавил: -- Я думаю, что лошади 
будет лучше там. 
	Но чужак ничего не ответил. Его веки отяжелели. Он опустил голову на 
камни камина и кивнул с грустью, которая давила на него. А дед спокойно 
подобрал вожжи черной лошади, и гость не протестовал. Он повел ее через 
дверь, которую тетушка Джинал поспешила открыть. Животное поколебалось, 
поскольку встревоженные козы заблеяли внутри. Но теплое стойло пахло 
соломой, и конь прошел в темноту, а дед толкнул дверь и закрыл ее. Джинал 
опустилась на скамью в своем потревоженном доме и, сложив руки, сидела 
спокойно-напряженная. Чужак смотрел на нее встревоженным взглядом, и 
Джиран почувствовала вдруг жалость к своей тетке, которая обычно была 
смелее, чем сейчас. Прошло некоторое время. Голова чужака свесилась на 
грудь, его глаза закрылись. Джиран села рядом с ним, боясь пошевельнуться. 
Она поставила свою чашку в сторону, отметив, что Джинал поднялась и 
спокойно пересекла комнату. Дедушка, который был рядом с Джинал, прошел 
на середину комнаты и взглянул на чужака, и тут послышался скрип на 
лестнице. Джинал подошла к лестнице, взяла огромный нож, который они 
использовали для разделки туш, и спрятала его в складках своих юбок. Она 
вернулась к дедушке. 
	Опять что-то заскрипело. На ступеньках стояла Сил. Джиран не 
хотелось видеть ее здесь. Ее сердце заныло. Ужин камнем лежал в желудке. Они 
не были ровней королю-воину и не могли быть. И ее добрая сестра Сил, 
отяжеленная ребенком,-- ей не следовало спускаться по лестнице. Джиран 
внезапно встала на колени и дотронулась до гостя. Его глаза в панике 
открылись, он схватил топор, который лежал поперек его колен. Она 
чувствовала, что в комнате все затихли, словно замороженные. 
	-- Я извиняюсь,-- сказала Джиран, удерживая его взгляд своим.-- Раны... 
не хочешь ли ты, чтобы я полечила их? 
	Он на минуту смешался, его глаза заглянули ей за спину. Может быть, 
подумала она в ужасе, он увидел, что здесь происходит. Затем он в знак 
согласия кивнул головой и выпрямил раненую ногу, высвобождая ее из-под 
одеяла, так, что она могла видеть порез на коже штанов и глубоко разрезанную 
плоть. Он отстегнул от пояса кинжал с костяной рукояткой и разрезал кожу 
штанов еще больше, чтобы она могла добраться до раны. Джиран 
почувствовала приступ тошноты. Она взяла себя в руки, пересекла комнату и 
стала рыться на полках в поисках чистой ткани. Джинал подошла к ней и 
попыталась вырвать тряпку из ее рук. 
	-- Позволь мне,-- сказала Джиран. 
	-- Замолчи,-- ответила Джинал, впиваясь ногтями в запястье. 
	Джиран вывернулась и освободилась, окунула тряпку в чистую воду и 
подошла к чужаку. Ее руки дрожали, а глаза слезились, когда она начала 
работу. Но вскоре она пришла в себя. Она промыла рану, затем оторвала 
большой кусок материи и крепко перевязала ее, но так, чтобы не причинить ему 
боль. Она очень волновалась за своего деда, за Сил и за Джинал, которые 
смотрели, как она прикасалась к чужому мужчине. Когда она закончила, он 
положил свои руки на ее. У него были очень изящные длинные пальцы. Она и 
представить себе не могла таких рук у мужчины. На них были шрамы и 
множество всяких линий. Она подумала о мече, который выглядел так, будто 
им никогда не пользовались. Эти руки, может быть, убивали, но при этом 
имели прикосновение, похожее на руки ребенка. И глаза незнакомца были 
добрыми. 
	-- Спасибо,-- сказал он и не сделал никакого движения, чтобы отпустить 
ее. Его голова опять прислонилась к стене, а глаза начали закрываться. Затем 
они открылись. Он поборол приступ усталости.-- Как твое имя? -- спросил он. 
	Никому нельзя называть свое имя, потому что оно обладает магической 
силой. Но она побоялась не ответить. 
	-- Майжа Джиран, дочь Эла,-- сказала она и дерзнула спросить:-- А как 
твое? 
	Он не ответил, и тревога закралась в ее сердце. 
	-- Куда ты ехал? -- спросила она.-- Ты преследовал меня? Зачем? 
	-- Чтобы выжить,-- ответил он с таким простым отчаянием, что ее 
сердце замерло. 
	Затем он замер в изнеможении. Все ждали, когда он заснет, целый дом 
замер в ожидании: около пятидесяти женщин и один старик. Она подсела ближе 
к нему, прислонилась плечом, и положила его голову себе на плечо. 
	-- Женщина,-- слышала она его бормотание.-- Меня преследует 
женщина. 
	У него была лихорадка. Она чувствовала, что лоб у него горячий, и 
слушала бормотание, которое было следствием той же безумной 
напряженности. Его голова соскользнула и прижалась к ее груди, а глаза 
закрылись. Она посмотрела поверх него, встретив только встревоженный 
взгляд Сил и больше ничей. Небольшая передышка -- удобное время, чтобы с 
ним разделаться. Но он не сделал им ничего плохого. И такой бесславный 
конец -- в доме, переполненном одними женщинами и детьми, от кухонного 
ножа. Она не хотела такого кошмара в крепости Бэрроу. Она не сможет 
продолжать жить,-- сидеть у костра и шить, работать на кухне, выпекая хлеб, 
видеть своих детей, играющих около очага. Она всегда будет видеть кровь на 
этих камнях. Его горячее тело обжигало ее, его тяжесть придавила ей плечо. Все 
чувства в ней притупились, а безумные мечты на время испарились. Она видела, 
что и остальные потеряли интерес ко всему этому, просто сидели и ждали. 
Джиран помнила корону Анла и то, что преступила тот предел, у которого все 
человеческие существа должны останавливаться, нарушила все древние 
заклятья, и поэтому чужак так легко прошел мимо перьев над дверью, 
совершенно не ведая страха. Надо бы спросить об этом своего деда, но он был 
беспомощным. Вся его власть и магические чары разрушены. В первый раз она 
засомневалась в силе не только своего деда как священника, но и вообще всех 
священников. Ей удалось увидеть такую вещь, какую ее дед никогда вообще не 
видел. Она была там, где со времен королей не ступала нога человека. 
Неожиданно крепость показалась ей маленьким и незащищенным местом 
посреди окружающей дикости пустыни Хиюдж, местом, где над всем упорно 
властвовала иллюзия закона. Однако реальность была куда страшней -- она 
тяжело давила и дышала у ее плеча. Они не должны уничтожить его в своем 
безумном стремлении к мнимой справедливости, веря в свою непогрешимость. 
Она начала волноваться, задавались ли они вопросом, кто он такой на самом 
деле, увидев перед собой уставшего и раненого беглеца. Они были слепы. Они 
не могли видеть его манеры, его древнее оружие, его высокую черную лошадь, 
которую не встретишь нигде в Хиюдже. Возможно, они просто не хотели 
ничего этого видеть, иначе должны были бы признать, насколько уязвимой 
была их безопасность. А может быть, он пришел, чтобы разрушить их мир, 
превратить укрепления Бэрроу в такие же руины, как и Чадрих, проехаться в 
последний раз по затопленному миру и еще раз подтвердить славу королей 
Хию, которые пытались властвовать надо всеми и потерпели поражение, так 
же, как до них полукровки из Шию. Она не отважилась будить его. Она сидела, 
онемевшая, пока гроза не затихла вдалеке и не потух в очаге огонь, и никто так 
и не отважился потревожить не